Before The Dawn

Сакура заканчивает тем, что плачет, пока не засыпает. Если это вообще назвать сном. Она все еще чувствует, как холодный, соленый воздух безжалостно царапает кожу, делая ее бледной и сырой, и твердую скалу, из-за которой одеревенели мышцы. Но все же ей снятся сны — странные, будоражащие воображение цепочки образов и чувств, которые заставляют куноичи дрожать с головы до ног. Сначала Сакура мечтает стать матерью. Ей не больше семнадцати, она стоит в маленькой, но просторной и красивой комнате. Девушка крепко держит на руках крошечного черноволосого зеленоглазого малыша, позволяя уткнуться маленькой головкой себе в шею и сжать крошечным кулачком материал ее платья. Итачи стоит рядом, спокойно наблюдая за обменом нежностями, позволяя Сакуре положить голову ему на плечо, в то время как он обнимает ее за талию, по-своему сентиментально. Затем детская внезапно становится слишком маленькой. Окна забиты, из-за чего вокруг тьма, кромешная тьма. Пара очень знакомых рук забирает ее ребенка, из-за чего Харуно протестует, пытается броситься вперед и нанести удар. В ее руках внезапно появляется кунай, не позволяющий девушке сжать их в кулаки. Наруто стоит позади, удерживая подругу на месте, положив одну руку на ее правое плечо, а Джирайя — на левое. Они словно в дымке, почти невидимые. Итачи, кажется, совершенно не замечает смены обстановки, убирая прядь розовых волос за ухо и нежно целуя в лоб. Сакура замирает, оцепенев от ужаса. Наруто из сна ласкает ее плечо, наклоняется вперед, касаясь призрачными губами раковины ее уха. — Убей его, Сакура-чан, — тихо умоляет парень. — Он доберется до меня первым, если ты этого не сделаешь. Он все еще враг, помнишь? — Выполняй свой долг, Сакура, — нараспев произносит Джирайя. Саннин тянется вперед, сильнее сжимая ее бесчувственные пальцы вокруг рукояти куная. — Помни, что ты куноичи Конохи. Мы знаем, ты сделаешь правильный выбор. Тени движутся вокруг, душат ее. Мечта Харуно парализована. Теперь она видит лишь красные облака, и… Зеленые глаза резко открываются, она просыпается так быстро и резко, словно кто-то вылил ведро ледяной воды прямо ей на голову. Сакуре требуется мгновение, чтобы осознать тот факт, что она слишком сильно обхватила себя руками и, пытаясь удержаться от дрожи, до такой степени вцепилась в кожу над локтями, что оставила ужасные синяки. Харуно отказывается показывать слабость даже во сне, несмотря на ком в горле и красные из-за беспрерывного плача глаза. Однако это ничего не изменило. Излишне говорить, что короткий сон нисколько не расслабил куноичи. Нервы Сакуры натянуты, а мышцы сильно напряжены. Что еще хуже, девушка чувствует себя чересчур бодрой и боится снова заснуть… как будто только что ввела около двадцати порций чистого кофеина в свой кровоток. Неожиданно одна из теней снова перемещается. Слишком поздно она вспоминает, что забыла замаскировать свою чакру перед тем, как прийти сюда. Ирьенин встает так быстро, как только может, сжав одну руку в кулак, наполненный достаточным количеством чакры, чтобы разрушить твердые каменные стены пещеры. Прежде чем розововолосая куноичи полностью осознает, что делает, другая рука уже вытащила сюрикен из маленького мешочка, пристегнутого к бедру, и кинула его в направлении беспорядка с такой смертельной скоростью, что он издает жужжащий звук, рассекая воздух… А затем ее отбрасывает к стене, совсем не сильно, но достаточно, чтобы у Сакуры перехватило дыхание. В живых осталось только три человека, которые могли бы противостоять ее атаке подобным образом. Итачи крепче обхватывает тонкое запястье, прижимая его к стене, в то время как шаринган безжалостно впивается в ошеломленные зеленые глаза. — Ты не скрыла свою сигнатуру, — бормочет нукенин. Сакура не может отстраненно не заметить, что обычно тон Итачи становится еще более вкрадчиво-опасным, когда он злится, но сейчас его голос звучит на удивление грубо из-за того, что, должно быть, является стрессом. — Полагаю, я должен сообщить, насколько этот поступок является беспрецедентной глупостью и незрелостью, а также проявлением шокирующего отсутствия инстинкта самосохранения, — шипит Учиха, холодно окидывая ее взглядом. — Что бы ты сделала, если бы я оказался врагом? Глаза Сакуры вспыхивают, и с одним поворотом ее запястья, который даже шаринган не смог предвидеть, Итачи обнаруживает, что они поменялись местами и что ее хватка на нем не менее болезненна. Впервые он находит время, чтобы оглядеть свою партнершу… и замечает, что она невероятно бледна и слегка дрожит: ее глаза болезненно красные, а на щеках видны слабые дорожки от слез. Девушка злобно смотрит на него, все еще не обращая внимания на испытующий взгляд. — Черт возьми, Итачи, — говорит она сквозь стиснутые зубы и использует усиленную чакру, чтобы удержать его на месте. — Ты не способен вести себя как нормальный человек? Учиха отвечает на взгляд, который она бросает на него, таким же ледяным. — И как бы ты посоветовала мне это сделать, Сакура? — Язвительно спрашивает мужчина. — Возможно, нужно не предупредить своего партнера, прежде чем исчезнуть на потенциально опасной территории на несколько часов? Особенно после того, как сказала, что будешь отсутствовать не более часа? Она отпускает его, резко отворачивается и проводит пальцами по волосам. — Ками, — наконец удается вымолвить Сакуре, глядя на бушующий океан, едва сдерживая свой гнев. Обычно куноичи не сказала бы подобного, потому что знает, что Итачи никогда не сможет этого сделать, но последние несколько часов довели ее до эмоционального предела, который отказывается прислушиваться к голосу разума. — Просто выйди и скажи, что беспокоился обо мне. Пожалуйста. Несколько долгих мгновений не слышно ничего, кроме отдаленного звука разбивающихся о скалы волн внизу, а затем руки Итачи оказываются на ее бедрах, грубо притягивая к себе. Ее лоб сталкивается с его плечом не слишком мягко, и на мгновение Сакура немного ошеломлена, но затем он целует ее, крайне недовольно, его руки скользят от ее бедер вверх по спине, а оттуда по всему телу, запутываясь в розовых волосах, откидывая шею назад, углубляя поцелуй. Девушка почти не реагирует. На вкус она как холодные, соленые слезы. Это только еще больше раздражает нукенина, потому что не хочет, чтобы она была так расстроена, никогда, и зная, что он, возможно, прямо или косвенно послужил причиной — потому что кто еще? — оказалось достаточно, чтобы у него по спине пробежала неприятная дрожь. Тем не менее, Итачи прижимает ее к стене, не оставляя между ними пространства, чтобы тепло от его тела начало передаваться ей. Это единственное, что Учиха может предпринять, чтобы причинить меньше боли. Сакура определенно не планировала подобный поворот событий — потому что это, кажется, не приводит ни к чему, кроме душевной боли с ее стороны — но, наконец, она начинает целовать его в ответ, медленно и осторожно, настолько долго, насколько возможно. Куноичи ненавидит это больше всего на свете, но она скучала по нему. У них так всегда: кажется, что достигли какого-то реального прогресса, только чтобы снова сделать два шага назад. Но это лучше, чем последние три недели притворяться, что они никогда не делали этого шага в своих отношениях, и что на одну ночь отношения, о которых идет речь, казались… настоящими. Спустя долгое время, они отстраняются. Сакура прислоняется лбом к его плечу, более чем ошеломленная. Руки Итачи все еще обвиты вокруг ее талии, его голос стал немного хриплым и слишком не отстраненным и бесстрастным. Учиха не знает, откуда взялась эта беспрецедентная честность в отношении его чувств к ней, но он постепенно начинает понимать, что, возможно, это лучше, чем альтернатива. — Тебе действительно нужно услышать, как я это говорю? — Тихо спрашивает Учиха, грохот волн почти заглушает его слова. Куноичи закрывает глаза. Она хотела бы это услышать, да, но в то же время Итачи показал ей… и Харуно знает, что, по крайней мере, сейчас, это лучшее, что он может