Before The Dawn

— Веди себя естественно. Два простых, тихо произнесенных слова заставляют мышцы Сакуры напрячься еще больше. Она бросила короткий взгляд на мужчину в темном плаще. — Веду, — шипит куноичи, пристально глядя на особенно большое грозовое облако, которое имеет более темный оттенок серого, чем остальные. — Нет, — бормочет Итачи, едва шевеля губами. — Ты, безусловно, этого не делаешь. Даже самый необразованный гражданский лавочник, который выглянет из этих окон, сразу поймет, что ты — преступный элемент, представляющий какую-то угрозу. Твое недоверие ко всему, что связано с Дождем видно за версту. Притворись, что принадлежишь этому месту. Сакура останавливается и оборачивается, чтобы резко взглянуть на партнера. Итачи кладет одну руку куноичи на поясницу, без усилий ведя в нужном направлении. Каждый ее мускул напряжен, и он практически чувствует невероятно быстрое биение сердца напарницы. Знакомое прикосновение заставляет девушку немного расслабиться, несмотря на все инстинкты, которые кричат не терять бдительности, находясь на вражеской территории. — Ты уверен… — сквозь стиснутые зубы удается сказать Сакуре, но Итачи прерывает ее одним движением головы, оттаскивая с пути особенно мерзкой грязи. До сих пор немощеные дороги Дождя были полностью разрушены недавним сильным муссонным штормом. — Тебе нечего бояться, пока мы не приблизимся к штаб-квартире, — уверяет нукенин тоном, не терпящим возражений. — Мы вошли через гражданский сектор не просто так: местные жители все еще укрываются в своих домах из-за прошедшего шторма. Они не станут конфликтовать с шиноби. Сакура полагает, что это утверждение вполне оправдано. Учиха намного лучше знаком с Деревней Скрытого Дождя, чем она когда-либо будет. Конечно, девушка доверяет Итачи, но есть что-то в гражданском секторе, от чего у нее по спине пробегает холодок. Во–первых, он кажется заброшенным — здания маленькие, расположены неравномерно и сделаны либо из почерневшего дерева, либо из серого, грязного цемента, на каждой двери снаружи установлены прочные железные решетки, все окна заколочены. Это похоже на любой из заброшенных городов–призраков, которые можно найти на западном побережье Страны Огня — районы, разрушенные во время войны, на которые никто никогда не тратил времени или усилий на восстановление, поскольку люди, которые там жили, либо погибли на войне, либо переехали. Однако, в отличие от тех мест, Сакура может легко ощутить характерные, но в то же время едва заметные сигнатуры чакры гражданских лиц в уединенных зданиях. Это более чем немного тревожит. Куноичи не может избавиться от ощущения, что за ней наблюдают невидимые глаза, хотя кроме них с Итачи на улице никого нет. Подобное ощущение, вероятно, лишь усугубляется тем фактом, что Сакура знает, что находится близко к штаб-квартире Акацуки, на поиск точного местоположения которой бесчисленные команды Конохи потратили годы. Учиха издает легкий звук неудовольствия в глубине своего горла, словно прочитав последние мысли напарницы. — Не накручивай себя, Сакура, — низким тоном предупреждает нукенин. — Запомни, это наше… дело… с Мадарой и ни с кем другим. Харуно немного ощетинивается, что является иррациональной реакцией. Ей не нравятся любые напоминания о том, что, несмотря на этот акт предательства, Итачи все еще связан с остальной частью Акацуки. А именно, с другим Лидером, рыжеволосым Пейном и его напарницей, загадочной куноичи. Отступница предполагает, что эти двое получат полный контроль над Акацуки после смерти Мадары. Ирьенин надеется, что они не заменят одно зло другим. — Хорошо, — коротко отвечает девушка, осматривая окружение. Она не знает, как выглядит штаб-квартира. Более чем вероятно, здание скрыто под землей. — Мы близко? Итачи долго не отвечает. Они успели спуститься по заброшенной, почти заросшей боковой тропинке в перелесок, оставив полуразрушенный гражданский район позади. Все в Дожде удручающе серое. Несмотря на то, что осадков в данный момент нет, в воздухе висит тонкий туман вечной, холодной влажности, что заставляет Сакуру дрожать, усиливая чувство беспокойства. Учиха привел ее на огромный участок пустоши, достаточно большой, чтобы создать ограждение под землей — что, по-видимому, является ответом на ее вопрос. Трава доходит куноичи до колен, а грязь угрожает поглотить подошвы ее ботинок, но Сакура с любопытством смотрит на Итачи, не в силах сдержать внезапный всплеск адреналина, который, кажется, начал бушевать в крови. — Это здесь? — Нетерпеливо спрашивает она. В течение нескольких долгих мгновений багрово-черный взгляд хладнокровно обводит окрестности. — По сути, это окраина, — наконец-то отвечает мужчина. Харуно слышит слабые намеки напряжения и опасения, которые даже Итачи не может до конца скрыть. — Я знаю, что Зецу, Кисаме, Хидан и Какузу в данный момент отсутствуют, но остаются Пейн, Конан, Сасори и Дейдара. Мы будем избегать последних двух, насколько это возможно. Не могу предсказать реакцию Пейна и Конан, но я готов столкнуться с последствиями. — И все же, — Сакура слегка вздыхает, — думаю, было бы лучше не высовываться. — Она колеблется, задумчиво наклоняя голову, зная, что в течение последних двух недель Итачи дистанционно контролировал штаб Акацуки с помощью одной из невидимых, скрытых гендзюцу теневых проекций. — Сейчас… десять утра. Где может быть Мадара? Итачи наклоняет голову на долю дюйма в знак согласия. — В течение следующих полутора часов он будет в своих покоях выполнять восстановительное дзюцу, с помощью которого поддерживал себя в живых так долго, — мрачно отвечает нукенин, не в силах сохранить самообладание и отчаянно надеясь, что в его расчете нет погрешности. Сакура ходит по кругу, покусывая ногти и выглядя обеспокоенной. — Ты рассказывал мне об этом дзюцу раньше, — вслух рассуждает девушка. — В нем нет ничего, что могло бы каким-либо образом нарушить действие яда… Внезапный порыв холодного ветра шевелит высокую траву, в очередной раз заставляя Сакуру дрожать и еще больше напрягая нервы Итачи. Он один из трех искуснейших шиноби в истории Страны Огня. Неопровержимый факт, который не имеет ничего общего с таким тривиальным чувством с его стороны, как высокомерие. Мадара был одним из двух самых могущественных шиноби и, возможно, сохранил этот титул. Даже сейчас, когда он невероятно стар и дряхл, представляя жалкую оболочку своего прежнего «я». Тем не менее, нукенин запрещает себе попасть в опасную ловушку недооценки противника, поскольку это приведет лишь к неудаче. Учиха чувствует, как напарница опирается на его руку и устремляет на него свой чрезмерно обеспокоенный яблочно-зеленый взгляд. Впервые за весь день они ведут себя не совсем профессионально. Сакура безмолвно прижимается к нему, утыкаясь лбом в плечо, а Итачи прижимает ее к себе, нежно запуская пальцы в невероятно мягкие вишнево-розовые локоны, осторожно расчесывая медленно удлиняющиеся пряди. Мужчину до сих пор удивляет, насколько успокаивающим он находит такое простое действие. Куноичи тихо вздыхает, очевидно, наслаждаясь этим ощущением. — Ты нервничаешь? — Тихо шепчет девушка, положив руки партнеру на плечи. Сакура рассеянно замечает, что ее волосы достигают середины спины. Она всерьез подумывала о том, чтобы подстричься из-за интенсивности предстоящего конфликта. Однако, именно ощущение отстраненных движений прохладных длинных пальцев своего возлюбленного (хотя она никогда в этом не признается) в конечном счете взяло верх над вышеупомянутым импульсом. — Такая несущественная вещь не имеет значения, — мягко возражает Итачи, его руки на долю мгновения сжимаются вокруг девушки. — А ты? Впервые он спрашивает ее о чем-либо, имеющем отношение к делу и отдаленно напоминающее что-то эмоциональное. В мужском голосе слышится неуверенность. Радуясь крошечной оплошности с его стороны, Сакура встает на цыпочки, крепче обнимая Итачи. — Ками, — ирьенин чувствует, как дыхание покидает тело в долгом, измученном вздохе, который смешивается с разочарованным, самоуничижительным смехом над собственными страхами. — Я так чертовски напугана, что едва могу стоять на ногах. Учиха издает тихий звук в глубине своего горла. Девушка не может сказать, это признак веселья, сочувствия или что-то среднее. Внезапно, прежде чем она успевает моргнуть, Итачи легко и непринужденно поднимает Сакуру. Ноги напарницы обвились вокруг его бедер, после чего он крепче обхватил возлюбленную руками и поменял положение так, чтобы они находились глаза в глаза, а ее руки обвились вокруг его шеи. Бесстрастный малиновый взгляд встретился с ошеломленным изумрудным. Куноичи слишком потрясена, чтобы вымолвить хоть слово. Учиха делает несколько осторожных шагов вперед, пока не чувствует, что ее спина сталкивается со стволом одного из тонких, раскидистых деревьев, которые граничат с лугом. Кора грубая, холодная и влажная, но Итачи такой невероятно теплый, когда наклоняется ближе и с осторожностью, которая противоречит всему, что они делали до сих пор, захватывает ее губы своими. Целовать его, находясь на одном физическом уровне, это потрясающе, да, но что действительно захватывает дух и более чем отвлекает Харуно — то, как ему удается сказать так много одним простым физическим жестом. Итачи, возможно, никогда не скажет устно, что любит