По ту сторону реки

Святослав, с помощью вызванных им духов, смог отыскать могилу Баранцового. Он себя ломал и терял весь позитив на это дело. Связь с покойниками ему выровняла нить пути смерти и запаха заветной могилы. Петербургское Новодевичье кладбище не самое приятное место для прогулок. Открыто оно в середине XIX века, и до настоящего времени, дошло в не самом лучшем состоянии, но чего можно было ожидать, если тут похоронены известные деятели царского режима? Многих памятников просто нет, некоторые уже в наше время восстановлены и за могилами ухаживают, в основном, это касается могил путейцев и моряков. Ещё парень встретил там одну старушку. Говорила, ухаживает тут за могилой деда-генерала, ветеринара, и, как потом узнал Святослав, что встретил он не живую, а мёртвую. Её призрак тут ошивается по забытым жутким местам, по дорожке заспанной жёлтой листвой. Кажется, по кладбищам можно учить историю. Новодевичье тому прекрасный пример. Редкие родственники, да благодарные ученики, пусть даже и через несколько поколений, как у путейцев, вот и всё. Также можно увидеть и отношение последующих поколений к истории, особенно к определенным периодам. Память – вот она: и под камнем, и сам камень. А вот нет. История ничему не учит. Любовь к отеческим гробам не является духовной скрепой, увы. Хотя отцы двух нынешних известных политических деятелей Петербурга и похоронены тут. Но это совсем другая история... Сколько старинных памятников… Огромные, затемнённые влажные от дождей и сырости кресты, каменные, серые, немного обломленные ангелы с голой спиной, белые мраморные покрытия. Кладбище словно превратилось в огромный парк. Деревья могли вырастать между одинокими могилами. Да и глубокий, осенний, вечерний свет придавал эстетике мрака и пугающего воя с гробов прошлого. «М.Н. Барановский – профессор Михайловской артиллерийской академии» – на одном фигурном памятнике было выбито имя. На втором маг увидел «Д.П. Дохтуров – внук героя Отечественной Войны 1812 года Дмитрия Дохтурова», шагая между ними, пока потусторонняя нить вела его к могиле Баранцового, он не переставал читать. «Владимир Антонович Косяков – инженер, брат Василия Косякова, архитектора Морского Кронштадтского собора», «Михаил Врубель – великий художник», передвигая ноги по осенним листьям, парня всё никак не отпускало чувство сломанности, уснуть бы на дне озера, да дна не видно. Ныряя поглубже в историю и смерть, словно в море, он понимал, что водоворот конца затянет всех в свои сети. Каждый крест он видел как часть, связывающий эту страницу эпохи и прошлую. Если вдуматься, то все те, кто сейчас под землёй, когда-то находились тоже наверху, ходили, смеялись, видели другой мир, жили с иным представлении, а сейчас они сменились только именами, на грубом каменном могильнике. Золотыми нитями не зашьёшь то, что уже прошло. Следы зарастают травой, дома гниют, а слова и голоса остаются, до тех пор, пока про них помнят живые. Чистым белым цветом зацвели воспоминания. Каждый, лежащий в гробу, прожил свою длинную и разностороннюю жизнь. Остановившись на миг, Святослав закрыл глаза, пропуская через себя всю энергетику кладбища, собранную в ком, словно в дежавю, он увидел яркие, весенние дни. Те сменялись летом и зимой. Отчётливо видны красивые девушки в бальных платьях с зонтиками. Картина меняется чьими-то похоронами, резко наступает ночь и вот уже он видит, как кто-то из малых детей бегает во дворе усадьбы, проскальзывает ещё миг и снова чьи-то ночные поминки, те открывают после себя картину бала: звучание шпор, касание каблуками пола, звуки шампанского, шелест пышных юбок и звонкий смех раздающийся по жаркому, золотистому залу, что освещался множеством свечей. Открывая глаза, Святослав, словно опустошённый, понял, что призрачная эпоха осталась позади, сменяясь новыми годами и днями, новым поколением. Забытые дни, люди, традиции, слова и привычки вновь не вернуться, лишь два слова – это прошлое. – Не стремись за вчерашним, но почему тогда вчерашнее всё ещё цепляется за меня? – тихо разговаривая с ветром, спросил он. Шагнув в сторону, Милолавский наконец увидел долгожданную