сделать. — Нет, — через некоторое время шепчет отступница. — Думаю, что нет. Она не уверена, как Итачи удается, не отпуская, удобно уложить их обоих на землю, но через несколько мгновений Сакура прислоняется к его груди, а он нежно обнимает девушку обеими руками. Это похоже на компенсацию за последние несколько недель, но Харуно достаточно измотана, чтобы эта мысль вызвала даже малейшую горечь. Со своей стороны, нукенин наблюдает, как она делает несколько глубоких вдохов, чувствуя себя невероятно хрупкой, вот так прижавшись к нему. В свою очередь, он на мгновение чувствует себя сбитым с толку. Такова его натура, что за все месяцы, что они были вместе, мужчина никогда прямо не спрашивал и не отваживался на какие-либо комментарии по поводу того, что Сакура каким-либо образом чувствовала себя не в своей тарелке. То же самое было в его отношениях с Изуми. Учиха убежден, что, если бы случилось что–то действительно серьезное, Изуми — а теперь и Сакура — сказали бы ему. Эта методика всегда работала до сих пор. Сам факт предложения такой почти нежной физической поддержки и утешения ощутимо нервирует его, но слишком ясно, что это может быть единственный раз, когда партнерша действительно может нуждаться в этом, нуждаться в нем. Словно прочитав его мысли, ирьенин тихо вздыхает, чувствуя ровный ритм сердцебиения Итачи под своей щекой. Учиха ни о чем не спрашивает, но куноичи знает, что он никогда бы этого не сделал. Совершенно не в его характере, задать вопрос о том, как она себя чувствует. Однако, за все месяцы, проведенные с ним, в Итачи всегда было качество, которое заставляло ее чувствовать, что, независимо от того, о чем она могла говорить, он всегда слушал… даже если не предлагал никакой обратной связи. Тем не менее, мысль о том, чтобы на самом деле поговорить с ним обо всем, что происходит, обо всем, что она чувствует, обо всем, что она так старалась скрыть от него, — заставляет Сакуру чувствовать себя неловко. Это так отличается от начала их партнерства. Предположительно, они находятся по разные стороны баррикад. Предположительно, Итачи по–прежнему является врагом номер один и угрозой Конохе — и, следовательно, интересам Наруто. И, может быть, это делает ее глупой и слепой (потому что любовь должна быть слепой, верно?), но Сакура все еще доверяет ему достаточно, чтобы сделать это. Черт возьми, с подобными мыслями девушка не может не позволить тыльной стороне ладони коснуться и немного задумчиво задержаться на животе. Она должна быть в состоянии доверять Итачи. Выяснение отношений между ними может все усложнить, но также может сделать их менее сложными, и прямо сейчас это то, что ей нужно больше всего. Учиха знал, что она собирается заговорить раньше нее самой. Действительно, через несколько мгновений Сакура принимает сидячее положение, глядя на него очень серьезно. — У меня есть многое, что я, вероятно, должна тебе рассказать, — тихо признается отступница, переводя взгляд в пол. Итачи застает в врасплох то, как розововолосая куноичи на мгновение берет его правую руку в свою, переплетая их пальцы, прежде чем снова твердо посмотреть на него. — И я обещаю быть абсолютно честной, но только если ты сделаешь то же самое, — заявляет девушка более храбро, чем чувствует себя на самом деле. По правде говоря, это последнее, чего хочет нукенин. От одной мысли его нервы находятся на пределе. Итачи определенно не является патологическим лжецом, но последние шесть лет он жил как двойной агент, и вдобавок ко всему, он скрытный, циничный и очень замкнутый по натуре. Идея о полном раскрытии, которую предлагает Сакура, чужда ему. Учиха спокойно встречает ее взгляд. Мужчина знает, что напарница может читать тонкие сигналы языка его тела и делать правильные выводы… в тех редких случаях, когда он ей это позволяет. Как и следовало ожидать, Харуно немедленно отстраняется от него, свирепо глядя. — Тебе не кажется, что после всего, через что мы вместе прошли, мы должны рассказать друг другу правду? — Обманчиво терпеливым тоном спрашивает ирьенин, распутывая их пальцы и решительно возвращая свою руку. Итачи наблюдает, стараясь, чтобы выражение его лица было лишено эмоций, как она сжимает пальцы в кулак до побелевших костяшек вокруг подола своей разрезной юбки, и не может не заметить, что Сакура в последнее время кажется более эмоционально нестабильной. Отступнице приходится сделать несколько глубоких вдохов, чтобы удержаться от того, о чем она, вероятно, пожалеет позже, проводя пальцами в перчатках по волосам, чтобы боль помогла немного восстановить самообладание. Тело все еще совершенно истощено изнутри, и она чувствует тошноту, а также головную боль. Последнее, что ей сейчас нужно, — разбираться с глупыми проблемами Итачи с близостью, доверием или чем-то еще, потому что все, чего она хочет, это наладить с ним отношения, но он не хочет сотрудничать. На мгновение розововолосая куноичи на самом деле видит красное. Она не хотела, чтобы это переросло в драку, но… Прежде чем Итачи успевает моргнуть, одна из рук Сакуры сжимается в кулак, и следующее, что он помнит, — его снова поднимают на ноги и с головокружительной силой впечатывают в твердую каменную стену. Воспользовавшись секундной дезориентацией партнера, Харуно грубо хватает его за конский хвост, притягивая к себе, так что их носы почти соприкасаются. Нукенин без труда замечает, что девушка перед ним разрывается между тем, чтобы дать волю слезам, которые вот-вот выплеснуться наружу или, следуя своим низменным порывам, пробить им стену. Она не планировала этого говорить, правда не планировала. Даже в текущем душевном состоянии Сакура считает, что это низкая и излишне жестокая атака… но в то же время, это единственное, что вызовет нужную реакцию у Итачи. Куноичи отпускает его волосы, делая шаг назад и стараясь пробежаться глазами по своему растерянно выглядящему партнеру с головы до ног и обратно с таким отвращением, на какое только способна. — Итак, — спустя некоторое время, начинает Сакура, убедившись, что голос звучит тихо и достаточно мстительно, снова встречаясь взглядом с Итачи. — Значит, ты можешь трахать меня, но не можешь поговорить? Рада наконец узнать, что это все, что я для тебя значу. Учиха выглядел бы менее ошеломленным, если бы она вытащила кунай и пронзила его сердце. Ненавидя себя с каждым шагом все больше, ирьенин разворачивается так быстро, как только может, крадется ко входу в пещеру и садится там на небольшой твердый выступ скалы. Камень холодит обнаженную руку, когда она прислоняется левой стороной тела к стене, ледяные соленые брызги океана попадают на лицо. Отступница буквально чувствует взгляд Итачи на своей спине, и она практически может представить выражение его лица. Потому что, черт возьми, — она сильно прикусывает губу, заставляя себя не испытывать никаких эмоций, — Сакура знает, что значит для него намного больше, и по реакции Итачи… он думал, что она тоже это знает. Требуется немалая сила воли, чтобы оставаться неподвижной, когда Учиха бесшумно приближается, опускаясь на колени рядом с ней. Ветер развевает плащ Акацуки, выбивая еще больше прядей волос из конского хвоста. Несколько мгновений ни один из них не шевелит ни единым мускулом, хотя он находится всего в нескольких дюймах от нее, достаточно близко, чтобы к нему можно было прислониться. Харуно внимательно следит за небольшой трещиной в скале. Желудок скручивается в узел, от которого кружится голова, потому что она сожалеет, так сожалеет о том, что сказала, но хуже того, она не может отрицать, что чувствовала сказанное, хотя бы на мгновение. Итачи осторожно обнимает ее за талию, нежно притягивая к себе. Он чувствует себя опустошенным изнутри, это неизбежно, потому что, черт возьми, если Сакура — единственная, о ком он заботится больше всего в этом мире, кроме младшего брата, — все еще думает, что так мало значит для него… Довольно горькая пилюля, которую нужно проглотить. Видимо, он делает что-то не так. — Что ты хочешь знать? — Тихо