365 кошмаров Wednesday Addams

      Качественно сделанный муляж так и бросался в глаза Ксавье: маслянистая краска, приправленная лаком, насыщенного чёрного цвета бесподобно украшала вставленные в чучело перья. Ему, как художнику, кое-что знающему в искусстве, такое ответственное отношение к работе пришлось по душе. И неважно, кто смастерил эту дивную штуку. Деревянная подставка была кем-то искусно вырезана по форме птицы — мрачного ворона с открытым клювом, остервенелым взглядом и расправленными крыльями. Поверх дерева многочисленные слои краски выглядели выигрышно, а глаза ворона, любовно подведённые пурпуром, — завораживающими.       Ксавье пристально рассматривал муляж (казалась птица взаправду натуральной), в нетерпении потянул к нему палец и мгновенно отнял, когда уши заполонило криками вороньей стаи. Торп глубоко вздохнул и сделал шаг назад, а также своеобразный плавный, будто осмотрительный жест головой, — в окне действительно угадывались очертания птиц, взмывающих ввысь, слышалось их дребезжащее карканье. — Ксавье, — он не видел, но мог отдать голову на отсечение, что Уэнсдей Аддамс мысленно протыкала его спину длинными иглами и требовала внимания. — У меня хорошие новости и плохие. В мире Аддамс, очевидно, информацию стоило воспринимать зеркально, потому Ксавье, поколебавшись, выбрал второе: — Давай плохие. — Он поёжился как от промозглого ветра и приблизился к шикарной в своём постоянстве Уэнсдей. — Я не знаю, куда нас чёрт принёс, — говорила Аддамс скучающим тоном и, в общем-то, была права. — Не узнаю это место. — Она, как беспомощный котёнок, расставила руки по швам и смиренно ждала реакции. — Мы не сможем выяснить это по геолокации. — Умозаключил Торп и был мгновенно награждён непонимающим взглядом одногруппницы. — Без телефонов, я имел ввиду, Уэнсдей. — Ксавье весь сочился улыбкой, Уэнсдей, напротив, раздражалась ещё больше. — Надо подумать. А хорошая новость? — Это здание старинное, имеет сеть подвалов, несколько этажей и помещения, в которых хранятся изделия и механизмы для пыток. Очень много устройств. — Аддамс от восторга переменилась в лице на несчастные доли секунд — линии её точёных скул, бровей и подбородка слегка сгладились, глаза взблеснули. — Мне нравится. У судьбы иногда хороший вкус и чувство юмора.       Он не сильно разделял радость Уэнсдей, озираясь в поисках каких-либо вещей или людей, которые бы помогли понять, куда их забросило течением времени. Последнее, что врезалось в память Ксавье, были снопы искр, вырывающиеся из ладоней девушки, её пронзительный крик, заглушающий остальные звуки, и обжигающее чувство. Липкое, до абсурда тошнотворное ощущение страха, когда все внутренности взялись узлом, а дышать стало чуточку тяжелее. А затем мрак, неясно, сколько он длился, но Торп будто трижды переродился — его тело покинула душа, стремительно понеслась набирать высоту огненно-белым пламенем и врезалась в каменные стены, целое воинство из камня, которому ни было конца и края.       Ксавье наблюдал за разворачивающимся спектаклем, словно сторонний, специально приглашённый зритель. Ни руки, ни ноги, ни туловище с головой не имели привычного отяжеления и веса, оттого парень парил во мраке, среди густоты и черноты которого чувствовал себя подобно неприкаянной душе, и только растерянно созерцал за полётами стрелы, вероятно, собственной души. Он не знал, как себя вести, что говорить (да и вряд ли бы в этой невесомости из рта Ксавье вырвался хоть бы один звук) и как менять направления — его тонкие кисти безвольным балластом свисали, руки — были расправлены, а глаза с жадностью обращены на представление извне. Когда изгою стало казаться, что эта пытка никогда не закончится, последовал глухой удар такой силы, что к Торпу разом вернулось всё богатство звуков, утраченных эмоций и цветов.       