Ведьма

      — Ну, ты и красавчик. — Вампир хохотал в голос. Его друг, такой же представитель древней крови, сейчас лежал на диване в оранжерее с опухшим носом и перепачканным засохшей кровью лицом, пока ведьма возился с травами. Это их сад и трава, если что. — Утром был же твой шнобель, а сейчас слива. — Новый хохот отражался от стеклянных стен и хрустальных ваз. — Мне нужны подробности.       — Свали, а? — Даже голос был гнусавым, а голова ныла. Перелом, еще один перелом, потом вправка… Люди, как вы еще живы, раз вы можете чувствовать такую невыносимую боль? Кошмар. У вампиров тоже есть это мерзкое чувство, но чем дольше живешь, тем сильнее оно притупляется. — И так тошно, а от твоего лошадиного ржания вообще невмоготу.       — Да хватит тебе уже ныть. — Ведьма растирал в ступке растения из чужой оранжереи. Ягоды шиповника он взял из дома. — Все через неделю пройдет. — Как же ему было неловко в чужих владениях, пусть и в окружении такого разнообразия зелени и цветов. Этот вампир, другой, белобрысый, все не унимался, расспрашивая, что такого могло случиться, что чернявый до сих пор не может восстановиться.       — Ничего не скажу, но это того стоило. — Пострадавший мечтательно заулыбался, посматривая на рыжего парня. Подрагивающие руки, растерянность в уже влажных янтарных глазах, припухшие губы, жадно хватающие воздух, покрасневшие щеки, шея и даже кусочек плеча, выглядывающий из-под рубашки, явно стоили сломанного носа. И, вообще, ведьма сам виноват, раз разгуливал перед ним, в чем мать родила. Неправда. Он был полностью одет, но это плечо… Да и ругань эта сладкая… Звезды, в общем, сошлись, а то, что за роспуск своего языка и рук ему влетит от госпожи Цзянь, ничего страшно. Все восстановится после ее наказаний. — Но тебя, мой друг, это не касается. То, что происходит между двумя, остается между ними.       — Ладно, потом мне расскажешь. Учти, перед мамой тебя выгораживать не буду. — Уняв смех, теперь вампир гаденько ухмылялся. И не только из-за чересчур довольной рожи друга, но и из-за того, как усиленно краснел ведьма. Интересно, а от такого умереть можно? Ну, там, давление, кровь в голове? Потому что если да, то ведьма уже одной ногой в могиле. Только сдается вампиру, что этот рыжий и друга с собой утащит, а тот и против не будет.       — Я почти закончил. — Слишком громко ступка ударилась о стеклянный стол. — Мой друг сейчас принесет настойку на ягодах, и снадобье будет готово.       — Он тоже ведьма? — Потеряв интерес к побитому другу, у того что-то не то с глазами — дурные они какие-то, влюбленные, что ведьма за этот месяц сделал с ним, светлый вампир заглянул в посуду с перетертыми растениями. Пахнет приятно.       — Он охотник. — Без стука вошел человек с небольшим бочонком в руках. — Все нормально? — Охотнику и дела не было до вампиров, так же как и до элементарного приветствия. Его друг уже месяц не мог отделаться от того, кто пластом лежал, а тут оказывается их двое. Беда никогда не приходит одна. Куда катится мир? — Я принес то, что ты просил. — Смотря только на ведьму и пытаясь найти повреждения, парень поставил бочонок рядом. — Можем идти.       — Я Цзянь И. — Стоило рукам гостя опустеть, как тот шустро подошел к нему и, взяв за руки, стал трясти их в рукопожатии. — Будем друзьями. Как зовут? На кого охотился? Сколько лет? Женат? Я — нет. Сердце мое свободно. Сегодня утром было, по крайней мере. Мне пятьсот, люблю клюкву и веселиться. Предпочитаю одинаково как женщин, так и мужчин. Рыжуля мне тоже уже друг. А еще я…       — Отстань от него! — Шикнул ведьма на Цзянь И и дунул тому в лицо горстку цветной пыли, вынуждая вампира зайтись чихом. Всегда помогает при приставании оборотней, а оказывается и на вампиров действует. А не надо было так налетать на его друга. Чжань Чжэнси — парень простой, и шокировать его бесконечным потоком слов уже точно не лучшая идея. Этому И вообще спасибо нужно ему сказать — охотник мог его стукнуть. Ну, это потом. Сначала он будет чихать еще несколько минут под смешки избитого вампира. И от чего-то ведьме тоже стало смешно, поэтому он позволил себе слабую улыбку. И не в смехе его персонального мучителя дело, а в том, каким растерянным выглядел его друг. Определенно.