спрашивает мужчина. Куноичи на мгновение закрывает глаза, кладя голову ему под подбородок извиняющимся жестом, который Итачи, вероятно, никогда не поймет. — Я хочу начать, — бормочет она, слишком уставшая, чтобы держать глаза открытыми. Девушка обещала Джирайе, что сделает это, но в прошлый раз она пыталась использовать ту технику допроса на Итачи… Ее чуть не стошнило, после чего ирьенин пообещала себе, что никогда больше не будет использовать подобные методы на том, кого полюбила. Часть ее осознает, что окончание этого предложения будет иметь последствия, которые она не хочет полностью понимать. Это означает, что она ставит Итачи выше Наруто… Даже сама мысль вызывает головокружение. Дыхание покидает тело Сакуры в долгом вздохе, она принимает более удобное сидячее положение, спокойно встречая взгляд своего партнера. — По сути, — ей трудно смотреть на Итачи, говоря это. — Джирайя поручил мне — ради Наруто — выследить тебя. Извлечь информацию, посредством, — и здесь девушка не может не смотреть вниз, в океан, виновато, — …соблазнения, продолжать в том же духе в течение нескольких дней или около того, после чего… Слова застревают у нее в горле, заставляя на мгновение неопределенно махнуть рукой. — …убить, — заканчивает Харуно гораздо неувереннее, чем предполагалось. Если Итачи и удивлен, то этого не показывает — он лишь на долю дюйма наклоняет голову, ожидая продолжения. Куноичи проводит тыльной стороной ладони по внезапно покрасневшей щеке, убирая с лица несколько растрепанных ветром прядей волос. — Я согласилась, — резко говорит она, глядя вниз, в серый океан, слова вылетают слишком быстро. — Знаю, что это было глупо, и что ты, вероятно, возненавидишь меня за это, но я не смогла сказать ему. Как ты можешь сказать одному из шиноби, которого уважаешь больше всего, что ты буквально спишь с врагом? — Сакура делает паузу, делая глубокий вдох и заставляя себя успокоиться, с каждым прошедшим мгновением голос становился все выше и выше. — Когда ты думаешь, что враг на самом деле больше не враг? — Девушка тихо заканчивает, подтягивая колени к груди, крепко обнимая их. Отступница даже не хотела говорить об этом с Итачи, но, начав, она, кажется, не может остановиться. Сакура с горечью вытирает глаза тыльной стороной ладони. — Представляю выражение ужаса и отвращения на лице Джирайи, если бы попыталась сказать ему, — шепчет Харуно, устремив взгляд вниз, на свои слегка дрожащие пальцы, которые крепко сцепила вместе. — Я должна быть хорошей куноичи, понимаешь? Самая умная девочка из выпускного класса, ученица Цунаде-шишо и одна из лучших в Конохе. Я не должна быть глупой шлюхой. Я не смогу вынести мысли о том, что кто-то думает обо мне таким образом, что, я знаю, точно бы произошло, если бы я рассказала Джирайе. — Ирьенин резко останавливается, проглатывая ком, застрявший в горле. — И… черт возьми, я люблю тебя, и я знаю, что было бы правильно сказать ему правду… но я просто не смогла этого сделать. Сакура почти не осознает, что сказала, пока буквально не чувствует, как тело Итачи напряглось. Она не планировала этого говорить. Совсем. Признание просто вырвалось у нее, но прямо сейчас она слишком эмоционально истощена, чтобы тратить время на сожаления — хотя, скорее всего, сделает это завтра утром. Но, в конце концов, девушка сказала правду, как и обещала. Итачи ничего не говорит, за исключением того, что слегка кладет руку ей на спину и нежно, почти успокаивающе поглаживает по всей длине позвоночника. Это напоминает ее шестнадцатый день рождения, и Сакура снова вздыхает, слегка откидывая голову назад, так что другая его рука касается ее волос и начинает приглаживать спутанные ветром пряди. — Мне жаль, — бормочет девушка, хотя и не уверена, за что извиняется: за предательство, которое она почти совершила, или за импровизированное признание. — Не извиняйся. — Учиха замолкает на мгновение, его глаза становятся жестче, глядя на нее сверху вниз, очень серьезно. — И никогда больше не называй себя так. Голос Итачи тверже, чем когда-либо, из-за чего Сакура пораженно моргает. — У тебя что? — Спрашивает она, наконец. Долгое время нукенин борется с тем, что сказать. Он более чем ошеломлен информацией, которую Сакура непреднамеренно раскрыла. Учиха понятия не имел — и до сих пор не имеет — как правильно реагировать. — Мадара, — слова с трудом вырываются из его горла, хотя он старается, чтобы тон был как можно более отстраненным и бесстрастным. — Ранее сегодня вечером… он передал некоторые инструкции, о которых я… тебе не сказал. Ирьенин напрягается под его рукой, прежде чем отстраниться и бросить на партнера подозрительный взгляд. — Да? — Осторожно спрашивает она. Итачи не может удержаться, чтобы не сделать более глубокий вдох, чем обычно. Кусок скалы под ними с нижней стороны утесов крошится под постоянным натиском штормовых волн, прежде чем, наконец, упасть в глубины темного океана. — Первым аспектом плана Мадары было заставить Какузу заплатить новой команде наемников, чтобы они преследовали Наруто, — наконец заявляет старший Учиха. Слова звучат скорее как вздох, и впервые он понимает, насколько устал. Сакура, однако, наблюдает за ним с пристальным вниманием, ее ногти впиваются в ладони, и Итачи заставляет себя продолжать. — В то же время он заинтересован в экономии средств, — тихо уточняет нукенин, глядя вниз на колышущиеся, жуткие отражения серых грозовых облаков и редких звезд в море. — В результате Мадара постановил, что, если команда наемников потерпит неудачу, я должен… — мужчина колеблется, пытаясь сформулировать свои следующие слова как можно более деликатно. — …выполнить эту задачу. Несколько долгих мгновений Сакура ничего не говорит. Короткая фраза повисает между ними, тяжелая и осязаемая в прохладном ночном воздухе. Наконец, она вздыхает, глядя на свои ноги. — Так и знала, — бесцветно отвечает отступница. — Вернувшись, ты выглядел таким невероятно обеспокоенным. Расстроенным. Как угодно. Но, наверное, я также знала, что ты никогда не сделаешь ничего подобного, что бы он тебе ни говорил. Девушка снова замолкает, и на мгновение Итачи не знает, что сказать — или даже подумать. Прошло так много времени с тех пор, как кто-то оказывал ему такое безоговорочное доверие. Как ни удивительно, это чувство так же тревожит, как и приятно успокаивает. Однако ранее холодная, осязаемая стена между ними, кажется, немного разрушается, о чем свидетельствует то, как Сакура тихо вздыхает, кладя голову ему на плечо. Довольно трогательный момент для текущей ситуации. На какое-то время они становятся почти умиротворенными, чего так давно не было. Затем куноичи резко отстраняется, приглаживая волосы у ключицы тем нервным жестом, который Итачи стал замечать в последнее время. Она снова решительно смотрит на стену. — Прости, — бормочет отступница. — Я знаю, ты сказал не извиняться за такие вещи, но… мне действительно жаль, что я продолжаю это делать, после… Она чувствует на затылке тяжесть растерянного взгляда Итачи. — Что заставляет тебя думать, что меня это как-то беспокоит? — Примерно через минуту осторожно спрашивает Учиха. Как ни странно, этот, казалось бы, невинный вопрос вызывает удивительно эмоциональный ответ, поскольку Сакура на самом деле смеется, что странно. Когда они только начали путешествовать вместе, Итачи думал, что ее самой определяющей эмоциональной характеристикой было бесконечное количество чистой жизнерадостности. Но, похоже, он не слышал ее смех невероятно долгий промежуток времени. Звук казался бы намного приятнее, если бы не был таким горьким. Улыбка Сакуры исчезает на долю секунды, она оглядывается на него. — Ты серьезно? — Прямо спрашивает девушка. — Что еще я должна думать, после… случившегося? Впервые в жизни Итачи действительно не понимает, что она имеет в виду, о чем свидетельствует то, как он наклоняет голову на долю дюйма в сторону и смотрит на нее немигающим взглядом. Сакура нетерпеливо вздыхает, разглаживая невидимые складки на своей