Голова с треском стукнулась о бетонные перекрытия плит, сердце гулко застучало и ускорило свой бег, лобную долю мозга пронзила невероятная боль, отчего Ксавье сложился пополам и не сразу вернулся в реальность. Уэнсдей Аддамс категорически отказалась делиться с ним сокровенными переживаниями о точности и тонкостях своего перемещения из зала суда в это Богом забытое место. На всего его вопросы отвечала, по обыкновению, односложно, небрежно и очень неохотно, так что Торп быстро сообразил заткнуться. Словом, Уэнсдей выглядела в разы оживлённее, приветливее, нежели сам Ксавье — чего стоило ликование Аддамс при виде заточенных вил, шипов из железа и вертикальной дыбы . — Ксавье? — Из размышлений его выдернул голос Аддамс, которая юлой кружилась вокруг чучела, бесстыдно рассматривая его со всех ракурсов. — Что? — Путём бесхитростных, весьма логичных и последовательных умозаключений, могу заявить, что мы в старинном готическом замке. Смею предположить, что сейчас он используется фанатиками и другими неудачниками в качестве музея пыток, которые позорят своих славных предков. — От взгляда Торпа не ускользнула напускная дрожь Уэнсдей, и она поспешила себя привести в должный безэмоциональный вид.       Парень приблизился к створке приоткрытого окна, распахнул его и высунулся наружу, ногтями впиваясь в ветхий подоконник для равновесия. Красивая пейзажная панорама из замка захватывала дух и волновала его скудное на ощущения воображение.       Когда он очнулся, то увидел перед собой немигающее, слегка взволнованное, будто кукольное, лицо Уэнсдей Аддамс. Она просто сидела посреди дороги, поджав колени, и гадала, умрёт ли Ксавье или смерть ускользнёт от него, как ускользала от него всегда сама Уэнсдей. Изгои приземлились во дворе этого самого замка: строение гордо возвышалось над головами, величественное и ещё более ужасающее, чем Невермор. Так ребята оказались в многочисленных галереях здания. Сейчас же Торп с высоты птичьего полёта видел то место, откуда они с Уэнсдей притащились — их силы с Аддамс после перемещения иссякли. — Уэнсдей, глянь-ка. — Парень тихо подозвал её, жестом поманил к окну. — Немного влево... — Оу... — вздох непроизвольно вырвался из девичьей груди, и Ксавье поразился восхитительному преображению юной Мисс Аддамс.       Уэнсдей находила приемлемым и даже интересным то, что толпа людей, вооружённая фотоаппаратами, нелепыми разноцветными зонтами, текла по единственно проходящей улице, в направлении замка. Это будоражило, разгоняло кровь по венам, заставляло тело корчиться в судорогах от перспективы покалечить ненароком кого-нибудь из заблудших туристов. — Выглядят, как похоронная процессия в стиле Энид. — Съязвила Аддамс и перевела взгляд на Ксавье. — Экскурсия прибудет сюда с минуты на минуту, а мы топчемся без дела. Теряю хватку. — Поделилась девушка и развернулась на сто восемьдесят градусов, чтобы уйти, но была схвачена за руку и остановлена. — У тебя есть план? — Спросил вполголоса Торп, звуки утонули в пространстве огромной залы, напичканной средневековыми реликвиями.       Он, не рассчитав силы, дёрнул Аддамс на себя, и девушка спиной врезалась в его грудь. Уэнсдей не двигалась, парализованная его словами и этим наглым действием. «Парень хотел таким образом свести счёты с жизнью — весьма оригинальный способ», подумалось девушке. Ксавье находился в непозволительной близости от её тела, и это обстоятельство выбивало из равновесия — художник особенно не удерживал, но и не отпускал, не прибегал к попыткам доминирования или силы и дышал ей в затылок, кончики его волос мерзко щекотали кожу на плечах и шее. — Конечно, — Уэнсдей не отстранялась, пытаясь в короткие сроки распознать физиологические сигналы организма.       