      Существует непреложная истина — каждый человек жаждет обращения. Людей много, а высших созданий нет. И не важно, кто предложит, человек обязан согласиться на обращение — это великая честь. Иногда смертные оббивали пороги сильных мира сего, но так и не получали желаемого. Вампиров можно назвать бессмертными, оборотней — сильными и крепкими долгожителями. Три сотни точно проживут, если судьба не решит иначе, но человек слабый, болезненный, имеющий короткий век, всегда встречает кровь или клыки с распростертыми объятиями. Так было испокон веков. И сейчас, стоя у знакомого забора, вожак оборотней, что обосновались в этих краях, никак не мог понять, почему ему отказывают. И был бы из-за чего. Ну, подумаешь, задрали батьку, так он, судя по рассказам, сам покинул дом в ночь полной луны. Теперь еще и кровососы на эту территорию глаз положили. Быть бойне, если на его лисенка попадет хоть капля упырьской крови. Обращенных уже нельзя повторно обратить.

      — Ты чего ревешь? — Мальчик лет десяти прогуливался по знакомым лесным тропинкам, слегка прихрамывая, и услышал плач за одним из деревьев. — Лисенок, ты потерялся?       — И вовсе я не реву. — Ребенок дернулся от неожиданности и, подскочив на ноги, взял палку, угрожая незнакомому мальчишке. — Ты кто? Отойди от меня. Мне нельзя разговаривать с незнакомцами. Особенно в лесу.       — Какой храбрый. — Без издевки отметил мальчишка, опираясь о ствол дерева. Видимо рана открылась. Тяжело ему после ночи. — Я тебя старше на пару лет, и я точно не похож на опасного дядьку.       — И то верно. — Отбросив свое оружие, ребенок снова сел, отворачиваясь от незнакомца. — Не заблудился я. Я просто люблю тут сидеть. Иди, куда шел.       — Да я бы с радостью, но, представь себе, ногу поранил вчера, вот и снова кровь, наверное, пошла. Отдохну, и дальше пойду. — Кивнул он на перебинтованную голень.       — Сильно болит? — Ребенок шмыгнул носом и стал тереть кулаками свои глаза.       — А сам как думаешь? Лисичка, а у тебя хвост есть? — Мальчишка вдохнул поглубже, но кроме запаха человека ничего не почувствовал. Странный он, этот плакса. Никогда таких рыжих он еще не видел.       — Будешь задирать меня, я снова палку возьму. — Насупился ребенок. — Нет у меня хвоста. Я обычный мальчик.       — Ой, боюсь-боюсь. — Мальчишка рассмеялся, до чего забавным выглядел этот рыжий ребенок. — Я уже это понял. Хотя лисьи уши и хвост тебе подошли бы.       — На себя посмотри. Белый весь и глаза желтые, как у волков за неделю до полнолуния и в проклятую ночь. — До этого он плакал из-за тоски по маме и папе, а теперь этот незнакомый пацан его настораживал. — Я тебя не видел раньше. Ты недавно переехал в наши края?       — Я тут живу уже давно. — Обвел рукой лес желтоглазый мальчик. — Просто я не особо люблю болтать с человеческими детьми. Вы глупые.       — А ты? Не человеческий ребенок что ли? — Вот теперь нужно бежать. Он уже начал догадываться, кто перед ним. Поэтому рыженький мальчик вновь подскочил со своего места, начиная пятиться. — Слушай, я пойду, наверное. Тетушка с дядюшкой уже волнуются.       — Раскусил? — Мальчик зашелся громким смехом. — Сразу страшно стало?       — Я все еще могу тебя ударить палкой. — Вот и все. Его точно убьют. Это же волк. Да не простой. Простые волки не ходят с желтыми глазами после полнолуния. Альфы ходят.       — Да ничего я тебе не сделаю. — Волчонок попытался встать, как повалился обратно, болезненно зашипев. — Вот же ж…       — Все-таки болит, да? — Страх никуда не ушел, но беспокойство имело место быть. Сейчас же перед ним не опасный волк, а ребенок, которому больно. — Я могу посмотреть. У меня мама была травницей, и если у тебя ранка, я помогу. А ты меня не тронешь. Идет?       — А ты умеешь торговаться. — Этот лисенок явно что-то с чем-то. Вон, как страшно, что аж коленки подрагивают, а сострадания на целый лес хватит. — Валяй.       Пару раз глубоко вдохнув и выдохнув, мальчик присел перед оборотнем, начиная разматывать бинт. Уже виднелась свежая кровь, но она и сыграла на руку. До этого бинт прилип к ране, а теперь он отошел легко и безболезненно. Длинная и глубокая рваная рана шла под коленом и до самой стопы. Обеспокоенно посмотрев на раненного, ребенок попросил сидеть и не двигаться, а сам стал носиться вокруг, то и дело срывая листья. «Подорожник, серьезно?», так и хотелось спросить волчонку. Это же глупо. Коленки разбитые, куда не шло, в его же случае нужно шить, но умельцев в его стае подобных нет. Нужно сказать вожаку, чтобы подобрал им парочку. А этот лисенок с таким радостным выражением лица вернулся, держа в руках целую охапку листьев, что рушить его надежды не хотелось. Пока.       — Тебе нужно их пожевать. — Мальчик протянул пару листьев оборотню. Теперь он был серьезен.       — Ты предлагаешь мне жрать подорожник? — Нет, это дитя его доведет до коликов в животе. Такую чушь несет с серьезным заплаканным лицом. Глаза все еще красные.       — Не есть, а пожевать. — Ребенок закатил глаза. — Ладно, долго объяснять. Вы же раны друг другу лижите, значит переживешь. — И не став больше предлагать, сам стал жевать листья, доводя до кашицы. Лучше бы вода, и прогреть на костре, но за неимением ни того, ни другого, приходилось жевать.       И волчонок удивленно наблюдал за ребенком. Вот, видимо убедившись в нужной консистенции, лисенок выплюнул кашицу себе в ладонь, сразу засовывая в рот следующую партию листьев, а эту положил на бинт. И так пока не образовалась борозда из перетертых листьев, которая накроет собой целую рану, выходя за края. Оборотень ни разу больше не остановил странного ребенка. Даже тогда, когда уже прохладная кашица коснулась раны. У рыжего мальчика явно будет челюсть после такого ныть, но ни чем он не показал своего дискомфорта. Просто затянул повязку потуже, а после подал руку.       — Как тебя зовут, лисенок? — Опираясь на чужое плечо, было легче идти. — Я Ли. Шэ Ли.       — Мо Гуань Шань. — И зачем он решил помочь волку добраться до его логова? Это все мама. Она говорила, что все, и люди, и волки, и вампиры — божьи создания. Пусть он и ненавидит волков, но пройти мимо чужой боли не смог. И кровь была такой же красной, как его, когда он разобьет коленку. Может, этот оборотень еще никого не убил? — Но не говори никому, что я тебе сделал эту кашу. Это секрет. Мама говорила, что мне еще нельзя с травами играться.       — Тогда, это будет наш маленький секрет, лисенок Мо. — Усмехнулся Ли. Вот и первый травник в их ряды. А там, может и шить научится. Нужно будет договориться с вожаком. Этого ребенка волчонок точно не оставит в покое.

      — Что, завел себе новых друзей? — Вожак пинал камни, пока Шань смотрел себе по ноги. Он его точно сейчас ударит. И дело не в том, что луна почти полная. Снова эта вонь страха. Сколько знакомы, а лисенок до сих пор его боится, пусть вида и не подает.       — Я не понимаю, о ком ты говоришь. — Пришлось врать Чжаням, что он за водой пошел. Ну, ее дома и правда мало осталось. Или целая бочка? Не помнит он.       — Все ты понимаешь, мой лисенок Мо. Упыри сегодня у тебя терлись. Думал, я не узнаю. — Губы дрогнули, переходя в оскал. Волчьи клыки уже сейчас готовы рвать человечью плоть. — Что, завлекают тебя вечной жизнью? Или что тебе еще надо? Деньги? Еда? За сколько ты продался первому встречному? Неужели так обидка на нас тебя гложет, что не можешь посмотреть правде в глаза — твой отец был кретином, раз вышел в полнолуние из дома.       — А тебя так бесит, что я не хочу быть чудовищем, что не разбирает ни друга, ни брата? — Вот и пришло время платить. Днем его отпустили, а сейчас пришли лично душу выворачивать. — Они просто приходили предложить нам работу. Видимо, жаль стало нас. Один из них видел, сколько нам крупы дали на троих.       — То есть ты готов пойти на поклон незнакомым упырям, а не к другу? — Замешательство. Отлично. Если ответ ему не понравится, он прямо сейчас загрызет его.       — Шэ Ли, я так больше не могу. Их условия… Я лучше сдохну с вскрытым брюхом, но не стану таким, как ты. — Нужно было зверобоя с собой взять, но так его бы сразу и учуяли. Зря он вышел. — Они не предлагали ничего такого. И мы не решили, пойдем ли к ним. Сам подумай. Скоро стая не станет терпеть то, что тебя шлют по холодку каждый раз, когда ты, вожак, предлагаешь кому-то присоединиться. А то, что я приношу вам мази и настойки, ничто перед неуважением к их главе. Просто отпусти меня, а если я приду с просьбой в обмен на лекарства, согласись и позволь мне рыбачить на своих условиях.       — Давай заключим сделку, лисенок Мо? — Вот и все. Шань прав, шепотки уже идут, а там и до бунта не далеко. Поэтому нужно решать проблему уже кардинально.

