Before The Dawn

Ковер под ее босыми ногами холодный и мокрый. Логика подсказывает Сакуре, что, учитывая то, что она и Итачи делают и что собираются сделать, целесообразно переместиться на несколько футов, чтобы добраться до теплой, сухой кровати, прислоненной к противоположной стене (что технически является бесконечно предпочтительным вариантом), но в то же время эта мысль пугает ее больше, чем следовало бы. Куноичи пытается замаскировать свою совершенно иррациональную нервозность, приподнимаясь на несколько дюймов, слегка сжимая пальцами воротник темно-красной рубашки Итачи, оттягивая его в сторону, чтобы провести линию медленных поцелуев вдоль острого выступа его ключицы, чувствуя ровный ритм его сердца через тонкие слои одежды, разделяющие их. Расположив руки на ее пояснице, Учиха слегка касается губами раковины ее правого уха, медленно продвигаясь вниз. Девушка предпринимает собственные неловкие попытки каким-то образом ответить взаимностью на внимание Итачи. Она чувствует мягкое, низкое бормотание одобрения, прежде чем его зубы слегка прикусывают мочку ее уха. Легкого действия достаточно, чтобы заставить ирьенина на мгновение забыть, как целоваться. Сакура все еще немного растеряна от того, насколько сюрреалистично ощущается происходящее. В последний раз они занимались подобным в день ее вылазки в Коноху, когда произошел тот неожиданный поцелуй. Реальность всего этого еще предстоит осознать. Часть куноичи громко настаивает на том, что они движутся слишком быстро, и им определенно не следует делать такой большой шаг, но, тем не менее, такая же большая ее часть решила, что она хочет — нет, должна — сделать это с ним. Нервы Харуно на пределе: острая, неприятная интенсивность этого чувства никак не может разрешиться сама собой, особенно когда Итачи использует свои пальцы в ее волосах, чтобы увлечь в еще один долгий, обжигающий поцелуй, от которого у Сакуры перехватывает дыхание. Несмотря на всепоглощающий трепет, куноичи не может оставаться равнодушной к тому, как он, наконец, позволяет себе прикасаться к ней и так целовать. Не говоря уже о возможности вытянуться на кончиках пальцев ног, прижаться к нему и чуть ли не мурлыкать, пока нукенин тщательно обводит контуры миниатюрной фигуры от шеи вниз, ни на йоту не позволяя жгучей интенсивности их поцелуев ослабнуть. Куноичи нравится, что ни один из них больше не отрицает того, что они хотели продолжить то, что начали в первый раз. И, прежде всего, девушке нравится ощущение того, что она желанна. Тот факт, что обычно он настолько бесстрастен и отстранен, но в то же время способен на такие бурные эмоции, кажется неправильным… Сакура заметила это еще тогда, когда они впервые поцеловались. Однако до чего же лестно, что именно на нее направлены все эти невероятные, подавленные эмоции. Что она — та, кого он хочет. За несколько месяцев отступница осознала, что Итачи действительно… человек, восприимчивый ко всем тем же потребностям и желаниям. Но на самом деле знать, что он, из всех людей, несмотря ни на что, заботится о ней и нуждается в ней настолько, достаточно, чтобы чувствовать себя на вершине мира. Значит, в какой–то степени, Учиха испытывает к ней такие же сильные чувства, как и она к нему. У них не было задушевных разговоров о сексе, но куноичи не может избавиться от чувства, что он никогда бы не сделал этого с кем-то, если бы человек по-настоящему что-то не значил для него. Девушка раньше не состояла в отношениях или в чем-то даже близком к этому. Кроме той единственной ночи с Наруто, Сакура никогда не испытывала чувства заботы о ком-то, любви к кому-то и, что, самое важное, взаимности. И осознания того, что Итачи, возможно, делает это для нее, достаточно, чтобы внутри все затрепетало. Эта часть просит, умоляет ее жить настоящим моментом, хоть раз в жизни. Не думать и не беспокоиться о том, что произойдет завтра утром, о долгосрочных последствиях для будущего их партнерства или отношений, или кем бы они ни были сейчас… будут или не будут после сегодняшнего вечера. Харуно подавляет другие, более рациональные аспекты своего разума, потому что это глупо, совершенно глупо... Но, каким бы вопиюще иррациональным ни было это чувство, сегодня Сакура хочет любить его так