юбке. Она не хочет говорить об этом даже больше, чем не хотела говорить о «задании» Джирайи, но… — После того, как мы переспали, — коротко говорит она, мысленно желая, чтобы следующие слова были совершенно спокойными. — Я думала, что… ты знаешь… — Ирьенин неопределенно жестикулирует, презирая свою внезапную несогласованность. — Что это значило. Что это будет началом чего-то настоящего. Это… это не должно было произойти во второй раз, когда я сделала что–то настолько невероятно эмоциональное, а затем должна была справляться с последствиями самостоятельно, в то время как другой человек двигался дальше без проблем. — Она останавливается, быстро моргая и не в силах заставить себя взглянуть на него. — Ты даже не посмотрел на меня по-другому, — обвиняет Харуно, едва слыша собственный голос. Она изо всех сил старается не звучать как чрезмерно эмоциональная девочка-подросток, которая по глупости дала кому-то слишком много, и ее сердце было разбито в последствии. Девушка кладет правую руку на живот, сильно прикусывая губу, чтобы унять дрожь в плечах. — А теперь… Тем временем Итачи тихо, очень тихо паникует. Он может говорить и думать о смерти, убийствах, предательстве, судьбе и практически о любой другой важной проблеме их мира хладнокровно и логично, но это? Сакура ненавидит это, но она зашла слишком далеко, чтобы сопротивляться, когда Итачи кладет руку ей на поясницу, мягко притягивая ближе к себе. Девушка обвивает руками его шею, уткнувшись лицом в плечо. В воспоминаниях снова мелькает шестнадцатый день рождения: она плакала, а он утешал ее — в последний раз, когда они были вместе, прежде чем все пошло наперекосяк. Учиха осторожно поглаживает девушку по всей длине позвоночника, кажется, мучительно долго, пока не чувствует, что рыдания начинают стихать. В чрезвычайно редких случаях, когда это происходит, Сакура плачет абсолютно беззвучно. Редкие прерывистые вздохи у его шеи — единственный признак того, что она вообще делает что-то большее, чем просто спит. Как только Итачи считает, что напарница достаточно успокоилась, чтобы слушать, он, наконец, начинает говорить. Впервые за столько лет нукенин сознательно пытается придать своему голосу хоть немного эмоций, даже если это получается не совсем так, как хотелось бы. Мужчина разрывается на части, не зная, что именно сказать, но даже он знает, что в данной ситуации что-то было бы бесконечно лучше, чем молчание. — Прости меня, — совершенно бесцветным голосом произносит нукенин. Сакура так потрясена, что икает три раза подряд и чуть не давится последними остатками слез. Он продолжает бормотать что-то о своих эгоистичных желаниях избегать, которые проистекают из-за отсутствия способности справляться с эмоциональными проблемами такого масштаба, и о множестве другой психологической чепухи, которая звучит так, будто ее выучили наизусть из учебника, но Сакура слушает. Она не прощает его, но все же это что-то значит для нее. — Почему? — наконец спрашивает куноичи, отстранившись и встретившись с ним взглядом. Вопрос на мгновение сбивает Итачи с толку, и как раз перед тем, как осторожно ответить, что он уже обрисовал все в общих чертах, Сакура качает головой, резко глядя на него. — Нет. В самом деле. Я не хочу слушать интеллектуальные рассуждения. Я хочу точно знать, о чем ты думал и что чувствовал — потому что, да, я думаю, что ты все–таки можешь что-то чувствовать — и ты мне расскажешь. Прямо сейчас. Ледяной тон слишком ясно дает понять, что она не потерпит никаких возражений. Учиха слегка морщится, зная, что его инстинктивный ответ в стиле «мне неудобно это обсуждать» не сработает. Он не был так… болезненно честен со своими чувствами к кому-либо с тех пор, как сказал Изуми, что любит ее, что было мучительно сложно. Текущая ситуация тоже напрягает его нервы до предела, заставляя чувствовать себя почти физически больным, но от этого никуда не деться. Итачи совершенно спокойно встречает взгляд Сакуры. — Когда я впервые инициировал контакт, той ночью, я знал, что все, что у нас могло когда–либо быть, не продлится долго, — он заставляет свой голос оставаться спокойным и контролируемым. — Я верил, что смогу справиться с последствиями. Однако потом… на следующее утро… Я понял, что ошибся. Какая–то далекая, отстраненная часть разума Сакуры начинает кричать что-то вроде: «О, святая Ками, Итачи Учиха только что признал, что он был неправ? До чего знаменательный момент!», но сознательная, рациональная Сакура просто моргает, немного потерянная. — Ты пожалел об этом? — Осторожно спрашивает ирьенин, чувствуя, как что-то глубоко внутри нее разрушается еще больше. Нукенин отводит от нее взгляд, и куноичи замечает шаринган, который, казалось бы, активировался сам по себе. Сейчас его глаза ярчайшего красного оттенка, как свежая клубника, и она удивляется, когда перестала их бояться. — Не совсем, — признается мужчина, и в первом почти нервном жесте, который она когда-либо видела от него, Итачи навязчиво приглаживает свой длинный конский хвост. — Изначально я хотел… воспользоваться каждым моментом, который у нас остался, но после той ночи… весь этот опыт позволил мне понять, что я не могу мириться с тем, чтобы быть временным развлечением для тебя, пока не придет время для твоего возвращения… — Учиха на мгновение колеблется, в его глазах отражались какие-то неизвестные воспоминания. — …домой. Впервые за свою жизнь Итачи обнаруживает, что не может смотреть кому-то в глаза. Где-то в невидимой дали каркают несколько чаек. Темные силуэты нескольких маленьких летучих мышей-вампиров, обитающих в этой области Страны Молний, мелькают на фоне почти черного неба над тонкой полоской полумесяца. А затем, совершенно без предупреждения, и с подозрительным блеском в глазах, Сакура наносит Итачи удар в предплечье с такой силой, что кажется, будто его мышцы превратились в клейкую жидкость, в то же время вызвав онемение кости. Он смутно осознает, что чувствует, как вся кровь отхлынула от его лица. В остальном Итачи заставляет себя не показывать никакой реакции, даже когда Сакура быстро отводит кулак назад и с такой же силой бьет по другой руке. — Ты, без сомнения, самый глупый человек, с которым я когда-либо имела неудовольствие быть знакомой, — холодно сообщает Харуно, прежде чем разжать кулак и хрустнуть костяшками пальцев с обманчиво небрежным видом. — Ты хуже своего младшего брата, знаешь это? Не давая ему возможности ответить, Сакура продолжает, поднимаясь на колени и упирая руки в бедра, в то время как Итачи наблюдает, чувствуя себя несколько шокированным. — Ты правда думаешь, что я использовала бы тебя как временное развлечение? — Сердито спрашивает куноичи, сжимая одной рукой ткань плаща Акацуки, притягивая его ближе. — Я не из тех людей, которые спят с людьми, чтобы развлечься, знаешь ли… Учиха осознает, что, с точки зрения любого постороннего, это может показаться совершенно диковинным — то, что он позволяет грубое обращение, а также физическое и словесное насилие со стороны этой невероятно хрупкой шестнадцатилетней куноичи… Но, так же, как у него есть свои трудности с выражением сильных эмоций такого калибра у Сакуры тоже есть свои. Это всего лишь ее способ самовыражения. Итачи ничего не говорит и не делает, просто наблюдая, как она пристально смотрит на него. — Хочешь сказать, что это может быть навсегда, Сакура? — Тихо спрашивает мужчина, прерывая ее тираду. — Возможно, не самый лучший выбор слов с моей стороны, но смысл тот же. Долгое время девушка не может придумать, что сказать в ответ. Ирьенин не должна расценивать это как поражение, но все же его слова ранят сильнее, чем она хочет думать. Розововолосая куноичи бессознательно облизывает пересохшие губы, глядя вниз на холодную каменную поверхность, ее хватка на плаще Итачи ослабевает на мгновение, прежде чем полностью отпустить. — Значит, нам с тобой никогда не суждено быть вместе, — тихо говорит она. — Как бы ты ни интерпретировал это утверждение. Не думаю, что кто-либо когда-либо