Как там писали в пресловутых учебниках анатомии, биологии и химии? Спёртое дыхание, запотевшие ладони и учащённое дыхание? Никакие из симптомов не беспокоили нервную систему Уэнсдей Аддамс, однако отходить от него не хотелось. Логичное объяснение пришло на ум девушки практически сразу — фигура Ксавье была нескольким внушительнее по физическим параметрам роста и закрывала брюнетку от ветров. Чёртов обольститель! Девушка с промедлением, но всё-таки отпрянула. — Я весь во внимании, Аддамс. — Парень терпеливо глядел на нее, не испытывая неловкости, а в голове Уэнсдей будто пронёсся вихрь, состоящий из костей и пепла — поразительно приятное чувство. — Как твоя голова? — Стойко обронила Уэнсдей, скрещивая руки на груди и смотря на Торпа исподлобья. — Тебя правда это интересует, Мисс Аддамс? — Ксавье продолжал глупо улыбаться, в шутливом реверансе склоняясь над ней. Брюнетка сделала ещё полшага назад — её недовольство было видно невооружённым глазом, а он смел в открытую изображать этот траги-комичный спектакль с участием одного актёра. — Если ты сейчас, — девушка шикнула, но внешне казалась как обычно высокомерно-утончённой. — снизойдёшь до разговоров о добром и светлом, я клянусь, Ксавье Торп, что вытяну из тебя кишки и намотаю их на кол под ошарашенные вздохи этих туристов!       Торп в примирительном жесте поднял руки, сохраняя привычное выражение лица, и отошёл от окна, дважды за день подвергая сомнениям её постулаты о собственной неприкосновенности — так просто схватил за руку и повёл, как собачку. Уэнсдей попробовала высвободиться, увлекаемая Ксавьером куда-то этажом ниже, но была обречена на провал. В душе Аддамс протестовала, мысленно четвертовала нерадивого одногруппника или, как минимум, посадила его на «Колыбель Иуды» , которая так удачно подвернулась на глаза в одном из коридоров замка. — Мы пришли. — Торп разжал свою удивительно тёплую ладонь, как для человека в депрессии, и обвёл глазами помещение. — Я услышал голоса людей внизу. Понятно же, что они направлялись к нам. Мне ничего не осталось, как увести тебя оттуда. — Ксавье пожал плечами, а Уэнсдей впервые задумалась о том, что казнить днём — как-то уж слишком кровожадно, лучше уж с восходом луны или солнца, и позволила себе улыбнуться, совершенно не таясь. — Я всё еще не понимаю, где мы и, самое главное, как здесь оказались. — Аддамс насупилась, возвращая щекам ослепительную бледность, а голосу твёрдость. — Мы в Ирландии, Уэнсдей. — Как ты это понял? — Девушка принялась нарезать круги по комнате, что была размерами значительно меньше предыдущей: воздух был прелым и запылённым, ноздри нещадно жгло. — Увидел пару записей над входом. Здесь куча табличек на ирландском. Другое дело, как мы здесь оказались? — Торп последовал примеру брюнетки и стал изучать экспонаты, выставленные под стеклом: в основном, на увитых пылью полках хранились маленькие предметы — зубило, пила, заточки, ножи всех мыслимых и немыслимых размеров, колья, пластины.        У Уэнсдей глаза загорались нездоровым блеском при виде такой разношёрстной коллекции — её всё тянуло испробовать, принюхаться, ощутить тяжесть представленных вещей на раскрытой ладони, зажать, украсть, спрятать, а получалось пока только смотреть и уповать на собственное бессилие. В их семье по части краж оставался дядя Фестер, ему не было равных в этом ремесле. — Всплеск. — Аддамс сосредоточенно склонилась над клочком пожелтевшей от времени бумаге и продолжила. — Ты спрашивал, что чувствовала я при перемещении из зала суда. Я чувствовала всплеск. Парень непонимающе посмотрел и замер, цепенея от ужаса при одном виде на кресло допроса, стоящее на расстоянии вытянутой руки. — Я как будто провалилась в трясину. Руки и ноги оплело тиной. Она забивала уши, нос, рот, её ростки оказались колючими на ощупь, обжигали кожу, забирались под одежду. Я погрязла в трясине, которая вязкой плотной жижей облепила тело, а потом я сделала глубокий вдох и обнаружила себя сидящей около тебя. И испытала разочарование. — При виде меня? — Парень отстраненно хмыкнул, ужаленный ее словами. По крайней мере, так думала сама Уэнсдей. — Я подумала, что ты умер. Из лобной доли сочилась кровь и, на первый взгляд, рана показалась мне смертельной. — Аддамс с особой щепетильностью поправила платье, в котором была, и обернулась, — Пожалела, что у меня нет под рукой скальпеля или банальной ваты. Впервые я бы занялась лоботомией на свежем воздухе. — А вата, чтобы