могилу. «Баранцовый Сергей Альбертович. Помещик, дворянин». Святослав усмехнулся, он не сильно хорошо знал историю Российской Империи, так уж исторически вышло, что река на Урале теперь принадлежит стране России, но в IX-XII веках, на западе от Урала, появились несколько государств, самыми известными из которых были Киевская Русь и Волжская Булгария. Милославский сел напротив могилы этого человека. Обернувшись по сторонам, чтобы быть уверенным, что никого рядом нет, маг снова вернул своё холодное внимание на могилу. Он усмехнулся, желая разогнать огонь в этой земле в прямом смысле слова. Живши по исключительно своим принципам, он делал ход в своих интересах или желаниях. Может, поэтому, Святослав и не любил потусторонних, дело касалось не только религии, но и их поведения? Достав для обряда двое чёрных свечей с красным, шерстяным клубком, он мысленно обрадовался, что у многих практиков невероятно выработанная психика для своей моральной и интуитивной защиты. Святослав вставил по обе стороны могилы две свечи, параллельно всовывая их в землю. Следующим этапом он закрутил их четыре раза нитью и отрезал её, завязывая на угол. На зеркале он нарисовал помадой знак Морены и круг вокруг знака. Готовый предмет, Святослав, подложил под середину нитки. Следующим по плану шло взять третью свеч чёрного цвета в руки, поднести над зеркалом и ниткой так, чтобы, когда она сгорала, воск падал ровно на зеркало, цепляясь за держащую свечи нить. Дабы дать откуп, парень снял с пальца, за ранее заговорённое, серебряное кольцо, кладя на зеркальце. – Вѣди ѭсъ, малъ ѱї Ѧ ѵжица Ѫ, їотѯров Ѧнъ, – проговорил он заговор, и подставил руку ровно над своей работой. А свечу перевернул вниз, так чтобы горячий воск падал и касался руки мага, оставляя на ладони покрасневшие следы, немного приносящие дискомфорт. Парень с довольным лицом наблюдал, как капли заговорённого воска стекали на зеркало и кольцо отражалось огнем для могилы. Он не был готов идти на компромисс, это и было звонком для ломание других. Главным атрибутом было, чтобы свечи сгорели до конца, поэтому пришлось ждать, пока огонь не подкрался к кончикам пальцев, больно охватывая их. Рука Милославского дрогнула от колкости, но не отпустила свеч, назло своему нраву, решая дотерпеть до конца, демонстрируя силу воли и устойчивость. Когда последние капли воска упали на зеркало и до этого уже сожжённую огнём нить, Святослав аккуратно, не смотря в зеркальный предмет, чтобы не наслать на себя ответное заклятие, перевернул его к земле, а кольцо он засунул в могилу. Стоило коснуться могильной земли, как она в осенний вечер нагрелась весьма быстро. Убедившись, что ритуал правильно проделан, парень встал на ноги. И только он мог видеть, как оранжевый цвет пробивался сквозь землю, словно врата ада, что вот-вот распахнуться. –Гореть тебе в могиле вечность, Баранцовый, – холодно произнёс Святослав и ничуть не жалея о проделанном деле, развернулся, чтобы вернуться домой.

***

Владимира и Мирослава решили прокатиться на лошадях. Они взяли с конюшни своих любимцев и верхом на них, через дорогу, затянутую тучами, направились к открытой местности – поле за школой. Последние дни погода баловала только дождями и холодами, но это не мешало чувствовать себя полностью отданным природе и новым эмоциям. Когда жара меняется ветрами и осенней прохладой, наступает какой-то свой черёд. Влажные колоски нагибались к земле от ветра, а буйные ветки извивались от воздушной стихии этого времени года. – Какая прекрасная погода, – прокомментировала Владимира, немного нагибаясь вперёд, чтобы погладить свою кобылу по шеи. Когда они гуляли с Рогнедой, она любила брать коня, а в этом году что-то её потянуло к женскому роду у животных. Её белые, пышные волосы неряшливо разлетались, но при этом цвет волос, среди серости туманных дней, выделял девушку, словно принцессу в заточении холода и тусклости. – Всегда любила такую свободу. – Ты сравниваешь погоду со свободой? – Мирослава усмехнулась, слезав с коня на землю, её руки не отпускали узду. – Почему нет? Неограниченный срок ветра, это как мечта. Нам всегда нужна смена. Да, такая