Ветер Италии

      Через некоторое время, мы добрались до дворца, где и провели несколько дней. Меня отмыли и накормили. Я снова оделась в прежнюю одежду, всё время смотря в окно. Я ждала Эцио. Ждала постоянно. Катерина успокаивала меня, а её дочка пыталась меня веселить. Мы с ней очень подружились, как и со всеми остальными детьми. Я с сожалением смотрела на то, как Катерина радуется своим детям. У меня такого не будет.       Я сказала об этом Эцио ещё на корабле, набравшись наконец смелости:       — Это для меня не важно, Мари, — сказал он. — Я боюсь повторить судьбу отца. В том смысле, что… А если меня убьют? Тогда наш малыш останется без отца или тебя. Non voglio pensarci.       Тогда я почувствовала себя легче. Намного легче, ведь он говорил правду. Мы не хотели оставлять нашу дочку или сына сиротами, даже во взрослом возрасте. Но я видела в его глазах печаль, знала, что он мечтает о ребенке, как и я, но в силу своей работы, мы не можем себе позволить такую роскошь.       Прошла неделя. Я в очередной раз выглядываю на улицу и вижу белую тень на земле возле замка, который отстраивали заново. Сердце ёкнуло. Это Эцио. Я сорвалась с места, и не сказав ни слова, рванула прочь из крепости. Прыгала через ступеньки, пролетала между людьми, над их головами, и стражников, через бочки и лавочки. Я бежала к нему.       — Эцио! — я упала перед ним на колени и сразу же увидела огромный сгусток крови. Рана. — Нет, нет, нет!       За мной бежал и выздоровевший Никколо.       — Ник, позови доктора, пожалуйста! — почти срывающимся голосом говорила я, умоляющим взглядом посмотрев на мужчину. Тот кивнул и побежал в сторону городских врат.

***

      Я не знаю, что буду делать, если Эцио умрёт. Я уже несколько минут сижу в одной позе, приложив одну руку к ране ассасина. Убрать не могу — кровь пойдёт сильнее, а этого допустить я не могла. Свободной рукой нащупав пульс на шее Аудиторе, я поняла, что он ещё жив, но очень и очень слаб, будто на волоске от смерти.       Эцио… он не приходит в сознание вот уже чуть больше недели. Меня это очень напрягало, и при любом случае стараюсь помогать в уходе за ним: меняю повязки на ране, иногда взбиваю ему подушку. Также «подливают масло в огонь» слова врача: Аудиторе настолько слаб, что почти находится где-то между небом и землёй. Но я стараюсь думать только о хорошем — Эцио обязательно поправится, наберётся сил и вновь пойдёт избавлять Италию от мерзких гадов-тамплиеров.       Катерину и Никколо тоже очень надеялись, что Аудиторе станет лучше. Но также их немало беспокоил тот факт, что Яблоко кто-то украл, и этого кого-то надо было срочно найти, пока не случилось ещё больше бед. Макиавелли связался с Марио с помощью голубиной почты, и тот отправил своих людей на поиски. Осталось только ждать…       И вот в один из дней он всё же открыл глаза. Я как раз сидела рядом.       — Эцио! — воскликнула я, а слёзы брызнули из глаз. — Ты очнулся. Боже… Ты очнулся.       Я положила голову в его руку, и он, найдя в себя силы, погладил меня по голове.       — Всё хорошо, малышка. Всё хорошо, — прохрипел он.       — Что с тобой приключилось? Как ты… — я подняла голову и всмотрелась в его лицо.       — Я не… Я не знаю.       — Я так переживала. Я так и знала, что тебя нельзя было отпускать одного!       — Подожди. Кое-что припоминаю… Я сумел отобрать шкатулку у Чекко… потом появился другой человек. Он забрал у меня Яблоко.       — Кто?       — Он был в чёрном, будто монах… Кажется… без одного пальца! — Эцио с трудом сел на кровати. — Как давно я здесь лежу? Мне нужно ехать. Немедленно! — Он попробовал встать, но он слишком долго лежал в постели, а я по себе знала, что трудно даже рукой пошевелить после такого. Эцио схватился за голову, а я вынудила лечь его снова. — Надо же! Что этот монах сделал со мной?       — Эцио, ты никуда не поедешь! — воскликнула я. — Тебе нужно окрепнуть, для начала. Никколо вернулся во Флоренцию, кстати. Он будет следит за положениям дел. А тебе нужно отдохнуть…       Он тяжело вздохнул.       