оттирать с себя мою кровь? — Просиял Ксавье и пробежался кончиками пальцев по винтам одного из приспособлений музея. — Чтобы избавить тебя от крови, Ксавье. — В её голосе опять прозвучали угрожающе-ядовитые нотки. — Я бы не хотела, чтобы ты умер. — Опомнившись, девушка добавила: — Не разделив со мной момент посещения объектов культурного наследия. — О, это объясняет твой поступок оторвать подол своего платья и приложить к моей истекающей кровью голове. — Не успел Ксавье окончить фразу, как стальной меч рассёк воздух и угодил в стену аккурат возле уха парня. — Не стоит переоценивать свое значение, Торп. — Обозлилась девушка и демонстративно ушла в смежную залу первого этажа. Гости замка галдели на втором — их топот разносился по зданию и молоточком отбивал по вискам Аддамс. — Итак, Уэнсдей? — Да, у меня есть план. — Но озвучить его Уэнсдей Аддамс не успела, подхваченная бурей видения. Глаза её сделались большими, капилляры в них во мгновение ока полопались, отчего девушка в приступе затряслась и рухнула без признаков жизни. Ксавье подлетел к ней со скоростью света, укладывая чёрную макушку к себе на колени.

***

      Солоноватый вкус крови вертелся на языке. Винсент Торп в отчаянии попробовал прикусить его ещё и ещё, чтобы отвлечься от ненужных мыслей, но вместо этого вскочил с места и, как умалишённый, кинулся прочь. Репортёры, которые маячили у дверей в зал заседаний, бросились врассыпную перед свирепым взглядом мага — его глаза отливали непривычно тёмным фиолетовым окрасом, а не серым. Выглядел мужчина как бешеное животное, лишённое всяких инстинктов самосохранения. Он развязал галстук, отороченный серебряными нитями, и швырнул его прямиком под ноги. Отца Ксавье сковало удушье.       В зале творился настоящий переполох: Донован Галпин совместно с судьями важно сновали по залу, перебирая папки с документами, обрывая всевозможные телефонные трубки в поисках истин. Остальная серая масса, не представляющая интереса и не имеющая отношения ни к Ксавье, ни к Аддамс, гудела и обсуждала произошедшее. Журналисты даже из этого пытались раздуть скандал до масштабов Вселенной, к этому незамедлительно подключились и полицейские, ФБР и разведка страны. Винсент осел около стены на одном из диванчиков и обречённо взялся за голову, порываясь избавить себя от последних волос. — Винсент, — замогильно-чарующий голос Мортиши Аддамс подействовал, как укол адреналина, впрыснутого в кровь. — Моё почтение. Ты знал, да? Об этом. — В моём пророчестве этого не было. — Маг избегал внимания впервые и сидел с опущенным лицом. — А что там было? — Женщина присела недалеко, однако разумно выдерживала дистанцию и свою статную осанку. — Они должны были на полгода за побои присесть. Этого хватило бы для того, чтобы разобраться с этим «Властелином», тьфу. — Не унимался Торп, при этом активно жестикулируя. — Жизнь всегда вносит коррективы в наши планы, — Печально вздохнула мать Уэнсдей, улыбнувшись. — Впрочем, пребывание Уэнсдей в тюрьме пошло ей на пользу — к девочке вернулся ее стойкий белый цвет лица и желание мстить за что бы то ни было.       В любой другой день Винсент Торп нашёл бы эти слова безумными даже в контексте странноватой семейки, здесь же — ему удалось ненадолго взять себя в руки. Гомес Аддамс отбивался от назойливых писак, пока его супруга рассуждала о дальнейшей судьбе их дочери и Ксавье. Связь Уэнсдей и парня была до умопомрачения очевидна и пронизана особым спектром магии, от которой у Винсента всегда разыгрывалась мигрень, то-то и было плохо. — Есть догадки, куда они исчезли? Если умерли, у нашей девочки будет винтажное надгробие. Как насчёт совместного с Ксавье? — Гомес Аддамс учтиво поклонился и без особенных треволнений занял законное место подле супруги. Очаровательно. — Ты только подумай, la mia bella , наша Уэнсдей обрела свою любовь на небесах. Ужасно красивая история. — Восхищённо вещал отец Уэнсдей, сопровождая душевные порывы плотоядной ухмылкой.       