погода, это свобода, можно кричать на ветру, можно поплакать, можно радоваться и смеяться, а ветра только укутают эмоции в вихри. – Твоя правда, – Мира, придерживая коня рядом с собой, шагнула вперёд, ведя животное за собой. Владимира спрыгнула на землю, поправляя платье. Она подошла к Мире, чтобы быть ближе. – Что у тебя с Ярополком? Ты молчишь и не говоришь ничего… Может, что-то сдвинулось с мёртвой точки? – надеясь на разъяснение спросила Орлова, улыбаясь. – Лучше бы ты и не спрашивала, – последовал короткий ответ. – Нет. У нас с ним ничего нет. – Ну и дура, – без капли сожаления ответила Владимира, поворачиваясь лицом к кобыле. Мира стояла в ступоре. Она не могла поверить, что её близкая подруга так отозвалась. – Лучше бы тебе держать своё мнение при себе, – более строго сказала Мирослава, опуская узду. На её тон Владимира повернулась и рассмеялась. Забавно наблюдать, как человек злился на правду, которую и сама хорошо знала, но из-за своего характера не могла сбросить так называемую золотую чешую. – Брось. Я не хотела тебя обидеть. Просто подчеркнула то, о чём ты сама думаешь. Если смотреть с точки зрения общественного мнения, но оно точно на стороне Ярополка. Смотри, – она стала спиной к животному и начала загибать пальцы на левой руке, чтобы перечислить всё. – Ярополк умный, Ярополк красивый, Ярополк добрый, Ярополк обеспеченный, что не мало важно! Ярополк тебя любит, он вляпался в такую яму, а ты? Нет, ну правда. Хватит набивать себе цену, все и так уже поняли, что ты недоступная, – наигранно ответила она, поднимая руки чуть выше. – Но жизнь это не игра. Умей забирать всё. Я не хочу тебя упрекать, я хочу тебя научить. Недавно Иван подарил мне брошь, и я её приняла, потому что, пусть даже для меня, но дорогие подарки на земле не валяются, а дорогие мальчики тем более. – Что же это ты мне предлагаешь? – Скарникова не умела думать так, и хотя она понимала суть, о которой пыталась рассказать Владимира, но для неё это было странно. – У тебя есть внешность и очень хорошенькая. Ты только не умеешь ею правильно пользоваться…. – Глупости! – обрезала Мира. – Богдан так не думал. – Да что ты вцепилась в того сожжённого? – уже начиная раздражаться, спросила Орлова. Она крутилась то в одну, то в другую сторону, желая донести свою философию. – Толк от того Богдана? Богдан кто? Князь? Богатый наследник древнейшего рода? Или умнейший маг в истории Руси и княжеств? Что ты вцепилась в него, как вор в кусок золота? Я говорю, глаза открой и посмотри на нормальных парней! У тебя редчайшая метка Бога, ты красивая, в чём проблема? Если бы захотела, то после замужества у тебя была бы фамилия хоть Вяземская, а ты просто дура, которая не видит возможности перед собой, – выговорилась Владимира. Видя расстроенный взгляд Миры, она тяжело вдохнула. – Давай не будем ссориться, ладно? Я говорю как есть. Жить надо в удовольствие, принимать подарки, комплименты, ухаживание и верность от парней, а не самой это отдавать. Мне Ваня не нужен, однако, я умело её обкрутила и теперь могу получать всё, что захочу, и ему приносит удовольствие моё внимание и мне. Научишь ценить себя! Мира, не будь тряпкой для мужской ноги. Не нравится Блэк, есть Муромец, не Муромец, так ещё кого-то найдём. Ты-то точно себе парня найдёшь. – Меня бросили во время танца! – Да кого это волнует? Ты действительно думаешь, что для богатых и древнейших семей девушка, у которой покровитель Чернобог, а глаза цвета сияющего неба, останется без внимания, лишь потому что её какой-то охламон на празднике бросил? Я тебя умоляю. Это работает только с теми, кто ничем не отличается от других, для самых обычных и не примитивных. Мира замолчала. Грубые слова Владимиры почему-то не загоняли в унынье настроение, а наоборот, поднимали выше, словно на пьедестал. Она приходила к мысли, что является необычным объектом, но никогда не собиралась этим пользоваться. – На меня смотрят как на самое ничтожное существо… – Ты сейчас серьёзно? Не смеши меня, ты не тот случай. Не думай сравнивать себя с ними, и подумай лучше о своём будущем! Какие только тебе твои метка и личико открывают