Лоскутное одеяло

— Вот, полюбуйтесь! — говорит Клара Геннадьевна и распахивает дверь моего кабинета. — Тише, люди спят, — машинально отвечаю я. Люди — это всего один человек, если уж быть совсем точным. И он действительно спит на диванчике, замотавшись в плед, положив голову на истрёпанные папки, чуть приоткрыв рот и разметав ноги в грязных кедах: левая на подлокотнике, правая на полу. — Вы что-то делать собираетесь? — шипит Клара Геннадьевна. — Само собой, — киваю я и на цыпочках прохожу в кабинет, закрываю окно и гашу настольную лампу. Лжедмитрий от этих манипуляций не просыпается. Я пристраиваю поудобнее его ноги, чтобы не затекли. Кеды все в какой-то болотной жиже, и я их стаскиваю, понимая, что уж сейчас-то он проснётся и с перепугу заедет мне пяткой в глаз. Лжедмитрий только умиротворённо всхрапывает. — Вы в своём уме? — возмущается Клара Геннадьевна, увидев, что я снова иду к двери. — Вы это так оставите? — А вы предлагаете тащить его в спальню и ставить на уши всю группу? — спрашиваю я и тихонько прикрываю за собой дверь. — Пусть спит до утра, ничего с ним не случится. — Пусть спит! — фыркает Клара Геннадьевна. — Как у вас всё просто! — А надо усложнять? Клара Геннадьевна бормочет что-то про докладные и дисциплинарные взыскания. Я не вслушиваюсь. Сразу же после обхода Клара Геннадьевна окапывается в комнате отдыха и запирает дверь, давая понять, что беспокоить себя не позволит. Я мог бы написать на неё докладную, но не вижу смысла. Уволить её не уволят, но уж точно известят, по чьей милости влепили выговор, а ссориться с Кларой Геннадьевной я бы не хотел. Сейчас-то она ко мне в принципе благосклонна, а что будет, если увидит во мне врага? Ночь проходит спокойно. Мне только раз приходится снимать с чердака лунатящего Гуньку из девятой, а в остальном всё тихо. Никто не дерётся, не бегает курить и не играет в города на раздевание. Единственная внепланово пустующая кровать — Лжедмитрия, к этому зрелищу я уже относительно привык, а сегодня волноваться и вовсе не о чем. Я раз шесть за ночь заглядываю в свой кабинет и убеждаюсь, что Лжедмитрий никуда не подевался. Он спит крепко, но беспокойно, ворочаясь и раскрываясь. Я пару раз поправляю ему плед, но потом сдаюсь. Может, человеку жарко, а я его кутаю. Ближе к рассвету я окончательно перебираюсь в свой кабинет: во-первых, наступает поистине мёртвый час, все спят, даже самые неугомонные; во-вторых, я хочу попытаться разговорить Лжедмитрия, а для этого мне надо успеть его подловить до подъёма. Секундная стрелка сухо щёлкает, шагая по циферблату. Кабинет наполняется светом. Я мог бы задёрнуть шторы, но предпочитаю этого не делать: от солнечных лучей просыпаться приятнее, чем от общего будильника. На щёку Лжедмитрия садится муха, и он смешно морщится, улыбается. Наверное, снится что-то хорошее. Я приподнимаюсь, чтобы согнать муху, и она тут же слетает, усаживается на подлокотник и негодующе умывается. В утреннем свете видны брызги грязи на футболке Лжедмитрия, хвоинки в волосах, крошечные капельки подсохшей крови вперемешку с веснушками на скуле — ободрался обо что-то колючее. Явно в лесу был. А зачем? Тоже ходил нюхать кур, как Севка? Или откликнулся на зов природы, ради единения с лесом наматывал круги? — Дима, — вполголоса зову я. Он раздражённо всхрапывает, мычит и отворачивается, утыкается носом в диван. Я снова откидываюсь на спинку кресла и жду. Часы тикают. Муха умывается. Умывается… Я соскакиваю от привычного звука будильника. На диване сиротливо лежат стопка папок и свёрнутый аккуратным рулетиком плед. — Подъём! — дребезжит голос Клары Геннадьевны. Я выхожу, присоединяюсь к ней, понимая, что сначала нужно всех разбудить, пересчитать и отправить умываться, а потом уже заниматься поисками беглеца. Может, попросить Павлика посодействовать, чтобы никто не заметил пропажи? Мы с Кларой Геннадьевной движемся навстречу друг другу по коридору, и я тороплюсь, чтобы успеть к моим пацанам первым. Распахиваю двери по очереди, наскоро убеждаюсь, что все на месте, иду дальше. Успеваю. — Доброе утро, Евгений Петрович! — галдят пацаны. Они почему-то жутко рады меня видеть по утрам. — Постели заправляем, — говорит Клара Геннадьевна. Она засовывает в спальню своё жало, явно готовясь при всех меня подколоть неудобным вопросом, открывает рот и тут же его закрывает, негодующе поджимает губы и выходит, яростно стуча каблуками. Лжедмитрий старательно заправляет свою кровать. Я оглядываюсь на Павлика, пытаясь понять, не морок ли это. Павлик занят, он лупит подушкой Мефодия. — Парни, давайте шустрее, завтрак пропустите, — говорю я. Общий кавардак потихоньку рассасывается, подушки укладываются по местам, простыни расправляются, одеяла вытряхиваются и аккуратно заправляются в застиранные пододеяльники, пацаны гуськом идут в умывальную. Лжедмитрий никак не может найти зубную щётку и ожесточённо перетряхивает содержимое тумбочки. — Молодец, вовремя вернулся, — говорю я. Лжедмитрий наконец находит зубную щётку — ею почему-то заложена страница потрёпанной книги — и чеканит сквозь зубы: — Я никуда и не уходил.