сможет оспорить его. Все мышцы Итачи напрягаются, когда партнерша тянется вверх, обнимает его за шею и прижимается лбом к его плечу. — Но разве мы не можем просто забыть об этом и двигаться дальше? — Спрашивает Сакура, ее голос звучит несколько приглушенно. Как ни странно, его первой реакцией является ухмылка. Некогда знакомый физический жест кажется чужим на его губах. — Как всегда, твоя логика совершенно ошибочна. — Но Итачи, тем не менее, отвечает взаимностью на легкое объятие, кладя обе руки ей на поясницу и притягивая ближе. Нукенин не уверен, как долго они сидят вот так, совершенно неподвижно, пока он, наконец, немного неловко не наклоняет голову, слишком болезненно осознавая выбор, который собирается сделать, прежде чем прижаться щекой к розовым волосам. — Сакура, — тихо бормочет мужчина, все еще с трудом подбирая слова. — Я дам тебе все, что смогу, так долго, как позволят наши обстоятельства, — наконец заканчивает Итачи, тон его голоса такой же серьезный, как и обещание. Довольно двусмысленное заявление, но на этот раз Сакура склоняет голову на долю дюйма в знак понимания. — Я тоже, — шепчет куноичи, чувствуя себя настолько эмоционально истощенной, что могла бы заснуть прямо сейчас. Им все еще нужно поговорить о том, что делать с Мадарой — его нужно устранить как можно скорее. Не говоря уже о том, что она все еще должна пройти этот медицинский осмотр… Отстраненно куноичи чувствует, как Итачи отодвигается на несколько дюймов, прижимая их к каменной стене. Он аккуратно перемещает ее в удобное положение, прижимая к своей груди, обнимая одной рукой, осторожно снимает свой плащ, укрывая их теплым, тяжелым материалом. Сакура закрывает глаза, и во второй раз за одну ночь — за исключением того, что на этот раз она так близка к удовлетворению или счастью, как никогда за последние недели, — девушка решает, что остальное может подождать до завтра. На следующее утро Итачи просыпается от запаха соли и ощущения бледных и несколько размытых лучей солнечного света, падающих на его щеку. Что ж, в любом случае, он наполовину проснулся, и его чувства полностью функционируют даже в таком неприятном состоянии. Неприятный, предлагает его разум через несколько мгновений, словарное определение — противоположность слову «приятный». На самую мимолетную долю секунды Итачи совершенно дезориентирован. До сих пор он не чувствует ничего приятного в этом утре — ни слишком соленый запах в воздухе, напоминающий о рыбных рынках, ни холодный солнечный свет, ни затекшие мышцы после того, как он так долго прижимался к каменной поверхности… Но затем разум улавливает совершенно новое ощущение чего-то более теплого и розововолосого, утыкающегося носом в четко очерченную линию его скулы. Да, это вполне соответствовало бы описанию упомянутого прилагательного. — Итачи, — несколько раз тихо повторяет Сакура. — Ты не спишь? К огромному ужасу, нукенин обнаруживает, что демонстрирует отвратительную непоследовательность, бормоча что-то невнятное и пытаясь обнять свою возлюбленную и притянуть ближе. Смех ирьенина, который она изо всех сил старается сдержать, ранит его гордость — даже несмотря на то, что Учиха все еще не совсем проснулся. — Спи, — говорит девушка, убирая несколько прядей шелковистых, черных как вороново крыло волос ему за ухо, наслаждаясь головокружительно новым ощущением того, что Итачи даже позволил ей выполнить такой простой, но очень интимный жест. Несмотря на то, что он приоткрывает один глаз и прищуривается, глядя в молчаливом (но почему-то неубедительном) предупреждении, розововолосая куноичи одаривает его неудержимой улыбкой. — Когда проснешься… Я буду на пляже, хорошо? Итачи снова закрывает глаза и бормочет что-то еще. Сакура делает глубокий вдох, прежде чем встать, потянуться и выйти из пещеры. Протоптанная тропинка вниз по склону утеса узкая и крутая, достаточно неухоженная, так что даже подошвы ее ботинок немного скользят по поверхности. Но это того стоит, когда отступница достигает бледного песка пляжа — он усеян кораллами, повсюду острые края, осколки нескольких разбитых бутылок и изобилие ракушек. В другой ситуации куноичи бы, не торопясь, все исследовала и выбрала самые красивые ракушки из обломков, но сейчас у нее на уме более важные вещи. Спокойный прибой мягко набегает на песок, пока Сакура долго идет вдоль пляжа, чувствуя, как ботинки погружаются в слегка теплый песок, и терпеливо ожидая, когда появится более чистый участок. Несмотря на то, что они с Итачи наконец-то пришли к взаимопониманию прошлой ночью, желудок все еще скручивается в нервные, взволнованные узлы. Харуно не знает, что и думать — по правде говоря, она едва помнит, как это делается. Честно говоря, Сакура… немного напугана, и она не может не желать — отчаянно, сильно, так сильно, что запросто может обхватить себя руками за талию и крепко обнять, притворяясь, что это чужие руки — руки матери. Или даже Ино, или Цунаде-шишо, или Шизуне, любой другой женщины, которой она может доверять и которая любит ее в некотором роде, но… Ты пережила последние одиннадцать месяцев в одиночку, не так ли? Безжалостно напоминает себе девушка, возвращая обычное самообладание. Ты можешь сделать и это. Ирьенин медленно расстегивает молнию на своем малиновом жилете, дрожащими руками оттягивая крошечный металлический замок от ключицы вниз. Сакура отбрасывает его в сторону, так что он приземляется небольшой кучкой на песок, и смотрит на себя, не в силах удержаться, чтобы не прикусить губу. Требуется минимальное усилие, чтобы перенести необходимую чакру в правую руку, куноичи на мгновение закрывает глаза, прежде чем положить руку на живот. Она глубоко вдыхает и выдыхает, и, наконец, начинает. Итачи просыпается во второй раз по крайней мере через час, судя по положению солнца. Он сонно тянется к ранее занятому Сакурой месту рядом с ним, прежде чем внезапно вспоминает, что она сказала ему ранее утром. Нукенин не уверен, почему партнершу вдруг охватило желание исследовать морское побережье, но… в конце концов, это просто легкомысленный, бессмысленный поступок, который Сакура совершила бы ради забавы, что может быть признаком того, что между ними все возвращается на круги своя. Учиха потягивается, расчесывает волосы пальцами и выполняет безупречное дзюцу призыва, чтобы приготовить свою обычную чашку утреннего чая, прежде чем, наконец, спуститься на берег, чтобы присоединиться к ней. Пляж пуст на многие мили, завален океанским мусором и пустынен во всех смыслах этого слова. Итачи требуется несколько мгновений, чтобы, наконец, различить вдалеке фигуру напарницы. Она далеко, всего лишь розово-красная точка на горизонте. Мужчина должен признать, что ощущение легкого ветерка и прохладного солнечного света на коже почти приятно. Сакура сидит рядом с прибоем, ее сапоги до колен расстегнуты и отброшены в сторону, позволяя пенистой кромке аквамариновых волн едва касаться лодыжек. Куноичи одаривает Итачи странно бесцветным взглядом, прежде чем нежно похлопать по песку рядом с собой. Мысль о том, чтобы сидеть на чем-то настолько неочищенном, немного неприятна, но нукенин молча подчиняется, стараясь держать ноги как можно дальше от волн. Он незаметно наблюдает за девушкой, которая явно чем-то озабочена. У нее в руках маленькая, несколько деформированная и текстурированная ракушка, она продолжает нервно водить по ней пальцами, при этом прикусывая губу. Слишком очевидно, что партнерша не в своей тарелке из-за чего-то, но Итачи терпеливо ждет, их руки едва соприкасаются при каждом вдохе. Долгое время единственным звуком на пустынном участке пляжа являются крики чаек и плеск воды, но затем Сакура выпускает все дыхание из тела одним долгим вздохом, прежде чем швырнуть ракушку как можно дальше в океан. Она чувствует на себе несколько испуганный взгляд Итачи. Лишь на долю секунды Харуно закрывает глаза, после чего смотрит на рябь, создаваемую ее ракушкой. — Я не беременна, — бормочет куноичи, не отрывая взгляда от океана. Если