сильно, как только может, и позволить Итачи сделать то же самое для нее. Впервые с тех пор, как они вернулись в номер, Учиха чувствует, как партнерша полностью расслабляется в его объятиях. Он осторожно проводит по ее рукам, по обнаженной коже лопаток, прежде чем переместить девушку на несколько шагов назад и осторожно прислонить к ближайшей стене, стараясь не слишком сильно прижиматься своим телом. Нукенин чувствует, как она беспокойно ерзает, перемещая руки, чтобы крепче обнять за плечи, запутывая его волосы. Итачи, наконец, прерывает поцелуй, отстранившись всего на долю дюйма, так что кончики их носов едва соприкасаются. Сакура выглядит восхитительно смущенной внезапным разрывом контакта. Мужчина не может удержаться, чтобы буквально не поглотить ее своими потемневшими глазами, впитывая каждую мельчайшую деталь, старательно запечатлевая в своей памяти. Волосы куноичи взъерошены и растрепаны после того, как он столько раз перебирал их пальцами, ее губы слегка припухли, но выражение зеленых глаз такое мягкое, непоколебимо довольное и доверчивое, что это заставляет Итачи забыть о том, что он собирался сказать… или даже думать, если уж на то пошло. То, что он наконец поддался своему влечению к ней, ошеломляет во всех возможных смыслах. Горько-сладкое и извращенно неприятное чувство наполняет Итачи такой степенью грубых, новых, неподдельных эмоций, из-за чего у него немного закружилась голова. Это чувство почти неприятно, но ему нечего терять. У нукенина нет никаких иллюзий относительно последствий, но он хочет ее так сильно, что это причиняет боль. — Ты уверена? — Наконец, очень тихо спрашивает мужчина. Пути назад не будет, чем он доволен, но для него важно, чтобы и она была довольна. До сих пор он чувствовал, насколько напряженной была Сакура, даже сейчас ее пульс учащен. Нервы Итачи слишком измотаны, слишком напряжены, чтобы сформулировать вопрос не так прямо, но слова произносятся очень мягко, хотя его голос хриплый и грубый. На краткий миг Учиха замечает легкое мерцание в зеленых глазах. Она медленно, почти бессознательно прикусывает губу, что могло быть всего лишь побочным эффектом смешения теней в их части комнаты от маленькой лампы оранжевого цвета рядом с кроватью. Однако в следующую секунду это исчезает, заменяясь крошечной, невероятно сексуальной ухмылкой. Сакура хватает его за хвост, грубо притягивая к себе и вовлекая в то, что, без сомнения, является самым горячим поцелуем на сегодняшний день. Прежде чем Итачи успевает отреагировать удовлетворительно, за исключением того, что сильно прижимает ее к стене за бедра и начинает медленно водить кругами по тонкому кружевному материалу платья, куноичи перебирает пальцами его волосы, одновременно пользуясь их новообретенной и чрезвычайной близостью, обернув одну стройную ногу вокруг его бедер. Это движение пугает мужчину, однако оно не кажется неприятным — на самом деле совсем наоборот. Итачи осторожно убирает одну руку с тонкой талии, чтобы очень медленно скользнуть под подол платья, задаваясь вопросом, хочет ли она этого. Внезапное ощущение твердых ладоней и мозолистых пальцев на шелковистой, покрытой клубничным лосьоном коже левой ноги заставляет Сакуру ахнуть, прерывая поцелуй, чтобы выгнуть шею назад, прислонившись к стене. К ее иррациональному, сильному неудовольствию, он останавливается, положив большой палец на очень чувствительную кожу внутренней части бедра, прежде чем почти дразняще провести вниз, при этом рисуя абстрактные узоры, вызывая дрожь по всему телу. Нукенин не рассчитывал на какую–то особую реакцию — скорее, действовал под влиянием импульса, который переосмыслил в последнюю минуту на том основании, что, возможно, это может быть сочтено нежелательным. Итачи не будет притворяться, что один сексуальный опыт шестилетней давности дал ему какую-либо степень особого опыта (или вообще какого-либо опыта) в этой области. Но, учитывая определенно положительно звучащий и поспешно подавленный стон Сакуры, когда он, наконец, отпускает ее ногу, разворачивая вокруг своего тела, его… эксперименты, не оказались полным провалом. — Придурок, — задыхается девушка, ненавидя свою несогласованность и неспособность использовать словарный запас более высокого уровня в данный