365 кошмаров Wednesday Addams

      Необъятное заграждение, наспех воздвигнутое в окрестностях поселения единственными строителями-умельцами, производило благоговейное впечатление. Деревянные шпили протыкали небосвод своими заострёнными концами, выглядели устрашающе. На подворье пятиугольного храма стояла глубокая беззвёздная ночь. — Ты только посмотри, — очаровательный девичий голос ласкал слух своей мелодичностью, её худощавое тело дышало спокойствием, а блеклые карие глаза источали восторг. Губ касалась нежная улыбка. — Что там, mo dhiamant neamhghearrtha ? — Посмотри-посмотри же! — Ещё звонче щебетала девушка, прикладывая пальцы к своей груди и сияя от переполняющей радости.       В метрах трёхсот от молодой пары зажглись огни, которые озаряли территорию подворья желтоватым светом — люди возликовали, в унисон поднимая руки к небу, будто старались достать до звёзд. Она дрожала от переизбытка чувств, знала, что отныне за воротами подворья смерть не станет ходить за ней по пятам, вынюхивать своим ледяным дыханием её слабости и лишать её членов семьи — трёх трупов за два месяца было более чем предостаточно. При мысли о родственниках девушка сморгнула непрошеные слёзы и пустилась в пляс с оглушающим визгом — воронка из селян закружила её с новой силой и вытолкнула прямо в руки таинственного мужчины.       Её простое белое платье, прикрывающее голени, подхваченное тугой резинкой на груди, смотрелось смешно и нелепо в сравнении с его плащом, богато отороченным мехом. Начищенная сабля блестела, переливалась оттенками огня в его руках. Девчонка с растрёпанными в разные стороны косичками сконфузилась, избегая смотреть в такие же чёрные, как и у неё, глаза. — Уэнсдей Аддамс, ты кружишь мне голову, мой неприкаянный воробушек. — Может, ворон? — Интонация голоса сошла на нет, растворилась в этой гамме чересчур обострённых чувств. — Когда достигнешь определённого положения, моя птичка.       Он откровенно насмехался над ней — её дикостью, неправильностью, варварскими повадками, затравленными взглядами, но, чёрт, как он был недурен собой, слажен, красив. У Аддамс закончились слова и она бросилась в его объятия — объятия своего Властелина. Юная леди была для него совершенством.

