И осенью хочется жить

16:15 7.06.2012, коридор второго этажа старшей школы Ясиро

К концу первой учебной недели Тома думает, что попал в кино или что-то навроде. Тут тебе и нападения чудовищ, и супергерои, и школьные принцы со своим фан-клубом. Последняя часть интересует его меньше всего, и иронично, что именно об этом ему рассказывают все кому не лень, а не про людей, становящихся монстрами при приближении чёрных бабочек. Не по своей воле Тома узнаёт о вкусовых пристрастиях господина Камисато, мнении господина Камисато о выбранном критиками фильме, любимом времени года господина Камисато, Камисато-Камисато-Камисато. Тома против физического насилия — да и насилия в целом — однако если ещё хоть кто-нибудь упомянет этого высокомерного придурка, то он за себя не отвечает, честное слово. «Высочество», что б его. Погружённый в свои мысли, Тома не сразу замечает тихий плач из-за двери. Показалось? Очередной всхлип говорит о том, что нет. Все уже давно разошлись, это Тома задержался в учительской дольше нужного в попытке понять, какие ещё документы от него требуют. Призрак?.. Нет, вряд ли. Впрочем, тут есть летающие меж высоток супергерои и бабочки, превращающие людей в жутких созданий. Почему бы не существовать и призракам? Он не успокоится пока не проверит. Выдохнув, Тома сдвигает дверь в сторону. Внутри оказывается клуб кройки и шитья, а плачет никакой не монстр и даже не призрак. Принцесса. Первая ассоциация, которая приходит Томе в голову, и воспринимать столь красивую девушку иначе попросту невозможно. Даже рыдая, она держит спину прямой. Благородное серебро волос собрано в высокий хвост, форменная рубашка чуть великовата для настолько хрупкой фигуры, белоснежные пальцы сжимают край тёмно-синей юбки. От неё глаз не отвести, и Тома молча любовался бы ей дальше, если бы не был таким мягкосердечным. — Ты в порядке? — спрашивает он, привлекая внимание, а девушка тут же утирает слёзы рукой. Качает головой, но поджатые дрожащие губы выдают её. Так не пойдёт. Будто бы он сможет оставить кого-то в подобном состоянии. Тома проходит в кабинет, роняет сумку на парту поблизости: — Я могу тебе чем-то помочь? Вежливое так и не сорвавшееся «нет» остаётся на приоткрытых губах. Расправленные плечи опадают, на юбке появляются новые капли от слёз. Она сломлена. Совершенно беззащитна, и Томе хочется стать её рыцарем. Опустившись перед ней на корточки, он просит рассказать. Услышанное кажется ему шуткой. — Ты расстроилась из-за… приставшей к юбке жвачки? — моргнув, переспрашивает Тома. — Я знаю, что это мелочь, — принцесса вытирает остатки слёз, её голос уже почти не дрожит, — но если бы это попало в соцсети или прессу, то… — Да брось, посмеются и забудут. Принцесса склоняет голову набок. Смотрит на него, будто он сейчас сказал что-то очень и очень тупое. Ну уж простите. У него, похоже, врождённое недопонимание с королевскими особами. — Ты тот самый переведённый ученик, так ведь? — Ага. Зови меня Тома. — Очень приятно, господин Тома. Я — Камисато Аяка. Хорошо, Тома и правда идиот. Тот же цвет волос и глаз, те же кукольные черты лица. По крайней мере сестра высочества кажется ему более приятной как человек, и ей явно требуется помощь, так что Тома готов игнорировать родство этих двоих. Вновь против своей воли он узнаёт о судьбе семейства Камисато, и рассказанное Аякой сильно отличается от того, что ему впаривали одноклассники и обожатели. После смерти матери отец настолько замкнулся в себе, что перестал заниматься и семейным бизнесом, и собственными детьми. Денег почти не осталось, практически весь персонал пришлось уволить, вплоть до водителя и охраны. — Журналисты готовы смешать нас с грязью за любой проступок, да и остальные, — она расправляет юбку, — тоже. Но это ничего. Главное не давать им повода, так ведь? Она улыбается, только на щеках блестят мокрые дорожки от слёз. Паззл наконец-то начинает складываться. У Томы сердце кровью обливается. — И давно тебя травят? — Уже второй год как. — Аяка меняется в лице. — Только не говори моему брату! На него и так много всего свалилось, я не хочу, чтобы он переживал ещё и обо мне. — Но… — Пожалуйста! Белые пальцы сжимают рукав пиджака, и Тома испытывает дежа вю. Аято не плакал, однако что тогда, что сейчас, беспокойство давит на грудь, затрудняя дыхание. — Он твой брат. — И он делает для меня больше, чем кто-либо, — упрямится Аяка, — ты не представляешь, сколько он работает. Брат заботится обо мне, а о нём кроме меня позаботиться некому. — Это не забота, а… — Тома, пожалуйста. Что за несносная девчонка. Шмыгает носом, но всё