момент. Она храбро пытается восстановить равновесие у стены, прежде чем очень нерешительно ударить своего забавляющегося партнера по плечу. Тем не менее, у нее немного кружится голова от облегчения, что их странная химия как партнеров и вроде как друзей, похоже, перешла в… то, что они сейчас делают. Обычно у них немного неуклюжая динамика: что-то между регулярным, часто саркастическим столкновением характеров, которое сопровождается попытками сосуществовать с их естественно доминирующими и совершенно разными личностями… и редкими моментами, когда становится слишком ясно, что он по-своему заботится о ней, так же, как и она заботится о нем. — Ты не должен делать такие вещи! Итачи чувствует, как удивительно забавная ухмылка приподнимает уголки его рта, несколько снимая напряжение, которое воцарилось между ними с тех пор, как все началось в парке. Это новое чувство почти приветствуется. — Правда? — Загадочно спрашивает мужчина, чей бесстрастный тон противоречит движениям. Он делает шаг вперед, крепко обнимая Сакуру, снова прижимая к стене. Прежде чем девушка может запротестовать или попытаться высвободиться, Учиха слегка покусывает раковину ее уха, пока она не пискнула, повернув голову, чтобы поцеловать его в щеку. Удивительно нежное взаимодействие, исходящее от кого-то вроде него, заставляет куноичи краснеть, как будто это был ее первый раз, ее первый поцелуй. Он вырывает Харуно из краткой задумчивости. Его голос еще более мягкий и шелковистый, намного ниже, чем обычно, посылает волны тепла вверх по позвоночнику, заставляя Сакуру выгибаться к нему почти бессознательно. Нукенин прижимает ее еще ближе, проводя тыльной стороной правой руки по изгибу ее груди. — Тогда я приношу свои извинения, но, в таком случае, означает ли это, что вы требуете компенсации, принцесса? — Итачи еще немного наклоняет голову, практически утыкаясь носом в ее ухо. Сначала ирьенин слишком отвлечена тем фактом, что Итачи впервые откровенно флиртует… не говоря уже о том, что использует почти забытое прозвище, которое Рё и Такаши дали ей много месяцев назад. Черт возьми, как что–то настолько неприятное может стать таким… горячим в данном контексте. Подумать о надлежащем ответе не представляется возможным. Но ухмыляющийся Учиха не ждет ответа, одним плавным движением снимая рубашку и бросая ее на ближайший стол. Сакура пытается, действительно пытается выглядеть невозмутимой. К тому же обычно она хорошо притворяется. Однако фасад невозмутимости длится в общей сложности семь секунд, прежде чем девушка набрасывается на него. Харуно не может придумать более сложного, лучшего или зрелого термина, чтобы описать происходящее… потому что в данный момент между ними необязательно все сложно. В эту секунду все сводится к чистой химии, чистому, необузданному влечению. Они медленно пробираются к кровати, целуясь, как пара подростков с чрезмерно разбушевавшимися гормонами. Сакура, честно говоря, не совсем уверена в том, как это работает. Куноичи лишь осознает, что Итачи медленно откидывает ее на подушки, которые она положила у изголовья кровати утром. Ее руки все еще обвиты вокруг его шеи, а одна из его рук мягко покоится на ее спине, прежде чем мужчина обхватывает ее за талию, устраиваясь рядом. Кажется, настроение между ними меняется так же быстро, как и место действия. Теперь они целуются намного глубже, медленнее и грубее (даже грубее, чем в парке), страстно исследуя и пробуя друг друга на вкус, пытаясь прижаться друг к другу еще ближе. Должно быть, это инстинктивная реакция его типа чакры, основанной на огне, но Итачи внезапно ощущает невероятное тепло — или, возможно, она невероятно восприимчива к игре его мышц. Сакура никогда раньше не чувствовала себя так, как сейчас. На данный момент ее целовали четыре разных мужчины, включая Саске, ее первую любовь, но даже этот инцидент не смог вызвать такой степени ошеломляющих эмоций. Куноичи отстраненно замечает, что опасно испытывать такие сильные чувства к кому-то вроде Итачи, но на данный момент ей все равно. И вряд ли можно сказать, что она не пыталась. Словно услышав ее мысли, Учиха резко отстраняется. Она все еще в его объятиях, наполовину у него на коленях. Сакура целует его в шею, прежде чем снова посмотреть