365 кошмаров Wednesday Addams

***

      Дом, в котором содержалось несметное количество комнат, погребов, подвалов, кухонь одномоментно превратился в сущий хаос: в образцово-накрахмаленных передниках сновали служанки, слышался топот лакеев и охраны, в воздухе отдавало всеобщей паникой. Пагсли Аддамс беззаботно поглощал предоставленные в его скромное распоряжение леденцы, пачкая пухловатые пальцы сладким черничным джемом. Мальчик упивался атмосферой беспорядка, блаженно растягивая лакомство и поочередно открывая то один, то другой глаз, как бы подглядывая. Он расположился на небольшой козетке , отороченной овчиной, и выжидал по велению отца. Где-то в другой комнате пару раз промелькнула фигура Мортиши, за ней увивался чересчур падкий на неприятности Вещь, спутывая длинную юбку платья Миссис Аддамс. — Тебе повезло, — хмыкнул брат Уэнсдей, облюбовав новый карамельный виток леденца и вгрызаясь в него своими молочными зубами. — Побывать на похоронах — настоящий праздник! Младшая сестра Ксавье, Циара, не разделяла такого воодушевления, затравленно провожая зеленой радужкой глаз этого чудаковатого гостя. Сперва мальчик бессовестно съел все обмылки в их доме, не брезгуя даже остатками хозяйственного мыла, затем позарился на букет изысканных роллов, составленный по случаю приёма гостей, и теперь с невозмутимостью прикончил единственную сладость, которая могла бы доставить девочке удовольствие. Она продолжала молча взирать на него с долей сочувствия и отвращения — их неоднозначные переглядки на протяжении ужина вызывали в ней давно угасший трепет. Циара бесконечно сильно любила покойного отца, старалась баловать его новыми знаниями, ведь только так непроницаемого и скудного на чувства Винсента Торпа можно было растрогать. Она научилась читать раньше остальных, в точности переводила сакральные тексты древних мыслителей, свободно изъяснялась на латыни и нередко пугала других обитателей родового поместья: слова, которые рвались, как смертоносные стрелы, по желанию десятилетней проказницы, могли превратиться во вполне осязаемый предмет. — Это твои первые похороны? — бестактно промолвил Пагсли, оттирая пальцы черным платком. — Тогда понятно, откуда эта мрачность на лице. — Мальчишка улыбнулся каким-то своим глуповатым мыслям и начал болтать ногами, что не укрылось от поникшей Циары. — Да, мои... — отец учил никогда ни при каких обстоятельствах не выказывать слабость, но слезы нескончаемыми потоками заполонили собой всё разрумянившееся личико девочки. — Первые похороны. Пагсли заметно стушевался, во все глаза выискивая или родителей, или Ларча, или Нейда, да хоть кого-нибудь, кто был способен прекратить страдания Мисс Торп. Он боялся всем своим существом ляпнуть что-то несуразное, такое, что доведет Циару до ещё большей истерики. Аддамс вытер остатки сладости о свои идеально отглаженные брюки, хлюпнул носом, вспоминая Уэнсдей, и прижал девочку к себе, не соображая, как быть дальше. В этом платье поразительно чёрного цвета, как самая безлунная ночь, прямого кроя, она походила на невинную маленькую монашку, а ее светлые локоны, так напоминающие цветом волосы Ксавье, вились по спине смешными спиралями. Пагсли сравнил их с формой самой вкусной на свете итальянской пасты. И облизнул губы. — Траур — это не всегда плохо. — Решился продолжить Аддамс, глядя, как его полосатый свитер постепенно напитывался солёной влагой. — Ксавье и Уэнсдей тоже познакомились на похоронах между прочим. Циара встрепенулась, ее до этого дрожащие плечи опали. Она подняла на Пагсли лицо, увитое гроздьями непрошенных слёз, и с выражением сказочного обожания навострила уши. — Мне мама рассказывала, — Пагсли пожал плечами, смущённый тем, что его не отталкивали и не насмехались. — Что Уэнсдей не дала твоему брату стать поджаренным обедом. Она спасла его от смерти. — Мне Ксавье никогда не рассказывал об этом... — изображая недоумение, девочка утёрла нос рукой и оторвалась от Пагсли. Только сейчас она сообразила, что из его рта пахнуло мылом. — А сейчас у тебя есть повод гордиться. — Подбадривал он, чувствуя себя слабым и ничтожным. — Твой отец отправился в Ад. — Вряд ли этими словами он принёс Циаре облегчение, потому опомнился: — Где наверняка будет править. Он же сильный. Ксавье объявили в международный розыск и это самое лучшее приключение, что только может быть. Аддамс мечтательно воспарил в своих мыслях, живо представляя себя на месте Уэнсдей, жестикулируя пальцами с видом, полным безудержного веселья. Они трагически разбились о тихий вкрадчивый голос Циары: — Ксавье хороший. — А Уэнсдей плохая. — Испустил вздох Пагсли. — Но с ней можно выжить, если знать как.       