Я поцеловала его в лоб, а после и в губы. Он улыбнулся сквозь поцелуй и одной рукой обнял меня за шею, зарываясь в волосы пальцами.       — Думаю, что ты уже идёшь на поправку, — радостно улыбнулась я и залезла на кровать, осторожно целуя.       Эцио был сильным и крепким двадцативосьмилетним мужчиной. Он находился в расцвете лет. К тому же выучка, пройденная им, ещё больше закалила его тело и характер. Неудивительно, что он поправлялся и восстанавливал силы значительно быстрее, чем большинство его сверстников. Однако правая рука, пострадавшая в поединке с Чекко, требовала особой заботы. Эцио и я знали: чтобы вернуть ей прежнюю силу, придется нещадно упражняться, не давая себе поблажек. Он больше не спорил со мной, проявлял терпение и старался с пользой проводить каждый день. Аудиторе любил сидеть на террасе, погруженный в одно из сочинений Полициано. Но чаще мы занимались на открытом воздухе.       Как-то утром, к нам заглянула Катерина и увидела нас готовыми отправиться в путь. Эцио помогал мне одевать сапоги для езды.       — Значит, время настало? — спросила она, присаживаясь на кровать.       — Да. Больше откладывать свой отъезд мы не можем.       Катерина печально вздохнула и молча вышла, чтобы после вскоре вернуться со свитком.       — Что ж, это должно было случиться рано или поздно. Но я надеюсь, что мы снова свидимся, причем довольно скоро! — Она протянула Эцио свиток. — Это мой прощальный подарок.       — Что это?       — То, что тебе непременно пригодится. Катерина развернула свиток. Я встала и увидела достаточно подробную карту Апеннинского полуострова от Ломбардии до Калабрии. Я сразу же обратила внимание на крестики, проставленные красными чернилами.       — Это и есть карта, о которой говорил Макиавелли? Карта твоего мужа… — спросила я.       — Моего покойного мужа, mio cara, — тут же поправила меня Катерина. — Пока Эцио странствовал, мы с Никколо сделали пару важных открытий. Во-первых, мы весьма своевременно… устранили Джироламо, поскольку он был близок к разгадке. А во-вторых, карта эта поистине бесценна. Даже завладев Яблоком, тамплиеры без неё всё равно не сумеют найти хранилище.       — Ты знаешь о существовании хранилища? — выгнул бровь Эцио.       — Дорогой, иногда ты бываешь таким наивным! Конечно, я знаю о хранилище. — Её тон стал более деловым. — Но чтобы полностью обезоружить наших врагов, ты должен вернуть Яблоко. Карта тебе поможет завершить это великое дело. Неподалеку отсюда, в низинах, есть монастырь. Доминиканский. Их орден носит черные плащи с капюшонами. Я бы начала оттуда.       Ее глаза увлажнились, и она отвернулась.       — А теперь — поезжайте! Найдите нам этого чертова монаха!       Но у Эцио на меня были другие планы.       — Я хочу поехать с тобой! — я остановила лошадь, прекращая движение. Ещё чего! Я ассасин или нет?       — Прекращай упрямиться, Мари, — сказал он спокойно, тоже остановившись. — Ты не читала письма дяди Марио?       Читала, ведь это письмо было написано именно мне. Марио предложил мне остаться в Монтериджони, чтобы усовершенствовать свои навыки и быть готовой ко всему. Меня рвало на куски. Получается, что Эцио со мной рядом не будет.       — Я хочу с тобой, — упрямо сказала я, насупившись.       — Мари, моя милая малышка, я не буду тобой рисковать. Я хочу, чтобы ты дождалась меня, когда я закончу с Яблоком и Родриго. Ты не готова к этой битве.       Я рвано выдохнула, не сказав ни слова, понимая, что он прав, дала коню по бокам и трусцой поехала дальше, ближе к Флоренции, ближе к Монтериджони. Пока мы ехали, а ехали мы два дня, то вновь справили мой день рождение. Время тянулось очень быстро, сменяя события на другие.       Монтериджони встретил нас с улыбкой на лице, я же не улыбалась. Люди выбегали из своих домов, чтобы посмотреть на меня и Эцио. Если Эцио они знали, как того, кто обеспечивал город деньгами, то меня теперь все узнали, как его будущую жену. Это грело сердце. Вот только я не хотела остаться вдовой в третий раз.       