бы Итачи был любым другим мужчиной, он бы упал от шока, вызванного ее словами. Как бы то ни было, одна из его рук почти комично замирает, когда он убирает за ухо выбившуюся прядь волос. — Что, прости? — Спрашивает Итачи, чувствуя, как сердце замирает. Сакура, однако, молчит. Мужчина пристально смотрит на партнершу, резко прищурившись, потому что у него сложилось впечатление, что у нее «все под контролем», как она заявила вчера. Ради Ками, почему ее голос звучит почти грустно? Учиха озвучивает свои мысли, за исключением второй половины, из-за чего Сакура несколько раз моргает, уставившись в песок. — Я думала, что техника, которой меня научила Цунаде-шишо, потерпела неудачу, — отвечает ирьенин, стараясь, чтобы тон оставался как можно более ровным. — Она сказала, что существует погрешность в один процент — ничто не идеально. И ты был прав… Мне хотелось есть, я чувствовала тошноту, и в последнее время была эмоционально не стабильна. Итачи молчит, ожидая, что девушка продолжит. Она не может прочитать выражение его лица, и, честно говоря, Сакура даже не уверена, что хочет. Харуно рисует пальцами абстрактные узоры на песке, сосредоточившись на словах, которые собирается сказать, а не на своих чувствах. — Сегодня был первый медосмотр, который я прошла за… год? Оказывается, тяга к определенным продуктам была вызвана тем, что у меня дефицит примерно четырех витаминов — все они присутствовали в продуктах, которых я жаждала. Тошнота была вызвана язвами, вызванными стрессом, что также объясняет эмоциональные проблемы. — Ее голос на мгновение теряет холодный клинический тон, и Сакуре приходится прокашляться, чтобы скрыть внезапный комок в горле. — Техника по-прежнему полностью исправна. Это было ужасным ошибочным диагнозом с моей стороны. Слова звучат пусто, и мужчина закрывает глаза, пытаясь вспомнить, как мыслить прямолинейно — но все возвращается к совершенно иррациональному факту, что Сакура сейчас звучит так же несчастно, как и тогда, когда впервые рассказала ему историю о том, как умерла ее собака в детстве. Что касается Итачи, единственная причина, по которым партнерша должна звучать так сдавленно, — это если бы слезы, о которых идет речь, были слезами счастья, что определенно не так. Потому что ни одна куноичи-подросток в здравом уме (особенно такая невероятно умная, сильная и многообещающая, как Сакура, не меньше) никогда не захотела бы иметь ребенка от социально заклейменного преступника S–класса и члена Акацуки, как он, и быть связанной с ним таким бесповоротным, постоянным способом. Не тогда, когда у нее, скорее всего, впереди светлое будущее. Одной этой перспективы достаточно, чтобы у него закружилась голова. Итачи делает глубокий вдох. — Почему? — Нукенин изо всех сил старается, чтобы его тон был как можно более сдержанным. Сакура моргает, пытаясь собраться с мыслями. — Что, почему? Итачи бросает на нее взгляд, в котором сквозит боль. Это, в сочетании с их взаимодействием прошлой ночью, привело его в состояние, когда чувство любой значимой эмоции причиняет физическую боль. — Почему у тебя такой голос? Некоторое время Харуно не знает, что сказать, поскольку рассеянно берет другую ракушку и начинает обводить ее ребристые, грубые контуры кончиками пальцев. — Я чувствую себя сумасшедшей, говоря это, — предупреждает она, потирая кончик пальца об острый край раковины, вдавливая его глубже в подушечку пальца. Даже произнесение этих слов кажется странно неестественным. — Но это был бы… самый простой выход. — Девушка горько смеется, потирая босую ногу о влажный песок. — Имею в виду, я знаю, быть матерью-подростком для твоего ребенка, из всех людей… — Сакура делает паузу, бросая на своего партнера несколько застенчивый взгляд. — Без обид. — Не принято, — сухо отвечает Итачи. — Это вряд ли будет легко, — заканчивает ирьенин, слегка вздыхая. — Но это было бы проще, чем… Чем разрываться между тобой и Наруто, чем война и политические интриги. Мне не нравится признавать, что… ребенок… дал бы мне повод сбежать от всего и более легкий выход из сложившейся ситуации, но это правда. — Отступница одаривает его слегка ироничной улыбкой. — Будущее, которое ты нарисовал для нас — жить мирно, вдали от всего, что происходит… было так мило. И даже если Джирайя или кто-нибудь из Конохи узнает, что происходит, никто не сможет заставить меня убить отца моего ребенка. Итачи чуть не говорит, что когда-то он тоже думал, что никто не может попросить его хладнокровно убить всю семью, но придерживает язык. — И я говорю не только из практических соображений, — признается Сакура через некоторое время, вытирая ракушку о песок. — Я понятия не имею, каким будет мое будущее, если — когда — Наруто вернет Коноху. Я не знаю, когда это произойдет, и я даже не хочу думать о том, как много изменится к тому моменту. Но твоя идея была такой… милой. Мирной. Я видела себя счастливой. — Но даже любая безопасность, которую я мог бы тебе предложить, была бы лучше, чем перспектива неизвестности, верно? — Тихо бормочет Учиха, чувствуя себя невероятно неуютно — но в явно приятном смысле — от удивительного осознания того, что Сакура когда-либо рассматривала возможность долгосрочной перспективы их отношений. Куноичи кивает, немного смущенная. — Я думаю и знаю, что все мои причины хотеть ребенка неверны, но… иметь ребенка… мы могли бы научиться заботиться о нем и любить его, что избавило бы от всех этих сложностей и проблем. По крайней мере, мы бы знали, что из всех ужасных вещей, которые произошли с тех пор, как Данзо захватил власть, вышло что-то хорошее. — Харуно приглаживает волосы у ключицы, отстраненно наблюдая, как волна разбивается о ее ноги. — И это, конечно, удержало бы нас вместе, — тихо заканчивает ирьенин. Учиха моргает, и Сакура одаривает его легкой, невеселой ухмылкой на растерянное выражение его лица, прежде чем взять за руку и переплести их пальцы. — Иногда любви не всегда достаточно, верно? — Кажется, что ее голос звучит намного дальше, чем всего в нескольких дюймах от него. Итачи не может не думать о Изуми так же, как и Сакура думает о Саске, но, тем не менее, он обнимает куноичи, мягко притягивая ближе. Солнце начало немного припекать, но она все еще прижимает свои колени к его коленям, положив голову ему на плечо. — Нет, — тихо отвечает мужчина, рисуя абстрактный узор на ее пояснице. — Иногда это не так. Следующий час они проводят, обмениваясь медленными, томными поцелуями, прерываемые довольно серьезным разговором. — Наилучший способ сделать это? — Спрашивает Сакура, ее голос звучит совершенно сосредоточенно, даже когда она наклоняет шею назад, позволяя своему партнеру добраться до чувствительной кожи. Точно так же Итачи ни в малейшей степени не позволяет отстраненному профессионализму своего тона дрогнуть, медленно проводя цепочку покусывающих поцелуев вниз по ее шее. — Прямой бой, посредством гендзюцу или физического воздействия, является возможным вариантом, — размышляет он вслух, кладя руки на плечи Сакуры, притягивая ее ближе. — Мадара — ослабленная, жалкая оболочка шиноби, которым он когда-то был, но… — Тем не менее, было бы опасно недооценивать его, — завершает девушка, прижимаясь лбом к прохладному, изрезанному металлу его протектора. Она задумчиво хмурится, слегка наклоняя голову, чтобы поцеловать Итачи в щеку. — Яд кажется более безопасным вариантом — ты можешь серьезно пострадать в открытом бою с Мадарой. Нукенин слегка ухмыляется, несмотря на серьезность ситуации, прежде чем слегка потереться носом о ее ухо. — Что, Сакура, беспокоишься обо мне? В ответ на тихий, вкрадчивый вопрос куноичи хмурится, прежде чем ткнуть его локтем в ребра и изрядно испортить настроение. — Не будь тщеславным, Учиха. Я не беспокоюсь о тебе до такой степени. Я просто думаю, что это бесконечно предпочтительный вариант для нас обоих. — Она прикусывает губу, очевидно, напряженно размышляя. — Яд… — Думаешь купить его? — Серьезно спрашивает Итачи, пытаясь вспомнить источники, которые Сасори