Вечер вместе с осенней прохладой принес с собой проливной дождь. Он не останавливался ни на мгновение, перестуком капель напоминая о предстоящей траурной процессии. Пагсли ни словом не обмолвился с Циарой, наблюдая за девочкой с приличного расстояния. По общей договоренности Аддамсы должны были покинуть пределы поместья Торпов еще вчера, но неумолимо задерживались. Мальчишка резво, насколько позволяла ему грузная комплекция, соскочил с диванчика и устремился к Нейду. — Скорблю вместе с вами, — тихо прошептал Пагсли, пнув парня в бок. — Теперь ты старший? — лицо Нейда, ставшее на три тона ожидаемо белее, вновь стало беспристрастным. — А ты не так глуп, каким кажешься на первый взгляд. — Торп-старший почесал в раздражении нос, не удостаивая Пагсли взглядом пепельно-серых глаз, таких, как у Винсента. — Очевидно, что да. Что-то хотел? Мешковатая фигура брата Уэнсдей показалась ему особенно обезображенной на фоне подтянутого Нейда Торпа. Он сконфуженно затрясся, глядя на свои лакированные ботинки. — Что случилось? Вообще что случилось? — в голосе Пагсли безоговорочно слышались отголоски нарастающей паники.       Брат Ксавье специально томил гостя ожиданием — смерть отца не стала для него неприятной неожиданностью, скорее стала объяснимой закономерностью: когда-то этому суждено было случиться. Старший наследник уважаемого мага с детства помнил две основные заповеди отца. Ту, где Винсент восхищенно повторял, что он потомок великого рода и ту, где голословно утверждал, что Нейду уготована важная миссия. Парень долго смаковал эти идеи, перенимал у отца буквально всё: от манеры поведения и повадок до предпочтений в одежде. По разумению Нейда Торпа, с сегодняшнего дня бразды правления переходили целиком в его руки. — Мой отец умер от инфаркта. — Тон двадцатилетнего Торпа сделался жестким. — Во время спиритического сеанса родителей. Я не видел его тела, но мама говорила, что отца готовят к процедуре кремации. — Что-то еще? — Ищейкой Пагсли можно было назвать с большой натяжкой, но прознавать о кознях Уэнсдей он научился блистательно с первых лет жизни. — Ты очень любопытный, Аддамс. — Я хочу домой. — Пожаловался Пагсли, отметая мысль даже о похоронах, которые обычно придавали ему жизненных сил. — Ты еще заплачь, как девчонка. — Передразнил его брат Ксавье и обвёл взглядом зал. — Наш дом со вчерашнего вечера охраняется десятками полицейских. И не только из-за отца. Нейд подозвал Пагсли к зашторенному окну, в которое тут же пробился луч света, исходящий от фонарей в саду, и поставил перед собой из-за ощутимой разницы в росте: полицейские прочёсывали каждый клочок земли, вооружившись металлодетекторами, собаками, рациями. За громоздкими воротами высились билборды с изображением Ксавье и Уэнсдей. Мужчины в форме как раз заканчивали клеить последние стыки. — Их ищут с момента исчезновения. — Осклабился Нейд, выпуская из тонких пальцев ткань штор. — Инспекторы кружат здесь, как стая коршунов над добычей. Смерть Винсента Торпа существенно подпортила им кровь. Поэтому никого, включая вас, они не выпустят. — Мы здесь, как селедки в банке. — Утвердительно поддакнул Пагсли, нарываясь на полный смятения взгляд Нейда. — Ты всё переводишь в любовь к еде?       Оперативные группы спустя несколько часов покинули поместье Торпов, среди них остались заядлые полицейские, желающие совершить подвиг и выслужиться перед государством. Семь мужчин с автоматами на плечах, одетые до неприличия эффектно, произвели на Пагсли внушительное впечатление, но он был уверен, что сестра ускользнет даже от безупречных воинов. С Винсентом попрощались все вскорости: процесс сожжения тела не занял более часа, семья Торпов сгрудилась вокруг Винсента, умываясь слезами. Аддамсы находились поодаль. Мортиша уходила из крематория последней, озираясь по сторонам. Миссис Аддамс удалось ликвидировать проклятую бумажку, которая истлела, как и кости ее бывшего жениха. Губы, подкрашенные черной помадой, растянулись в улыбке. — Долго нам сидеть