Я спустилась с коня. Эцио тут же подошёл ко мне, обнимая за талию. Меня потряхивало. Ведь сейчас я должна была познакомиться с главными женщинами в жизни Эцио — его сестрой Клаудией и мамой Марией. Насколько я знала, его мама болеет и совершенно не говорит, так что мне придётся самой с ней разговаривать.       И я увидела Клаудию, девушку с такими же тёмными каштановыми волосами, как у Эцио, в оранжевом платье и похожими чертами лица. Она бежала к нам, улыбаясь.       — Эцио! — она кинулась брату на шею, а тот поднял её и закружил.       — Клаудия, моя сестрёнка, — он тепло улыбался, целуя её в висок. — Как ты? Как мама?       Клаудия по детски смотрела на старшего брата. Её глаза горели.       — Всё хорошо. А ты? Ты к нам надолго?       — На пару дней, — сказал Эцио, а я опустила глаза в пол.       — А ты Мари? — вдруг она обратилась ко мне, а когда я подняла глаза, то Клаудия тут же обняла меня крепко крепко и по медвежьи. — Я так рада, что у моего непутевого брата появилась достойная его девушка. Я Клаудия — младшая сестра Эцио и… — она осеклась, а Эцио обнял её за плечи. Девушка опустила ненадолго голову, но после вновь подняла её.       — Всё хорошо, Клаудия, — сказала я. — Я знаю. Эцио рассказывал. Я очень рада с тобой познакомиться.       Я дружелюбно улыбнулась, пытаясь показаться не злой и не стервой.       — Тогда идём я познакомлю тебя с нашей мамой.       Она взяла меня за руку и повела в особняк. Перед виллой стояли тренировочные площадки в которых бились наёмники. Меня немного заворожили их маленькие поединки и я представила, как буду заниматься здесь, с ними.       — Дядя Марио тоже здесь, — сказал мне Эцио, пока мы шли. — Он тоже хочет с тобой поговорить.       Я кивнула. Комната Марии Аудиторе находилась сверху, как и спальня Эцио, которая станет моей, комната Клаудии и Марио. Я волновалась перед встречей сильнее, чем перед встречей с его сестрой. Всё же мама — это святое, мама это всё, мама образец того что должно было получится, если не из мальчика, то из девочки.       Она сидела в кресле, держа в руках какую-то шкатулку. Женщина, которая выглядела старше своих лет, потерявшая в один день практически всё: мужа и своих двоих сыновей. Неудивительно, что она замкнулась в себе.       — Это шкатулка Петруччо, — тихо шепнул мне Эцио. — Перед своей смертью он собирал для неё перья птиц. Это должна была быть коллекция, но там всего три пера, которые я помог ему достать.       Потом Эцио подошёл к маме. Она будто оживилась, в её глазах я увидела блеск. Даже если мышцы на лице не дрогнул, то глаза всё сказали за себя — она обрадовалась, увидев сына.       — Привет, мам. Я рад тебя видеть. — он повернулся полу-боком и что-то достал. Перья… — Я принёс для тебя двадцать пять пёрышек.       Потом он положил их в шкатулку. Мария следила за его движениями. Мне захотелось плакать, на глазах навернулись слёзы. Это было невыносимое зрелище. Я бы хотела изобразить это на картине.       — Мам, я хочу кое с кем тебя познакомить. — Теперь он повернулся ко мне и поманил рукой. Я подошла и присела рядом, вкладывая в его руку свою ладонь. — Мам, это Мари. Она станет моей женой.       Он поцеловал мою руку. Мария смотрела на меня, в упор.       — Здравствуйте, синьора Аудиторе, — сказала я, улыбаясь. — Я рада с вами познакомиться, как и с вашей дочкой Клаудией. Я обещаю, что буду с Эцио всегда, ведь я люблю его больше своей жизни. Наверное, мои слова прозвучали слишком… Обыденно, но это так. Ваш сын самый удивительный человек на свете. Он изменил мою жизнь. И я надеюсь, что вы примите меня в свою семью, ведь другой у меня просто нет.       Внезапно Мария оторвала свою руку от шкатулки и положила её на мою щёку. Этот жест значил многое. Я даже расплакалась от счастья. Не смогла сдержаться.       Знакомство прошло в слезах счастья. Так что я ещё минут десять успокаивалась, обнимая Клаудию, которая тоже прослезилась из-за того, что её мама наконец сделала хоть что-то сама. Это был огромный шаг к её выздоровлению.       Я спустилась вместе с Эцио к кабинету Марио, выйдя в сад, мы вошли в открытую дверь. Кабинет был из белого мрамора, куча книг, большой стол и стена на которой висели бумаги. Страницы кодекса.       — О! — Марио встал из-за стола. — Мари! Добро пожаловать в Монтериджони! Я рад тебя видеть.       Он сгрёб меня в медвежьи объятья, а мне показалось, что я вот-вот задохнусь. Я дружелюбно улыбнулась.       — Я тоже рада побывать в этом городе, наставник, — сдержанно сказала я. Марио Аудиторе — был не просто дядей Эцио, но и наставником, самым главным ассасином в Италии.       — Ну что ты, Мари, — махнул он рукой, — мы же с тобой почти родственники! Зови меня просто Марио.       Он развёл руками, а я улыбнулась во все зубы от забавности этого человека.       — Хорошо, Марио, — кивнула я. — Вы хотели со мной поговорить.       — Да. Эцио, племянник, ты не оставишь меня наедине с твоей невестой. Я надолго её не задержу, не беспокойся. Знаю я вас, молодежь, вы друг от друга оторваться не можете.       Эцио поднял руки, будто сдаваясь.       — Всё хорошо, дядя. Я всё равно хотел сходить к архитектору.       Эцио ушёл, а мы с Марио остались одни. Он опёрся о стол пятой точкой.       — Я уже писал тебе в письме, что ты должна остаться здесь и изучать мастерство ассасинов. Наверное, ты хочешь поехать с Эцио, но я говорю тебе, что не стоит этого делать, если тебе дорога твоя жизнь и жизнь Эцио. Без тебя парень иссохнет, отупеет. Он и так бегает за тобой, как собачонка, никак не может утихомириться. Тебе передалось от предков очень многое. Из тебя выйдет отличный ассасин. Я бы отправил тебя прямо сейчас с Эцио, но… Сама понимаешь. — я кивнула. — Он не переживёт, если с тобой что-то случится. Поэтому я хочу, чтобы ты осталась. Я обучу тебя всему, что знает Эцио, что знаю я и мои бойцы. Ты согласна?       — А сколько Эцио будет в отъезде? — спросила я.       — Я не знаю этого, mio care. Даже сам Эцио этого не знает. Но у него есть стимул вернуться.       Я закивала.       — Хорошо. У меня всё равно нет выбора.       — Выбор есть всегда, но я и Эцио предлагаем тебе самый лучший.       Я вздохнула. Я не хотела оставлять Эцио. Возможно, пройдут месяцы или ещё хуже, годы. В любом случае будет непросто, но мы справимся. Он и сам не хочет оставлять меня.       Я вышла из кабинета и пошла искать Эцио. Я нашла его входящего в особняк. Он тут же подбежал ко мне, беря за руки.       — Только не говори, что собираешься поехать со мной, Мари… — начал он.       — Нет, Эцио. Я приняла соглашение твоего дяди. Это будет лучше для нас, — с сожалением произнесла я.       — Хорошо. Спасибо.       Он обнял меня, а я уткнулась в его грудь. Как всегда тёплый, сердце билось спокойно. Вдруг я поняла, что не хочу вырываться из его объятий.       — Мари, — прошептал он, — идём со мной.       Он взял меня за руку и вывел из особняка, а после и из города.       — Куда мы идём? — спросила я его, оглядывая чистые поля. Мы шли, держась за руки.       — Узнаешь. — Эцио загадочно улыбнулся. Я ему доверилась, ловя лицо свободный ветер. Мы шли по тропинке куда-то подальше от города, и я боялась потеряться, но рука Эцио успокаивала.       Потом я увидела небольшую церквушку, коня возле неё. А потом я резко остановилась, поняв куда мы идём и что будем делать.       — Эцио? — я поражённо выдохнула. Эцио улыбался во все зубы, казалось, что он вот вот треснет от счастья, как и я, которая кинулась к нему на шею, целуя.       Я сама побежала в церковь быстрее Эцио. Когда я открыла дверь, то тут же столкнулась с монашкой. Та испугалась нас, уронив какие-то тряпки.       — Простите, — сказала я, поднимая белые простыни.       — Извините, вы не знаете где sacerdote? — спросил Эцио у девушки.       — Да, он у алтаря. Вон, — она указала вперед вдоль скамеек.       — Спасибо, — кивнули мы. Я взяла Эцио за руку и пошла вперёд. Меня опять трясло. Столько впечатлений за день! Сегодня буду спать, как убитая, а потом я взглянула на Эцио и поняла, что скорее всего вообще не буду спать. Он просто не даст, да и я не хочу. Хочу провезти в его объятиях целую ночь, даря наслаждения.       — О, мессер Эцио, — падре нас узнал. Это был бородатый дядечка с крестиком в руках. — Милая Синьорина…       — Мари, — ответила я.       — Добрый день, отец Франк, — кивнул Эцио, — мы по важному делу.       — Я слушаю вас, молодые люди       — Мы хотим обвенчаться, — сказала я смущённо, будто выхожу замуж впервые. Но так и было. Впервые по любви, впервые не по принуждению, а потому что я хочу стать его до конца своих дней, а он станет моим.       И в тот же день мы поженились. На пальце красовалось золотое кольцо, которое теперь я буду носить и не брезговать, а даже хвастаться и вспоминать этот день.       Как и ожидалось, весь город узнал о нашем бракосочетании. В городе была такая гулянка, что я боялась выходить на улицу. Но в этом не было необходимости. Всё оставшееся время до утра мы провели в нашей спальне, где впервые я почувствовала его семя в себе. Но мы занимались не только сексом. Мы говорили. Мы всегда много говорим, но в ту ночь больше, чем во все остальных.       Но вот пришло время прощаться.       Я не отпускала Эцио, держась за его ворот робы, плакала.       — Ну, тише, тише, bambino, — шептал он. — Я приеду. Как только всё закончится и наш враг будет повержен.       — Обещаешь? — с надрывом спросила я.       — Обещаю, свет души моей. Я люблю тебя, Мари. Я люблю твой шрам.       Он погладил меня по щеке, страстно поцеловал, запрыгнул на коня и уехал.

***

      «Пять недель спустя»       Я вливалась в бытовую жизнь виллы Монтериджони. Жить без Эцио было сложно. Сложнее, чем я себе это представляла. Я задыхалась по ночам без него, просыпалась от нехватки воздуха из-за того, что слишком сильно прижимала к лицу подушку. Я старалась отвлечься тренировками с Марио, который гонял меня ещё по хуже, чем Роза с Уго, старалась помочь Клаудии с финансами виллы и ухаживанием за Марией.       Потом стало всё ещё хуже. У Клаудии же умер её муж. Капитан умер в бою, как мужчина. Не думаю, что умереть можно с достоинством, только жить можно с достоинством. Клаудия говорила мне, чтобы я её не жалела, но я видела её боль в глазах.       В этот день, когда Давид опять приставил ко мне мерзкого Джиозу, то мне стало плохо. Я упала на задницу и меня вырвало. Джиоза расхохотался, решив, что он всё же победил меня, но когда увидел, что я почти теряю сознание позвал Давида. У меня поднялась температура и лекарка всё осматривала меня. Клаудия была в ужасе.       — Ну что поздравляю, деточка, — сказала она мне, давая какую-то горькую микстуру. Я положила голову на подушку.       — О чём вы? — У тебя есть задержка? — спросила она меня. Я кивнула.       — Всего неделя. — в тот момент я туго соображала.       — У тебя слегка увеличилась грудь, тебя рвёт и вообще, синьора Аудиторе, не стоит вам больше увлекаться на тренировках, — продолжала старуха.       — Я не понимаю, доктор.       — Вы беременны, синьора.       Я перестала дышать. Мне резко стало плохо. Захотелось рыдать, кричать. Я была в шоке. Услышав это Клаудия подбежала ко мне с визгом, обнимая, а я не могла издать ни слова.       Кажется, я начала понимать почему не могла иметь детей. Это было связано не с моим телом, а с моим мозгом. Родить ребёнка ненавистному человеку, который привязал с помощью силы, было самым ужасным моим кошмаром.       А тут… В любви… Мой ребёнок вырастет в любви от любимого человека.       — Мы обязаны рассказать об этом Эцио! — воскликнула Клаудия и побежала писать письмо, а я её не останавливала. Я лежала на постели с глупой улыбкой счастливой дурочки и думала о своём малыше, поглаживая живот.       Когда узнали что я беременна, прошёл месяц, то опять город гулял. Они это очень любили делать. Что ни день, так праздник.       Я же сидела в кабинете Клаудии и читала письмо: Costosa, Мари, лучик моего солнца, Я прочитал письмо Клаудии о твоем положение. Ты не представляешь, как я счастлив! Я уже представляю, как увижу нашего малыша и не важно кто это будет. Я уже его люблю. И я люблю тебя, bambino. Я очень хочу тебя увидеть, но, боюсь, что моя миссия ещё не завершилась, а у тебя появилась другая — береги нашу любовь. И прости за то, что я не увижу нашу любовь, когда он впервые появится, скажет первое слово и пойдёт под стол пешком, падая и спотыкаясь. Прости меня за всё, Мари.

Я люблю тебя, Твой Эцио.