использовал для получения своих ядов. — На восточном побережье Молнии есть приличное количество черных рынков, которые специализируются на таких вещах. Сакура рассеянно качает головой, прежде чем снова посмотреть на него. — Они бродили в бутылках Ками знает сколько. Конечно, они по-прежнему будут эффективны, но нам нужен яд, который был бы настолько мощным, смертоносным и быстродействующим, насколько это возможно. Есть некоторые, которые вступают действуют немедленно, но если ты этого хочешь, ингредиенты должны быть свежими. Учиха приподнимает бровь, несколько озадаченный. — Не знал, что яды — твоя специализация. Ирьенин пожимает одним плечом, глядя вдаль. — На самом деле это не так, но для того, чтобы исцелять жертв отравления, необходимо обладать хорошими знаниями о самих ядах. Шизуне научила меня, как приготовить несколько ядов… на всякий случай. Итачи издает тихий звук согласия в глубине своего горла, снова обнимая ее за талию. — Какие ингредиенты тебе понадобятся? — Я могу купить несколько химикатов, — тихо отвечает Сакура, подпирая рукой подбородок, вспоминая свои уроки с Шизуне. — Но мне нужно собрать большое количество свежего, молодого паслена, необработанной маниоки, касторового масла, лунного семени, аконита и белый змеиный корень. Итачи с легкостью узнает названия из медицинских учебников, которые читал для развлечения, но он не может вспомнить места, где каждое из них произрастает, из-за чего немного хмурится, прохладный ветер шевелит его волосы. — Где ты собираешься их приобрести? — Спрашивает мужчина, заинтригованный. Куноичи небрежно машет ему рукой. — О, на пути к Дождю, конечно, — она старается, чтобы ее тон был как можно более небрежным и бесцеремонным. Возможно, тогда партнер останется достаточно безоружным, чтобы не… Учиха резко напрягается, отстраняясь от нее. — Что, прости? — Холодно спрашивает он. — Ты определенно не пойдешь со мной, Сакура. Ты соберешь ингредиенты и приготовишь яд, а я принесу его в Дождь и найду способ использовать против Мадары. Харуно бросает невозмутимый взгляд, скрещивая руки на груди и свирепо глядя на него. — Что, прости? — Так же холодно повторяет ирьенин. — Я не собираюсь сидеть сложа руки и ничего не делать, пока ты совершаешь второе величайшее покушение на убийство в новейшей истории. Итачи отвечает ей свирепым взглядом, жест, который становится еще более пугающим из-за багрово-черного предела его родословной. Он не может не вспомнить угрозу Мадары. — Ты даже не представляешь, насколько это опасно, — продолжает нукенин, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее и бесстрастнее. Он подобрал определенно неправильное слово. — О, уж прости меня, — немедленно отвечает Сакура, ее тон буквально сочится сарказмом. Она драматично вскидывает руку и чуть не бьет наотмашь его по лицу. — Чтоб ты знал, это не похоже на то, что я куноичи ранга А. Это не похоже на то столкновение с тобой в бою с нашей командой, когда ты пытался помешать нам вернуть Гаару, что было опасно, верно? Черт, даже не заставляй меня вспоминать бой с Сасори — да, это маленький пикник в парке с долбаным тортом… Итачи закрывает глаза, чувствуя, как начинает болеть голова. — Сакура… Куноичи предупреждает дальнейшие разглагольствования партнера, с усилием ткнув пальцем ему в грудь, все еще яростно глядя. — Думаю, я понимаю, что ты пытаешься сделать своим извращенным, отсталым способом, — презрительно говорит она, но тон начинает искажаться крошечной улыбкой, которая борется за контроль над губами. — Уверяю тебя, это трогательно. Это чертовски мило. Но хотела бы напомнить, что я, вероятно, могла бы вызвать огромную, пожирающую острова приливную волну, если бы встала, вышла примерно на пять футов в океан и очень сильно топнула по дну. — Сакура делает паузу, слегка наклоняя голову в сторону и, наконец, уступает своей улыбке, протягивает руку и обнимает мужчину за плечи, играя с его длинным конским хвостом, наслаждаясь недовольным выражением лица Итачи. — Если ты хочешь кого-то, кто будет сидеть сложа руки и позволять тебе защищать их, — мягко заявляет розововолосая куноичи, прежде чем наклониться и поцеловать его в щеку. — Ты выбрал не ту девушку, Учиха. Мы в деле вместе. Ками. Высокомерная, самоуверенная, слишком самонадеянная, слегка эгоистичная, дерзкая, напрочь лишенная чувства самосохранения, чертовски преданная, даже если это опасно для нее самой… В эту секунду Сакура так сильно напоминает ему Изуми, что это причиняет боль. На краткий миг Харуно видит, как что-то легкое и неописуемое меняется во взгляде партнера, а затем, прежде чем она успевает моргнуть, пальцы Итачи запутываются в розовых волосах и притягивают ее в долгий, обжигающий поцелуй, от которого у девушки перехватывает дыхание. — В этом никогда не было никакой опасности, — наконец выдыхает он ей на ухо, когда они переводят дыхание. Итачи чувствует, как губы Сакуры изгибаются в торжествующей ухмылке, прижимаясь к его шее. — Означает ли это, что ты согласен? — Многозначительно спрашивает девушка. Он не должен соглашаться. Он не должен ставить Сакуру в положение, где есть даже малейший шанс причинить вред. Черт возьми, он должен был усвоить свой урок с первого раза, учитывая то, что случилось с Изуми, чьей смерти — вопреки тому, что она думала — можно было избежать. Но, с другой стороны, более чем вероятно, что Сакура не позволит ему оказаться втянутым в такую ситуацию без нее. Учиха чувствует, как дыхание покидает его тело в долгом, мучительном вздохе. — Хорошо, — коротко отвечает мужчина, его тон ясно дает понять, что он ни в малейшей степени недоволен. Однако на Сакуру это совершенно не влияет, и она отстраняется, сияя от удовлетворения, прежде чем легко высвободиться из их полуобъятий и вскочить на ноги, протягивая ему руку, которую Итачи принимает несколько неохотно. — Хорошо. А теперь давай. Нам нужно начать как можно скорее — потребуется около полутора недель, чтобы добраться до Дождя, и это не считая времени, которое потребуется, чтобы собрать ингредиенты для яда… Итачи бросает несколько желчный взгляд на партнершу, которая, кажется, вполне довольна тем, что тащит его за руку по пляжу, рассеянно излагая свои предварительные планы операции. Он совершенно уверен, что для девочек ее возраста ненормально так сильно волноваться из–за перспективы приготовить самый смертоносный яд, какой только возможен для человека, но, в конце концов, это Сакура, и у нее есть свои личные причины отчаянно желать смерти Мадаре. Нукенин пытается убедить себя, что все будет хорошо. Все, что ему нужно сделать — найти наилучший способ использовать этот яд для убийства Мадары, не вызывая у рассматриваемого шиноби подозрений, а также выполнение почти столь же трудной задачи по обеспечению безопасности Сакуры. Что бесконечно сложнее, чем кажется, учитывая, что девушка, похоже, притягивает к себе любые неприятности. Тем не менее, Итачи не может не думать, что после стольких лет, когда он сталкивался со всеми испытаниями в полном одиночестве… иметь кого–то — иметь Сакуру — рядом будет совершенно предпочтительнее альтернативы. Итачи и Сакуре требуется две недели, чтобы добраться до Дождя. С одной стороны, это две самые трудные недели, которые она пережила за последнее время. Ирьенин должна была найти пустынное, заброшенное поле паслена и собрать сто цветков ровно в два часа ночи. Дальше ей пришлось взобраться на колючее маниоковое дерево с самой грубой и чертовски зудящей корой, которую она когда–либо чувствовала в своей жизни, чтобы сорвать ровно пять самых спелых плодов с самых высоких ветвей, а затем не спать следующие два часа, кропотливо выжимая все соки из них и помещая его в маленькие флаконы. Получение масла из клещевины — один из самых утомительных и длительных процессов отверждения, а процесс поиска идеальных образцов лунного семени, аконита и белого змеиного корня — ужасны, каждый по-своему. Запястья Сакуры немеют от стократного перемешивания ядовитого раствора по часовой