всем вместе? — Полыхая от возмущения, спросила Аннабет, горделиво вскидывая заостренный подбородок спустя двадцать минут. — У нас траур, пропали дети, а вы ни черта не делаете! — Аннабет, милая, они считают нас сообщниками наших детей, — прервала тишину Мортиша, положа холодные пальцы поверх ладоней Гомеса. — И наверняка думают, что мы знаем, где они. — Чушь. — Взвинченно подкинулась сражённая горем женщина, весь свой гнев направляя на инспектора, который держал их в гостиной чересчур долго в окружении несловоохотливых бойцов. — Наши ребята разослали ориентировки Ксавье Торпа и Уэнсдей Аддамс по всем штатам, а также подключили Интерпол. Мы их непременно найдем и без вашей помощи. — Отчеканил лысеющий инспектор, тростью пробивая пол в гостиной. Его натренированный взгляд прошёлся по всем присутствующим. — А вы посидите здесь до выяснения обстоятельств. — Но это удержание против воли! — Вскипел нетерпеливый Нейд, которому меньше остальных улыбалась перспектива отдуваться за грешки нелюбимого брата. — К тому же, из Ксавье такой же преступник, как из меня повар. — Из его глотки вырвался насмешливый вопль. — Всем оставаться на местах! — Инспектор тяжело дышал в косматые усы и оставался непреклонным. — Я имею право удерживать вас ещё ровно сутки. За это время мы их найдем, будьте уверены, дамы и господа. — А в уборную можно? — Поинтересовалась мать Уэнсдей, изображая подавленность и нестерпимую боль от скорби. Инспектор кивнул, подавая знак одному из полицейских сопровождать женщину. Она встала, расправляя складки платья, и исчезла за дверью вместе с громилой.       В отражении на Мортишу Аддамс глядела ее точная копия — только взгляд ее сделался колючим, губы сомкнулись от пронзительного страха, что медленно проникал под корку, вынуждал безропотно подчиниться и колебаться. Прежнее хладнокровие женщины улетучилось вместе с липким, мерзким страхом. Продолжая недовольно рассматривать лицо в зеркале, Мортиша ухватилась за кончик кулона — такого же, которым наградила Уэнсдей. Подушечками пальцев исследовала его на предмет щекочущей шероховатости и удивленно вскинула брови. Мортиша Аддамс с головой окунулась в воспоминания трехмесячной давности:       В предрассветной дымке чётко прослеживались контуры мужской фигуры. Человек надвинул воротник чёрного пальто на нос, тщательно скрывая глаза от мира. Он отошёл в тень, избегая прямого попадания света на его искажённое гневом лицо. Утро только вступало в свои права, окрашивая тихие улочки в небесно-синие оттенки. Рука мужчины час от часу поднималась, он бросал короткий, полный нетерпения, взгляд на наручные часы и презрительно фыркал, меряя улицу шагами. — Опаздываешь, Мортиша. — Объявил мужчина, не оборачиваясь. Плечи, обтянутые осенним пальто из парчи, дрогнули. Конечно, Винсенту Торпу не нужно было утруждаться, стопроцентно зная, что перед ним появилась Миссис Аддамс. — Эти прогулки по кладбищу так...вдохновляют. — Резонно подметила мать Уэнсдей и шепнула вдобавок: — У меня для тебя порция новых кошмаров, Торп.       Мужчина взглянул своими серыми, как отблески стали, глазами, обернулся в профиль, чтобы сполна насладиться королевской осанкой Мортиши. Их встречи всегда без исключений проходили под грифом секретности и имели неформальный, но не менее важный характер — два медиума, черпающих информацию из видений, обменивались деталями. Посвящать Аннабет и Гомеса в столь интеллектуальные беседы никто из них не планировал. Разговоры велись и на испанском, и на португальском, и на украинском языках, переходили на разные тональности и подкреплялись небольшой прогулкой. На том Винсент и Мортиша ограничивались. Родителей Уэнсдей и Ксавье связывала давно забытая тайна, которая невидимой тучей нависла над их головами. Мортиша привычным жестом ледяных пальцев вцепилась под локоть мага и молчаливо побрела вперёд. — Что на этот раз тебя привело ко мне, любезная Мортиша? — Винсент казался податливым и жидким, словно желе, и рядом с ней терял напускную строгость и напыщенность. Становился обычным человеком. — Все плохо, Винси. — Дрожь прошла по телу Миссис Аддамс и кольнула в сердце тупым ударом. Из-под полы своего наряда женщина явила на свет свёрток, перетянутый нитью. — Помнишь наше соглашение? Подписанное соглашение об отказе от помолвки? — Конечно. — Гримаса сожаления