ее. Он не из тех мужчин, которые в подобной ситуации прижали бы ее к себе и прямо сказали бы, что бояться нечего, что он защитит и не позволит ей пострадать. Сакура в любом случае обиделась бы на такое заявление. Она более чем способная куноичи, и ее уже давно не нужно защищать. Но все же, какой человек перед сражением (убийством) со смертельным врагом во время внезапной атаки, которая миллионом разных способов может пойти не по плану, не будет бояться? Куноичи нуждается в каком-то нежном утешении и заверении, и… Несмотря ни на что, девушка знает, что в данный момент Итачи дает ей именно это. Пару минут — которые умудряются быть одновременно блаженно долгими и чертовски короткими — спустя, после того, как они, наконец, отрываются друг от друга и пытаются отдышаться, Сакура на мгновение закрывает глаза и пытается игнорировать боль в сердце, прижимаясь лбом к холодному, изрезанному металлу его протектора. — Я понимаю, — тихо говорит куноичи. На самую мимолетную секунду что-то во взгляде Итачи смягчается. — Хорошо, — бормочет нукенин, снова наклоняясь и коротко касаясь губами ее виска. Неохотно ирьенин высвобождается, и как только снова твердо стоит на полу, вздыхает, с опаской глядя на грязь под ногами. — Как мы… — Я позабочусь об этом, — заверяет Учиха, снова притягивая напарницу к себе. На этот раз он готовится перенести их в штаб-квартиру с максимально возможной легкостью. Однако его тон и прикосновения более отстраненные, чем обычно. С тяжестью на сердце Сакура осознает, что они начинают. Как я справлюсь с переворотом, если чувствую себя так нелепо только из-за Мадары? — Сердито спрашивает себя Харуно, кусая губу. — Черт, да возьми же себя в руки… Прежде чем куноичи успевает закончить мысль, пальцы Итачи сжимаются вокруг ее руки. Внезапно возникает ужасное, сокрушительное давление, из-за чего Сакуре приходится подавить сильную волну тошноты. Холодный сквозняк царапает кожу. — Это защитные барьеры, — тихо объясняет Итачи, его голос звучит более отстраненно, чем теплая рука, проводящая маленькие круги по верхней части спины, пытаясь успокоить. — Они распознали чужую сигнатуру, но точка, в которую мы вошли — одно из слабых мест в защите барьера. Это единственное, что мешало твоей чакре сжечь тело изнутри. Сакура крепче зажмуривает глаза от фиолетовых, слепящих пятен, прежде чем, наконец, открыть. Ужасное головокружение никуда не делось, конечности немеют, а желудок беспокоит до такой степени, что требуется сознательное усилие, чтобы удержаться от рвоты. Но все же куноичи заставляет свои глаза перефокусироваться, ее взгляд вновь обретает свою обычную остроту. Девушка быстро оглядывается вокруг, впитывая каждую мельчайшую деталь нового местоположения и запоминая для дальнейшего использования. Здесь темно и невероятно холодно, стены кажутся влажными, несмотря на тонкое — хотя и усиленное чакрой — дерево, которое отделяет его от почвы. Сакура и Итачи стоят в каком-то узком коридоре, едва достаточном для того, чтобы два человека могли пройти, стоя плечом к плечу. Единственный свет исходит от крошечных шаров кроваво-красного огня, которые, кажется, парят через неравные промежутки в верхней части коридора, под резко затененным углом в девяносто градусов, где стена встречается с потолком, что отбрасывает невероятно жуткие тени по всему пространству. Помимо этих маленьких, почему-то зловещих огоньков, перед и позади нее кромешная тьма. Это заставляет Харуно чувствовать необъяснимый приступ клаустрофобии. Затем, перед ее ошеломленным взглядом, один из малиновых огней впереди меняется: становится акцентированным тремя знакомыми черными томоэ с разрезами, которые являются отличительной чертой Мангекьё Шаринган. Он начинает слегка кружиться, наблюдая за незваной гостьей в смертельной, угрожающей тишине. Сакура чувствует, что делает бессознательный шаг назад, зеленые глаза при этом расширяются. Руки Итачи поднимаются, чтобы поддержать ее сзади, крепко, но нежно обнимая за плечи. Девушке знакомо ощущение его прикосновения, но на долю секунды внезапного шока от контакта достаточно, чтобы захотелось закричать. Прохладная рука зажимает ей рот, заставляя замолчать, на всякий случай. — Тихо, — слишком быстро на ухо Сакуре шепчет Итачи, не предоставляя времени на ответ. Его слова лаконичны и отрывисты, и на мгновение ирьенин буквально чувствует, как он напряжен. — Это всего лишь еще одна из внутренних защит штаб–квартиры — тонкая, изменяющая сознание техника, предназначенная для создания чувства страха, достаточного для того, чтобы парализовать все логические формы высшего мышления и рассуждений. Она создана для того, чтобы предотвратить побег заключенных. Техника не совсем гендзюцу, поэтому ее может развеять только сам Мадара. Периметр все еще ощущает незнакомое присутствие, и поскольку само здание не привыкло к твоей сигнатуре чакры, ты восприимчива к этой технике. Понимаешь? Постепенно черное томоэ исчезает из сферы багрового огня, оставляя после себя свет. Знание того, что сила ее эмоций, по сути, искусственна, помогает Сакуре немного успокоиться. Теперь она понимает, что ее сердце, кажется, колотится само по себе, а болезненное напряжение каждой мышцы не полностью вызвано ее разумом — скорее, темной чакрой, которую она теперь практически чувствует. Куноичи удается лишь немного успокоить свои напряженные нервы, но, по крайней мере, это странное, кричащее чувство паники было задвинуто в самый дальний угол сознания. Как только Итачи решает, что ее мышцы достаточно расслабились, он безмолвно отпускает девушку. — Потребуется сознательное усилие, чтобы контролировать ситуацию, — несколько мгновений спустя предупреждает Учиха. — Если потеряешь фокус хотя бы на мгновение, техника снова начнет действовать, и это будет происходить с еще более разрушительной силой. Сакура решительно кивает, проводя рукой в перчатке по волосам, в каком-то смысле наслаждаясь болью. Это помогает ей немного восстановить самообладание — хотя девушка все еще тщательно избегает смотреть на свет, опасаясь того, что увидит. — Хорошо. Итачи идет впереди по невероятно темному, узкому пространству, ирьенин следует на шаг позади, не в силах оторвать пристальный взгляд от постоянного настороженного мерцания вокруг. Партнер, кажется, уверен, что их никто не потревожит, но она видит едва скрытое напряжение в его мышцах под плащом — поза несомненной силы и агрессивности. Учиха выглядит как притаившаяся беспокойная пантера, готовая нанести удар — и убить — в любой момент от малейшей провокации со стороны врага или даже любого не совсем дружественного внешнего источника. Однако Харуно ничего не ощущает в непосредственной близости: ни изменчивой сигнатуры светловолосого мастера взрывов, ни темной, более тонкой чакры марионеток… Сасори. Его присутствие здесь заставляет девушку чувствовать себя так же неловко, как и предстоящая конфронтация с Мадарой. Тем не менее, даже несмотря на то, что Сакура знает, что другие члены Акацуки должны быть где-то здесь, в коридорах царит гробовая тишина, за исключением отдаленного эха какого-то медленного и ритмичного капания воды. Коридор кажется бесконечным, они идут уже по меньшей мере десять минут, не останавливаясь. Сакура продолжает следовать за Итачи, когда внезапно в воздухе начинает ощущаться холод — никакого света, даже маленьких малиновых шаров огня, которые освещали их жуткий проход. Куноичи замирает, одна рука инстинктивно сжимается в кулак, наполненный более чем достаточным количеством чакры, чтобы заставить штаб-квартиру Акацуки исчезнуть с лица земли. — Итачи? — позвала партнера Харуно, резко оглядываясь взад-вперед и отчаянно напоминая себе оставаться сосредоточенной, потому что последнее, что ей нужно, чтобы эта техника воспользовалась всплеском адреналина. Рука мужчины обвилась вокруг тонкого запястья, направляя напарницу вперед. — Мы приблизились к сектору Мадары, — тихо бормочет Итачи. Кажется, он знает, куда идет, хотя у Сакуры такое чувство, что это из-за активированного шарингана. — Он наслаждается темнотой. Это плохо продуманная, неубедительная техника запугивания — не позволяй ей повлиять на тебя, Сакура. Действительно, взгляду требуется еще несколько минут, чтобы привыкнуть к кромешной тьме, после чего Харуно может разглядеть красные облака на плаще Итачи и более угрожающие области темноты, которые кажутся бесчисленными комнатами. Все они закрыты тяжелыми, неприступными деревянными дверьми. Она прищуривается, пытаясь найти какие-нибудь характерные сигнатуры, но их нет. — Нам нужен третий конференц-зал, верно? — Ирьенин хочет внести ясность, ища какие–либо признаки их местоположения — отчасти пытаясь сосредоточиться на текущей задаче. Кажется, у куноичи не получается избавиться от этого ужасного, ноющего страха, что в любой момент она может почувствовать ледяную руку Мадары на своем плече, или что он может выйти из одной из этих дверей и застать их обоих врасплох… — Да, — соглашается Учиха, остановившись перед одной из дверей, так внезапно, что Сакура чуть не врезается в партнера. Нукенин рассеянно кладет руку ей на плечо, чтобы удержать на месте. — Это он. Девушка не уверена, как голос Итачи может звучать так холодно и отстраненно, потому что просто смотреть на дверь и думать о том, что находится