двери, – уже спокойнее и поддерживающее ответила она, улыбаясь. – Думай о себе. Когда Мира и Владимира на лошадях неслись к полю за Колдовстворец, Огнедар, Ярополк и Ростислав сидели недалеко на балках и прекрасно их видели. Солвецкий спрыгнул на землю, поворачиваясь к холодным балкам лицом и нагибаясь на них, чтобы проследить за девочками. – Что ты делаешь? – спросил сидящий Ростислав, крепче хватаясь за деревянные балки под собой. – Куда они? – поинтересовался Огнедар. – Кто их знает? – пожал плечами Вяземский, опуская голову вниз к траве, болтая ногами. – А зачем тебе это? – снова глядя на Огнедара, отозвался Ростислав. – Кое-что надо…, – задумчиво ответил Солвецкий, перепрыгивая через балки на другую сторону. – Ты куда? – в один голос сразу спросили Ростислав и Ярополк. – Миру думаю проучить. Последнее время она меня очень сильно раздражает, – ответил Огнедар, глядя на дорогу, по которой ушли подруги. Блэк и Вяземский переглянулись. – Не понял, что ты хочешь? – немного заторможено задал вопрос Ярополк. – Придумаю на месте. В общем, ждите меня здесь, – подскочив к самому концу балок, парень вывел коня по имени Закат, и сев на него, направился вслед за Мирой и Владимирой. Двое друзей так и остались на месте ожидать Огнедара. – Не нравится мне это, – поделился мыслями Ростислав. – Не удивляйся, если после сегодня тебя Мира и знать не захочет. Тем временем, Огнедар нёсся на всех порах следом. Он считал, что Мирослава перешагивает своим противным поведением через все нормы и морали. Она и сама, судя по всему, не знала, чего хотела. То ей нравится, то наоборот не нравится. Огнедар остановился на поле, замечая Орлову и Скарникову, сузил глаза; ветер касался глазниц, раздражая слизистую оболочку. Быстро захлопав ресницами, он повернул коня в сторону ближе к деревьям. Стоило ему тут остановиться, парень сразу слез на землю, подходя к животному и нежным касанием руки погладил его. В княжествах конь считался не просто животным, а другом и помощником в войнах, побегах или наоборот набегах. Оставив Заката на месте, парень пробрался за деревьями к месту, где стояли девушки. Владимира что-то говорила про парней, и между строк, Огнедар услышал признание девушки об Иване, он ей совсем был не нужен. Солвецкий удивлённо расширил глаза, садясь под одним из деревьев и прислоняясь к его столбу рукой. Откровение Орловой его очень даже ошарашило. Подумать только, этой девчонке нужна была только выгода… Поняв, что именно такой схеме она пыталась научить и Миру, Огнедар покачал головой, вспоминая Гордану. Выходило, что та, которую он всей душой ненавидел, ничем не отличалась от Владимиры. Огнедар использовал свои любимые приёмы. Создав в руке яркий, световой шар, больше похожий на кусочек солнца, парень бросил его в спину Миры, так чтобы та рухнула на Владимиру. Воспользовшись эффектом неожиданности, он выскочил из-за деревьев, заскакивая на коня Миры и хватая рукой поводья другого животного рядом. Не оглядываясь, он поторопился скрыться с лошадьми, оставляя подруг на земле одних. Мира и Владимира тут же поднялись, начиная бежать за ним и кричать, чтобы Солвецкий вернулся или остановился, но парень только усмехнулся, не собираясь поддаваться этим возгласам. Проскакивая мимо своего оставленного коня, он свистнул, подавая Закату сигнал, чтобы следовал за Огнедаром. Парень вернулся к друзьям с тремя конями. Ростислав и Ярополк сразу поняли, что тот сделал, но они не были уверены, правильно ли это. – Сейчас такое расскажу, – сразу начал Огнедар, поглаживая коня Миры – Дискорда, и подходя к ребятам. – Эта Владимира… она использует Ваню. – Она тебе лично сказала? – спросил Ярополк, опираясь руками на балки, и только Ростислав остался сидеть на них. – Я слышал, как она призналась в этом Мире. – Может, ты что-то не так понял? Или… – Нет, Ярополк, нет. Я заверю тебя, что она именно это и имела ввиду. Ещё и Мире предлагала вести примерно такой образ жизни. Но Скарникова слишком глупая для этого, а вот её подруга… – Бред какой-то, – отозвался Вяземский. – Звучит очень странно. – К сожалению, не бред, – уверенно ответил Солвецкий. – Я должен предупредить