***

      Парень миновал до боли знакомые лестничные пролёты, бегом рванул на второй этаж, усиленно расталкивая посетителей под хор их возмущённых голосов. Четыре человека вылупились на него с такой неприкрытой ненавистью, что по спине прошёлся холодок. Все покорно выжидали своей очереди, — все, но не он. Любезность и этические нормы уместно было бы показывать в другой день, но не сейчас, когда ситуация накалялась, требовала его незамедлительного вмешательства. Парень от злости ударил ладонью по стене, расчерчивал носками ботинок какие-то царапины на полу, запрокидывал голову и рычал от нетерпения.       В дверном проёме спустя долгих пятнадцать минут показалась фигурка Уэнсдей и парень прикусил губу — не ожидал её видеть так скоро. Не планировал, потому и растерялся, как мальчишка, пронзая её позвоночник своим долгим взглядом. — Тайлер тоже пострадал, Уэнсдей. И мне кажется, он скучает по тебе, — донеслось до его ушей чересчур громкое восклицание шерифа, и он притаился в нише с документами, когда Уэнсдей Аддамс пулей пронеслась мимо, обволакивая парня ароматом мяты, раньше от неё исходил другой, более утончённый букет запахов. Это открытие полоснуло парня по сердцу и он, не дожидаясь приглашения, залетел разъярённым в кабинет Донована.       Губы парня подрагивали от всепоглощающей боли, широко распахнутые глазницы были готовы вот-вот выпрыгнуть из орбит, ноздри раздувались неестественным образом, а вены на руках пульсировали и выпирали из-под кожи тонкими сетчатыми узорами, словно кружевами. Донован вскинул руки в упреждающем жесте, демонстрируя своё бессилие и безоружность, мужчина выглядел напуганным до чёртиков — не слишком ли велика цена за то условие, ради которого он работал на этого мальчишку три месяца? Если бы не эта Аддамс и её появление в стенах Невермора — всё было бы относительно спокойно. Она запустила механизм уничтожения города и академии, едва её паршивая ножка крохотного размера в девять дюймов переступила порог Офелии-Холл. — Ты провалился, шериф.       Несмотря на разницу в весовой категории, парень без усилий поднял тело Галпина вверх одним небрежным взмахом кисти, и с такой же лёгкостью отправил того в нокаут, приложив затылком к стене. После встряхнул, словно обходился с мешком из-под картошки, а не живым человеком, тем более представителем закона. Голова шерифа безвольно болталась, так что пришлось его приводить в чувства — нежеланный гость применил недюжинную силу на то, чтобы сдавить глотку отца Тайлера. — Они почти поцеловались! Уэнсдей Аддамс была в руках твоего сына, ты понимаешь это? — Взревел от негодования парень и уставился во все глаза на раскинувшегося у стены шерифа. — Да, — глаза мужчины закатились, когда ловкие пальцы незнакомца нашли и вспороли края его рубашки. — В следующий раз не промахнусь, — констатировал он и помог Доновану Галпину подняться на ноги. — Не мешай своему сыну очаровывать маленькую плутовку Мисс Аддамс. Она становится сильнее и это плохо. Тишина, воцарившаяся в кабинете с уходом парня, резонировала со звуком его гулких шагов, которые преследовали шерифа в кошмарах. Донован обессиленно рухнул на близстоящий стул и по памяти, вслепую, набрал номер сына — на том конце трубки послышались монотонные гудки.