внутри — даже при том, что она не чувствует никакой чакры за ней — вызывает дрожь. Итачи осторожно достает крошечный серебряный ключик из внутреннего кармана своего плаща и вставляет его в замок. Раздается малейший щелчок, и дверь открывается. Черт возьми, Сакура не может удержаться от иррациональной мысли, что все это похоже на один из тех фильмов ужасов, которые она, Сай и Наруто любили смотреть вместе, свернувшись калачиком на ее старом, потрепанном яблочно-зеленом диване. Они осторожно крадутся в затемненную комнату, что бесконечно пугает. Харуно на самом деле слышит, как кровь стучит в ушах. Чувствуется невероятная сила чакры, больше, чем она призывала за долгое время, парящая и искрящаяся вдоль каждого дюйма ее кожи и готовая быть задействованной в любой момент, но… Комната совершенно пуста. Отступница выдыхает, не осознавая, что задерживала дыхание, пока малиновые глаза Итачи несколько раз осматривают периметр. Как только он, наконец, приходит к выводу, что все чисто, мужчина слегка наклоняет голову и почти рассеянно бросает ей серебряный ключ через плечо. — Запри дверь. Ключ слишком холодный в руке Сакуры, и замок издает слегка жутковатый, отдающийся эхом щелчок, когда она вставляет его и слегка поворачивает, прежде чем вернуться к Итачи и безмолвно осмотреть их окружение. Вероятно, это была обманчивая уверенность в том, что они заперли за собой дверь, но большая часть этого презренного чувства страха начинает исчезать, оставляя на его месте напряженную профессиональную настороженность. Отличные навыки разделения работы и личной жизни — важнейшая часть того, чтобы быть куноичи, даже несмотря на то, что она ненавидела это раньше (потому что нехорошо слишком много думать о том факте, что было в те несколько дней, которые она проводила, выслеживая и хладнокровно убивая других людей, прежде чем отправиться домой и провести остаток ночи за беззаботным приготовлением печенья, нанесением лака на ногти и хихиканьем в компании Ино и Тен-тен). Теперь Сакура не может не чувствовать благодарности за эту… своего рода адаптацию. Ее ночное зрение никогда не было таким уж исключительным, из-за чего взгляду требуется мгновение, чтобы зафиксироваться на деталях комнаты. Помещение большое и просторное: в центре находится изящный длинный прямоугольный стол. На другой стороне похожего на пещеру пространства стоит крошечный приставной столик, на котором расставлено несколько маленьких, сгоревших свечей. В остальном комната кажется пустой — если не считать внушительной бутылки саке на дальнем конце стола. Рядом с ней даже есть крошечный бокал. Эти два предмета привлекают безраздельное внимание Сакуры. — Все слишком идеально, — задумчиво размышляет девушка. — Как будто он сидит и ждет, когда появится вражеский шиноби и подсыпет ему яд. Итачи издает тихий звук согласия в глубине своего горла, соглашаясь с ее наблюдением. — Полагаю, ты права, — наконец отвечает он. — Однако я заметил, что у Мадары есть склонность к подобному. Каждое утро он открывает одну новую бутылку, принимает небольшое количество, прежде чем покинуть эту комнату на полтора часа, необходимые для выполнения техники восстановления. Затем он вернется сюда, выпьет еще немного и возобновит работу в обычном режиме. Сакура вздыхает, нетерпеливо убирая с лица несколько прядей волос, продолжая с подозрением разглядывать напиток. — Тем не менее, это означает, что нам придется быть здесь, чтобы убедиться, что он выпьет яд, на всякий случай. Мне правда это не нравится, но слишком много может пойти не так. С нашей стороны будет слишком рискованно отравить его сейчас, уйти и спрятаться в городе еще на несколько дней, а затем вернуться, чтобы посмотреть, умер он или нет… Глаза Итачи сузились на долю дюйма. — Мне придется остаться здесь, чтобы посмотреть, как он это выпьет, — холодно поправляет он. — После того, как мы добавим в саке яд, я провожу тебя в мои личные покои, где ты останешься и не выйдешь ни при каких обстоятельствах. Как только операция будет успешно завершена, я вернусь и заберу тебя. Куноичи слегка закатывает глаза, зная, что спорить с ним бесполезно. У нее есть свои планы, прямо противоположные, и Итачи не нужно их знать. — Конечно, — небрежно отвечает ирьенин, доставая маленький мешочек, прикрепленный к верхней части бедра, куда она ранее положила флакон. Ее приготовления прерываются внезапным ощущением пальцев Итачи, сжимающихся вокруг тонкого запястья в почти болезненном захвате. Он притягивает напарницу ближе и заставляет посмотреть на него. Прежде чем какая-либо мысль, кроме первоначального шока, может промелькнуть в голове розововолосой куноичи, мужчина делает несколько шагов вперед, загоняя ее в угол, спиной к столу. Инстинктивно Сакура пытается выбраться из опасного положения, безрезультатно выворачиваясь из его захвата, но Учиха делает это так быстро, что она даже не успевает моргнуть. Слова застревают у Харуно в горле, потому что партнер пристально смотрит, и, честно говоря, она забыла, насколько пугающим и опасным он может быть. Нукенин обхватывает рукой ее затылок, заставляя встретиться с ним взглядом, и Сакуре это не нравится. Его хватка не причиняет боли, но она опирается на две точки давления, которые могут временно парализовать, если нанести правильный удар. Даже в этой ситуации Харуно умудряется свирепо смотреть на него. — Что ты… Итачи немного усиливает хватку, встречаясь с ней взглядом. — Сакура, — бормочет он, звуча смертельно серьезно. — Ты понятия не имеешь, что поставлено на карту. Ты даже не осознаешь опасность всей ситуации. И, только на этот раз, ты послушаешь меня. Куноичи не может притвориться, что тон его голоса не вызывает у нее неприятных мурашек на спине. Итачи никогда так с ней не поступает, и Сакура знает, что он никогда бы намеренно не попытался запугать ее, если бы у него не было для этого веской причины. — Хорошо, — к счастью, ее голос совершенно спокоен. Накрашенный фиолетовым ноготь Итачи один раз поглаживает сонную артерию девушки. Его пристальный взгляд клинически изучает ее в поисках любого признака лжи. Сакура заставляет себя не задерживать дыхание. Наконец, Учиха отстраняется, ровно настолько, чтобы дать ей возможность дышать, хотя малиновые глаза все еще затуманены подозрением. — Очень хорошо, — коротко отвечает он, продолжая наблюдать за напарницей, словно ястреб. — Можешь продолжать. Сакура следит за тем, чтобы выражение ее лица было совершенно нейтральным, когда она кладет руку на грудь партнера и мягко отталкивает со своего пути, прежде чем проскользнуть к другой стороне длинного стола. Это вызывает у Харуно легкий озноб, зная, что стул, на который опирается ее бедро, тот же самый, на котором Мадара — олицетворение зла — сидит каждый день. Что ее пальцы в перчатках нащупывают тот же путь, который Мадара проложил сегодня утром, открывая эту самую бутылку саке. Тишина между ними тяжелая и гнетущая, хотя куноичи может чувствовать присутствие Итачи за спиной, всего в дюйме от нее. Он знает, что ее перчатки не оставят отпечатков, а сигнатура Сакуры полностью замаскирована — даже для Мадары нет никаких признаков, которые выдали бы малейший намек на присутствие постороннего. Отступница осторожно кладет пробку бутылки на стол, прежде чем протянуть руку и, наконец, вытащить пузырек с ядом. Она открывает флакон, подносит смертельную смесь к носу и слегка вдыхает. Несмотря на разнообразие травяных и химических смесей, которые были в него добавлены, жидкость не имеет никакого цвета и совершенно не имеет запаха, даже Инузука не смог бы его обнаружить. — Готов? — Спрашивает Сакура, немного удивленная тем, как отстраненно и бесстрастно звучит ее голос. Она никогда раньше не убивала с помощью яда, и думала, что это повлияет на нее сильнее. Итачи молча кивает, в его глазах холодная решимость. Ирьенин на короткое мгновение закрывает глаза, после чего подносит бутылку саке поближе к кончику флакона с ядом. Для тебя, Наруто. Малейший наклон запястья, и смертоносная смесь погружается в глубины саке, оставляя за собой легчайший след из пузырьков. На короткое мгновение напиток бледнеет, но затем медленно возвращается к своему нормальному цвету. Неосознанно Сакура и Итачи выдыхают одновременно. Девушка дрожащими руками закрывает пробку на флаконе с ядом, помещая его обратно в маленький мешочек, после чего закрывает бутылку саке пробкой. Харуно возвращает бутылку на то самое место, где она стояла раньше, так что даже человек с фотографической памятью не смог бы сказать, что что-то не так. Учиха первым нарушает тишину. Сакура может слышать его почти прерывистое дыхание. Чудовищность того, что они только что сделали, поразила Итачи в первую очередь. — Этого достаточно? — Тихо спрашивает нукенин, заметив, что она вылила в бутылку только половину пузырька с ядом. Куноичи пожимает одним плечом, не в силах оторвать взгляда от отравленного напитка. — Этого достаточно, чтобы убить целую армию за несколько минут, если не меньше, — спокойно отвечает ирьенин. Ее размышления, наконец, прерываются легким рывком за плечо, из-за чего Сакура быстро оборачивается. Вид шарингана Итачи, то, на что она, наконец, развила способность смотреть без страха — теперь, снова, на фоне такой кромешной тьмы, заставляет кровь стыть в жилах. Его лицо