Ваню. – Нет, Огнедар, нет! – вмешался Ярополк. – Ты не можешь прийти к нему и сказать, что его девушка или подруга его использует, как самоцветы. И что он пожалеет о её общении. – Ярополк, Ваня мой друг! – строже сказал он, смотря ему в глаза. – Я не могу допустить, чтобы мои друзья потом страдали. – Тебе не кажется, что страдать буду все, если ты вмешаешься не в своё дело? – настоял на своём Блэк. – А тебе не кажется, что я просто хочу справедливости? Я помогал тебе, так что пожалуйста, не будь эгоистом, позволь мне помочь и другим! – он повысил голос. Даже Ростислав удивлённо заморгал, до этого парень не влазил в этот спор. Ярополк замолчал, одной такой грубой интонации и слова, в котором его назвали эгоистом, хватило, чтобы изменить своё настроение окончательно. – Огнедар… Ты перегнул палку, – наконец-то сказал Ростислав, заступаясь за Ярополка. – Значит, я эгоист? – решая не останавливаться, а идти до конца, спросил Ярополк, ухмыляясь, явно обиженно. – Да! Ты меня уже достал своей Мирой. Носишься с ней как с писаной торбой. Мира это, Мира то, Мира всё, и так далее! У Вани действительно могут быть проблемы из-за этой Орловой, а ты начинаешь играть в благородство, мол…, – наигранно махая руками, продолжал он. – Огнедар, это будет не правильно. Огнедар, страдать будут все, если ты вмешаешься, да сколько можно? Разберись лучше со своей Мирой и не лезь сюда! Ты действительно поступаешь как эгоист, потому что когда я тебе помогаю, это нормально, но если другим, то уже не надо! Этим ты меня бесишь! Я, когда просыпаюсь, уже заранее морально приготавливаюсь выслушивать тебя и твои жалобы. Думаешь, ты один, по которому я должен заботиться, и которому нужна поддержка? Нет, кроме тебя и твоей надоедливой Миры меня окружают множество близких мне людей! Поведение Владимиры будет рассматриваться низким для всех Корсаковых! – сдаваясь эмоциям, ответил Огнедар. Ярополк молча слушал. Вяземский был не то, что удивлён, он сидел, не веря своим ушам, что Огнедар такое сказал, не кому-то, а своему лучшему другу. Больше вероятнее, что так грубо и резко Солвецкий ответил бы Ростиславу, но никак не тому, кому эти слова были предназначены на самом деле. Блэк молча продолжал стоять. Это было больнее, чем физическое повреждение. Такой короткий, тернистый путь с непростой сутью. От обиды хотелось расплакаться. Фразы лучшего друга были на уровне с изменой. Словно вьюгой в душу зимой. Ярополк развернулся и просто молча ушёл, не молвив, больше не слова. Огнедар тут же смягчил лицо, и только сейчас, уже после всего сказанного, понял, что язык стоит держать за зубами. – Ярополк! – крикнул вслед ему Ростислав, спрыгивая с влажных балок. – Солвецкий, ты меня прости, но порой ты такой дурак! – сказал он ему, и поворачиваясь к уходящему, бросился вдогонку. – Ярополк! Постой! Огнедар испытывал чувство вины; он не должен был так остро реагировать, но назад ничего не вернёшь. С Ярополком он мог разъяснить отношение позже, а разговор с Ваней откладывать нельзя. Надеясь, что в школе никто не узнает, что он покинул её владения без предупреждения. Когда они с ребятами ходили на Ярмарку или в город, то обязательно ставили наставников дворов в известность; это только те ребята, которые уже прошли посвящение, могут уходить, даже не говоря взрослым об этом. Сев на своего коня, Огнедар понёсся через всю территорию, прямо по осенней грязи, сворачивая в лес от школы. Дорогу он знал хорошо, поэтому бояться, что заблудиться, было пустой тратой сил. В лесу хорошо. Свежайший воздух, по правилам, обходил границы деревьев. Копыта коня ступали по мягкой, влажной, рыхлой земле, немного опускаясь в неё и пачкаясь. Огнедар продолжал гнать животное всё дальше и дальше, желая успеть вернуться в Колдовстворец до отбоя и помириться с Ярополком. Совесть тянула его назад к школе, а разум кричал, что нужно закончить начатое. Выбрав из двух противоположностей разум, юноша, усердно пытался отогнать навязчивые чувства прочь, подальше от себя. Несколько воронов слетели с голой ветки, каркая, и эхом разнося звук по лесной местности. Огнедар на полной скорости вылетел с чащи