на миг изуродовала лицо Торпа, но мужчина скоротечно преобразился. — Мы договорились, что он будет у тебя. Что не так? — Помнишь, что сказали твои родители, Торп? Винсент угрюмо кивнул — тема сегодняшней беседы ему досаждала, ставила в неловкое положение, изрядно била по нервам так сильно, как он когда-то бил сына. От этого ему сделалось в разы хуже. — Что за отказ однажды придётся щедро заплатить, так как мы нарушили волю предков и все такое. Ты не развелась с Аддамсом, переняла его силы и не укрепила наши священные узы... — Винсент терял терпение, остриём ботинка очерчивая круг на дорожке из гравия. — Я все испортила, Винси... — пробормотала Мортиша, сбрасывая свои руки с руки Торпа, избавляясь от него, как от склизского насекомого. — Что ты сделала? — Он не воспринял всерьёз этих слов, хотя Аддамс не отличалась пустословием. — Сегодня ночью я как обычно ухаживала за чёрными георгинами, любимыми цветами Уэнсдей на кладбище. — Облачко пара вырвалось из уст Мортиши, ускользая змейкой вверх. — И ко мне явился дух Гудди Аддамс. Девушка сказала, что я могу прервать узы Торпов и Аддамсов без последствий. Нам не обязательно становится заклейменными силой огня. Мучиться от этого, сгорать во снах, в рисунках, в жизни. — Она вздохнула. — Да, я знаю о проклятых рисунках, Ксавье, его секретном альбоме. — Так .. — Винсент вникал в самую суть, поражаясь своему спокойствию. Мужчину будто опоясала с ног до головы безмятежность. — Попросила в точности повторить одно заклинание. Я принесла для этого книгу, огарок свечи, выпустила каплю крови. — Мортиша уставилась на Винсента совершенно безумными глазами. — Но не стала идти к тебе. Гудди Аддамс ждала, что мы избавимся от этого вместе. — И ты не пришла. — Только вместе мы могли разрушить этот дар огня и заниматься привычными вещами в своих семьях. — Ладони Аддамс вспотели от нарастающего напряжения. Она сделала немалое усилие над собой и взглянула на лицо собеседника без тени ужаса. — Ты сделала это одна. — Подытожил Винсент, сжимая переносицу обоими пальцами в задумчивости. — Да. — Каковы последствия? — зубы Торпа клацнули, как у волка, челюсть сдвинулась, заиграли желваки. — Я пробудила Властелина. Проклятие совершенно точно перешло на Уэнсдей и Ксавье. — Хлопок. Крик. Надрывистый, отчаянный заглушил все остальные звуки — Винсент Торп на глазах лишался возможности передать родовую силу Нейду, проклятие ложилось на плечи Ксавье, а он мог в одночасье потерять обоих детей. — Ты его видела? — Нет. Но Гудди сказала, что если он получит своё, то Уэнсдей навсегда пропадет в бездне, Ксавье умрёт, а наши родовые линии перестанут существовать. Никаких Аддамсов. Никаких Торпов. — Надо разделить Уэнсдей и Ксавье. Они не должны быть рядом. Или же...— В голову мага закрадались разрозненные мысли, которые никак не собирались воедино. — Они могут быть рядом, но изолированными. Чтобы мы о них не беспокоились, пока будем ловить этого ...! — Тише. — Решительно оборвала его мыслительный процесс Мортиша, встряхивая мужчину за предплечья. — Он в Неверморе. Уэнсдей и Ксавье там. — Значит, я заберу Ксавье оттуда. Он будет дома под моим присмотром оттачивать свои навыки. Я не дам сыну умереть, Аддамс. Они распрощались на грустной ноте, как несостоявшиеся любовники, что носили под рёбрами общую грязную тайну. Мортиша с горечью и тяжёлым сердцем осознала, что Уэнсдей ни за что не простит ей эту глупость. А значит никогда и не узнает. Мортиша Аддамс приложит все магические способности, чтобы оградить дочь от Ксавье Торпа и, в особенности, от Властелина. Она пробудила исчадие Ада, искавшее смерти Уэнсдей Аддамс. Выпорхнула Мортиша из искрометных оков воспоминания достаточно просто — распахнула подёрнутые пеленой глаза, приложила ладонь ко рту, всматриваясь в собственное отражение по ту сторону зеркала. От её тяжёлого взгляда все осколки грозились рассыпаться враз, но опостылевшее ей самой лицо, продолжало с осуждением пялиться. Настолько тошно стало Мортише, что она вывернула с мясом кран и ополоснула щеки. На скулах проступила болезненность. Кошмар отражения отступил, но больше Аддамс не хотела смотреться в зеркало и видеть в нём свои пороки. Главное — она похоронила проклятое брачное соглашение вместе с Торпом, остальные тайны женщина намерена была никому не открывать вплоть до гробовой доски.