***

      Капризный гений юной Мисс Аддамс зашевелился где-то глубоко внутри неё, нагло оповещая о том, что печатная машинка с идеально отполированным покрытием стояла без дела на протяжении нескольких дней, не то что часов. Уэнсдей осклабилась, признавая собственное бессилие перед внезапно покинувшим девушку вдохновением. История крайне пессимистичного доктора Макбет, которая легкомысленно относилась к ремеслу врачевания, не покидала головы Аддамс ни на секунду, однако всякий раз, когда подушечки пальцев касались упругих клавиш, атмосфера колдовства рассеивалась и Уэнсдей оставалась ни с чем. Она спрашивала себя, что не так, умоляла бросить всё внимание и силы на выстраивание сюжетных поворотов и залатывание дыр в романе, ругала себя, вдохновляясь произведениями Франца Кафки, Жоржа Сименона, Марджери Аллингем , но отчаяние Аддамс достигло своего апогея — писать вразрез с желанием не получалось.       Энид разноцветным вихрем ворвалась в комнату, не изменяя привычке болтать без остановки, на что Уэнсдей, которая с гордо вскинутым подбородком восседала на подушках, только обречённо закатила глаза. Девушка со скоростью света перемещалась от одной стены к другой, при том продолжая увлечённо вести беседу с мрачной (чернее тучи) Аддамс. Мысли в голове брюнетки тревожным огоньком перемежались между собой, концентрируя непроизвольно то на одном элементе болтовни, то на втором, словно кукловоды, профессионально с чистым хладнокровием дёргающие за ниточки. — ...Аякс ни в какую на это не пойдёт. — Беспечная Синклер вполоборота обернулась к Уэнс, подбоченившись. — Ксавье ему друг, вроде бы как лучший, потому точно нет.       Девушка сомкнула губы, когда последние слова упрямой стрелой сорвались с языка, и повертела ладонью перед лицом загипнотизированной Уэнсдей Аддамс. Даже её меховая жилетка кроваво-красного оттенка а-ля «вырви глаз» и топ отошли мгновенно по значимости на второй план. Синклер, словно напившись перед этим храброй воды, чересчур резво примостилась на кровати Аддамс. Та отреагировала отрешённо и весьма снисходительно, о чём свидетельствовали лишь её долгоиграющие желваки на восковом лице и затяжное молчание. — Уэнсдей, всё хорошо? — Так точно, Энид. — Ты выглядишь... — с опаской изрекла девчонка, сцепляя руки в замок перед собой, — обычно? — Тогда что заставило тебя занять место рядом со мной, если все показатели, включая естественную бледность моей кожи, состояние зрачков и физической активности, в норме? — С долей ехидства бросила Уэнсдей, немигающим безжизненным взглядом продолжая испепелять соседку. — Ничего. — Что там с Аяксом? — Перебила Уэнсдей, проделывая петельку в шерстяных нитках неизменно чёрного цвета. Имя Ксавьера она нарочно избегала, не представляя, вызовет ли это приступ дисфункции в организме. — О-о-ох, — с придыханием произнесла Энид и продолжила — Аяксу предложили незаконно продавать работы Ксавье за баснословные деньги, конечно же, на чёрном рынке. — Я видела рисунки Ксавье, Энид — снисходительным тоном заявила Аддамс, пересаживаясь «по-турецки». — В них нет ничего особенного, поверь мне. — А ты точно видела всё? Даже скрытый запароленный альбом? — Из недр темноты голубоватым сгустком вышел Аякс собственной персоной, остановившись точно напротив своей девушки. Горгона выглядел озадаченным — его мимика была для наблюдательной Аддамс, как открытая книга, и сейчас парень нервничал, но, надо было отдать ему должное, храбрился, ничем не выказывая своего волнения. — Я видела достаточно, чтобы убедиться, что Ксавьер Торп не монстр, но это не значит, что я вычеркнула его из списка подозреваемых. — Уэнсдей отзеркалила положение рук Аякса, беспристрасно наблюдая за ним. — Речь не только о рисунках, где изображена ты, — значительно понизил голос Горгона и ткнул Уэнсдей в грудь, о чём сразу пожалел: девушка, не могнув и глазом, вывихнула ему фалангу и вправила, будто не он истошно кричал несколькими секундами ранее. Расправа над теми, кто безрассудно вторгался в личное пространство Уэнсдей Аддамс, была для девушки обычным делом. — Сумасшедшая! — Взвизгнул Аякс, подскакивая на месте, как ошпаренный кипятком или ужаленный пчёлами Оттингера. — Ксавьер — это бизнес, вот почему я не хочу этим заниматься. Я не продаю друзей. Из глаз Энид брызнули слёзы и она встрепенулась, заботливо обдувая пострадавший палец своего парня. Хлопок с внешней стороны двери вынудил Уэнсдей оторваться от созерцания кривого стежка на вязаном свитере. — Так сколько же всё-таки в тебе секретов, Ксавье? — Прошептала девушка и хладнокровно воткнула металлическую спицу в только недавно полученное письмо Вещи.       Она схватилась за скомканный, испещрённый вдоль и поперёк лист бумаги, и плавно погрузилась в чтение, снедаемая тоской. Одиночество больше не казалось Уэнсдей Аддамс привилегией, а ощущалось оскоминой во рту, болезненным надрывом, свежей, фонтанирующей кровью, раной.

Уэнсдей.