с любопытством. Выражение темных глаз затуманено и непроницаемо, мужчина спокойно встречает ее взгляд. Отступница немного хмурится, языком своего тела недвусмысленно давая понять, что хочет знать, о чем он думает. Удивительно, но Итачи подчиняется. Девушка не может сдержать дрожь, когда партнер проводит пальцами, почти неуверенно, по открытой ключице и обнаженным плечам, будто она карта, которую он хочет изучить. — Я… не занимался ничем даже отдаленно похожим в течение шести лет, — натянуто бормочет шиноби. Харуно видит, как от этих слов напрягаются его плечи — возможно, при воспоминании? — Я заранее приношу извинения, если… Какой бы странной ни была ситуация, куноичи слегка улыбается, немного расслабляясь, прежде чем соскользнуть с кровати и встать перед ним. На этот раз замешательство Итачи очевидно. Она нежно и немного неловко берет его руки и кладет себе на талию, так что кончики его больших пальцев едва касаются нижней части ее груди. Мужчина наклоняет голову в сторону на долю дюйма, снова выглядя пораженным близостью. От новизны этого необычайно тонкого выражения на его лице у отступницы перехватывает дыхание. Сакура убирает прядь волос за ухо, чувствуя трепет. Дрожащими пальцами девушка развязывает бант, который завязала там ранее. Ирьенин не осмеливается поднять на него глаза, но она чувствует горячий взгляд Итачи, пристально отслеживающий каждое движение. — Все в порядке, — наконец говорит куноичи, мягко протягивая руку и обвивая ленту вокруг его шеи довольно смелым для текущего состояния жестом. — В конце концов, это не то, что ты можешь забыть. Слова настолько тихие, что она едва слышит их из-за стука собственного сердца. Сакура опускает концы ленты, оставляя своего абсолютно великолепного, длинноволосого, сероглазого партнера, выглядящего несколько нелепо с длинной розовой лентой, обернутой вокруг шеи, оба конца которой висят на противоположных сторонах худощавой груди. Хотя, честно говоря, внешность и даже его достоинство — последнее, о чем думает Итачи, молча наблюдая, как девушка тянется вверх к завязанной бретельке. Она закрывает глаза на самое короткое мгновение, делает глубокий вдох, быстро развязывает узел и стягивает две бретельки вниз. До конца. Обнаженная кожа сразу отреагировала на холод. Слишком поздно Сакура понимает, что забыла открыть глаза. Девушка открывает глаза. Медленно и осторожно, борясь с желанием скрестить руки на груди, устремив взгляд на влажный ковер под ногами и на платье, брошенное на пол. Несмотря на то, что она храбрая куноичи, Харуно пребывает в состоянии полного оцепенения, пока не чувствует, как правая рука Итачи касается обнаженного изгиба талии, очень нежно удерживая на месте. Вскоре два пальца слегка прижимаются к ее подбородку, мягко заставляя широко раскрытые зеленые глаза посмотреть на него. Выражение глаз Итачи — что-то нечитаемое, но гораздо мягче, чем обычно. Он оглядывает ее с головы до ног и обратно. — Ты права, — тихо комментирует Учиха, прежде чем нежно притянуть девушку ближе и осторожно захватить ее губы своими. Сакура, наконец, позволяет своим глазам закрыться в явном удовлетворении-почти-счастье. Она протягивает руку и снова обнимает мужчину за шею, скользнув на его колени. На следующее утро Сакура просыпается от раскатов грома - предвестника гораздо более сильного шторма. Каждый раскат слегка сотрясает кровать, из-за чего изголовье периодически соприкасается со стеной. Даже в полусне куноичи в отчаянии прикусывает губу, подсознательно прижимаясь еще ближе к своему партнеру, пряча голову в изгибе его плеча. На мгновение ирьенин невероятно смущена, потому что это так отличается от всех случаев, которые происходили ранее… Требуется около минуты, чтобы восстановить воспоминания в полностью дезориентированном сном сознании. Даже тогда они больше похожи на вспышки ощущений, настолько реалистичных, что Сакура задается вопросом, не особенно ли яркий это сон. Прикосновение мозолистых ладоней Итачи, когда он нежно обхватил ее грудь, заставляя выгнуться навстречу и прикусить губу, чтобы подавить стон, ощущение каждого их поцелуя, более близкого, горячего и жесткого, чем предыдущий, то, как разгоряченная кожа и напряженные мышцы его спины чувствовались под