полностью лишено эмоций, он легко поднимает ее с края стола, снова ставя на пол. — Это не недостаток веры в твои способности, но я считаю, что необходимо принять некоторые меры предосторожности. Сакура моргает от загадочных слов, но, тем не менее, следует за Итачи. Сначала кажется, что он просто подходит к дальней стене комнаты — девушка не может точно сказать, все так темно, — но затем мужчина снова вытаскивает маленький ключ, вставляя его в замочную скважину, которую она не видит. — Это… — немедленно спрашивает Харуно, вставая на цыпочки, в любопытстве вытягивая шею. Итачи безмолвно открывает дверь в потайное отделение. Простой жест оказывается единственным ответом, который нужен Сакуре. По сути, это старинный деревянный шкаф, скрытый гендзюцу. Несомненно, сложная техника, но ее специфика перестает очаровывать Сакуру, поскольку содержимое шкафа привлекает ее безраздельное внимание. Куноичи видит две катаны, оружие, которое выглядит так, будто его могли бы использовать силы Анбу Конохи — и такого явно превосходного качества, что они действительно заставили бы Тен-тен, единственного специалиста по оружию в деревне, плакать слезами чистой, неподдельной радости. — Это принадлежит Мадаре, — Итачи наклоняет голову к первому из двух мечей: он слегка изогнутый, с одним лезвием, на несколько сантиметров длиннее другого, но самое очевидное различие между ними, найденное Сакурой, заключается в том, что рукоять Мадары украшена в синий и золотой, в то время как у другого рукоять черная. — Итак… — она кивает в сторону того, что внизу, неуверенно кусая губу. — Это… твое? Глаза Итачи темнеют от воспоминаний, которые Сакура не может — и не хочет — читать. Нукенин медленно протягивает руку, легко поднимая катану правой рукой, притягивая ее к себе. Он слегка поворачивает запястье, наблюдая за лезвием… и хотя металл — острое чистое серебро, куноичи знает, что они оба представляют себе одно и то же — кровь, слишком много крови, принадлежащей каждому члену знаменитого клана (за исключением одного), покрывающее оружие до рукояти и капающей с кончика лезвия. Впервые Итачи держит свою катану с той ночи, оно по-прежнему идеально ложится в его руку. Это скорее психологическая реакция, чем что-либо еще, но тяжелый вес меча в руке заставляет нукенина чувствовать себя, мягко говоря, ужасно. Эти воспоминания он пытался подавить в течение шести мучительно долгих лет, но теперь он чувствует их снова: болезненные, кровавые подробности, которые разрывают его изнутри… …болезненный звук и мягкий удар смертоносного, холодного металла, вонзающегося в незащищенную плоть и органы, выражение шока в умирающих глазах отца и мольба матери о пощаде… — Итачи-кун, опусти это, — умоляет она, пальцы женщины отчаянно тянут его за руку, пытаясь увеличить расстояние между своим телом и катаной, насколько возможно. — Пожалуйста. Ты меня пугаешь. Ты не должен этого делать. В течение нескольких головокружительных мгновений он не уверен, говорит ли это его мать или Сакура, но затем возникает ледяное, безошибочное ощущение нескольких всплесков успокаивающей чакры в руку из маленькой ладони, плотно прижатой к сгибу его локтя, и, очень медленно, все снова начинает попадать в фокус. — Положи это, — повторяет девушка, ее тон настолько умиротворяющий и профессиональный, несмотря на переживание в широко раскрытых зеленых глазах. — Тебе не нужно держать его, даже не нужно смотреть. Просто отдай катану мне, я положу обратно. Мысль о том, чтобы прикоснуться к ней, отвратительна и вызывает у Сакуры легкую тошноту, но она скорее подвергнет себя небольшому дискомфорту, чем позволит Итачи снова стать жертвой всех этих, несомненно, болезненных воспоминаний. Но он слегка качает головой, крепко держа лезвие, кивнув на спрятанный флакон с ядом. — Шесть лет назад этим оружием я убил всю свою семью, за исключением двоих, — бормочет Учиха. — А теперь я закончу то, что должен был сделать давным-давно. Прозвучавшее заявление заставляет куноичи чувствовать себя более чем неловко, потому что ту часть жизни Итачи Сакура постоянно пытается забыть. Несмотря на то, что это была миссия, он все еще… Внезапно, иррационально, Харуно задается вопросом, убил ли он и свою первую любовь — черноволосую девушку, которая, по-видимому, выглядела точно так же, как она. От этого Сакура чувствует тошноту. Но все же ирьенин достает пузырек с ядом, ее пальцы немного дрожат, но она пытается слегка улыбнуться, чтобы немного успокоить их обоих. — Поединок в последнем акте «Гамлета», верно? — Сакура пытается вспомнить. — Не позволяй чему-то подобному случиться с тобой. Пожалуйста. Ее голос немного срывается на последнем слове, несмотря на то, что она пыталась сохранить беззаботность. Куноичи поспешно отворачивается, ненавидя краткий момент слабости. Итачи молчит, осторожно вкладывая узкое, смертельно острое лезвие своей катаны в ножны, молча наблюдая, как высыхает яд. Затем он возвращает меч в прежнее положение, не забывая убедиться, что все находится на своих местах. Сакура по-прежнему смотрит в сторону, твердо уставившись на отравленную бутылку саке, обхватив себя руками за талию, вцепившись каждой рукой в противоположный локоть. Оба притворяются, что Сакура не вздрагивает, когда Итачи кладет два пальца под подбородок девушки, мягко направляя лицо вверх, прежде чем запечатлеть поцелуй в месте, где ее лоб встречается с линией роста волос. — Готова? — Низким голосом спрашивает Учиха. Сакура выдавила из себя слабую улыбку и потянулась к его руке, переплетая их пальцы. — Конечно. После еще одного тщательного осмотра комнаты, чтобы убедиться, что все идеально. Итачи выводит ее, и Сакура не может притвориться, что не испытывает легкого облегчения, покидая жуткую, душную атмосферу любимого места Мадары. …Если бы только. После еще одной параноидальной проверки, чтобы убедиться, что гендзюцу сокрытия S-ранга (то, что даже Мангекьё не может распознать. Какаши-сенсей научил ее этому, когда она спросила, как защититься от шарингана, после дезертирства Саске и начала обучения у Цунаде) работает исправно, ее чакра полностью замаскирована. Сакура слегка вздыхает, вжимаясь в черные как смоль тени, создаваемые скрытым шкафом с катаной. Это было нетрудно — успокаивающая чакра, которую ирьенин ввела в руку Итачи, пока он переживал ту почти пугающую, но необычайно тонкую паническую атаку… также была смешана с небольшим количеством дезориентирующей чакры. Легкая форма депрессантов, которые она использовала для воздействия на разум партнера во время попытки допроса. Девушка воспользовалась его мгновенным состоянием дезориентации, чтобы задействовать технику дублирования. Именно поэтому куноичи наблюдает, как ее клон прижимается к боку Итачи и бросает последний взгляд через плечо, прежде чем дверь закрывается, запирая настоящую Сакуру в конференц-зале Мадары. Одна. Совершенно одна. Ками, Итачи убьет ее, если узнает. Но этого не произойдет — ее теневые клоны почти незаметны по сравнению с реальным телом, благодаря идеальному контролю чакры. Кроме того, Какаши обучил ее одной технике, невосприимчивой к шарингану (что было сложно, так как он сам разработал все эти дзюцу). Ко всему прочему, после целого дня и ночи практики, Хатаке научил Сакуру, как создавать адаптации к нескольким обычным дзюцу, которые даже шаринган не может определить. Поэтому девушка чувствует себя в относительной безопасности. Итачи отведет ее клона в свою комнату, прежде чем вернуться сюда, после чего будет слишком отвлечен предстоящей конфронтацией с Мадарой, чтобы быть чрезмерно внимательным к любым мельчайшим деталям. И когда Мадара вскоре вернется, она сможет присматривать за происходящим — и если Ками захочет, ей не нужно будет вмешиваться. Итачи, кажется, непреклонен в том, что он делает это сам, не только ради удовлетворения от убийства легендарного соклановца, но и из-за странно лестного, но все же приводящего в бешенство желания защитить ее. Тем не менее, у партнера-паникера не было шанса, чтобы Сакура позволила ему столкнуться с этим в одиночку. Несмотря на то, что Итачи — один из самых невероятно могущественных и смертоносных шиноби в мире, который, вероятно, более чем способен справиться со всем сам, она просто не могла найти в себе силы уйти и поверить, что все будет хорошо (потому что так не бывает). Девушка не могла отделаться от чувства, этого ужасного, не дающего покоя, что, если… что–то пойдет не так, что, если ты ему понадобишься… Харуно думает, что немного не в себе. На душе так много тяжелых мыслей, что у девушки от страха кружится голова. Храбрая в то же время, безрассудно глупая, как сказал бы ей любой, кого она знает. Но, в конце концов, это не имеет значения, потому что она куноичи, черт возьми, и она будет сражаться, чтобы защитить тех, кого любит. (Итачи, так же сильно, как и Наруто…) Независимо от последствий. Сакура спорила, потом умоляла. Когда он не показал ничего, кроме каменного, непреклонного иммунитета к рассматриваемым просьбам, розововолосая куноичи, наконец, бросилась на него и попыталась подчинить партнера поцелуем. — Пожалуйста, — шепчет ирьенин между жаркими поцелуями в его шею. — Я никогда раньше серьезно ни о чем тебя не просила. Ты же знаешь, что я буду полезна, если каким-то образом все пойдет не так, как