      Ты представить себе не можешь, насколько увлекательными могут быть вечера, когда при виде тебя падает в обморок столетний (кажется?) дед, хрипит, издаёт последние звуки на смертном одре, всё ещё пытаясь показать на тебя пальцем. Я так и воображаю себе твою плотоядную ухмылочку и полный осуждения взгляд. Брось, это был всего лишь садовник, работающий в имении Торпов более восьмидесяти лет. Беспокоиться не о чем. Отец Ксавье даже не удосужился провести настоящее поминальное торжество. Ну, знаешь, с откапыванием могил, ночи с покойником в одном гробу, даже отпевания не было. И растворения трупа в соляной кислоте.       Я возмущен до глубины души гостеприимством Торпов. Нет, с Ксавье мы ладим, конечно — вчера вечером мне пришлось спасать его шкуру от стопроцентного летального исхода, кожа Ксавье вздувалась и пузырилась, как в настоящем жерле вулкана. Я всегда знал, что сны у провидцев не к добру. Хочешь умереть? Пожалуйста. Наука хранит в себе столько способов. Словом, я уверен у тебя всё чудно-дивно и ты находишься под угрозой смерти. А сегодня я планирую притвориться изысканным блюдом с роскошного стола семейства Ксавье и попасть в рот какой-нибудь избалованной знати, нагнав на них животный ужас своим появлением.       Парень одобряет мой план и даже вызвался помочь в нанесении убийственно тошнотворного гримма. Повеселимся. P. S. Прилагаю рисунок Торпа (из свеженького). Мысленно душу своими цепкими пальцами. Вещь.       На обратной стороне письма, заклееного маркой, красовался сложенный вчетверо рисунок Ксавьера Торпа. Во рту Аддамс явственно ощутила горьковатый привкус дыма, в глаза из оживлённого парнем изображения пыхнул огонь, на мгновение ослепляя шокированную Уэнсдей: в красновато-чёрной палитре красок безошибочно угадывались её очертания — вышколенные манеры, царственная осанка, пронзительно кошмарный взгляд исподлобья и огонь — море огня, лижущего ей пятки. Над ней возвышался Тайлер. «А ты точно видела всё? Даже скрытый запароленный альбом?» — в ушах звенели голоса Энид и Аякса. Лоб Уэнсдей Аддамс покрыло испариной, кости болели так, словно их нещадно дробили молотком. Ученица Невермора спрятала за пазухой письмо со злосчастным рисунком, сгребла в охапку все украденные личные дела воспитанников академии и отправилась в пристанище Ксавьера. Сдавать позиции в выслеживании монстра больше было нельзя.

***

      Ей стало до одури любопытно найти злополучный запароленный альбом Торпа. Вероятность того, что художник забрал его с собой возрастала в геометрической прогрессии, когда Уэнсдей обнаружила себя лежащей на пыльном полу и рыскающей в сундуке, набитым старым раритетным (не представляющим ценности для девушки) барахлом. По происшествии трёх безумных по всем меркам часов поиски вещицы не увенчались успехом. Аддамс пришлось избавиться от вязаного ею самой снуда и черно-белого свитера, облачившись в футболку Ксавьера. Одежда всё ещё, казалось, хранила в себе остатки его тепла и запах парфюма с нотками терпкого грецкого ореха. Непривычно было размышлять в синей футболке, ещё страннее — о её прямом обладателе.       Уэнсдей своим безупречным зрением и неплохим обонянием исследовала почти всю мастерскую, в голове подмечая забавные детали, но одновременно настораживающие — замок на двери был угловато срезан, когтём ли мощного зверя, ножовкой или болгаркой. По соображением Мисс Аддамс, вероятно имела место первая гипотеза. Стержни из грифельного сланца, карандаши и кисти покоились на столе, оставленные художником вразнобой. Со всех концов мастерской на девушку «взирали» мольберты с чёрными, зияющими дырами вместо полноценных картин на холщовой бумаге. Аддамс сняла туфли на небольшом каблучке и залезла с ногами в кресло, подпирая подбородок коленями в задумчивости.       Лампа, отливающая жёлтым светом, с треском погасла, отчего девушка прикусила губу. В кромешной тьме она воинственно постаралась изобразить безмятежность на лице и потянулась пальчиками к бумаге. Уэнсдей Аддамс пронзила яркая вспышка и озарилась вполне отчётливой картинкой прошлого:       ...на него взирали янтарно-алые глаза воронов с разинутыми клювами. Птицы издали противный каркающий звук, словно боевой клич, взмахнули крыльями и пустились точно за ним. В груди Ксавьера поселилось знакомое чувство тревоги и паники, где-то под рёбрами его пронзила, как щупальцами, боль, глаза застелила пелена, а ноги оказались ватными. Бег по ночному лесу от обезумевшей стаи птиц оказался на редкость паршивой затеей, несмотря на то, что Торп занимался им.       Уэнсдей распахнула глаза, схватившись за голову от резкого перехода из одного измерения в другое. Тотчас девушка издала нечто похожее на всхлип и сползла вниз по спинке кресла — её пронзила догадка, не страшная, но весьма болезненная, и Аддамс исказила гримаса разочарования — на рисунках, где были нанесены эти уродливые, лишённые прелести мук и мрака, кляксы, раньше была Уэнсдей. Ксавьер всегда прятал полотна с ней под плотной тканью, но никогда не позволял себе их убрать.       В ночь Вороньего бала на Ксавьера Торпа напали его картины, исключительно с Аддамс, превратившись в безжалостных, хищных, быстрых воронов. Скорее всего, в назидание за трюк с памятью, но подтверждения тому у ученицы Невермора не было, и Уэнсдей защемило душу — ей стало жаль Торпа.