ногтями… Сакура замирает, экспериментально заглянув под одеяло. Обнаженная. Абсолютно обнаженная. Простыни? От них становится холодно, если не считать тепла, исходящего от стройной мускулистой фигуры, которая в данный момент прижимает ее к себе. Они лежат на боку, их ноги переплетены, ее руки обнимают его за плечи, а лицо повернуто к его шее, а его рука устроилась вокруг тонкого изгиба ее талии, а подбородок покоится прямо на макушке ее головы. Значит, это был не сон. Ни в малейшей степени. Тело девушки напряглось, пока реальность того, что произошло прошлой ночью, медленно начинает осознаваться. Она чувствует усталость. Она помнит, как чувствовала усталость. Тело говорит, что она все еще устала. Но в то же время Харуно внезапно чувствует тошноту, кожа становится немного липкой. Просыпаясь, отступница чувствовала себя комфортно, прижимаясь к Итачи, но в данный момент она чувствует необходимость уйти. Далеко. Может быть, спрятаться в ванной или где-нибудь еще. Не жалей об этом, — резко говорит себе Сакура, зажмуриваясь от смутного пурпурно-серого света, проникающего сквозь открытые шторы. Если бы не объятия Итачи, она бы свернулась в крошечный комочек, глубоко дыша, чтобы избежать панической атаки. Подобное состояние эмоционального смятения произошло утром после ее первого раза с Наруто. Куноичи требуется сознательное усилие, чтобы привести дыхание в норму, заставляя себя не беспокоиться о том, что именно произойдет между ней и Итачи после… прошлой ночи. Хотя, честно говоря, это было восхитительно. Достаточно удивительно, что она должна быть не в состоянии волноваться и сожалеть о произошедшем сейчас. Она должна купаться в том особом, довольном и счастливом послевкусии, которое бывает только после совершенно потрясающего, эмоционально насыщенного секса… или, черт возьми, о чем всегда говорили герои любимых любовных романов Ино. В то же время, честная оценка Сакурой событий прошлой ночи была, не потому что Итачи оказался таинственно необъяснимым и совершенно фантастическим богом секса в стиле любовного романа или кем-то еще… Розововолосой куноичи приходится прикусить губу, чтобы не улыбнуться или, что еще хуже, не рассмеяться над совершенно диковинным мысленным образом. Беззаботный момент вносит свой вклад, снимая внезапное, сковывающее напряжение в плечах, заставляя немного расслабиться в объятиях Итачи. В любом случае, все было… не так. Потребовалось много времени, чтобы преодолеть неловкость даже самых робких прикосновений друг к другу. Что еще хуже, в какой-то момент она чуть не сломала ему ключицу во время особенно горячего момента после того, как им двоим наконец-то удалось достойно перейти на следующий уровень. В свою очередь, Итачи по ошибке толкнул ее локтем в ребра во время отдельного… страстного инцидента. Улыбка Сакуры немного тускнеет, она поворачивает голову на подушке, чувствуя прохладный материал на внезапно покрасневшей щеке. Несмотря на их первоначальные, неловкие и совершенно нервирующие попытки привыкнуть к новому уровню близости, прошлой ночью девушка чувствовала себя так близко к нему, ближе, чем к кому-либо еще, что пугает сверх всякой меры. Во время… ну, во время происходящего, когда девушка чуть ли не забыла, как целоваться, она отчаянно потерлась носом о его щеку. Учиха медленно провел пальцами по розовым волосам, запрокинул ее шею назад и медленно, нежно научил, как это делать, снова и снова. В тот момент куноичи была так переполнена эмоциями, что почти заплакала. Пугает, насколько Сакура была близка к тому, чтобы сказать Итачи, что любит его. Секс сам по себе… не так уж плох. Во всяком случае, ирьенин все еще к нему привыкает. Больше всего пугают эмоциональные последствия и то, насколько уязвимой и обнаженной (как в прямом, так и в переносном смысле) она чувствует себя во время и после этого. Харуно закрывает глаза, бессознательно прижимаясь немного ближе к личному источнику очень желанного тепла. Несмотря на все усилия, она снова серьезно задумывается, в беспокойстве прикусывая губу. Может быть, им следовало… поговорить об этом заранее. Потому что она действительно не знает, была ли прошлая ночь одноразовой или это своего рода первый шаг к настоящим отношениям. Или, это означает, что она и Итачи