планировалось… Это трудно, но Итачи заставляет себя не отвечать на заигрывания, и твердо кладет руки ей на бедра, высвобождаясь из объятий. Как и ожидалось, Сакура злобно смотрит на него. Учиха слегка вздыхает, прежде чем усадить сопротивляющуюся девушку на свою кровать и устроиться рядом на несколько мгновений. — Ход событий не отклонится от нашего плана, — с более непримиримым спокойствием уверяет нукенин, чем чувствует на самом деле. — Сакура, ты лишь усложняешь ситуацию для нас обоих. Щеки Харуно гневно вспыхивают, но, опережая гневную тираду, которая обязательно последует, Итачи наклоняет голову и на мгновение утыкается носом в ее шею, чтобы немного успокоить. Своего рода откровенно нежный жест, который он позволяет себе только после того, как полностью уверен, что она заснула и не будет знать об этом. Естественно, подобные нежности Итачи совершенно не нравятся, в отличие от Сакуры. Мужчина чувствует, что она слегка вздохнула, обнимая его за шею. — Это значит «да»? — Тихо бормочет куноичи. Итачи отстраняется, кладет одну руку ей на бедро и притягивает к себе, прежде чем поцеловать в макушку. — Нет. Сейчас она слишком устала, чтобы спорить, поэтому девушка разочарованно закрывает глаза, откидываясь на подушки, которые прислонила к изголовью кровати, и подтягивает колени к груди, обхватывая их руками. — Хорошо, — куноичи одаривает партнера усталой улыбкой. — Но если ты не вернешься самое большее через полтора часа, я найду тебя и задушу Мадару голыми руками. Несмотря на серьезность ситуации, Итачи не может удержаться от невеселой ухмылки при виде мысленного образа, который вызывают ее слова. — Не сомневаюсь. Сакура целует его в последний — не в последний, исправляет себя нукенин — раз, прежде чем уйти. Только после того, как Итачи запирает дверь снаружи, он закрывает глаза и снова вздыхает с некоторым сожалением. Коридоры такие же темные и пустые, как и раньше, он быстро и бесшумно возвращается в личное крыло Мадары. Отсутствие Сакуры рядом почему-то кажется странным. Мысль заставляет мужчину нахмуриться, но это правда. Они вместе уже семь, почти восемь месяцев, и Учиха невероятно привык работать с ней. Несмотря на непростые и бурные межличностные отношения, у них всегда была отличная химия как у партнеров. Их навыки и характеры обеспечивают идеальный баланс — они оба чрезвычайно умны. Бывали случаи, когда он начинал предложение какого-то оперативного плана, а Сакура заканчивала его. Они работают вместе и безупречно присматривают друг за другом — поскольку оба сами по себе невероятно искусные шиноби, неудивительно, что, будучи партнерами, они легко и непринужденно поднялись на вершину сдержанной, сложной иерархии ниндзя-отступников, которые занимаются… частной практикой, так сказать. Итачи беспокоит, что он стал чувствовать себя таким… зависимым… от Сакуры. Он привык к ней, и быть без нее, сталкиваться с потенциально трудными ситуациями без нее, кажется таким… неправильным. До запланированного возвращения Мадары остается полчаса, и нукенин снова входит в пустынный конференц-зал, садясь на единственный стул, прежде чем, наконец, позволить себе опереться локтями на прохладный скрипучий стол и подпереть голову руками. Странное чувство: в его крови бурлит адреналин, но в то же время Итачи чувствует невероятную усталость, что, мягко говоря, опасно. Это последнее, что нужно чувствовать перед надвигающейся конфронтацией с самым грозным противником, с которым он, возможно, когда-либо сталкивался. Учиха пытается закрыть глаза и медитировать, кажется, очень долго. Однако в данной ситуации этого недостаточно. В подвешенном состоянии разум продолжает улавливать мельчайшие детали окружающего: температура комнаты, ощущение дерева под локтями, всеобъемлющая темнота и даже мягкое, едва слышное и коварное царапанье — шум, который, кажется, исходит откуда-то изнутри стен или из глубины самой комнаты. Крысы? Итачи с легким отвращением хмурится, но больше не задумывается над этим тривиальным вопросом. Наиболее вероятно, что звук является продуктом его воображения. Через несколько минут после того, как нукенин вошел сюда и устроился, он не мог избавиться от темного, затяжного ощущения, что находился не один в этой комнате. Однако подобная мысль совершенно нелепа. Показатели чакры в остальной части конференц-зала равны нулю. Как бы Итачи не хотелось это признавать, он был действительно потрясен до глубины души тем, что снова держал в руках свою старую катану, хотя прошло около двух минут. Секунды тикают медленно, но верно. Самое большее, еще три минуты. Итачи чувствует себя пугающе отстраненным, чего с ним не было уже много лет. Он может по пальцам одной руки пересчитать случаи, когда действительно хотел, нуждался в убийстве, и это, несомненно, относится к числу таких случаев. Временами его личность кажется почти смехотворным парадоксом — мягкий пацифист по натуре, но при этом рожденный, воспитанный и вынужденный жить как самый безжалостный и эффективный из убийц. Однако сегодня его мысли далеко не мирные. Разум предлагает ледяные и логические подробности того, почему для него выгодно, чтобы Мадара умер, а тело просто хочет взять катану и сосредоточиться на том, каково это — вонзить лезвие в сердце Мадары. Руки чешутся сомкнуться вокруг горла Мадары, надавить и выкрутить, вытесняя каждый дюйм жизни из его тела. Или, еще лучше, представить себе самую ужасную смерть в гендзюцу: пытать и убивать Мадару внутри и снаружи. Довольно странное чувство — действовать со всей смертоносностью, на которую более чем способны его тело и навыки. Потому что, черт возьми, Мадара манипулировал им худшим из способов — нукенин не может даже думать о том, как он использовал его… близость… к Сакуре, чтобы загнать в угол и заставить стать марионеткой. Итачи знает, что Сакура — его слабость, его единственная слабость, да, но то, как Мадара вонзил нож ему между ребер и так безжалостно повернул лезвие… Это было почти невыносимо. Стыд от того, что его использовали и манипулировали таким образом. Ужасные вещи, на которые он согласился. Почти негодование, которое он испытывал к Сакуре в результате происходящего, не говоря уже об ужасе конечной цели Мадары. О том, чтобы, по сути, использовать куноичи как своего рода племенную кобылу, чтобы заполучить более сильные гены для следующего поколения клана Учиха. А потом Мадара пригрозил убить ее, если она еще раз помешает его планам. Это причиняет отстраненную боль. Мысли обо всем происходящем вызывают легкую дрожь в пальцах Итачи. Он желает сжать их в кулаки до побелевших костяшек, при воспоминании о том гендзюцу Мадары, в котором шея Сакуры сломалась с тошнотворным хрустом. Но в тоже время это дает ему необходимую решимость. Снаружи, в коридоре, раздается тихий звук. Могло произойти что угодно, но с холодной, леденящей душу уверенностью Итачи знает, что в данный момент начинается. Три, два, один… Позвоночник Итачи напрягается еще больше. Нукенин предвкушает действие за несколько миллисекунд до того, как оно произойдет. Едва слышный щелчок поворачивающейся дверной ручки, внезапный приток еще более прохладного воздуха — один легкий шаг вперед, а затем тяжелая, ощутимая пауза. Учиха заставляет себя сделать несколько глубоких, ровных вдохов, прежде чем одним плавным движением подняться и полностью повернуться лицом к Мадаре. Долю секунды они изучают друг друга, прежде чем Мадара слегка наклоняет голову набок. Нукенин не уверен, то ли это просто тени в комнате, но странно хищный оттенок, кажется, появляется на впалых, изможденных чертах соклановца. — Итачи, — произносит Мадара обычным свистящим шипением, очевидно, преодолев первоначальное удивление. Лидер Акацуки вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Звук жутким эхом отдается в замкнутом пространстве. — Чем обязан этим… удовольствием? Внешне, когда он пробирается к другой стороне длинного прямоугольного стола и занимает свое место, движения Мадары такие же плавные, как и всегда. Тем не менее, острый взгляд Итачи быстро и точно нацеливается на все видимые слабые места. Физически Мадара выглядит еще слабее, чем раньше. Его дни и так сочтены, а восстановительное дзюцу, похоже, теряет часть своего воздействия. Плечи соклановца едва заметно дрожат, как будто Мадара сглатывает и пытается сдержать приступ кашля, который вцепляется в его горло и жаждет вырваться на свободу. Итачи помнит это ощущение из личного опыта. Нукенин спокойно ждет, пока Мадара сядет, но тот поигрывает кинжалом с костяной рукояткой, вертя его в своих длинных иссохших пальцах, не делая движения к саке, что можно легко исправить. — Узумаки, — ровно произносит Итачи, его тон непринужденный, холодно-профессиональный. Мужчина вытаскивает собственный кунай из внутреннего кармана плаща и начинает повторять те же движения, — мертв. Гнетущая тишина тянется между ними, кажется, очень долго. Мадара наблюдает за Итачи. Темно-красные глаза сузились в инстинктивном подозрении, Лидер медленно опускается в свое кресло. — Какузу сообщил, что обе команды наемников, отправленные две недели назад, не смогли найти Наруто-куна. Итачи не может сказать, служит ли это безучастно произнесенное заявление аргументом или поддержкой его утверждения, но он лишь наклоняет голову на долю дюйма, прежде