равно стоит на своём. Теперь-то он видит, что вся в брата. Да и не его это дело, впрочем. Сами пусть разбираются. — Хорошо. — Тома поднимается, нашаривает в сумке сложенный дождевик. — Держи. Так ты сможешь выйти из школы, и никакие папарацци не увидят твою жвачку. А дома сунь юбку в морозилку на час-другой, и жвачка отойдёт от ткани. — Что тут происходит? Всё случается будто в один момент. Вот Аято делает три широких шага в кабинет, вот видит заплаканное лицо сестры, вот свирипеет, вот вздёргивает Тому за ворот рубашки. — Брат, перестань! — подскакивает Аяка, но тот её будто не слышит: — Что ты сделал моей сестре? Вау, Тома впервые видит кого-то настолько взбешённого. Его вот-вот ударят, наверняка ударят, и, признаться, у Томы даже не получается злиться. Может, его растрогал рассказ Аяки, может, он уже потратил все эмоции на сегодня, а, может, он даже рад увидеть, что у принца всё же есть чувства. Устало выдохнув, он отмахивается от Аято как от надоедливой мухи. Подхватывает сумку, напоминает Аяке про морозилку и уходит восвояси, без всяких объяснений. Хватит с него на сегодня семейства Камисато. Хватит. Уже на крыльце Тома понимает, что собственное благородство вышло ему боком. На улице льёт, как из ведра, а дождевик он оставил принцессе. Нужно проверить прогноз погоды: вдруг выйдет переждать? — Постой! Высочество тормозит возле него, переводя дыхание. Тома ничего от него не ждёт, но всё равно удивляется, когда Аято выталкивает из горла «Прости» и кланяется в пояс. — Аяка мне всё рассказала, — продолжает он, не распрямляясь и не поднимая головы, — я повёл себя неподобающим образом. — Да боже, расслабься, — неловко трёт шею у затылка Тома, — я понимаю и не обижаюсь. — Правда? — Правда. Если бы у меня была сестра и возле неё ошивался бы какой-то подозрительный тип, мне бы тоже захотелось ему врезать. Аято кашляет в кулак; Томе показалось, или принц на мгновение улыбнулся? — Спасибо. За то, что её поддержал. У меня не всегда получается, к сожалению. И за дождевик. — Пустяки. — Тома отводит взгляд. — Я, это, пойду, наверное. У дождя, похоже, другие планы. Тома всё ещё здесь, Аято — тоже. Тишина между ними начинает становиться более и более гнетущей с каждым мгновением. — Ты не уходишь. — Я жду сестру, она хотела прежде поправить макияж. Это ты здесь собирался уходить, кажется? — Ха-ха, подловил. Тома ничего не говорит, но Аято, кажется, понимает, раз достаёт из сумки зонт. Простенький, чёрный, самый дешёвый — у Томы самого такой же завалялся где-то между так и не разобранных после переезда вещей. Принцу подобное не к лицу. Видать у известных на всё Токио Камисато и правда так себе с финансами. — Держи, — протягивает зонт Аято, — и прости ещё раз. — Говорю же, не парься. А вот за зонт спасибо. Тома щёлкает кнопкой, раскрывая чёрный восьмиугольник над головой. В следующую секунду шуршащая ткань съедает его голову по плечи. Когда Тома выбирается из схлопнувшегося зонта, то видит Аято, отчаянно зажимающего рот ладонью в попытке сдержать смех. У него не выходит, и это становится лучшим, что Тома слышал и видел в своей жизни. Высочество смеётся в голос, до хрипоты, обхватывая себя руками. В уголках ресниц собираются слёзы, и когда Аято утирает их костяшками пальцев, Тома понимает, что влип. Очень, очень серьёзно влип. — Прости, я не ожидал, что… — Я тоже, — тихо перебивает Тома признанием, до сих пор оглушённый случившимся. — Вы, похоже, подружились, — появляется на крыльце Аяка. Парни переглядываются между собой. — Похоже на то, — говорит Аято с улыбкой, пока Тома вспоминает, как вообще дышать. — Ну, раз все в сборе, тогда я пойду, — он делает шаг вперёд, и теперь, когда перед глазами нет прекрасного образа Аято, к нему возвращается способность думать. — Подожди, если ты отдал мне зонт, то как сам пойдёшь домой? Высочество хлопает ресницами, а затем вновь взрывается смехом. — Похоже, твоё благородство заразно. В голове Томы появляется абсолютно дикая идея. Он чувствует необходимость озвучить её сразу же, не позволив себе подумать и секунды, поскольку в таком случае она окажется похоронена среди остальных не менее дурацких, вроде «доплыть из Лондона до Токио одному на старой лодке». — Как далеко вы живёте? Мы могли бы пойти все вместе, — Тома тут же умеряет свой пыл, пытаясь отшутиться, — ну, если вы не против разделить со мной зонт, светлейшество. — Только если ты пообещаешь звать меня как-нибудь иначе. Есть в твоём арсенале что-то более европейское? — Эм. Милорд? — Подойдёт. — Аято встаёт под зонт, почти прикасается плечом к плечу. — Я покажу дорогу.