леса, мысленно жалея Закат. Не устало сжимая кожаную узду, он потянул её, оставляя на руке яркий след, словно раскалённая сталь. Когда под копытами коня мягкая земля сменилась песком, а дорога стала ровнее, сердце Огнедара от накаляющихся эмоций принялось быстро стучать. Он был дома. Сончева улица. Её и Колдовстворец рассоединял лишь лес. Время проходило быстро, и страх, что он не успеет вернуться вовремя, увеличивался с каждой прошедшей минутой. Зная, что только он один будет отвечать за свои вымышленные действия перед Карениной, Огнедар собрал всю волю в кулак и с ещё большей уверенностью и скоростью направил Закат к дому по левой стороне улицы. Усадьба Корсаковых располагалась в середине площади, что весьма радовало: не нужно спешить аж до самого конца. Остановив коня у входа снаружи, Огнедара ждала стража, но Солвецкого они узнали сразу, поэтому без вопросов пропустили вовнутрь. Огнедар, вспотевший от гонки, то ли за судьбой, то ли за справедливостью, не чувствовал холод, ему хотелось снять белый, обшитый камнями пиджак прямо на улице. Искать долго Ваню не пришлось, он находился во дворе. Подъезжающего Огнедара к дому Корсаков заметил первый, и вышел тому на встречу. – Какие люди… Солвецкий, ты что тут забыл? – приветливо улыбнулся он, пожимая руку своего гостя при встречи. – Я должен тебе кое-что сказать, это касается Владимиры. Ваня сразу же превратился в серьёзного. Улыбка исчезла, а глаза сменили светлый блеск на встревоженность. – Я тебя слушаю… – …тут такое дело, – Огнедар замялся, думая, как бы правильнее объяснить. Ваня был его другом, и он имел право знать правду. В конце концов, каждый заслуживает честности. – Не ходи больше к ней. Она тебя использует. Корсаков сначала застыл, как мёртвый, но потом рассмеялся. Слова Огнедара были для него полной чушью, даже не совместимы с реальностью. Сам Огнедар не видел ничего смешного, даже намёка на комичность в сказанном не присутствовало. – Огнедар, ты романов перечитал? Как она меня будет использовать? Её семья не уступает моей, если не превосходит. – Не нужно быть бедной, чтобы использовать кого-то из-за подарков и денег, – прямо ответил он. – Я сам это слышал. Сегодня. Открой глаза, ты ей не нужен! Ваня помедлил немного, прежде чем врезать Огнедару по лицу. Тот, от удара, отвернул голову в сторону, выплёвывая кровь со слюной, и отшатываясь назад, сразу схватился за пострадавшую часть тела. Слова, сорвавшиеся из уст Огнедара, были серьёзным оскорблением для всей семьи Корсаковых. – Не смей так о ней говорить! – пригрозил Ваня. – Ты врёшь! Владимира так не станет поступать. А свои байки оставь своему Ярополку, а не мне! Огнедар не был готов, что Ваня среагирует так, он даже не успел подготовиться, чтобы отреагировать должным образом. Парень надеялся, что его откровения будут приняты и услышаны, но, к сожалению, Блэк был прав. – Ты слепой, влюблённый дурак! – смеясь сквозь кровь на зубах ответил Огнедар. – Если бы твой дедушка живой был, не дал бы Корсаковым так низко пасть! Ваня только сильнее разозлился и снова прошёлся кулаком по лицу Огнедара, теперь уже по другой стороне. Солвецкий выплюнул на землю скопление слюны, и встав на ноги, ударил Ваню в ответ, разбивая ему губу. Тот упал на землю, рукой провёл по холодной, измазанной в росе траве. Второй рукой так неудачно проскочил по поверхности грязи, загоняя её себе под ногти. – Я понял, – Иван рассмеялся, потирая разбитую губу грязными пальцами. – Ты сам на неё глаз положил, так? А что… Василиса, что к тебе приезжала, уже не в сердце? Или Владимира, лучше партия? Огнедар хотел ударить того ещё раз, а потом ещё, а потом ещё, и ещё, но не стал. История с Ярополком научила его сдерживать себя, даже когда не в моготу, и чтобы потом не жалеть о содеянном. Солвецкий, с переполненной его яростью от недопонимания, усмехнулся. – Какой же ты дурак, Иванушка, – бросил он на последок, прежде чем развернуться спиной к нему и уйти с территории усадьбы Корсаковых. – И чтобы ноги твоей предательской, больше в моём доме не было! Понял? – крикнул на последок ему Иван, продолжая лежать на земле, чувственно ощущая её холод.