***

      Лиловая жидкость по взмаху костлявой руки очутилась на дне гранёного стакана. Её обладатель поморщился с видимой неприязнью, прежде чем разбавить полученный раствор несколькими каплями дистиллированной воды. Вода пошла причудливой рябью и всколыхнулась — образовалась долгожданная пена пленительного белого цвета, сама жидкость окрас нисколько не изменила. — На, — зловещий голос протрещал над ухом, а костлявые руки протянули стакан. — пей, должно стать легче.       Тайлер Галпин жадными глотками принялся отхлёбывать содержимое стакана — на вкус раствор показался парню горьким, как корни полыни, источающим в довершение дурной аромат. Однако после пары-тройки мелких глотков Галпину стало легче: повреждённая переломом конечность затянулась и приняла совершенно обычный человеческий вид. Тайлер распростёрся на полу в гостиной, взирая с долей непонимания на Властелина. Последний почти миролюбиво склонился над парнем и следил за тем, чтобы весь раствор до последней капли обжёг горло Тайлера и проник в организм, всасываясь в кровь. — Я солгу, если скажу, что не хотел причинить тебе боль. — Не без тени лукавства отозвался Властелин, на удивление помогая Тайлеру хотя бы сесть, не заикаясь о большем. — Обстоятельства бывают такими непредсказуемыми, как твой приход ко мне двумя днями ранее. Улыбка, которая походила на звериный оскал, испещренные веснушками щеки, и холодные бесчувственные глаза, что отливали красноватой дымкой, заставили Тайлера всего сжаться. Будь его воля, он бы уменьшился до размеров комнатного паучка — его и так, и так грозили раздавить одним лишь пальцем. Положение было если не гибельным, то устрашающим. Краска схлынула с некогда розового лица парня, смешной рыжий завиток над лбом был им же убран в сторону. — Ты пролежал в отключке два дня, Тайлер. И я решил, что тебе нужно просыпаться. — Властелин подёргал Тайлера за щеки, обращаясь с ним, как с собственностью, и вытянулся в полный рост. — А отец? — Властелин пригласил парня сесть на диван, всем своим довольным видом показывая, что Галпин оправился от потрясений после «целебного» отвара. — Где он? — Я начну с самого начала. После событий, когда мне пришлось переломать тебе обе руки. — Этого зверя в облике человека, очевидно, забавляла игра в доктора, Тайлер же втянул голову в плечи и принялся слушать.       Хруст вафельной крошки, равно как и вкус, приводили Властелина в детский восторг. Он с детства питал некоторую слабость к разного рода угощениям, потому уплетал принесённые поварихой кушания за обе щеки с завидным аппетитом. Когда он нервничал, подошва его ботинок беспрестанно ударялась о пол, вызывая характерный рокот. Заседание, на котором вершилась его судьба и судьба драгоценной Уэнсдей Аддамс, началось. Властелин без труда мог бы пробиться в ряды слушателей или, например, присяжных — натянуть на голову дурацкую шапочку и скрыться под сенью темно-синего плаща, однако он терпеливо выжидал, время от времени поглядывая на часы. Раскрытый секретер, доверху забитый материалами дела Уэнсдей Аддамс и Ксавье Торпа, мозолил глаза. Парень выбрал крайнюю страницу и углубился в чтение.       По его подсчетам, благодаря слаженной работе команды Донована Галпина, Ксавье мог угодить за решетку на добрых пять лет, из которой ему уже никогда не выбраться — лично его руками. Спонтанное убийство Ксавье Торпа, продуманное до мельчайших подробностей, лишь томительно ожидало своего часа, как Властелин — вынесения приговора. С девчонкой картина вырисовывалась ещё краше — похитить строптивую, бунтарскую натуру Уэнсдей Аддамс из клетки было для него проще простого. А любезно предоставленные Властелином улики и отравленные прутья клеток в зале заседания выступали главным козырем в этой игре за выживание. Улыбка от уха до уха — похотливая и самоуверенная, избороздила его задумчивое лицо. — П-п-прости-те, — заикаясь, вскричал Тайлер, сметая на ходу все собранные документы. Листья взмыли вверх и рассыпались. — Они исчезли из клеток прямо в зале суда. Бледный, как сама смерть, Тайлер лихорадочно перебирал руками, учащенно дышал и, казалось, вспотел. Парень в считанные минуты преодолел расстояние от Джерико до окраины города — своего дома и пал ниц перед ничего не выражающим ликом Властелина. Тайлер едва не рыдал, не представляя, что с ним сделает это «нечто», целиком ослеплённый кошмаром. Пропали — плохо. Ксавье Торп жив — хуже. Они исчезли вместе — немыслимо, вопиюще. — Успокойся. — Рявкнул мужчина, отделываясь от хнычущего на коленях Тайлера. — Твой отец выполняет свою работу? — Да. — Пробормотал парень и воззрился с опаской на мужчину снизу вверх. — Он с коллегией судей обсуждает инцидент. Скоро они будут во всех новостях. Ориентировки готовятся, их найдут.       