      — Ведьма, доброе утро. Хорошо спал? — Вампир потянулся в своей постели и чуть привстал на руках, довольно смотря на гостя. Снова со снадобьем. В этот раз оно вкусное и пахнет приятно.       — Чудесно. А все из-за того, что не боюсь рожу твою в окне увидеть посреди ночи. — Парень поставил миску с лекарством на стол. — Даже жаль, что завтра у тебя все пройдет.       — Если ты так всегда так будешь вокруг меня хлопотать, то ты можешь меня еще раз говном тем обсыпать, да ножом пырнуть, чтобы ухаживать за больным мной. — Нельзя быть довольным, когда тебя ломают нос, но то, как ведьма потом заботится о нем, стоит этого. Стесняется лишний раз тронуть и в глаза совсем не смотрит. Прелесть. — Но, можно и без твоей чудо-пыли за мной ухаживать. Завтрак в постель и теплые поцелуи. Как тебе идея?       — Ужасно. — Сев на край, ведьма зачерпнул немного снадобья в ложку. Приходилось кормить этого невыносимого вампира, а не то быть его головушке больной. Угрожает, что расскажет, за что по роже получил. И, вроде бы ведьма жертва, но и стыдно было. Вот и приходилось утром и вечером приходить с лекарством и кормить вампира с ложечки.       — А мне кажется милым. Ты весь милый. — Пока сладкая жидковатая кашица не прилетела ему в лицо, так было на второй день, вампир съел с чужих рук. Вот отца инфаркт ударит, узнай он, что его благородный сын ведет себя неподобающим образом. — И, тебе нельзя возвращаться. Охотники на ведьм уже совсем близко подобрались к границе.       — И бросить все, чем я занимался до встречи с тобой? — Уже по всему миру известно, что охота на ведьм сейчас набрала обороты, что сжигают всех, кто даже немного рыжеватый. — Я не могу. Это мое предназначение.       — Колдуй тут. Перенесем всех твоих жаб и болотный мох к нам в подвал, и шамань, сколько влезет. Закончится что, скажи, либо я, либо Цзянь, но лучше я, пойду с тобой. Ты же все равно не сам свои банки носишь в город, а через Чжэнси. Какая разница, где ты будешь кашеварить? — Протянув руку, но так и не коснувшись, вампир молча ждал позволения и только после одобрительно кивка, позволил себе взять за руку, отставляя миску с лекарством. — Госпожа, ваша покровительница, будет нескоро, поэтому будь с нами, и тебя никто не тронет. А после, когда тебя огородят от огня, можешь решить, куда дальше идти.       — Давай ты просто молча доешь свое лекарство? — То, что не он, а охотник носит снадобья, подставляет Чжэнси. Нужно либо вообще все прекратить, либо самому выйти в люди. — Тем более я думаю сам прийти уже в деревню в ближайшее время. Это обезопасит моего друга.       — А если я пообещаю тебе, что и его сбережем? Что скажешь? Боишься меня — отлично, я не подойду к тебе ближе, чем ты позволишь, не нравится мой голос, я буду молчать, но отпустить тебя мы не можем. Ни к этим тварям, которым ты помогаешь, а они уже костры возводят. Вас слишком мало осталось. — Огладив пальцами запястье, вампир убрал руку. Ведьма нервничает, когда его долго касаются. — А если тебя раздражает Цзянь И, то мы можем его связать и заткнуть рот кляпом. Что думаешь?       — Думаю, ты слишком предан моей покровительнице. — Покачав головой, парень набрал еще одну ложку. — Давай, ешь, а потом еще поспи.       — Ты в курсе, что нам не нужно столько спать? — Слабо улыбнувшись, вампир принял следующую порцию.       — Знаю, но так я могу следить за процессом, а твои слова не будут меня отвлекать. — Собрав остатки, ведьма протянул последнюю ложку вампиру. — Давай, ешь и спи.       — Если ты будешь рядом, то я, так и быть, вздремну немного. Но, если ты тоже захочешь, добро пожаловать под одеяло в мои объятья. — Дернув бровями, вампир подался вперед, съедая последнюю порцию и не сводя с ведьмы взгляда. Снова краснеет. — Я насильно не тяну. Все только по твоему желанию.       — Знаешь… Я вспомнил! У меня дела. — Подскочив со своего места, ведьма стремительно направился на выход. Будет он еще спать с этим дураком. Ага, сейчас. У него дела невпроворот. Банки нужно переставить, проверить, чего еще не хватает, и насобирать необходимое. И он не смутился. Просто он очень разозлился на предложение вампира, вот и все. И ничего он там не представил и не вспоминал. Всем показалось.

