Ханахаки

      Галдёж толпы звучал оглушительно в ночи. Во двор стеклось минимум тридцать человек. Две машины сотрудников внутренних органов уже «не выли» сиреной, но мигалки были включены. Степанида заметила, что детскую площадку, которая находилась во дворе, начали отгораживать полицейские красно-белой сигнальной лентой. Они настоятельно просили отойти гражданских, некоторых даже «выводили за ручку» из зоны.       Лебедева подошла ближе и спокойно нырнула под ленту. Никто из толпы не начал возмущаться тому, что Степаниду не заставляют уйти. Каждая собака во дворе знала, кто эта девушка.       — Товарищ майор, доброй ночи, — поздоровался по уставу один из полицейских — старший по званию из всех пяти здесь присутствующих. Все они были из отдела Лебедевой и все были знакомы с ней.       — Боюсь нам сейчас не до любезностей, Миш, — устало произнесла офицерша, принимая из рук Михаила Зорина перчатки.       Посреди детской площадки лежала девушка. Её красивые каштановые волосы разбросались (явно не естественно) по лепесткам цветов, из которых была выложена пышная подстилка под тело. Глаза закрыла, руки лежат «по швам», в одной зажат ликорис. Труп был одет в красивое белое платье с декольте до самой середины живота. Кое-где довольно дорогая ткань была испачкана кровью. Грудь вскрыта, а из отверстия выглядывали цветы.       — Гортензия… — задумчиво произнесла Степанида, приседая около трупа. — Кто заметил?       — Алкоголик какой-то, — отвечал старший лейтенант Зорин. — Василий Черёмухин. А позвонила продавщица из ближайшей круглосутки, когда он ей обо всём рассказал. У гражданского телефона не было.       Усмешка Михаила не была злой, но неприятельской — это да.       — Кто-нибудь что-нибудь видел?       — Какой там! Все как один твердят — мы спали. Даже Черёмухин. Сюда и народ то выбежал из-за того, что сигнальники наши услышали.       — Понятно. Жертву сюда телепортировали, значит, — жёстко говорила Лебедева. Зорин нахмурился и предложил провести поквартирный опрос с утра. Степанида отказалась от этой идеи, так как делом занималось теперь другая служба.       Словно в подтверждении её слов во двор завернули две машины. Знакомый офицерше джип остановился совсем рядом с толпой, спугнув людей, словно стайку голубей — они тут же отошли подальше. Из внедорожника вышел Костенко. Генерал-майор придирчиво оглядел гражданских, а затем зацепился взглядом за фигуру Лебедевой, застывшей над телом новой жертвы.       Степанида долго смотрела на «букет». Вдруг среди голубых, фиолетовых и розовых цветков майор заметила нечто белое — сложенный вдвое листок бумаги. «Записка?» — мелькнула догадка в голове у девушки. Она тут же протянула руку, чтобы её достать.       — Хочу Вам напомнить, товарищ майор, что Вы больше не ведёте дело об этих серийных убийствах, — вместо приветствия прозвучал голос Сергея. Степанида не отвечала ему; девушка поднялась на ноги и принялась читать то, что было написано на клочке бумаги. — Вы что-то нашли? — риторически спросил Костенко с немым приказом протягивая руку. — Отдайте записку, Лебедева.       Стёпа всё так же молчала. Серо-голубые глаза бегали по строчкам. Её голова резко разболелась ещё при виде тела, а сейчас невыносимо раскалывалась. Майор чувствовала, как быстро-быстро стучит её сердце, отдавая в уши и виски, а давление опасно повышается. А ведь только девушка решила, что всё закончилось, как судьба выкинула новый финт…       Упала птица в камыши —       Лишили лебедя полёта…       Над ним лебёдушка кружит,        «Вставай скорее, милый, что ты…       Вставай скорей, пришла зима,       Дорога в дальний край открыта…»       А он в ответ — «Лети сама,       Я не могу — крыло подбито!..»       