Пальцы Властелина забарабанили по деревянному подлокотнику кресла, на котором он восседал, глаза яростно прожигали дыру в Тайлере, рот искривился в язвительной усмешке. Эти двое — поистине удивительная находка: он пожаловал к ним в форме бестелесного духа, потревожил сон, забрался в головы, представился Духом покойного предка и они были готовы лизать ему пятки. Смерив парня насмешливым взором красных глаз, Властелин без колебаний сломал парню сперва одну, затем вторую руку, Тайлер с диким воплем лишился всех чувств — очередная игрушка пришла в негодность. — А теперь ты мне нужен, понимаешь? — Заискивающим тоном закончил повествование мужчина, поглаживая Тайлера по макушке. — И что вы собираетесь делать? — Мне мало восемнадцати жертв. Я найду их сам, но для этого мне следует напитаться кровью. Я выйду на охоту сегодня вечером.       Тайлер похолодел от услышанного: ему отнюдь не нравилось выполнять приказы безумца, который представился их предком, однако дымчатая оболочка и красные глаза чересчур красочно отпечатались в сознании Галпина. Отец пошел на эту безумную сделку с самим Дьяволом во плоти из-за возможности воскрешения жены. Донован горевал по ней долгие годы и любая возможность воскресить жену, чудилась шерифу выигрышной партией. Плевать, сколько невинных душ придётся погубить ради мимолётной улыбки матери Тайлера.       Парень не осуждал, не отговаривал и не спорил — Властелин взаправду мог вернуть Француазу к жизни, они снова были бы обречены на счастье. У него был личный мотив помогать чудовищу — Властелин лишал Тайлера мук превращения в Хайда. Он сам становился им, сам убивал и сам убирал трупы, складывая их на городской помойке за складами или обгладывая их для восполнения своих магических сил. В глубине души, той её светлой части, что ещё пульсировала крохотной точкой в груди, Тайлер Галпин испытывал к Уэнсдей симпатию, но жажда освобождения была в разы сильнее. Он допытывался, зачем этому отродью в элегантных нарядах Аддамс, на что получал, как минимум, пару ударов под дых. Тайлер не мог защитить девушку и горько сожалел об этом. Парень превратился в заложника своих желаний. — Хорошо. — Прошептал Тайлер и повесил голову. Его ожидала весьма болезненная процедура. Он самостоятельно выдернул из каменного основания кольца, к которым крепились цепи в подвале дома, обмотал себя ими да потуже, уставился на Властелина. Казалось, тот весь лучился от счастья. Мужчина произнес какие-то сумбурные заклинания, его голос набатом бил по вискам, с которых градом лился пот, приставил ладонь ко лбу Тайлера и высосал из него все жизненные соки. Плоть Галпина рвалась на части, изнывала, кожа горела огнем, отслаивалась от костей и пузырилась. Когда всё закончилось, Тайлер отворил глаза — перед ним стоял Хайд. Морда его была обезображена кусками полинялой шерсти, глаза выскакивали из орбит, сухопарое тело изобиловало мышцами. Сегодня Властелин вознамерился уничтожить полгорода и Тайлер позволил ему это, когда дал согласие использовать свой человеческий облик и лик Хайда. В отражении невероятно больших глаз чудища Галпин видел свое изнуренное пытками тело, худосочное и всё в ранах, а после этот кошмар закончился. Хайд исчез.

***

      Ступни будто примерзли к притрушенной первым ноябрьским снегом дороге. Пальцы ног нестерпимо кололо холодом, и Уэнсдей находила это ощущение успокаивающим. Так у нее не было времени на долгие бесполезные рассуждения о том, зачем она ввязалась в эту авантюру именно с Ксавье, а не традиционно в одиночку. Девушка всячески сторонилась тощей фигуры одногруппника, хмуря свое веснушчатое лицо. Несколько раз Торп порывался усадить Уэнсдей на скамейку у фонаря с отвратительно желтым блеклым светом, согреть ее крохотные ступни, но всё заканчивалось на её бескомпромиссном взгляде. В угольных глазах плясали черти. — Malditos parientes, — огрызнулась девушка, не переставая ни на минуту испепелять трассу глазами. — Dijiste algo? — Торп сложил руки на груди и расхаживал перед лицом недовольной Уэнсдей. — Ты знаком с языком Сервантеса? — брюнетке удалось скрыть частичку удивления, промелькнувшую на алебастровом лице. — Я изучал испанский потому, что хотел отправиться туда и там писать картины. — Простодушно пожал он плечами, пиная носком ботинка одинокие камешки. — То есть ты всё понимал, когда я говорила по таксофону?       