чем вытащить свои… доказательства из внутреннего кармана плаща и передать их Мадаре, выражение лица которого ничего не выдает. Со скоростью, которая противоречит возрасту, Мадара без особых усилий ловит изодранный протектор Конохи. Лицо основателя Листа остается бесстрастным, когда он поднимает его за рваную голубую ленту, окаймляющую края, подносит к глазам и внимательно осматривает. Лента порвана в нескольких местах, металл также поцарапан. Есть пятна потемневшей крови, которые впитались в ленту, и отличительная, огромная и грубая сила безудержной сигнатуры чакры Наруто. Оба знают, что ни один шиноби не позволил бы снять с себя протектор, если бы был в состоянии дать отпор. Особенно это касается Наруто: протектор можно было вырвать лишь из его холодного, мертвого тела. К тому времени, когда Мадара, наконец, поднимает глаза на Итачи, нукенин уже знает, с какой-то тяжелой, непоколебимой уверенностью, что затея Сакуры удалась. — Когда? — Медленно спрашивает Мадара, изо всех сил стараясь подавить внезапное, пламенное и пугающе сильное честолюбие, вспыхнувшее в багровых глазах. — Пять дней назад, — без малейшего колебания отвечает Итачи. В посторонних деталях нет необходимости, это не в его характере. Лидер немедленно заметил бы такую оплошность. — Как? — Продолжает допрос Мадара, на его лице появляется несколько лукавая ухмылка. — Не представляю, что твоя… куноичи… легко согласилась бы на твою последнюю операцию. Итачи заставляет себя пренебрежительно пожать одним плечом, не сводя глаз с Мадары. — Я оставил ее без сознания в спальне. Местонахождение Узумаки оказалось всего в нескольких часах от нашего, к ночи я уже благополучно сжег останки и вернулся. Девушка понятия не имеет, что что-то не так, и я подумал, что будет разумнее обсудить положение дел с тобой, прежде чем сообщать ей и, следовательно, приводить в действие второй этап плана. В глазах Мадары мелькает мимолетная вспышка одобрения, что вызывает у гения клана Учиха отвращение, которое Итачи безупречно скрывает. — Джирайя? — Небрежно осведомляется Лидер, откладывая кунай, откидываясь на спинку стула. — Он не присутствовал во время моей конфронтации с Наруто, — холодно отвечает нукенин. — Я не собирался тратить время на ожидание его возвращения, но если нужно, я могу вернуться в любое время, чтобы устранить и его. — В данный момент в этом нет необходимости, — мягко бормочет Мадара, на долю секунды закрывая глаза. Каким-то болезненным, извращенным образом он выглядит более довольным, чем Итачи когда-либо видел. Слишком ясно, что за закрытыми веками он представляет несомненно тревожный образ новой Конохи, той, которую столько лет культивировал. — Должен признать, — наконец, говорит основатель Деревни Скрытого Листа. — Ты превзошел мои ожидания, Итачи. Нукенин уклончиво наклоняет голову, стараясь не выглядеть слишком поглощенным тем, как Мадара придвигает к нему бутылку саке. Его пальцы на пробке слегка дрожат, и на мгновение Итачи беспокоится, что Сакура, возможно, закрыла ее слишком плотно. Лидер, похоже, не подозревает, что что–то не так, хотя напряжение от того, что он наконец вытаскивает пробку из отравленной бутылки саке, заставляет его один раз кашлянуть — грубый, болезненно хриплый звук, который, вероятно, сигнализирует о том, что ничего хорошего можно не ждать. Итачи смотрит на свои ногти, по-видимому, безразлично, в то время как Мадара осторожно отмеряет небольшое количество саке в рюмку. Жидкость совершенно прозрачная и абсолютно не изменилась из-за… дополнительного ингредиента. Заставлять сердцебиение оставаться равномерным с каждым моментом становится все труднее. А затем, одним быстрым движением — с помощью легчайшего взмаха наполненного чакрой пальца — рюмка плавно скользит по столу, холодное стекло останавливается от легкого прикосновения тыльной стороны ладони Итачи. Все мышцы заметно напрягаются, но гений клана Учиха заставляет себя поднять его одним плавным, легким движением, глядя на жидкость с легким отвращением. В это время Мадара наблюдает за ним проницательно настороженными, прищуренными глазами. — За твою победу, — предлагает в качестве объяснения Лидер Акацуки. Почти неземная ухмылка касается его затененного лица. — За следующего Хокаге Конохи. В конце концов, так принято. Это ничего не значит… Нукенин отодвигает стакан, выражение его лица, как всегда, совершенно бесстрастное. — Ты же знаешь, что я никогда не принимал участия в подобных вещах. Мадара лишь поднимает бровь. — Я настаиваю, — шипит он в ответ. — Это лучшее, что у меня есть. Со своего места, скрытого в тени, Сакура закрывает глаза, прислоняясь внезапно покрасневшим лбом к скрытому гендзюцу шкафу, чувствуя, как сердцебиение ускоряется настолько, заставляя чувствовать себя более чем немного дезориентированной. Ками, нет, это настолько банально. Кто-то из них должен был продумать подобный ход событий. Конечно, извращенный ублюдок никогда бы не рискнул выпить что–нибудь, что было оставлено без присмотра в комнате, зная, что кто–то другой — Итачи — находился один в указанном помещении в течение неизвестного периода времени. Если Итачи продолжит отказываться, то у Мадары возникнут подозрения. В таком случае из этого ничего не выйдет, кроме потенциально смертельной схватки между двумя представителями клана Учихами. А если Итачи выпьет… О, Ками, почему я сделала его таким быстродействующим, почему… Осторожно, чтобы не позволить своему все более паническому состоянию помешать безупречной маскировке чакры и гендзюцу сокрытия, Сакура протягивает руку, проводя пальцами в перчатках по волосам, отчаянно думая. Единственный шанс, который может быть у Итачи на выживание, — если он сделает несколько глотков саке, после чего сразу замедлит свой метаболизм до остановки с помощью медицинской чакры. Даже это даст им ограниченное количество времени. Ей придется извлечь яд из организма Итачи в течение получаса или около того. Чем раньше, тем лучше. Но того, что он пьет саке, окажется достаточно, чтобы успокоить подозрения Мадары и вызвать у него чувство безопасности. Девушка надеется, что оно продлится необходимое количество времени, чтобы сделать глоток отравленного саке. Розововолосая куноичи сильно прикусывает губу, устремляя отчаянный взгляд на своего партнера и молча желая, чтобы Учиха знал, о чем она думает. Единственный выход из этой ситуации невероятно рискован, но что, если Итачи не знает, как замедлить свой метаболизм с помощью медицинской чакры? В прошлом он изучал ее толстые медицинские учебники в качестве развлечения, но это все еще сложный процесс, который невозможно усовершенствовать без предварительной практики. Сакура решительно закрывает глаза, одна рука скользит в карман и вытаскивает гладкую заколку для волос. Это риск, на который ни один из них не должен идти. Не сомневайся. Нукенин не слишком уверенно поднимает рюмку, поднося ее к губам. Мадара смотрит так хищно, криво ухмыляясь, что заставляет Итачи внезапно и злобно вспыхнуть, но он не может думать об этом прямо сейчас. Наследник клана Учиха никогда раньше не останавливал свой метаболизм с помощью медицинской чакры. Все его знания получены из одного разговора с Сакурой и нескольких глав ее учебников, в которых была необходимая информация. Это деликатный и трудный процесс, но Итачи не может позволить себе допустить даже малейшую ошибку. Сейчас решается вопрос жизни и смерти. Если раньше перспектива смерти едва ли была достаточной, чтобы остановить его — пока он мог забрать Мадару с собой — но теперь у Итачи есть Сакура, и… Итачи смотрит на отравленный бокал саке. Мадара наблюдает за Итачи. Один шаг вперед, другой в сторону, и никто не оборачивается. Не делай этого, Итачи, — безмолвно умоляет Сакура, подходя к шкафу, скрытому гендзюцу. Находясь спиной к Мадаре, она старается не дрожать. Даже будучи скрытой гендзюцу и с замаскированной чакрой, куноичи все равно может безупречно видеть сквозь другие гендзюцу. Большой черный шкаф должен быть виден только ей. Подожди. Пожалуйста. Позволь мне спасти тебя… Кровь стучит в ушах, напоминая оглушительный рев. Щелчок шпильки, которую ирьенин вставляет в замок, и поворачивает один раз, едва слышен, но почти сразу становится слишком громким. В то же мгновение Итачи слегка откидывает голову назад и делает один глоток отравленного саке. Выражение его лица не меняется. Ни малейшей внешней реакции на то, что он только что сделал. Тем же движением мужчина ставит стакан обратно на стол и пододвигает его Мадаре. — Вполне приемлемо, — невозмутимо отвечает нукенин. — Но не думаю, что в ближайшее время изменю свои привычки. Рука Сакуры застывает на ручке шкафа. Она в ужасе смотрит на своего партнера. На краткий миг Мадара выглядит таким же удивленным, прежде чем наклонить голову на долю дюйма. Он выглядит довольным в какой-то хитрой манере, когда берет рюмку, запрокидывает голову и осушает ее. Харуно забывает, как дышать, прижимаясь спиной к шкафу и наблюдая. Несмотря на напряжение почти каждого нерва в ее теле, куноичи не должна ничего делать прямо сейчас. Она должна подождать и посмотреть, как будут развиваться события в течение следующих двух минут, только потом атаковать. Мадара может почувствовать действие яда в любую секунду. Его первая внешняя реакция должна произойти