Остывший глинтвейн

      В руках сиротливо догорает последний бенгальский огонёк, которым нет желания размахивать с тем же задором, с каким за спиной пробегают радостные дети, спешащие в новогоднюю ночь поскорее домой — к столу, подаркам и семье. Забытые дома перчатки оборачиваются замёрзшими пальцами, но это кажется наименьшей из проблем для Станиславы.       Лучший друг с завидным упрямством игнорирует десятки отосланных сообщений; и с относительно вежливой просьбой прислать деньги на проезд обратно, и с угрозами, и с контастацией факта о том, что он, в общем-то, тот ещё мудак.       Именно он уговорил всё же приехать отпраздновать новый год с семьёй, а не в одиночестве, в своей квартире, в другом городе — знал ведь, что со своими родителями она не ладит ещё с тех пор, как впервые сбежала из дома. Но младший брат, в котором Станислава души не чает, стал решающим фактором — он хотел хотя бы один Новый год отпраздновать вместе с ней и долго упрашивал её об этом.       Не вышло.       Станислава чувствует себя почти виноватой за то, что в очередной раз сбежала и от ответственности, и от скандалов, но эгоизм победил любовь к брату.       Потухший огонёк Станислава брезгливо бросает в уже давно остывший глинтвейн, который раздавали на предпраздничной ярмарке в парке. Вышло переждать там пару часов, прежде чем её не свернули, поскольку все, навеселившись в кругу случайных людей, обменявшись стаканчиками с горячим вином и задорно горящими бенгальскими огнями, поспешили домой. Праздновать с близкими.       И что делать тем, у кого этих близких нет?       Хочется думать хоть о чём-то хорошем, но в мыслях лишь насмешка — на улице Новый год она ещё не праздновала.       Незабываемый опыт.       Находятся силы встать с облюбованной скамейки в парке, чтобы прогуляться по оживлённому городу — иначе, кажется, она окончательно замёрзнет. Становится чуть теплее от общего настроения праздника, словно она сама — тоже часть этого, пусть не греется в каком-нибудь уютном доме, в чьих окнах переливается разноцветная гирлянда.       Бесцельную прогулку по украшенным улочкам нарушает неожиданно повстречавшийся… Дед Мороз.       Дети, которых ещё не успели вернуть домой после последних закупок в уходящем году, вешаются на него, счастливо хохоча, и он отвечает им таким же задорным смехом, приковывая внимание. Родители заигравшихся детей устало улыбаются, но настойчиво напоминают о необходимости вернуться домой — ни один из них не уходит, перед этим не взяв с Деда Мороза торжественное обещание точно-точно прийти к ним на праздник и принести подарок. Мальчишка — по голосу слышно, но только не восторженным ребятишкам, — обещает, зная, что родители обязательно сделают работу за него и никто не расстроится, и машет им на прощание.       А после, когда он поправлял свою роскошную голубую мантию, они пересеклись взглядом. И что-то заставило его с тем же задором махнуть ей, давно вышедшей из того возраста, когда верится в чудо, а после — и вовсе подойти.       — Выглядишь… не слишком празднично.       Станислава на такую приветственную фразу фыркает, и с языка чуть не срывается с чего ты взял? По ней ведь сразу видно, что она воплощение празднования — и по красным-красным щекам, мороз на которых уже давно не чувствуется даже, и по несчастному стаканчику с холоднющим глинтвейном, который некуда было выбросить, и по настроению, с которым она выдаёт насмешливое:       — Не понимаю о чём ты, я самый счастливый человек в мире.       — Если бы с таким же тоном сказала, что хочешь меня убить, я бы поверил больше, — мальчишка хохочет, стягивая фальшивую бороду, чтобы оголить довольную улыбку, — могу помочь чем-нибудь? Будем считать это акцией в честь праздничного чуда.       Станислава скептично выгибает бровь, давая понять, что в чудо она мало верит, и всё же спрашивает:       — Самому-то по душе на улице шляться, а не дома праздновать?       — Я потерял билет на самолёт домой, — мальчишка беззаботно пожал плечами, — предлагал пешком дойти, раз купить другой уже поздно, а младшеньких расстраивать не хотелось. Мне сказали, что я дурак и не стоит доходить до таких крайностей, лучше на Рождество спокойно прилечу. Так что… праздную с прохожими, согласившись на костюм ради атмосферы. Не одному же в квартире сидеть. А ты?       — Потеряла желание праздновать с семьёй, — Станислава хмыкает в шарф, — а лучший друг, видимо, нажрался до курантов, так что не может мне не то что подкинуть денег на такси, но вообще телефон в руки взять. Ненавижу его всей душой.       Мальчишка смеётся, а после, чтобы не зацикливаться на плохом, переводит всё в шутку:       — Значит, мы с тобой две потеряшки, да?       Станислава хмыкает, отворачивается. Две потеряшки. Вот… дурила. Хочется сказать гадость, чтоб чуть поднять себе настроение, — и чуть испортить его мальчишке, но не выходит. Новогоднее чудо, чтоб его.       Пластмассовый стаканчик без сожаления летит в недалеко стоящую мусорку, позволяя спокойно спрятать руки в карманах пуховика. Мальчишка замечает этот жест — задумывается на мгновение, а после беззаботно стягивает свои рукавицы от костюма и зажимает их под подмышками, чтобы удобнее перехватить её руки. Станислава смотрит недоуменно, но позволяет вызволить замёрзшие ладони из тёплого плена карманов и натянуть на них ярко-красные перчатки Деда Мороза. Тёплые. Как и его пальцы.       — Если бы я встретила тебя ребёнком, я бы утратила веру в чудеса намного раньше, — произносит Станислава, совершенно не в тему, чтобы унять небольшую неловкость.       — Я уверен, что наша встреча, наоборот, заставила тебя поверить в чудо, — хохочет мальчишка, — могу попытаться сбежать и предложить отпраздновать вместе. Придётся шокировать детей, сказав, что Деда Мороза украли, но я не против, если меня украдёт кто-то вроде тебя.       — Отпраздновать вместе? С первым встречным? — Станислава фыркает, выгибая бровь. — Ещё и домой зовёшь? Точно дурак.       — Почему нет? — мальчишка с беззаботной улыбкой вновь пожимает плечами. — Потеряшки должны держаться вместе.       — Я даже имени твоего не знаю, — Станислава пытается скрыть за напускной хмуростью насмешливую улыбку, вызванную его глупыми словами, — как мне тебя звать? Дед Мороз? Санта Клаус? Потеряшка?       — Потеряшка звучит отличным вариантом, — мальчишка широко улыбается, — но лучше зови меня Аяксом. Сейчас вернусь! У меня дома салатики наготовлены, хотелось чем-то себя заняться. Уверен, что ты заценишь! И я рад, что мне не придётся самому их есть первого января!       Всё это глупо — соглашаться на подобное с каким-то мальчишкой, что гулял в костюме Деда Мороза по улице и радовал детей, и что просто так наготовил праздничные салаты, хотя даже праздновать не собирался, а теперь зовёт её к себе домой, просто потому что они… вот так встретились. Дурила и только — иначе не выходит его назвать.       И всё равно почему-то остаётся ждать своего потеряшку, пока он убегает сдать костюм хозяину.