Ксавье уверенно кивнул и примостился недалеко — на той же самой скамейке. С небес срывались первые хлопья снега, норовя разразиться до масштабов настоящей снежной бури. Парень поднял измученное недосыпом лицо и закрыл глаза — вскользь Аддамс уловила, как снежинки, кружась, ложились на его светлые подрагивающие ресницы. Девушке стало по-настоящему зябко. Если дядя Фестер не явится по месту назначения хотя бы через двадцать минут, она обязательно умрёт от чахотки, как в каком-нибудь семнадцатом столетии среди живописных хвойных лесов, простирающихся вдаль горных гряд и коров. Уэнсдей мысленно сделала пометку — не выражаться на испанском языке, хотя за тягу к знаниям стала уважать Торпа немного больше. — Моя гремучая змейка. — Из затемненного ретро-автомобиля показалась лысая голова дяди Фестера, и он разразился смехом. — Ты все также смертельно очаровательна. Глаза мужчины прямо-таки источали неподдельную радость от встречи. Ксавье лениво разлепил глаза, протёр их и подал Фестеру руку в знак приветствия — юношу немедленно пронзило незначительным разрядом тока. Мужчина залился новой порцией смеха, а Уэнсдей сделалась серой от негодования. — Добро пожаловать, парень. — Улыбка не покидала уст весельчака, и Ксавье поразмыслил о том, что его общество приятно, в целом. Фестер распахнул переднюю дверь автомобиля и навис над ней. — Погодите. — Спохватился Торп, едва Уэнсдей слезла со скамьи. Художник, несмотря на злостные увещевания девушки о казни, поместил её на заднее сиденье автомобиля и прикрыл оголенные щиколотки украденным одеялом. Машина, обдав одиноких прохожих газом из выхлопной трубы, тронулась с места. Шины взвизгнули. — Шестнадцать лет и первый арест! — Ворковал Фестер, поглядывая на дорогу и выкручивая руль, петляя по горному серпантину. — Вы стали настоящей сенсацией США, мои поздравления. — Дядя Уэнсдей почтительно снял шляпу и обернулся на племянницу. — Катастрофа каких масштабов нас ждет? — Маленький штормик, не больше, чем Катрина. Вас разыскивает Интерпол. Ксавье, сидевший по левую руку от дяди Фестера, печально вздохнул. Однозначно ситуация складывалась не наилучшим образом, если взять во внимание международный розыск и слишком довольное, мягкое выражение лица их вынужденного спутника. — Детишки, — обратился к ним Фестер, пока красный цвет светофора не сменился зеленым. — Дядя Фестер научит вас премудростям ухода от полиции. У меня есть план.       Уэнсдей абсолютно не хотелось встревать в разговор, прислушиваться ко звукам извне — в собственном мире, здесь под коконом одеял отсутствовали всякие заботы о преступлениях, проклятиях, хайдах. И изъеденное молью одеяло, пахнущее разнотравьем и медом, стало для девушки спасением: она целиком притаилась на заднем сидении, с головой ныряя в мешковатую негу ткани. Аддамс только недавно перестало потряхивать, а ступни с окоченелой степени вновь стали просто ледяными. — Какой план? Нам нужно в Невермор. — Голос Ксавье звучал как ненастоящий. — Замогильная принцесса моя, — ласково произнес её любимый дядя и затормозил так резко, что Уэнсдей дернулась, подобно мешку, набитому картошкой. — Тебе это может не понравится, но это мера вынужденная.

***

— Нет. — Отрезала Уэнсдей, чувствуя себя до невозможности отвратительно среди пестрых нарядов: от шляпок с броскими безвкусно вшитыми перьями до укороченных пальто, которые макнули в дешевую краску и вывесили на прилавки бутиков.       Идея Фестера заключалась в простой истине — затеряться перед носом ищеек, подкорректировав внешний вид беглецов, вроде бы было всё логично да только Уэнсдей с трудом выносила кошмар буйства красок. Её насильно запихнули в кунсткамеру, именуемую примерочной, вручили бесконечно длинные стопки вещей и оставили на растерзание местным обходительным куклам. Они подозрительно походили на Энид, и Аддамс посчитала, что выколоть себе глаза цыганской иглой, что она утащила из замка, было вполне разумным решением её проблем. Она не переваривала таких ослепительных контрастов, что кубарем свалились на девичью голову, терялась среди множества сочных оттенков: миловидная продавец-консультант сообщила о «тренде цвета фуксии», Аддамс, в свою очередь, едва не стошнило. До безумия мечтала девушка провалиться в привычный для неё семнадцатый век, однако продолжала выслушивать ученица Невермора в двадцать первом. Из глубины зазеркалья на неё смотрела бледная, тонкая и поразительно хрупкая Уэнсдей — с торчащими лопатками, россыпью родинок на спине, впалым животом и едва оформившейся округлостью грудей. — Выбрали что-нибудь, Мисс? — английский с акцентом окончательно изводил Аддамс. — Да. Среди бесчисленного тряпья Уэнсдей Аддамс остановилась на менее компрометирующих образах, волнуясь о потраченном впустую времени — по меркам брюнетки они должны были уже пересекать Ирландское море. — Прекрасный выбор. — Откровенная ложь в глаза, и девушка оскалилась, критично заглядываясь в отполированную поверхность зеркала. Она выбрала для себя длинные белый и небесно-голубой свитера из крупной вязки, прикрывающие бедра, тёмно-синие джинсы, в которых единственным преимуществом, как отметила Аддамс, была удобная посадка и возможность передвигаться с комфортом. Продавцы наперебой зазвенели о необходимости удобной обуви