Лоскутное одеяло

В библиотеке душно и сумрачно. Летает туда-сюда одинокая муха, вздыхают и зевают дети. — Издевательство над личностью, — мрачно бубнит Макс. — Что? — переспрашиваю я. — Я говорю, самоподготовка в субботу — издевательство над личностью, Евгений Петрович. — Возможно, личность в следующий раз попробует не отлынивать всю неделю, чтобы в субботу над ней не издевались? — Это вряд ли. Макс комкает бумажку, швыряет ею в Полифема, но непостижимым образом промахивается: в миллиметрах от цели бумажный шарик резко меняет траекторию и падает на пол. Полифем оборачивается и улыбается. — Подними, — говорю я, и Макс с сердитым сопением подчиняется. — Евгений Петрович, тут опять дроби, — жалуется Севка. Пока я помогаю ему разобраться с кусками пирога, которые нужно справедливо поделить между гостями, Макс выдирает из учебника страницу и яростно складывает её в самолётик. Кто-то тихонько фыркает, когда самолётик, просвистев над моим ухом, падает на стол. — Подними, — снова говорю я. Вместо Макса выполнять кидается Гешка. Он старательно распрямляет листок, тащит его Максу. — Не выслуживайся, Дыня, — шипит тот. Я молча достаю скотч, Макс молча вклеивает страницу обратно. Муха приземляется на плечо Полифема — и исчезает. — Долеталась, — констатирует Севка. Я делаю вид, что не заметил, как он сгрёб её своим длинным языком. Полифем с безмятежной улыбкой чертит в тетради фигуры. — Евгений Петрович, долго нам ещё? — ноет Данька. — До обеда два часа. Библиотека оглашается коллективным вздохом страдальцев. — Всё, — выдыхает Севка. — Доделал. — Страницу? — Задачу. — Давай следующую. — Ну Евгений Петрович! Севка ловит мой взгляд и с тоскливым вздохом погружается обратно в пучины математики. Гулко тикают часы. Макс старательно раздирает обложку тетради на полоски. — Ладно, — говорю наконец я, — давайте заканчивать. — А вы нас опять будете отпускать по одному? — спрашивает Гешка. — А можно меня первого? — Теперь уже нет, увы. Правила всем известны: кто хочет уйти первым, должен заниматься усердно, не спорить и не клянчить. Гешка расстроенно опускает голову. Все прибирают на столах, задвигают стулья и становятся позади них. Все, кроме Макса. Он с грохотом зашвыривает учебники на полку, яростно роняет карандаш, разламывает пополам ручку. — Полифем, формула площади параллелограмма? — Основание на высоту. Слишком легко. — Свободен. Полифем с насмешливой улыбочкой удаляется. На самом деле он доволен, что ушёл первым, но радость показать не может: корона мешает. — Гешка, двенадцать минус пять. — Я не знаю, Евгений Петрович. — Тупица, — бубнит Макс. — Не знаешь — считай, — говорю я. Гешка старательно загибает пальцы, беззвучно шевеля губами. — Шесть. Ой, нет, семь. — Свободен. Дань, в какой природной зоне обитает лев? — В любой, — бодро говорит Данька. — Неправильно. — Если в зоопарке, то в любой! — Ладно, не хочешь пока уходить — как хочешь. Сев, если ты съешь шесть седьмых целого пирога, сколько останется? — Евгений Петрович, лев обитает в саванне, — влезает Данька, пока Севка украдкой приоткрывает учебник. — Дорога ложка к обеду. — Одна седьмая, — говорит Севка. — А если её поделить пополам и одну половину съесть, что останется? — Ну Евгений Петрович! — Одна четырнадцатая, — подсказывает Данька. — Можно мы уже пойдём? — Идите. Я поднимаю с пола обломки ручки, выкидываю их в мусорное ведро. — Давайте уже мне мой вопрос, — бубнит Макс. — Хорошо, держи. Знаешь, почему ты последний? Макс поджимает губы и молчит. — Потому что я хотел с тобой поговорить наедине, — говорю я. — Угу. Макс с тяжёлым вздохом расстёгивает штаны. — Поговорить, Макс! — повторяю я и жестом его останавливаю. — Что у тебя случилось? — Откуда вы знаете, что что-то случилось? — хмуро спрашивает он. — Потому что ты обычно не такой. Он молчит. — Макс? Он всё-таки расстёгивает штаны. — Да Макс! — Вон чё, — говорит он и поворачивается, приспускает штаны, демонстрируя пятнышко мерцающей чешуи. И оглядывается, смотрит с отчаянной надеждой: — Евгений Петрович… Это просто сыпь, да?