      — Что-то братик Шань задерживается. — Цзы Цянь поставила чайник на огонь, поглядывая на дверь. Пусть она младше, но не дура. Шань явно что-то или кого-то увидел, раз сорвался, придумав самую нелепую причину — воды мало. А воды дома целая бочка, и банный день у них не скоро, а обмыться всем хватит того, что есть. — Может нам пойти за ним?       — Сиди дома. — Сжимая и разжимая кулаки, так Чжэнси пытался успокоиться. Видел он белую макушку и знает, чья она. Нужно будет еще раз поговорить с другом. Оборотни, особенно их вожак — редкостные мрази, и лучше с голоду сдохнуть, чем у них побираться. Забрали себе часть леса с рекой, из-за чего местные не могут рыбачить, а это бы могло всем помочь протянуть до урожая. — Я сам схожу, если он не вернется через двадцать минут.       — Может стражам рассказать? Ну, про реку, и то, что они к братцу все лезут? — Девочка поджала губы. Знает она, что стражи скажут. Мол, лучше свои волки, чем чужие, и река — небольшая цена за защиту. А то, что Шань отказывает самому вожаку, так дурной он, и вы вместе с ним. Это же такая честь. Не честь! Волки убили его папу, а дядюшка Мо, пусть она его и плохо помнит, совсем ведь крохой была, но пек такие булочки, что у всей деревни слюнки текли. А еще он ей куклу вырезал из дерева. Волки для нее ничего хорошего не сделали.       — Я скажу. Пусть говорят, что хотят, но я не позволю вредить моей семье. — Сколько он раз пытался попросить помощи? Каждый раз, когда ходит за пайком просит защитить его дом от волков, но старик лишь руками разводит. Нет тела — нет дела. Зашибись, труп им подавай, чтобы засуетились. Гнилая система. Вот поэтому и нужно в стражей брать тех, кто столкнулся с жестокостью и опасностью этих тварей, а не холеных дураков.       — Спасибо, братик. — Положив брату руку на плечо, Цзы Цянь стала считать стук старых часов. Через восемнадцать минут брат пойдет за Шанем, и все будет хорошо. Она завтра сама за зверобоем пойдет и вдоль забора разложит. Даже палить не нужно, чтобы волки бесились.

      — Вот же ж… — Рыжий парень отбросил нож в сторону, сразу же зажимая порезанный палец. В рот смысла совать не было. Рана сильная. В отличие от его ножей, тут они были безбожно тупыми. Вот и приходилось прилагать больше сил, чем обычно, а там нож и соскользнуть может, раня пальцы. Как же больно.       — Как неосмотрительно с твоей стороны пускать кровь в логове вампиров. — Один из хозяев поместья осуждающе покачал головой, а на губах играла ухмылка. — Не боишься, что нападу на тебя и испью досуха?       — Ваши ножи тупые, как и ваши головы. И, не ерничай, а лучше помоги. — Пришлось наскоро заматывать палец тряпкой, о которую он руки вытирал после растений с обильным соком, а то зальет он кровью хозяйский пол. И не подвала, а весьма светлой и просторной комнаты. Пришлось остаться и уже как второй месяц жить с этими недоразумениями под одной крышей. Второй, наверное Чжэнси донимает. Пусть веселятся. — Дай мне бутылочку с зеленоватой жидкостью и баночку с красной крышкой.       — Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель. — Отвесив шуточный поклон, вампир подошел к шкафу, полностью забитому разными снадобьями и мазями, доставая нужное. — Больно?       — Жить буду. — Такими темпами все добро, что ведьма готовит ежедневно, все на него же и уйдет. Ему нужно вернуться, хотя тут хорошо. Тепло всегда, сытно, светло и постель мягкая. Но вот утвари ему своей не хватает. — Мне бы на день домой сходить.       — Ты же знаешь, что нельзя. Охотников видели в городе. Я принесу тебе, что ты хочешь. Ладно? — Как же сладко пахнет чужая кровь. Вампир не в завязке, но кровь ведьмы сводит с ума. Мама говорила, что такое бывает, когда свое находишь. Ведьма — его, даже если он сам еще противится. Им просто нужно немного времени. Поэтому, несколько раз вдохнув поглубже, вампир осторожно потянул парня за рукав рубашки. Любое касание, пусть и невинное, нужно попросить. Вампир сам поставил себе такое правило. Так интереснее, да и рыжему парню комфортнее. Одежда — не в счет. — Что мне делать?       — Я сам могу. — Может, но неудобно будет, да и снадобий больше уйдет, а палец дергать начинает, но упрямиться уже вошло в привычку. — Отпусти.       — Боишься? — Естественно. Пусть и еле заметно, но ведьма опасается, особенно когда вампир сглатывает непрошенную слюну. Набросится — не набросится, но искушение велико. Будто сочное яблоко надкусил, а сок по подбородку течет и еще хочется кусочек. — Я и капли не попробую, пока сам не дашь. — Слишком мягко. Он так не говорит ни с кем. Отец так с мамой разговаривал, когда она была жива, а он никогда.       — Это сначала? — Взяв бутылек и получив слабый кивок, вампир вытащил крышку и стал осторожно разматывать палец. — Ты решил в свои травяные супы мяса добавить? — Сбоку большого пальца часть подушечки была почти срезана и держалась на добром слове. — Тебе будет очень больно? — Глупый вопрос. Естественно. Ведьма — человек, а люди чувствуют боль намного ярче, чем такие, как он.       — Переживу. Лей по чуть-чуть и болтай меньше. — Рыжий парень крови не боялся, но сейчас, когда она выходит порциями из пульсирующей раны, становилось дурно. Тряпка уже отброшена в сторону, да и пользы от нее теперь ноль. Насквозь промочил.       А дальше первые капли, шипящая пена и закусанные губы с двух сторон. Ведьме больно до капелек пота на лбу, а вампиру больно за него. Особенно тогда, когда тот дрожащими пальцами здоровой руки сдвигает отрезанный кусок на рану, а в глазах уже стоят слезы. Не должно быть больно его ведьме, но и поделать ничего нельзя, кроме того, как лить шипящую жижу на рану, а после, когда кровь остановилась, накладывать густую кашеобразную мазь и повязку, пока рыжий парень уже не может сдержаться и сдавлено мычит, болезненно жмурясь. Вампир после такого выкинет все ножи, чтобы ни одна металлическая паскуда не могла ранить ни один палец. Или сам все делать начнет по указке. Ведьму нужно оберегать.       — Ты был рядом? — Спросил ведьма, расставляя все по местам. Больно, но уже выть не хочется. Травы работают безотказно. — Пришел так быстро. И минуты не прошло, как я порезался.       — Нет. Я был возле реки. — Запах крови все еще бил по рассудку, но теперь он разбавлялся луговыми травами. — Просто почувствовал и примчался на крыльях любви.       — Какой кошмар. Это пугает. Ну, то, что ты можешь запах крови почувствовать на таком большом расстоянии. Тут пятнадцать минут ходу, а ты… — Рыжий поежился, словно от холода. — Как собака. И скорость ваша жуткая.       — Еще раз ты назовешь меня псиной, я тебя как следует отшлепаю. По голой жопе. — Аж глаз задергался на такое сравнение. Ведьма совсем уже чувствует себя в безопасности, раз позволяет себе так разговаривать с представителем древней крови. Или древняя кровь позволяет так с собой разговаривать? А черт его разберет. — Но я всегда почувствую, если тебе больно.       — Звучит еще ужаснее. — Ведьма сморщил нос, слабо усмехаясь. — Но, так и быть, если со мной приключиться беда, я сам себе кровь пущу, чтобы ты меня нашел и спас.       — Как принцессу. — И все равно, что за такое сравнение можно снова в нос получить. Он примет удар. Как и все, что даст ведьма. Особенно покрасневшие щеки, и ругательства себе под нос. Это обещание.

      Нельзя водиться с оборотнями. Нельзя водиться с оборотнями, которые хотят тебя в стаю, а ты отказываешься. Нельзя общаться с оборотнями, когда подрываешь авторитет вожака постоянными отказами. В грубой манере. Нужно было еще ребенком держаться от леса и от стаи подальше, но нет же. Шэ Ли был храбрым и сильным, а в стае его хвалили за то, как ловко он траву лечебную находит. Мама запретила ему заниматься подобным перед тем, как выйти ночью в мороз и не вернуться, а тут его угощают фруктами и новые сапожки с шубкой подарили. А еще Шэ Ли никогда не плакал, что так же восхищало рыжего плаксу. Зря. Чудовища не умеют плакать. И теперь ему ничего не оставалось, как бежать. Чудом уцелев от уже заостренной звериной челюсти и вырвавшись из захвата, теперь в темноте ночи он несся, не разбирая дороги. Оборотни намного быстрее людей, но не с разбитыми носами. А не нужно было его душить и пытаться обратить. В стае еще ребенком его научили, как драться, чтобы выжить. Нос — слабое место всех живых существ, и Шэ Ли не исключения. Нужно было бежать к стражам, но ноги сами его понесли на юг, словно ведомый шестым чувством, а ему Шань привык доверять. Только догоняющий его обозленный оборотень с каждым мгновением становился все ближе, ознаменуя конец, а для него любой исход — вскрытое горло или выть на луну — одинаково паршиво.       — Лисенок Мо, куда же ты? — Когти прошлись по лопатке убегающего, оставляя три полосы ран. — Я же все равно догоню, и тогда будет тебе совсем худо. Иди ко мне по-хорошему.       — В жопу послан. — От адреналина боли совсем не было. Только мокро там, где прошлись чужие когти. Еще и рубашку порвал. Плохо. У них и с одеждой плохи дела. — Тебе несдобровать.       — Тебе самому не смешно? — Поравнявшись с рыжим беглецом, оборотень грубо толкнул его, вынуждая упасть и удариться о кочку, разбивая колени и подбородок. — Ой! Ты упал? Тебе больно? Давай я помогу тебе подняться? — Как же весело и зло. Этот лисенок… Только он может так завести, когда хочется либо подчинить, либо разорвать в клочья. И эта упрямая жажда жить… Пусть и ползком, но пытается от него сбежать, кидаясь то землей, то мхом. Смешной. Это бессмысленно. Он перегрызет лисенку шею. Такую хрупкую. Может тогда, подыхая, он поймет, что нужно было соглашаться на такое щедрое предложение от вожака стаи. Наверное на оборотня так влияет почти полная луна, или строптивость человека, но кроме того, как убить, Шэ Ли уже ничего не хочется. Если человеком Шань такой своенравный, то каким бы он был оборотнем? Определенно костью в горле стал бы, но уже не проверишь. Время вышло.       Последний рывок совсем не увенчался успехом. Да и о каком успехе может идти речь, если тебя то и дело хватают за ноги и тянут обратно, живот царапают камни и ветки, а руки не могут ухватиться за скользкие корни. Только и остается пинать, куда придется, чтобы… Чтобы что? Словно он пытается выиграть время. Чушь! Нет у него больше времени. И сил тоже нет. Вон, уже в глазах все потемнело. Видимо рана и усталость дала о себе знать. Не такой он себе конец представлял, но, главное, чтобы псина не взялась после за Чжэнси с мелкой. Они не виноваты, что их родители тогда приютили сироту. Вот они разозлятся наверное…       Мысленно попрощавшись со всеми, Шань перевернулся на спину, чтобы встретить свой конец лицом к лицу. Хорошо, что он ничего не видит. Слишком темно. Наверное, это к лучшему. Не самое замечательное зрелище получеловек с лапами и зубами зверя, слюна горячими струями течет по подбородку и громкими каплями падает на землю. Но этого не слышно. Лишь что-то приглушенное. Словно что-то обо что-то ударилось, и второе от этого сломалось. И скулеж, перемешанный с рыком. Видимо это оборотень что-то грызет. Но боли нет. Ничего нет. Словно его с головой накрыли плотным одеялом, и теперь нет ни света, ни звуков, ни воздуха. Дышать тяжело. И не получается. Только короткие вздохи, которые выходят хрипами. Он умирает? Ему перегрызли глотку? Оказалось, это не больно.       — Тянь, успокойся! Ты так убьешь его! — Голос слишком громкий для этой удушающей тишины совсем рядом раздался с Шанем, а глаза уловили белый силуэт. Это ангел? Тогда почему у этого ангела голос такой же, как у того вампира-дурачка, что приходил к ним сегодня днем? Или это ад? — Эй, ты как? Сейчас я тебя вытащу. Встать можешь? — Голос слишком взволнованный. Не такой, каким был раньше, когда вампир называл его ведьмой. И заботливый. Мягкий. — Тянь! Ты так убиваешь ведьму! Возьми себя в руки, ты — кусок дерьма! — А вот на этого Тяня он кричал зло и отчаянно. Другого зовут Тянь? Того, кто смотрел на него, словно пьяный и нес всякий бред? Что-то про жаб и приворот? Глупости. Выйдет лишь что-то вонючее. — Слушай, Рыжик, я сейчас тебя подниму и побегу, — Шань чувствовал, что его поднимают и держат под колени и спину, — тебя может вырвать, но все хорошо. Как только мы покинем эпицентр, ты сможешь дышать, и я остановлюсь, только не засыпай, ладушки? — И не дожидаясь ответа, а кроме хрипов ничего и не было, белый силуэт крепче прижал к себе Шаня и сорвался с места.       — Что, так мой лисенок понравился? Не осуждаю. Лисичка из него вышла славная, только уж больно строптивая и гладить не дается. — Скаля свои окровавленные клыки, Шэ Ли отступал назад. Если его еще раз так швырнут, то блевать ему своими органами да костями. Сумасшедший упырь. — Жаль тебя огорчать, но эта лисичка моя. Ищи себе другую.       — Шавка что-то тявкает? Не понимаю я язык псин. — Он убьет эту паскуду, и клал он на последствия с высокой колокольни. На лапах этой твари кровь ЕГО ведьмы. Никто не смеет даже пальцем касаться его, не говоря уже о ранах. Даже ему нужно разрешения, чтобы просто коснуться плеча. А это животное… Между их видами и так все очень плохо с взаимопониманием, а убийство даже одной шавки может привести к войне. Но о последствиях Тянь сейчас не думает. Он думает лишь о том, что его тьма скоро уничтожит все живое в радиусе десятка метров, в том числе и этого урода, которому явно весело. Еще чуть-чуть и «Тянь! Ты так убиваешь ведьму!». Пара слов, и оборотень уже не важен. Может поэтому он и пропустил момент, когда оборотень вцепился клыками ему в бок? Зря. Теперь он точно не виноват, если блохастая тварь сдохнет.       — Пожалуйста, откройте дверь! — Цзянь И стучал ногой в хлипкую дверь. Ну не может он ее вынести. Кто вообще придумал эти правила? — Беда!       — Пошел вон! — Чжэнси распахнул дверь, чуть не ударяя вампира по носу. — Что случилось? — Стоило свету из дома упасть на гостя, как парень увидел друга в ругах вампира, и злость отступила, давая места страху, а сам Чжэнси отошел в сторону, не в силах и слова вымолвить. Слишком много крови.       — Пригласи меня в дом! — В другой момент И с отвратительно глупой улыбочкой пялился на того, от кого сбежал, но сейчас ведьма в его руках был без сознания, а под пальцами горячо и мокро. Если с человеком случится беда, то от деревни точно ничего не останется. — Живо! И бегите за лекарем!       — Я сбегаю. — Девчонка, что днем чуть дурниной не орала из-за незнакомца, сейчас уже накинула на плечи плащ, а ноги были в стареньких ботинках. — Проходи. Братик тебе поможет. Он в банках братика Шаня больше моего знает. — Коснувшись щеки рыжего парня, Цзы Цань поджала губы и выбежала из дома. Она не простит того, кто обидел ее семью.       — Спасибо. — Пройдя в дом, вампир осматривался, куда можно положить ведьму. — СиСи, я не знаю что там, но на спине у него мокро и кровь. Еще лицо разбито. Может, еще что есть. И я не смыслю в лекарствах. Но Тянь разберется. Он не простит.       — Клади его сюда. — Отойдя от первого шока, Чжэнси махнул на кушетку, а сам стал искать все, что может понадобиться. — Что случилось?       — Оборотень. — Как можно осторожнее уложив парня, вампир сел рядом на полу и только тогда позволил себе выдохнуть. Пульс есть, дышит часто, но уже не хрипит. Живой. Только слабый. Тянь точно крышей окончательно поедет, если случится непоправимое, и за ведьмой в этот раз уйдет. Он сможет. Есть чем. А то, что это, в очередной раз заставляет убедиться — Хэ Тянь сошел с ума, пока смотрел, как догорает его ведьма. Он, после того, как все потухло, хорошо, что в огонь больше не лез, сам собирал пепел. — Не знаю всего. Мы дурели с моим гардеробом, а потом Тянь весь побледнел да в окно сиганул. — Страх в чистом виде. И не хочется снова видеть таким своего друга. Это больно. Своя боль невыносима, но видеть такую же со стороны, еще хуже. — Я, пока догадался, что беда с ведьмой, уже поздно было. Тьма везде, а он хрипит на земле. Хэ Тянь, тот еще обмудок, но он не навредил бы ведьме в здравом уме. А тут, как увидел кровь на лапах псины, так крышей и поехал.       — Но оборотни же озвереют только через два дня. — Складывая на стол рядом все кровоостанавливающие настои и мази, Чжэнси прислушивался к рваному дыханию. Дышит, уже хорошо.       — То-то и оно. Воды бы еще. Раны промыть. Но, ты не переживай. Рыжик будет отомщен. — Улыбаясь с нескрываемой грустью, Цзянь И стал гладить ведьму по голове.       — Мы тоже были друзьями. Жаль, что я не смогу его вспомнить. Знаешь, СиСи, он меня гонял так, что думалось мне, что помру. То чихать заставит, то с ножом побежит. А еще он мне венки красивые делал. Так Тянь рассказывал. А я ему, когда ты был в городе, а Тянь с охотниками разбирался. Весело, наверное, было.       — Ты странные вещи говоришь. — Слив воду из чугунного чайника в таз, Чжэнси набрал заново воды и поставил на огонь. — Тебя тоже оборотень по голове ударил?       — Нет. Это ты меня бил. Вот и стал я таким дурачком. — Подтянув себе таз с водой и полотенце, вампир сам стал промывать рану на подбородке. Черт знает, когда придет лекарь. А так, он сам позаботится о ведьме, пока его персональный защитник душит всяких блохастых псин. В конце концов они же семья.