и аксессуаров, и Уэнсдей панически забилась в угол примерочной — пытка цветом продолжалась. Всё черное браковал категорически лично дядя Фестер, оттого становилось дурно в разы сильнее. Уэнсдей смотрелась, словно попугай на детском утреннике, потому злилась пуще прежнего. Ксавье затерялся в отделе мужской одежды, и Аддамс готова была признать, что из всех присутствующих, что давили на нее, девушка рада была бы видеть исключительно Торпа. Аддамс смутно помнила, как на девичьи ноги водрузили черные (не может быть!) ботинки с высокой подошвой, зашнуровали их, набросили ей на плечи белое пальто, подпоясанное такой же лентой и вставили в уши серьги со сверкающим аквамарином. В другом заведении, куда ее, опять же, затащил дядя, ей аккуратно перетянули волосы крабиком, остальные локоны оставили струиться по спине и плечам. Природный тон её кожи аккуратно убрали, подчеркнули линию губ темным блеском. Аддамс застыла в ужасе — ее превратили в среднестатистического подростка. — Отлично выглядишь, моя сибирская язвочка. — Прокомментировал Фестер, выпуская девушку на свежий воздух. Он специально подсластил тон своего голоса и не скрывал прямого издевательства над племянницей. — Молчи! — Пресекла на корню любые высказывания Ксавье она, плюхаясь со злостью в автомобиль. Может, внешность ей и испортили, однако внутреннее содержимое оставалось прежним, и с этим следовало считаться. — Я только... — буркнул парень, оборачиваясь вполсилы на Аддамс. — Хотел отдать тебе кое-что. — Что? — Вот, — на раскрытой ладони Уэнсдей оказалась неприметная заколка в виде скорпиончика. Глаза девушки с интересом сверкнули, и она принялась рассматривать подарок. — дядя Фестер сказал, что когда-то у тебя был питомец... В глазах Уэнсдей скопилась влага, как и каждый раз, когда речь заходила о Нейроне, но она покрутила головой и поразила Ксавье своей непроницаемостью. — Спасибо. — Прошептала она, встретившись на мгновение глазами с Торпом. Опять пленительная зелень его очей, и Аддамс отвернулась. Раньше такие незначительные детали её не заботили. — Пожалуйста, Уэнсдей.       Она наблюдала за ним исподтишка, как нашкодивший ребенок, пока Торп не удостаивал её даже мимолетным вниманием, следуя её строгим запретам. Парень не сильно видоизменился: вместо смятой и надорванной рубашки переоделся в тёплую водолазку черного цвета, подчеркивающую его длинную шею, брюки, на первый взгляд, классические, однако черные джинсы и пальто также черного цвета. Волосы были перетянуты резинкой в незамысловатый пучок. Уэнсдей Аддамс могла ему позавидовать — Ксавье Торп стал отражением ее самой.       К вечеру следующего дня, когда она, отыгрывая свою роль до совершенства, спускалась с улыбкой на лице с трапа, то почувствовала, как ловкие пальцы художника безошибочно нашли ее талию. Дядя Фестер на правах наставника шел за ними, салютуя всем, кому не лень, так как по натуре был той ещё чудной фигурой. Ксавье и Уэнсдей с блеском изображали влюбленную пару, недавно вернувшуюся из круиза по берегам Ирландии — поддельные документы с легкой руки заботливого родственника стали тому подтверждением. Для Фестера Аддамса действительно не существовало ничего невозможного, и в глубине души племянница гордилась им и была довольна тем, что он их спас. Солёный воздух брызгами ударил в лицо, и девушка зажмурилась. Со стороны чудилось, будто Ксавье что-то мерзко приторное нашептывал ей на ухо, а она, как идиотка, улыбалась. Эта комедия длилась вплоть до границы Джерико. — Дядя, пожалуйста, передай Вещи, что он нужен мне здесь, срочно. — Уэнсдей захлопнула дверь угнанной машины с оглушительным треском, стоя на обочине близ кованых ворот Невермора. — Хорошо. — Мужчина помахал на прощание рукой и скрылся из вида. Уэнсдей Аддамс и Ксавье Торп, обманув многочисленные посты полиции, прибыли в Невермор. — Мы идем не в общежития. — Проговорила девушка, сохраняя на лице мрачность. — А куда? — вопросительно изогнув бровь, спросил Ксавье, следуя за Аддамс. — Нам нельзя светиться. Знаю я одно место, где всё началось. — Уэнсдей загадочно улыбнулась и отворила ворота. Во дворе академии стояла тишина. На голых ветках деревьев красовались органы — от почек до выверченных наружу кишок, вполне себе человеческих. Ученики замерли, переглянувшись, и оба синхронно побежали. На них взирал Хайд своими большущими глазищами, раззевая окровавленную пасть и демонстрируя отросшие крючковатые когти. В глазах мерзости, издающей рык, Уэнсдей Аддамс отчетливо видела свое отражение, она, быть может, залюбовалась бы им да только всепоглощающий ужас оказался проворнее, а Ксавье, как настоящий бесстрашный наставник, уже тянул девушку прочь. Властелину ничего не стоило разделаться с Ксавье Торпом прямо сейчас, потому Хайд незамедлительно пустился за ними в погоню.