Винсент не спешил говорить, снедаемый мыслями и убитый горем. От увиденного всё внутри перевернулось верх дном — голоса стали чётче, противнее, звучнее, цвета уничтожали своей поддельной сочностью, люди, подобно воспалённым язвам, гноились внутри души мага — выжигали всё дотла своими лживыми насмешливыми словами и аморальными поступками. Тайлер и его отец, шериф Джерико, обнажили свои истинные облики, не поскупились ни на фальшивые подделки, ни на фальшивые невинные образы жертв. Тайлер растворился в толпе сразу после первых секунд исчезновения Ксавье и Уэнсдей — на лице парня отобразилось одновременно около сотни эмоций и он убежал. Останавливать Галпина не стали. Люди не спешили покидать зал заседания, а продолжали трещать о подозреваемых далеко без стыда и без совести. — Их объявили в розыск. — Парень в дурацкой синей шапке привлёк внимание задумчивых родителей и направил экран телефона в их сторону. Рядом жалобно скулила Энид, ухватившись за локоть своего молодого человека. — В международный розыск! — Всхлипнула Синклер и вновь залилась слезами.       Новостные ленты Джерико и США в считанные минуты наводнили информацией об исчезновении подозреваемых-изгоев прямо во время судебного процесса. Гомес задумчиво потёр ладони и галантно усадил Мортишу к себе на колени, по-хозяйски располагая свою руку на её талии. — Дети, марш домой! — Скомандовал Торп, вскидывая глаза на обескураженных Энид и Аякса. — И чтоб из Невермора ни ногой. Мужчина с нажимом всунул Петрополосу деньги и вздохнул. — Что будем делать? — Обсудим детали в моем поместье за обедом. Добро пожаловать. — Винсент Торп поднялся с диванчика, натянул дежурную гостеприимную улыбку сквозь зубы и пропустил Аддамсов вперед.

***

      Уэнсдей оказалась посреди той же комнаты, в которой лишилась сознания, только с одним существенным изменением: под потолком догорали восковые свечи, треща и переливаясь в подставках, пространство затягивало белесой дымкой, словно покрывалом. Девушка постаралась изменить положение, размять затекшие конечности, набрать полной грудью воздуха — ничего не вышло ни в первый, ни во второй, ни в седьмой разы. Это странное по все меркам видение, у Аддамс вызывало чувство обостренного дежавю, словно она проживала эту историю, этот день раньше. Ощущение подчинения, в котором её мышцы были бесполезны в принципе, окутало с ног до головы. — Здравствуй, Уэнсдей. — Незнакомка протянула ей руку, как бы намекая на возможность передвигаться без сторонней поддержки, но брюнетка осталась непоколебимой и только лишь взирала в карие глаза девушки из видения. — Если представить, что ты моя сестра-близнец, которую родители в детстве утопили, перепутав с выводком котят, то мне даже жаль, что я не знаю твоего имени. В остальных случаях мне это неинтересно. — Холодно заметила Уэнсдей, расставляя ноги на ширине плеч, готовая нанести первый удар. — Я Гуди Аддамс. Твой прямой, как ты можешь убедиться, предок. — Призрак девушки, ничуть не смутившись выпада со стороны Уэнсдей, сказал: — Монстр имеет два облика и он намного ближе, чем кажется, возможно, даже дышит в спину. — Резюмировала Гуди, чем смогла ввергнуть в шок девушку напротив. — Зачем мне тебе верить? — Более осторожно, словно прощупывая почву под подошвой, спросила Аддамс, испытывая диссонанс. — Я всё расскажу, Уэнсдей, но с одним условием. Ты пригласишь Ксавье сюда. Для этого тебе достаточно взять его за руку. — Недоверие Уэнсдей читалось от боевой стойки, в которой она замерла, до подрагивающих кончиков её кос на спине. Она нахмурилась, сделала глубокий вдох и очнулась, как от самого страшного кошмара с тем лишь отличием, что приятного послевкусия не последовало — оставалась лишь желчь на языке и нёбах. Её застиг врасплох кошмар перемещения — второй за несколько часов. — Возьми меня за руку. — Прошептала Уэнсдей Аддамс, взирая на лицо Ксавьера, который растирал остатки крови по лицу и выглядел, по мнению Аддамс, в этом виде сногсшибательно. Ледяная ладонь медленно коснулась ладони контрастирующе горячей.