стрелке и против с точным ходом каждого часа. Руки начинают приобретать постоянный химический запах от всей дистилляции, измерения и общего обращения с этими отдельными ингредиентами. Но в то же время она счастлива, потому что каждый кропотливый час работы над ядом, — даже если это определенно не то, что предлагал Джирайя, потому что чаще всего Итачи сидит рядом, составляя компанию всю ночь и иногда потирая плечи, когда они становятся слишком напряженными — часы, которые она проводит, помогая Наруто. Спасая его жизнь и, не давая ему стать жертвой махинаций этого человека, страдающего манией величия. Однако, две недели, которые Сакура проводит с Итачи между и во время работы над ядом, каким-то извращенным образом умудряются быть странно… успокаивающими. Она никогда не могла себе представить, что отношения с ним будут такими невероятно умопомрачительными, приносящими удовлетворение и другие приятные прилагательные. В основном это мелочи — тонкое, постоянное общение, даже когда он определенно не должен этого делать. Итачи остается с ней всю ночь, помогая любым возможным способом. Однажды он помог ей очистить грубую кожуру от плодов маниоки. Иногда он скрывается на заднем плане, читая свои мрачные шекспировские стихи, но каким–то образом умудряется появляться рядом всякий раз, когда Сакура чувствует боль во всем теле и вот-вот заснет над медицинскими учебниками. Куноичи чуть не задохнулась от шока, когда Итачи впервые поместил свои руки на ее плечи и нежно, хотя и немного неловко, начал делать медленный массаж. И, независимо от степени усталости, к ранним утренним часам, которые Сакура обычно заканчивает за импровизированным рабочим столом, она и Итачи обычно проводят восхитительные полчаса, целуя друг друга на ночь, прежде чем заснуть, крепко прижавшись друг к другу. На самом деле ее удивляет, что они умудряются спорить и конфликтовать так же часто, как и всегда, но вместе им каким-то образом удается работать лучше, чем она могла себе представить. Правильное управление отношениями все еще, слишком очевидно, болезненно ново для Итачи, но Сакура не может не чувствовать, что он очень медленно привыкает к этому. Однажды, когда они пересекали один из маленьких пограничных городков недалеко от районов, где, как известно, растет белый змеиный корень, они проходили мимо пожилого торговца, продававшего великолепные белые орхидеи, и Сакура не могла удержаться, чтобы не остановиться и не посмотреть на них, а также на великолепные заколки для волос, украшенные драгоценными камнями. Но затем, когда они прошли одну улицу, и куноичи погрузилась в карту, Итачи таинственным образом исчез и появился через несколько минут с одним из бледных цветов и заколкой для волос. Он насильно сунул подарок ей в руку и пробормотал что–то совершенно бессвязное, уставившись в неподвижную точку над ее головой. Когда девушка попросила, Учиха не смог закрепить заколку в ее волосах, вместо этого запутав розовые пряди в неуправляемый беспорядок. Это выглядело еще более странным из-за того, что его венчала кривобокая орхидея. Тем не менее, Сакура при первой же возможности затащила Итачи за ближайшее здание, грубо прижала к стене, а затем буквально набросилась в одном из их самых восторженных поцелуев, запустив пальцы в темные волосы и обхватив одной ногой его бедра. Она поцарапала колено о грубый кирпич стены, через несколько минут было больно, но в то же время — как и во всех аспектах их отношений — это того стоило. Две недели спустя Идет дождь. Сакура прижимает большой флакон с бледно-фиолетовой жидкостью к груди, чтобы сохранить его как можно более теплым и сухим, прежде чем отчаянно оглядеться. — Итачи, — ирьенин довольно пищит, зная, что ее волосы стоят дыбом от всего того времени, которое она провела, нервно проводя по ним пальцами. — Пожалуйста, скажи мне, что температура не ниже пятидесяти градусов. — Это не так, — спокойно отвечает мужчина, внимательно наблюдая за ливнем из их относительно безопасного места, представляющего собой заброшенный уличный бар. Сакура глубоко вздыхает, с облегчением прислоняясь к партнеру. — Хорошо, потому что смесь не будет такой жизнеспособной, если будет подвергаться воздействию чрезмерно низких температур… Учиха на мгновение опускает взгляд на содержимое флакона, задумчиво хмурясь, успокаивающе обнимая девушку. — Почему такой цвет? — Лаконично спрашивает нукенин. — Яд должен быть абсолютно прозрачным — или, по крайней мере, настолько, чтобы его нельзя было обнаружить, если растворить в саке. — Нужно еще несколько минут, чтобы осадок осел, — рассеянно отвечает девушка, поднося флакон к глазам и слегка встряхивая его. — Сегодня утром я добавила еще немного касторового масла, просто на всякий случай. Следующие десять минут они проводят в тишине, наблюдая, как дождь замедляется, оба погруженные в свои мысли. Взгляд Сакуры продолжает скользить к обветшалому, размытому деревянному знаку, всего в двадцати футах от них по полностью забрызганной грязью грунтовой дороге. Сейчас ты действительно направляешься в Дождь, — сардонически думает Харуно, острым взглядом наблюдая, как пурпурный пигмент медленно начинает исчезать. Дождь — настоящая цитадель Акацуки. Место, которое долгое время было слишком опасным для любого шиноби Конохи. Из всех других стран именно эта всегда оставалась загадкой. Сказать, что перспектива попасть в Дождь не выбивает ее из колеи и не вызывает мурашек по спине, было бы откровенной, отвратительной ложью. Здесь, за этой выцветшей вывеской, так много ее страхов. Акацуки, которых она всегда боялась и ненавидела — и до сих пор ненавидит, несмотря на знаки отличия, нанесенные на плащ, который носит ее возлюбленный. Невидимые, далекие угрозы, которые так долго, казалось, были полны решимости причинить боль всем, кого она любит. Куноичи вторгается на вражескую территорию, и, вопреки смелым словам, которые она практически выкрикнула Итачи, который просил не сопровождать его, Сакура испытывает страх. О них, о тьме, о неизвестности… о чем-то, о чем угодно, что может пойти не так, о Мадаре и всех ужасах, которые он способен совершить. Но, тем не менее, это ее шанс сделать что-то действительно важное для военных действий. С помощью большого флакона, находящегося в правой руке, она может устранить самую большую угрозу жизни своего лучшего друга. Нет, поправляет себя Сакура, закрывая глаза. Она и Итачи устранят самую большую угрозу жизни Наруто. А потом, когда придет время, она узнает, что об этом думает Джирайя. Розововолосая куноичи делает глубокий вдох и задерживает дыхание на малейшее мгновение. Все будет хорошо. Размышления Итачи прерываются ощущением прикосновения руки Сакуры к его руке. Мужчина смотрит на нее сверху вниз, она слегка улыбается, протягивая ему решение главной проблемы. — Все готово, — сообщает ирьенин, стараясь, чтобы тон оставался как можно более мужественным и спокойным. Нукенин удивлен тем фактом, что ему приходится несколько раз вдыхать и выдыхать, чтобы должным образом восстановить самообладание. Он чувствует себя невероятно напряженным изнутри, каждый его нерв натянут. Дождь превратился в легкий туман, к тому времени, как они выходят из своего импровизированного убежища. Сакура осторожно прячет флакон в маленький мешочек с сюрикенами, пристегнутый к верхней части ее бедра. Дорога впереди скрыта густым серым туманом, который, кажется, всегда окутывает эту конкретную область мира. На мгновение Итачи и Сакура останавливаются и смотрят по сторонам. Учиха не уверен, кто из них потянулся первым, или это было взаимно, их пальцы переплетаются. Они немного неловко держатся за руки. Не первый раз они так поддерживают друг друга, но это все еще новое чувство, к которому ему нужно привыкнуть. — Готов? — Сакура, наконец, начинает дышать. Итачи ничего не говорит, его глаза немного темнеют. Одно легкое движение пальцев, и Сакура легко идет в ногу с ним, выражение ее взгляда такое же решительное, как и всегда. Они вместе идут в Дождь.