Лоскутное одеяло

Я непривычно долго топчусь под дверью, прислушиваюсь к шорохам. Тимка, наверное, читает, лёжа на животе и чуть свесившись с кровати, а книгу положив на пол. Одна из его любимых поз для чтения, а сейчас ещё и единственная удобная. Я делаю себе ещё больнее, представляя, как на лежащего Тимку запрыгивает Егор, как Тимка морщится и сгоняет его, чтобы не бередил раны. За дверью отчётливо шелестят страницы. Я наконец решаюсь, легонько барабаню по двери кончиками пальцев: — Тим, можно к тебе? Он не отвечает, и я поворачиваю дверную ручку. Тимкина комната — угловая, с окном на две стены, светлая, радостная. В солнечных лучах кружатся редкие пылинки, оранжевые шторы сияют янтарём, за ними причудливо изгибаются тени пальм в высоких горшках. Тимка с Егором эти пальмы обожают: Тимка их поливает и подстригает маникюрными ножницами, Егор нагибает лапой и безжалостно обгрызает. Я ни разу не видел, чтобы Тимка ругал Егора за это. Я ни разу не видел, чтобы Тимка вообще ругал Егора. Он относится к нему с явным почтением. — Тимофей? На полу валяется раскрытая книга. На аккуратно застеленной стёганым покрывалом кровати возлежит Егор. Я подхожу и глажу его по загривку. — Не знаешь, где Тимка? Егор сердито щёлкает ухом и запрыгивает на низкий подоконник. — Из солидарности дуешься? — спрашиваю я и сажусь на кровать. — Ну что тут скажешь, справедливо… Егор фыркает и отворачивается, сложив уши самолётиком. Он сейчас абсурдно похож на Тимку: вся эта говорящая поза, даже линия скул — есть у котов скулы? — и разрез глаз. Ладно, предположим, вместо тёмно-каштановых волос у Егора выгоревшая в рыжину чёрная шерсть, а глаза не карие, а обычные зелёные, но всё же. Меня так цепляет это сходство, что я вынимаю телефон и начинаю листать галерею. Почему-то совместных фото кота и сына у меня очень немного, а на тех, что есть, я такого сходства не нахожу. Егор там какой-то не такой. Может, дело в игре света, не знаю. Мне попадается фотка Егора с Алей, и вот на ней я снова вижу сходство. Выходит, от ракурса всё зависит, надо понаблюдать. — Эх, Егор… Я перебираюсь на банкетку возле окна, почти ожидая, что Егор демонстративно пересядет. Он остаётся на месте, невозмутимо делает хобу и вылизывается. — Тебе хорошо, ты кот. Ни забот у тебя, ни хлопот… Егор замирает, смотрит исподлобья. Меня почему-то накрывает стыдом. — Вот как мне теперь быть, кот? Я уже второй день хочу извиниться, а не получается ни черта. Егор смотрит внимательно. То ли слушает, то ли просто залип, как это бывает с котами. Он вообще-то уже старый. У Алиных родителей было несколько котов, все одинаково чёрные, полупушистые. Егора они нам подарили, когда мы съехались, и он был уже взрослый, а значит, ему лет пятнадцать, если не больше. — Понимаешь, какая ерунда, Егор… Меня по-другому воспитывали. Родители всегда правы, авторитет, вот это всё. Егор фыркает. — Угу. Меня один раз отлупили за то, что деньги украл. На следующий день деньги нашлись, мама их в карман из кошелька переложила и забыла. Думаешь, извинились? Хрен. Егор дёргает ухом. — Да я не на жалость давлю, я не к тому. Просто я всю жизнь думал, что я-то таким не стану, понимаешь? А сам… Вообще-то у нас с Тимкой всё было не так драматично, без невинно осуждённых и без доказательства невиновности после казни. Тимка лазил по карьеру со своими друзьями, я узнал после того, как их там чуть не загребли ковшом экскаватора, ну и выдрал. Конец истории. — Тимка теперь думает, я его не люблю. Я вчера к нему сунулся и знаешь что? Начал городить про то, как он сам виноват. Не понимаю, Егор. Почему всегда так? Тимка и так знает, что был неправ, но ведь и я тоже! Я это знаю, признаю, а сказать — ну никак, понимаешь? Егор мягко запрыгивает ко мне на колени и тычется лбом. Я осторожно запускаю пальцы в мягкую шерсть. Егор мурлычет и месит тесто, втыкая когти мне в живот. Я терплю. Глажу его по ушам. На краешке левого нащупываю узелок и поражаюсь такому совпадению. Тимка недавно проколол ухо, а Егор взял и обзавёлся шрамом на этом же месте. Видимо, снова из солидарности. Я наклоняюсь и целую кота в макушку. — Хорошо, что у Тимки есть ты. Егор сворачивается пушистым клубком у меня на коленях и улыбается. Говорят, улыбаться умеют только собаки. Это неправда, коты тоже могут, просто не всегда хотят. — Ладно, я пойду, — говорю я наконец. — Поищу Тимку. Егор спрыгивает на пол и убегает из комнаты, гордо задрав хвост. Я одёргиваю чуть смятое покрывало, поднимаю с пола книгу, перекладываю её на банкетку, вместо закладки сунув оборванный Егором пальмовый листик. Снова тяну время, снова струсил. В коридоре раздаются шаги. Я оборачиваюсь. Тимофей стоит на пороге, вопросительно глядя на меня. — Тим… Если уж я смог сказать это коту, то и сыну смогу. Тимка молча подходит и обнимает меня, и я шепчу, уткнувшись ему в макушку: — Прости. — И ты, — говорит он. Я смотрю поверх его волос в коридор, ища Егора, но его нигде не видно. Наверное, ушёл по своим кошачьим делам.