примерно через полторы минуты после приема… — Восхитительно, — тихо выдыхает Мадара. Сакура не знает, то ли это ее воображение, то ли Итачи действительно становится бледнее. — Как я уже говорил ранее, считаю, что недооценил твои способности, Итачи, — продолжает основатель Конохи, спокойно откидываясь на спинку стула. Нукенин коротко кивает, не смея заговорить. Его горло словно горит, а дыхание, кажется, становится не таким, как обычно. Он остановил свой метаболизм, но все еще чувствует яд, и… — Но, — вздыхает Мадара с жутким шипением, отдающимся эхом, ощущая на своем языке вкус яда, который прожигает горло, распространяясь по телу, и глубоко, неразрывно, проникая в кровоток. — Возможно, ты недооценил и мои. Сакура моргает, и прежде чем успевает сделать выпад вперед и нанести удар, два представителя клана Учиха держат друг друга за горло у противоположной стены. Хватка Итачи сильнее, но хватка Мадары также представляет опасность. Лидер Акацуки жестоко извивается, приближая свое лицо к лицу соклановца на дюйм, так что оба предела их родословной сцепились в смертельной битве за доминирование. — Я тоже умею останавливать свой метаболизм, — довольно рычит Мадара, чье обычное холодное самообладание пошатнулось, что свидетельствует об истинной степени его ярости. — Поэтому я предполагаю, что у нас обоих есть полчаса, плюс-минус несколько минут. Клянусь всеми Ками, за это время я заставлю тебя страдать. Это, по сути, мутантное ответвление Цукуёми — гендзюцу пыток, в котором каждая агония, причиняемая жертве после высвобождения техники в ограниченной степени переводится в его физическое состояние. Именно так это и должно работать, технически. Даже в подобном состоянии, в размытой черно-серой земле и воздухе, кроваво-красном небе и черной, как вороново крыло, полной луне, Итачи все еще обладает разумом. Нукенин обдумывает тот факт, что во время битвы с Саске он узнал, что, столкнувшись с другим шаринганом, некоторые гендзюцу типичны к этому пределу родословной и они не будут действовать так, как было предсказано. Без каких-либо дальнейших размышлений Итачи наносит удар Мадаре в живот, глубоко вонзая кунай по рукоять в иссохшее тело старшего Учихи, сильно проворачивая. Мадара задыхается, но затем он хватает Итачи за волосы, яростно дернув вперед, и длинным горизонтальным движением наносит удар кунаем, болезненно перемещая его с одной стороны ключицы на другую. Боль невообразима: такое ощущение, что лезвие ножа перед ударом окунули в кислоту, после чего атаки становятся более жестокими. Тремя быстрыми ручными печатями Итачи заставляет печень Мадары разорваться, из-за чего основателя Конохи рвет кровью, заливая красным всю серую траву гендзюцу. К тому времени, как он выпрямляется, используя две ручные печати, Мадара уже частично разрушил левое легкое Итачи. Как и в случае с Цукуёми, кажется, что агония длится вечно. Такое ощущение, что Итачи требуется несколько часов, чтобы разорвать Мадару на части изнутри, и чтобы Мадара сделал то же самое с ним… но в гораздо меньшей степени. На самом деле прошло всего две секунды. Две секунды, в течение которых Сакура в ужасе наблюдает за двумя парами Мангекьё. Оба, должно быть, заперты в каком-то гендзюцу. Невольно куноичи вспоминает то гендзюцу, которое Итачи использовал на капитане Корня, и то, как он использовал Цукуёми на Какаши, который находился без сознания в течение нескольких дней… Помимо всего прочего — что на самом деле не имело значения — Сакура никогда не видела один шаринган в бою против другого. Кто знает, какие ужасы может вызвать подобная битва. Отбросив лишние мысли в сторону, теперь ей больше не нужно скрываться, Харуно развеивает технику и распахивает дверцы шкафа, поспешно потянувшись к катане Итачи. Девушке нужно их остановить, прежде чем партнер сможет серьезно пострадать внутри гендзюцу, не говоря уже о том, что ей все еще нужно извлечь яд из его организма. Временная остановка метаболизма сделает не так уж много для такого мощного яда. Вполне вероятно, что в рамках гендзюцу Итачи может не иметь необходимого контроля над своей чакрой, чтобы поддерживать жизнь. Катана невероятно тяжелая, из-за чего Сакура на мгновение пошатывается под ее тяжестью, в отчаянии глядя на двух представителей клана Учиха. Лезвие почти такое же длинное, как ее ноги — что мало о чем говорит, поскольку она всегда была миниатюрной. Ирьенин раньше даже не прикасалась к подобному оружию. Она понятия не имеет, как держать катану или орудовать ей, но другого выбора нет. Оказаться на расстоянии удара от Мадары может означать смерть. Харуно знает, что у нее нет возможности противостоять любому из гендзюцу, которые есть в его арсенале. Сакура подносит чакру к своим рукам, помогая себе поддерживать вес катаны, приближаясь к Лидеру Акацуки. Оба пугающе неподвижны, их лица застыли в леденящей душу смертоносности, но Мадара, к счастью, стоит к ней спиной, и… Девушка наносит дико неопытный удар — буквально. Это заставило бы большинство шиноби Конохи закрыть свои лица от стыда. Но, черт возьми, Сакуре наплевать на грацию, утонченность или правильную технику — она просто хочет убивать. Порез не так глубок, как мог бы быть. Он проходит от левой лопатки Мадары до бедра, разбрызгивая капли крови по передней части ее жилета, попав на лоб и волосы. Прежде чем Сакура успевает вытащить катану, зеленые глаза победно сверкают, гендзюцу перестало действовать. Харуно по глупости игнорирует Мадару, ее теперь совершенно шокированный и испуганный взгляд прикован к Итачи. Он выглядит хуже, чем был, даже после того, как она сломала ему шесть ребер и ушибла легкое. Сейчас нукенин едва может дышать (частично разрушенное легкое?), у него бледное лицо и губы, смотрящие куда-то сквозь малиновые глаза. Взгляд слишком долго фокусируется на партнерше. И, Ками, когда его плечи внезапно напрягаются, и мужчина ошеломленно поднимает одну руку к груди — в районе ключицы — она оказывается вся в крови. Мадара тоже ранен: он не может стоять прямо, кровь течет ровной струйкой из рта, он кашляет. Сакура видит красное, отводя кулак назад. Будь проклят риск попасть в ловушку гендзюцу, потому что он ранил Итачи, и… Несмотря на травмы, в следующую секунду пальцы Лидера Акацуки больно впиваются в розовые волосы. Куноичи не может сдержать своего крика, когда он бросает ее вперед, в объятия Итачи. Мадара лишь сильнее тянет ее за волосы. — Нравится то, что ты видишь, принцесса? — Шипит Учиха, кровь капает из его рта девушке на спину. Тошнотворно теплая жидкость впитывается через жилет в кожу, вызывая дрожь. — Я убиваю его, и это все твоя вина. Сакура — сильная куноичи, но слишком холодные руки Итачи, который смотрит на нее сверху вниз, вызывают панику. Совершенно дезориентированная и зашедшая слишком далеко, чтобы что-либо предпринять, ирьенин рыдает, грубые и болезненные звуки обжигают ее горло. Вслепую она разворачивается и наносит самый сильный удар, какой только может, монстру, который держит ее в плену, после чего вознаграждается вздохом боли, тошнотворным треском ломающихся ребер и безошибочно узнаваемым звуком чьей-то кровяной рвоты. — Ты тоже умрешь, ублюдок! — Харуно не узнает собственный голос, злобно вытирая глаза тыльной стороной ладони, снова приближаясь к Мадаре, хотя ей не хочется покидать Итачи. — Чего, черт возьми, ты добиваешься? — Ты так расстроена, Сакура-чан, — Мадаре удается усмехнуться в ответ, вытирая кровь с уголка рта. Он едва может произносить слова. — Чего добиваюсь? Пока мы говорим, я убиваю твоего любовника, потому что он до сих пор находится в ловушке. Итачи замучается до смерти в гендзюцу моего творения, и ты ничего не сможешь сделать, чтобы остановить меня, потому что я тоже умираю. Девушка бьет его кулаком в грудь, из-за чего остальные его ребра ломаются, но этого недостаточно, чтобы остановить страдающего манией величия шиноби, который злобно смотрит на девушку. — Ты знала, как я манипулировал твоим Итачи, чтобы он согласился на мой план? На долю мгновения она замирает, зеленые глаза расширяются. Отступница пытается не слушать, но Мадара безжалостно продолжает. — Я предложил ему то, чего он хотел больше всего. Тебя, на хорошеньком маленьком блюдечке с голубой каемочкой. Быть Хокаге не было истинным желанием Итачи — только знание того, что, если он займет пост Рокудайме, ты станешь его женой. Он хотел жениться на тебе, поселиться в поместье Учиха и отдавать тебе все свое внимание и привязанность. Итачи любит, — Мадара бесстрастно смотрит на своего умирающего протеже, — любил тебя, маленькая Сакура, так сильно, что я сомневаюсь, что ты знала об этом. Он действительно любил. Какая жалость. Харуно снова наносит удар, который проходит мимо цели, потому что она изо всех сил старается не захлебнуться слезами. — Я сделаю все, что угодно, — умоляет Сакура, ее слова хриплые от эмоций. — Пожалуйста. Они кружат друг вокруг друга, как львы на охоте. Мадара смеется, от этого звука он практически сгибается пополам, из уголка рта вытекает еще больше крови. — Как трогательно, — презрительно замечает он. — Не перенапрягайся, маленькая Сакура. После того, как мы с Итачи уйдем, у тебя все еще будет Саске. В следующую секунду Мадару отбрасывает к противоположной стене. Куноичи сжимает пальцы вокруг его шеи, безжалостно