***

20:30 22.06.2018, автобусная остановка возле Синдзюку-Гёэн

Они пропускают уже третий автобус. Из тех, что останавливались, никто не вошёл и не вышел. Неудивительно. В такую погоду мало кто вообще захочет высовываться на улицу. Интересно, вернулся ли уже Аято домой? Сегодня тот один, Тома не сможет подержать для него зонт. Разумеется, милорд справился бы и сам, но его образ в такое время не просто прижился в голове Томы, а занял почётное место, обставив милорда в традиционной юкате и даже милорда в оверсайз-футболке с одной из фотосессий. Иногда — лишь иногда — фантазия заменяет ту брендовую футболку на одну из гардероба Томы, такую, что сползала бы с плеча и едва прикрывала бы его задницу, и вот это точно то, о чём он никогда Аято не расскажет. А ведь и правда. Тома не может припомнить, чтобы с того самого дня милорд хоть раз воспользовался зонтом сам. В школе так было попросту удобнее, ведь Тома был чуточку выше, затем случилась больница, а после он сам взял это в свои обязанности как ассистент. По крайней мере такую версию Тома озвучил для Аято, и тот оказался не против. Чем больше он думает о том, что оставил сегодня Аято, тем сильнее выходит из себя. Тома не хочет, чтобы милорд шёл под зонтом с кем-то ещё. Это слишком. Слишком много воспоминаний. Слишком личное. Слишком интимное. Слишком безнадёжное, в случае Томы, раз он так на этом зациклился. Ну хоть что-то в его жизни не меняется. Зацикленность на Аято. — Ненавижу сезон дождей, — наконец-то заговаривает Гармония. Удивительно, что Кот так хорошо его слышит за стуком капель о пластик. — Потому что волосы начинают виться из-за влаги? — цитирует тот своего милорда. — Именно. А говорил, что не читаешь мои интервью. Гармония улыбается. Так же, как Аято на поблёкшем рекламном постере за его спиной, и Кот моргает, отгоняя наваждение. Нет. Нет, он не может… — Не похоже, что ливень скоро закончится, — вздыхает Гармония, не дождавшись ответа, — дай сюда свой шест. Пара стуков возле светящегося зелёным кольца в середине, и вот шест раскладывается в достаточно большой для двоих зонт. — Он и так умеет? — Ага. Я ещё и половины не показал. Иначе как мне ещё потом тебя удивлять? Кот фыркает, а Гармония протягивает зонт-шест обратно. Очередное дежа вю кружит голову. Он не хочет этого, только рука тянется сама. Глупая привычка, из-за которой Тома внутри чувствует себя предателем. Ему бы отстраниться, тем самым доказав себе же свою верность. Перстень на безымянном пальце считает иначе. Из-за него Тома не может контролировать свой эгоизм, который он каждый раз подавляет в присутствии Аято. Язык, что до влюблённости всегда отвечал на колкость колкостью. Ребяческую натуру, которой нет места в жизни ответственного ассистента господина Камисато. Вся его жизнь выстроена вокруг Аято, и это Тому устраивает, правда. Его устраивает роль управляющего, ассистента, друга, да хоть обычной обслуги, пока он может находиться рядом с милордом. Но когда он становится Котом, то будто может позволить себе… больше? Будто слияние с квами обнажает всё то низменное, что Тома так долго от Аято прячет. Кот не отстраняется. Хмыкает и даже приподнимает локоть, приглашая. Бросает Гармонии вызов, который тот по обыкновению принимает. Они идут по залитому водой тротуару вдвоём. Обсуждают прошедший бой, и всё происходящее кажется до боли знакомым, словно так было уже не раз и не два. Может ли быть, что?.. Нет. Нет, вряд ли. Однако Тома обещает себе подумать над этим позже.