Имя: Ксавьер Фамилия:Торп Пол: М Место проживания: Штат Оклахома (№40; FIPS 5-1) Место обучения: Академия Невермор Статус: Ученик Кол-во задержаний: 39 Материалы дела: Присутствуют (все необходимые записи и анализы есть) Дата последнего задержания: 11/23/2022 Способности: Телекинез, Сомнология Статус №2: Холост Заключение судмедэкспертизы: Представляет угрозу, нестабилен

      Толстая папка с подшитыми бумагами отправилась на стол. Лампа загорелась вновь, и Аддамс принялась лихорадочно изучать материалы дел с долей фанатизма и горящими щеками. Ксавьер имел большой послужной список в совершении преступлений и предстал перед Уэнсдей Аддамс в неожиданном свете со своей одиозной, , но оттого поистине прекрасной отметкой «39». — Время навестить Тайлера. — Проворковала под нос девушка и, пребывая в хорошем расположении духа от увиденного, направилась к Галпину.

***

      Зал взорвался аплодисментами. На залитых серебром и золотом ступенях из белого мрамора появилась одинокая фигура Ксавье. Он нетерпеливо перебирал пальцами подвязанный галстук, краснея всякий раз, когда видел, что все взгляды были прикованы исключительно к нему. Парень возвышался на постаменте Церемониальной залы, пока гости топтались в её нижней части. Вещь нарезал круги вокруг начищенных до блеска ботинок парня, периодически одёргивая того за штанину. — Цирк уродцев, — выпалил Торп, опираясь локтями на помпезные балюстрады и ожидая характерного щелчка от отца. — Да, Вещь, повеселись, как следует. Парень неопределённо повёл плечом, незаметно для окружающих провожая взглядом друга, который уже растворился в толпе. Из глубины поместья полилась классическая музыка в исполнении приглашённого по случаю оркестра, многочисленные лица томились в ожидании. Винсент Торп со всей ласковостью, на которую только был способен, подозвал сына к себе, привлекая внимание как знати, так и журналитов. — Ксавьер, будь любезен познакомься, Мистер N — тот самый пренеприятный тип, что с омерзением следил за его тренировкой, художник поморщился и учтиво отверг рукопожатие, ограничившись кивком.       Следующий час Торп провёл как в самом изощрённом фильме ужасов: на правах хозяина мероприятия сновал от столика к столику, вёл бессмысленные разговоры о бизнесе своего отца, препирался с братом, улыбался, расточал энергию на интервью, демонстрировал на потеху публике свои способности (привёл в движение картину «Последний день Помпеи» , чем вызвал обморок сразу пятерых гостей).       Упакованный в кристально-белый костюм, Ксавье раздражался, ассоциируя местонахождение на этом балу с Вороньим — он многого не помнил, радужка его глаз всё ещё выглядела луноликой, а Бьянка его избегала. Торп испытывал неприятные покалывания на кончиках пальцев всякий раз, когда речь заходила об Уэнсдей или о воспоминаниях о ней. Руки неистово горели огнём, порой мучительно и долго, порой мгновенно и неожиданно приятно. — Сынок, — по левую сторону от парня материализовалась Аннабет, поднимая бокал игристого в знак подчёркнутой любезности. — Отец сказал, ты рвёшься в этот ваш Невермор и даже делаешь определённые успехи. — Правда? — Поинтересовался парень, лишённый дара речи, и мельком взглянул на отца. — Да. Может быть, там твои друзья или возлюбленная? — Мам, — Ксавье оборвал женщину на полуслове, густо смущённый вопросом. — Я не исключаю, что у меня была, повторюсь, была девушка, но дело не в ней, мам. В Неверморе я не чувствую себя белой вороной.       В подтверждение этому Торп покрутился, делая особый акцент на цвете выбранного костюма среди одеяний других людей. Аннабет Торп раздосадованно поджала губы, казалось, с пониманием рассматривая своего среднего, такого повзрослевшего сына. — И это всё, — он развёл руками, озираясь на танцующих, — ради очередного представления моего отца — презентация дружной семейки и возвращение среднего сына! Женщина отошла на шаг, прижимая к себе бокал с алкоголем. Она понимала Ксавье, как мать, прятала свою невыплеснутую боль за улыбками, проведением благотворительных вечеров, заботе о дочери и экстраординарными способностями.       