выворачивая и смакуя каждый хруст кости. Сзади Итачи издает тихий стон боли, и в этот момент Сакура знает, что должна сделать. — Ты любишь свою родословную, не так ли, Мадара? — Ядовито шипит девушка, вызывающе глядя в медленно угасающий шаринган. — В любом случае, это главная причина, по которой ты пошел на такие меры, чтобы выполнить свой чертов план. Отлично. Убей Итачи. Ты все равно умрешь. И в ту секунду, когда ты позволишь Итачи Учихе умереть, я положу руку на живот и убью его ребенка… Ложь. Ужасная, постыдная ложь. У Сакуры все переворачивается внутри при одной мысли о чем-то подобном. На самом деле куноичи определенно не беременна от Итачи, но Мадара этого не знает, и по тому, как его глаза внезапно расширяются, она попала в точку. — …После чего я найду Саске, — продолжает Харуно, следя за тем, чтобы голос не дрогнул и не перешел в истерику. — И убью его голыми руками. Что же тогда остается от твоей любимой родословной, Мадара? Все будут мертвы, все до единого. Навсегда. И, клянусь всем Ками, я сделаю это, и дам понять, что это твоя вина. Что ты был истинным убийцей последних представителей самого славного и могущественного клана и предела родословной, который когда-либо видел этот мир. В течение нескольких долгих мгновений нет ничего, кроме тишины, болезненного прерывистого дыхания Итачи и Мадары и почти слышной молитвы Сакуры. Ками, пожалуйста, пусть он поверит… Шаринган Мадары исчезает, возвращая тусклый оттенок сланцево-серого. Острый взгляд Сакуры сканирует его показатели так быстро, как только возможно. Она разворачивается лицом к Итачи, который медленно сползает на пол. Результаты безошибочны… Статус гендзюцу: полностью деактивировано. Не тратя ни секунды на раздумья, Сакура наклоняется, хватает катану, которую отбросила ранее, и наносит семь ударов Мадаре в грудь. Каждый мощный удар пригвождает его к стене с тошнотворным треском металла, пронзающего кость. Он умер еще до того, как упал на пол. Харуно не смотрит дважды на труп, который истекает кровью, и бросается к своему возлюбленному. От холодного каменного пола болят колени, но она не обращает на это внимания, нежно поглаживая Итачи, проверяя его жизненные показатели. У него так много травм — внутренних и внешних, — что голова идет кругом. Сломанные ребра, частично проколото правое легкое, полностью разрушенное левое легкое, внутреннее кровотечение, внешнее кровотечение пугающего масштаба из-за длинной раны от куная поперек ключицы, а также сильное сотрясение мозга. Не говоря уже о том, что яд все еще циркулирует в его организме… Итачи умирает, и этого достаточно, чтобы она перестала бояться. Горло Сакуры сжимается, пока она быстро перечисляет, с какими травмами нужно разобраться в первую очередь, чтобы спасти его. Руки девушки дрожат, и, Ками, что, если… Ты должна спасти его, безжалостно напоминает Внутренняя Сакура. Ногти оставляют царапины на внутренней стороне ладоней из-за сильно сжатого кулака. — Ты должна, ты должна, ты должна… Боль сильнее, чем когда он умер от рук Саске. Что-то в груди Итачи заставляет чувствовать, что он вдыхает количество воздуха, которое слишком велико для организма. Это ощущение отражается на другой стороне его тела. Как будто кто-то надувает легкие, словно воздушные шарики. Он то приходит в себя, то теряет сознание. Нукенин видит мягкие розовые волосы и маленькие руки, покрытые зеленой — медицинской — чакрой. Все пахнет слезами и кровью. В следующую секунду Итачи ощущает себя ни здесь, ни там. Он пребывает в странном состоянии неопределенности, стоя посреди темного, пустого леса, который кажется смутно знакомым. Затем внезапно что-то грубое, острое и зазубренное касается его щеки, заставляя вздрогнуть. Прежде чем Учиха успевает повернуться, другая шишка ударяет его по голове. На этот раз Итачи поворачивается, его шаринган убийственно вспыхивает. Он чуть не спотыкается о свой плащ Акацуки. Следующая сосновая шишка попадает ему в спину. Осознание приходит слишком медленно, потому что к тому времени Итачи уже повернулся, на мгновение забыв, как дышать. Нукенин чуть не говорит «Сакура», но становится слишком ясно, что это не напарница. Да, они выглядят одинаково, за исключением того факта, что у этой девушки такие же черные волосы, как у него. Ее глаза серебристо-серые, без активированного шарингана, как в момент смерти. Изуми слегка ухмыляется, подбрасывая сосновую шишку вверх и вниз, останавливаясь примерно в десяти футах от него. — Что ты делаешь? — Беззаботно спрашивает девушка. Ошеломленный взгляд Итачи не может не зациклиться на пурпурно-красном синяке вокруг ее горла — отпечатки его пальцев и ладони все еще видны, даже спустя столько лет. Изуми следит за его взглядом, и на мгновение, поняв, на что смотрит Итачи, хмурится. Она почти извиняюще пожимает плечами. — Ни тогда, ни сейчас я не чувствовала боли, — небрежно говорит девушка. — В любом случае, Итачи, почему ты здесь? Учиха хмурится и почти спрашивает, где они находятся. Но, открыв рот, чтобы заговорить, ничего не может произнести. Как ни странно, на лице Изуми появляется легкая улыбка. — Наверное, я права, — комментирует девушка, бросая шишку в лес, но в следующую секунду в ее руке оказывается еще одна. — Ты не должен быть здесь, верно? Она прыгает вперед, кладет свои маленькие ручки на плечи Итачи и слегка толкает его назад, не обращая внимания на почти шокированный взгляд. — Не волнуйся, — мягко уверяет Изуми. — С тобой все будет в порядке. Значит, твое время еще не пришло, и я должна признать… В конце концов, ты в хороших руках. Голос Изуми все еще отдается эхом в воздухе, когда Итачи резко открывает глаза. Первое, что осознает Учиха, — боли больше нет. Он сидит, прислонившись спиной к холодной каменной стене, вокруг темно. В комнате пахнет металлическим запахом крови. Приоткрыв глаза, Итачи замечает искалеченный труп Мадары, лежащий у противоположной стены. Нукенин смотрит на него несколько мгновений, не уверенный в том, что чувствует. Мужчина не знает, как и почему Мадара освободил его от этого гендзюцу — еще минута или около того, и он умер бы внутри и снаружи. Итачи отворачивается от представшего зрелища, все еще чувствуя легкую одеревенелость, боль и дезориентацию. Именно тогда он обращает внимание мертвенно-неподвижную девушку, свернувшуюся калачиком у его плеча. Сердце мужчины на мгновение замирает, после чего он грубо тянет ее за запястье, запрокидывая голову назад, и прижимает два пальца к горлу Сакуры, чтобы проверить пульс. Она выглядит физически разбитой и измученной до костей, но сердцебиение есть — слабое, несколько сбивчивое, но есть. Все дыхание покидает его тело в долгом вздохе. В обычной ситуации он бы никогда этого не сделал, но сейчас Итачи притягивает Сакуру ближе, позволяя едва приходящей в сознание куноичи уткнуться ему в шею, пока он почти отчаянно гладит ее по спине и длинным спутанным волосам, убеждая себя, что она все еще жива. Учиха предполагает, что девушка убила Мадару, а затем полностью израсходовала оставшуюся часть своей чакры, исцеляя его. Итачи больше не хочет находиться в этой ужасной комнате, пахнущей смертью. Он медленно встает, чувствуя, как движение слегка натягивает его недавно восстановленные ребра и легкие, осторожно поднимает Сакуру на руки. Каждый шаг дается гораздо труднее, чем следовало бы, посылая мелкие фиолетовые звезды, взрывающиеся на фоне его медленно темнеющего зрения. Он неуклюже маневрирует с девушкой, которую держит в объятиях, чтобы открыть дверь. Итачи полагает, что извлечение яда — последнее, что удалось выполнить Сакуре перед тем, как упасть в обморок. Мужчина все еще чувствует последствия сильного сотрясения мозга, из-за чего он на короткое время прислоняется к стене, вытягивая шею назад и пытаясь смириться с ослепляющей головной болью и, как следствие, головокружением. Учиха смутно осознает, что медленно сползает на пол, его колени подкашиваются. Сакура свернулась калачиком в его объятиях, ее глаза крепко закрыты. Она издает тихий звук протеста в глубине своего горла, возможно, подсознательно осознавая, что это опасно и определенно не соответствует их первоначальному плану убраться к черту из Дождя, как только они убьют Мадару, но… Во второй раз за несколько часов Итачи теряет сознание, но защитная хватка вокруг Сакуры не ослабевает. Час спустя, их находят Пейн и Конан. Долгое время новый Лидер Акацуки и его напарница наблюдают за происходящим. Дверь в всегда запертый конференц-зал Мадары была широко распахнута, открывая ужасающе жестокую картину — вплоть до таких мельчайших деталей, как перевернутая бутылка саке и рюмка, окровавленная катана, разорванный на части труп Мадары, большие пятна крови — и Итачи, и Мадары — которые начинают впитываться в пол. Всего в нескольких футах от конференц-зала без сознания лежит их агент под прикрытием. В его объятиях находится такая же невосприимчивая и смутно знакомая розововолосая куноичи, которая впервые привлекла их внимание тем, что была единственной девушкой-товарищем по команде сосуда Кьюби. — Что ж, — наконец комментирует Пейн, выражение его лица не выдает никаких эмоций. — Это слегка… — Компрометирующе, — с легкой улыбкой заканчивает Конан, отводя взгляд от Итачи и Сакуры в сторону мертвого тела Мадары. — Да. Совсем чуть-чуть.