***

      Этим вечером было решено оставить никому ненужные формальности: канделябры, расставленные по углам длинного стола ни были украшены чёрными лентами, еда, приготовленная второпях слугами, ни была жёстко раскритикована самим хозяином поместья Торпов, отсутствовали привычное оживление и суета на лицах присутствующих. Кормилица Эйприл с укоризной посмотрела на Винсента, отмечая его подавленность в высшей степени, покрутила головой и ушла подавать новые блюда. — Добрый вечер, — кратко поприветствовал всех отец Ксавье и обвёл глазами. — Спасибо за приглашение, наш почитаемый друг. — Положа руку на сердце, Гомес Аддамс расплылся в любезностях и отодвинул стул специально для Мортиши — она ответила всем сдержанным кивком. Пагсли, не дожидаясь приглашений, взобрался на стул и стал высматривать, что или кого проглотит первым. Напряжение в комнате возрастало в геометрической прогрессии.       За столом сидели непосредственно сам Винсент, его супруга Аннабет — женщина держалась обиняком от всех и молча лицезрела гостей, Нейд — парень вёл себя распущеннее и активнее, нежели в другие дни, так как Ксавье пропал и он не видел в этом ни какой для себя проблемы. Циара Торп с видимым стеснением разглядывала робкого Пагсли Аддамса и поглощала стаканы апельсинового сока, один за другим. — Рад видеть. — Отозвался маг и поднял торжественно бокал. — Сразу перейду к делу. Ксавье и Уэнсдей пропали. Женщина, до сих пор не проронившая ни слова, посмотрела на своего мужа и сказала: — Ведь это ты настаивал на его зачислении в Невермор и постоянно пытал! — Как интересно... — прошептала Мортиша, увлеченная разговором, остальные члены семьи согласно закивали. — Аннабет, прошу тебя, оставим это до лучших времен. — Не знаю... — Женщина уступила. Слышно было, как она подавляла в себе огонь агрессии, который грозился разгореться с минуты на минуту. — Что было в твоем пророчестве? — Повторил Гомес, расправляясь виртуозно с отлично прожаренным стейком. — Ксавьер и Уэнсдей. Вместе получают срок, вместе отбывают наказание в качестве исключения за свою нестабильность. «Властелина», как он просил себя называть я с того момента не видел. А «до» — он хотел украсть Уэнсдей и заточить в Бездне. По собственным мотивам. — Ты знаешь, кто это? — Спросила тихонько мама Ксавье, знаками показывая сыну вести себя приличнее. — Нет. В моем видении первой, кто раскроет его личность, будет Уэнсдей, которая сама же и пострадает. — А что мы будем делать сейчас? — Мортиша была как всегда меланхолично прекрасна и точна. Она перебирала края чёрной салфетки и с любопытством стреляла глазами в сторону Винсента Торпа, который, казалось, вместе с сыном утратил и способности здраво мыслить и принимать быстрые взвешенные решения. — Нам надо найти их первыми. До того, как вмешается полиция. — Все разом затаили дыхание и обернулись на звук — Пагсли Аддамс безмятежно поедал краешки восковых свечей, запивая все томатным соком с истинно райским наслаждением. — Это, конечно, очевидно. Но все же почему? — Вмешался Винцент, сидящий во главе стола ровно напротив мальчишки. — Потому что только ленивый не знает, что Уэнсдей питает слабость к пяти вещам: классической музыке, роману, игре в детектива со всеми вытекающими и кровавыми последствиями, Ксавье (но это она отрицает, по словам Вещи) и историческим местам с сильным энергетическим полем. Я думаю, начать можно с конца.