Настоящий ужас во плоти случился в тот момент, когда Ксавьер, изнежившись, обнял слегка растерянную маму, кружа её в лёгком и непринуждённом танце. Посреди комнаты, вне танцевальной зоны, располагались столы, которые ломились от обилия блюд. Гости ныряли в разные уголки залы, охотно угощались преподнесёнными дарами, шутили и в тон смеялись. Вещь чувствовал себя великолепно: его омерзительный, одурманивающий облик резко контрастировал с богатым убранством дома, его вычурными обитателями.       Пронырливая рука заглянула в карман хозяина дома, поживившись инкрустированной бриллиантами трубкой для курения, побывала в женской уборной под возмущённые крики девиц, пробежалась по столу, сметая собой все закуски, и затаилась в одном из гарниров к шампанским винам. Когда миниатюрная женская ручка, одетая в изысканную перчатку, потянулась и зачерпнула гарнир, Вещь прыгнул на женщину, позволяя себе её лапать, дёргать, щипать, поддразнивать. Истошный крик раздался на всю залу.       За Вещью началась погоня: Винсент недоуменно хлопал глазами, впервые наблюдая за таким активным созданием, учинившим переполох, охранники кинулись ловить шуструю конечность, так невовремя ускользающую из-под носа, несколько дам намеревались его остановить, трое мужчин метнули ножи.       Ксавье прыскал от смеха, ошарашенно глядя на беззаботные повадки друга — его новый гримм наводил жути ещё больше, нежели изначальный облик. Только лишь когда в свете люстр блеснули заточенные лезвия ножей, Ксавьер встрепенулся, расталкивая стоящих на пути людей. В зале зародилась паника, направленная на уничтожение Вещи — гости так или иначе горели желанием покалечить придаток. — Нейд, стой! — Прошипел беззлобно художник, глядя на разворачивающуюся картину. — А то — что? — Парировал старший брат под недоумевающие возгласы публики. Камеры были нацелены на двух братьев. — Нейд, пожалуйста... — чуть тише произнёс ученик Невермора, выставляя вперёд руку. Его старший брат, склонившись над Вещью, носком ботинка растирал любимца Аддамсов по полу, обращаясь, как с тряпкой. Над головой двадцатилетний Торп занёс фамильный клинок, излучая всем своим естеством злорадство и упрямство. Ксавьер глупо таращился, как Вещь перекатывался, придавленный весом. — Нет. — Бесскомпромиссное «Нет», и вот вокруг Торпов зал загудел, гости оставались непреклонны и улюлюкали от радости. Остриё вонзилось точно в центр ладони — Вещь замер без движения, окровавленный и, казалось, до безумия жалкий.       Кровавая пелена, занимающая все его мысли, — горящая Уэнсдей, умерщвлённый друг, Невермор, стали своеобразным толчком к действию: Ксавьер стремительно кинулся на брата, сбивая того с ног, рука взметнулась чуть выше — картина с холодным оружием, висевшая на одной из стен, градом обрушилась на голову Нейда Торпа. По зале стали летать оживлённые предметы с такой скоростью и силой, что многие из присутствующих заползли под столы, глазея из своих укрытий.       Не теряя самообладания, Ксавьер жонглировал одновременно семью предметами, пока его брат распластался на полу, испачканным кровью Вещи. Торп умело обращался с невесть откуда взявшимся луком, стоило только допустить мысль о его появлении, держал под полным контролем репортёров, отца (Винсент Торп наблюдал за всем с едва заметной усмешкой), мать, гостей и брата, Циары и кормилицы не было в помещении. — Ещё хоть раз, один, ты посмеешь коснуться того, что мне дорого, свободных мест в нашем фамильном склепе станет на одно меньше. Отец, я возвращаюсь в Невермор, хочется тебе того или нет. — Ксавьер не жалел о сказанном, с особенной степенью садизма выплевывая эти слова обидчику в лицо. Клинок, торчащий из нутра Вещи, больно пригвоздил руки Нейда к полу.       Танцующие языки пламени пробежались по рукам художника, перемещаясь на обездвиженное тело Нейда Торпа. Из его глотки вырвался нечеловеческий вопль. Ксавье знал, что брат способен ликвидировать пламя, как только найдёт способ высвободиться, потому особенно и не переживал. Он подхватил на руку Вещь и, сморщившись, ушёл подальше от любопытных зевак, перепуганных до полусмерти гостей и поникшего отца. — В каких отношениях вы состоите с Уэнсдей Аддамс? — Миловидная журналистка, чудом обогнувшая весь особняк, преградила Ксавье путь, размахивая микрофоном перед лицом и фотографией. Совместной фотографией Уэнсдей и Ксавьера.