Печаль и грусть в ответе том,       Лебёдушка к нему спустилась,       И в этот миг у них вдвоём       Два сердца как одно забилось       Пройдут холодные дожди,       И закружится злая вьюга…       А я хочу, чтоб я и ты       Вот так любили бы друг друга…       — Лебедева, Вы меня слышите? С Вами всё хорошо?       Степанида до сих пор молчала. У неё закружилась голова, а к горлу подступила тошнота. В ноги прокралась слабость. Офицерша шагнула в сторону, словно бы это помогло ей удержаться, и вдруг пошатнулась. Костенко, рванув вперёд, еле успел поймать падающую девушку у самой земли.       — Лебедева! Что с тобой, эй?! — взволнованно звал Сергей, неосознанно переходя на «ты».       — У неё обморок, — объяснил Михаил, тут же подоспевший к старшей по званию.       — Я и сам вижу, не дурак! — огрызнулся генерал-майор, поднимаясь на ноги вместе с девушкой на руках. Мужчина быстро поднёс Лебедеву к лавочке, укладывая на неё и сгибая ноги офицерши в коленях. В руках Сергей тут же оказалось тонкое запястье, когда тот принялся проверять наличие пульса.       — У неё так случается, когда она сильно напряжена эмоционально, — спокойно пояснял Зорин. — Весь наш отдел это знает. А в последнее время обмороки всё чаще. И все эти недоедания и недосыпания плохо сказываются на её состоянии.       — Что же в этой записке такого? — задался вопросом Костенко и тут же аккуратно встряхнул девушку. Когда эти действия не возымели эффекта, Сергей принялся аккуратно тереть уши Степаниды под удивлённые взгляды старшего лейтенанта. — Эй, Лебедева! Приди в себя!       Ресницы майора затрепетали. Совсем скоро она подняла веки и мутным взглядом осмотрела лицо застывшего в непозволительной близости Костенко. Стёпа довольно долго молчала, а затем чуть скривила лицо. В её глазах расцвело недовольство.       — Генерал?.. — сухим надтреснутым голосом произнесла девушка совсем тихо. — Что Вы тут делаете?       — Ты вроде головой не билась. Память отшибло?       Тут выражение лица Лебедевой чуть прояснилось. Она уже осознанно смотрела на Сергея и вдруг попыталась сесть, но мужчина быстро уложил майора обратно. Один край её пальто съехал, оголяя её пеньюар, который едва прикрывал небольшую грудь. Не успела Стёпа смутиться, как Костенко быстро поправил её верхнюю одежду и даже застегнул одну пуговицу. Его хладнокровие и сами действия почему-то удивили офицершу.       — Лежи, дурёха? У тебя только что обморок был.       — Обморок? — голос Степаниды звучал куда лучше. Наконец, она всё вспомнила. Голова снова заболела; скривившись, майор накрыло рукой лоб и потёрла его, шепча:       — Fuck… this letter…       — Вы про ту записку в цветах? — уточнил Сергей. Лебедева медленно кивнула, ещё мучаясь от головной боли.       — Там стихотворение… about swans… — Степанида осеклась и тут же поправилась:       — Простите, я хотела сказать «про лебедей».       — Лебедей? — сам для себя переспросил Костенко. Но майор всё-таки опять кивнула и тут же простонала от боли. — Вам нужно к врачу, — жёстко заявил Сергей.       — Нет. Мне нужно домой. Там Полина и… Я знаю, как о себе позаботиться. Со мной не в первый раз обморок случился.       — Я это уже понял, — недовольный непокорностью девушки, произнёс генерал, но спросить с ней не стал — она была слаба и упряма.       Мужчина встал, снова поднимая Степаниду. У неё не было ни сил, ни желания сопротивляться. Она только спросила, что делает Костенко, и генерал ответил, что хочет отнести её домой.       — Вы ведь живёте в этом дворе?       — Второй подъезд, пятый этаж, — отвечала Лебедева вместо простого «да». — И лифта у нас нет, так что лучше поставьте меня на землю. Я справлюсь.       — Нисколько не сомневаюсь, но оставлять Вас в таком состоянии не собираюсь.       Пронеся через рассасывающуюся толпу девушку, Сергей с завидной быстротой поднял её на указанный этаж. Его подчинённые уже наказали полицейским из отдела Лебедевой уезжать обратно и принялись за своё дело — работу с телом.       Костенко внёс Стёпу в квартиру, моментально напугав Гуровых. Ирина Сергеевна словно ужаленная подскочила и накинулась на мужчину с расспросами.       — Вы кто? Что со Стешей? Что Вы с ней сделали?       — Успокойся, мать. Генерал-майор ФСБ Сергей Александрович Костенко, будем знакомы. А вы сами-то кто? Насколько я знаю, у Лебедевой нет бабушки, а этот молодой человек, — Сергей красноречиво посмотрел на Кирилла, — совсем не похож на Дмитрия.       — Это соседи мои, — оповестила мужчину Стёпа, холодно наблюдавшая за развернувшейся сценой. — Не грубите, это некрасиво.       Костенко ничего не ответив. Едва ли не приказав приготовить сладкий чай для майора, мужчина отнёс офицершу в её спальню. Не отказав себе в вольности, Сергей попутно осмотрел комнату и не нашёл в ней ничего особенного: двуспальная кровать с пышным матрацем; две тумбы с лампочками; шкафы и книжные полки, встроенные в стену; стол и новомодное компьютерное кресло. Комната освещалась точечными светильниками квадратной формы. Из техники тут был ноутбук не самой плохой модели и плазменный телевизор напротив постели. Никаких предметов декора здесь не было, как и в кабинете майора в здании отдела ОВД. Даже на столе.       — Скучно живёте, Лебедева, — прокомментировал увиденное Костенко, укладывая девушку на её кровать.       — Вас забыла спросить. Это называется минимализм.       Кирилл принёс чай. За ним шла разбуженная суетой в квартире Полина. Девушку Степанида отправила спать, а соседей домой, наказав не волноваться. Офицеры снова оказались наедине. Лебедева медленно пила чай, пиля взглядом генерала, но его это не трогало.       — Нам нужно поговорить насчёт жертвы и той записки.       — Не сейчас. И вообще это тело теперь Ваше дело. Не трогайте меня. Я уже говорила — всё в той папке. Я всё что могла, рассказала.       — Почему Вы упали в обморок? — настаивал Сергей. Степанида рвано выдохнула, ставя чашку на тумбу рядом.       — Организм такой.       — Конечно. Но в чём причина такой реакции организма? Что Вас так напугало в той записке?       — Возьмите и сами прочитайте, — голос Лебедевой уже не звучал хладнокровно. В нём отражались не самые положительные чувства девушки.       — В записки стихи про лебедей, Вы так сказали. Птица, что дала Вашему роду имя. Вы считаете, что убийца на самом деле преследует ещё одну цель, помимо убийства? Эта цель Вы?       — Я же сказала — оставьте меня, — Стёпа едва не повысила голос. Её руки непроизвольно сжались в кулаки, а взгляд стал острым и злым. — Я не хочу ничего думать. Я устала и хочу спать. Сейчас пятый час, а мне утром на работу. Так что если Вы не собираетесь ночевать здесь, покиньте, пожалуйста, мой дом.       Сергей молчал, долго смотря на офицершу. Наконец, едва слышно выдохнув, он произнёс:       — Я не прощаюсь, товарищ майор. Мы ещё увидимся.       Стёпа ничего не ответила и даже не повернулась к Костенко, когда тот, задержав на девушке взгляд, вышел. Сейчас Лебедева казалась ему такой маленькой и хрупкой, что стало даже боязно за неё. Её страх, хорошо скрываемый, но очевидный для генерала, неприятно колол сердце Сергея. Отчего-то он волновался за эту особу.