***

      Уэнсдей вперила тяжёлый взгляд иссиня-чёрных глаз в собеседника. Они сидели друг напротив друга, не решаясь прервать молчание. — Я не помню ничего, — первым сдался Тайлер с умоляющим видом. — Уэнсдей, правда.       Щелки её глаз заметно сузились, глаза потемнели и преобразились враз: девушка тряхнула головой, отгоняя налетевшие мысли о поцелуе, и принялась легонько стегать себя кнутом по ладони. От каждого удара сердце парня ухало в пятки, подкатывая к горлу противной тошнотой. Тайлер колебался, плохо соображал и время от времени взывал к милосердию Аддамс.       Девушка с детства прекрасно владела всеми возможными орудиями для пыток, выражая при этом самое что ни на есть безэмоциональное качество — равнодушие. Щадила врагов исключительно в тех случаях, когда соперник оказывался интересным экземпляром для будущих экзекуций. Тайлер в её руках был далеко не первой человеческой жертвой и далеко не последней. Уэнсдей Аддамс по сути своей стремилась к равновесию, справедливости, а в поступках Тайлера углядела скрытые мотивы. Ни один мускул не дрогнул на девичьем лице, когда футболка Ксавьера, пропитанная хлороформом, коснулась Тайлера и парень отключился. — Тащить тебя через весь Джерико было забавно, знаешь? — Аддамс выдавила нечто подобие улыбки и вздохнула. — Как?       Брюнетка, явно издеваясь и испытывая внутри проблеск ликования, приложила палец к губам Галпина, приказывая молчать, и открыла досье на его имя с глазами безумца. — Посидишь пока на коротком поводке, Хайд. — Отчеканила она, едва захлопнула личное дело Тайлера. Он был монстром. Он был палачом для десятка невинных жертв. Он был её персональным убийцей всего хорошего, что зарождалось в чёрном сердечке. Он был искусным обольстителем. Он, наконец, был лжецом. Девушка погрязла в тайнах и проблемах, рассказать о которых было чревато последствиями. Уэнсдей Аддамс медленно проваливалась в пучину отчаяния.