теперь официально достигли уровня друзей-с-привилегиями. От этой мысли у нее что-то сжимается внутри, по причинам, о которых Сакура не хочет думать. Куноичи не просто хочет избавить его от стресса. Она не хочет быть девушкой для удовлетворения потребностей, только по причине общего взаимопонимания и ее относительной привлекательности. Прошлой ночью было так хорошо, особенно когда Итачи притянул ее к себе, нежно прижал к своей груди и погладил по волосам, решив, что она заснула. Ирьенин хочет, чтобы он… любил ее. Харуно хочет больше вечеров, когда они могли бы гулять вместе и не говорить, даже не думать о мире шиноби, использовать гендзюцу, чтобы прокрасться в кино, чувствовать его руку у себя на талии, или переплетать их пальцы. Она хочет часами разговаривать с ним о жизни и обо всем на свете, прежде чем заснуть, уютно свернувшись калачиком в его объятиях. Она хочет делать все то, что должны делать настоящие пары. Она хочет любить его так, чтобы было не так больно, как сейчас. Она хочет отношений с Итачи. Настоящих отношений, помимо того, чтобы быть просто шиноби, партнерами и нукенинами. Что-то до боли сжимается внутри. Сакура осторожно высвобождает одну из своих рук из-под плеча мужчины, прежде чем вытереть глаза тыльной стороной ладони, ненавидя себя за слабость. Это настолько нереально, что ее может стошнить от отвращения. Они даже не могут вести нормальную жизнь, будучи отступниками. А Итачи вообще преступник S-класса и член Акацуки, который за двадцать один год пережил больше травм, чем большинство людей могло себе представить. У него слишком много личных демонов, с которыми нужно бороться. Времени для… нее попросту не остается, не говоря уже о том, чтобы обладать эмоциональной способностью дать ей то, что она хочет и в чем нуждается. Несколько недель назад, в тот день, когда Учиха отправился в Дождь на встречу Акацуки, Сакура вспоминает, как пришла к выводу, что они слишком разные. По сути, из двух разных миров. Что они не подходят друг другу во всех возможных отношениях. И, Ками… куноичи должна убедить себя, что всего этого между ними не было… не должно было произойти. Примерно через два года Наруто будет готов вернуть Коноху. Что, черт возьми, ей тогда делать? Она никогда не сможет взять Итачи с собой. Учитывая его историю, девушка сомневается, что он вообще захочет пойти с ней. И куда это их приведет? У Сакуры болит живот, отчего она чувствует еще большую тошноту. Отступница не знает, как долго лежит, изо всех сил стараясь выровнять дыхание, очистить разум и не думать ни о чем, кроме отдаленных раскатов грома. Девушка держит глаза закрытыми, без усилий притворяясь спящей, как может только ирьенин, потому что она немного боится момента пробуждения Итачи… Честно говоря, несмотря на их чрезвычайную близость, Сакура слишком погружена в собственные жалкие мысли, чтобы заметить, когда он впервые зашевелился. Лишь несколько минут спустя, когда мужчина меняет положение своей руки на ее обнаженной спине, куноичи вспоминает, что нужно держать глаза закрытыми, выражение лица спокойным, а дыхание равномерно глубоким и ровным. Он проводит по изгибам ее тела, от шеи до бедра, прикосновением таким легким и нежным, что кажется, будто она до сих пор пребывает во сне. Харуно практически ощущает тяжесть взгляда, задержавшегося на ней. Подавить искушение приоткрыть глаза и попытаться увидеть, как именно он смотрит на нее, в миллион раз сложнее, чем она могла себе представить. Рассеянно девушка задается вопросом, вернулось ли выражение лица Итачи к его обычной отстраненности и бесстрастности, или оно немного мягче, как прошлой ночью. Тем не менее, Сакура не ожидает удивительно нежного ощущения от того, как он заправляет несколько растрепанных прядей волос ей за ухо, прежде чем мягко поцеловать в лоб. Требуется сознательное усилие, чтобы удержаться от какой-либо реакции. Учиха осторожно высвобождается из ее объятий, стараясь не потревожить. Ирьенин чувствует, как он поправляет одеяла вокруг нее, пытаясь согреть. Сохранение неподвижности, как у беспомощной маленькой куклы, сказывается на беспокойной, расстроенной психике. Случайные прикосновения к обнаженной коже, пока он проверяет, правильно ли расположены одеяла, вызывают отвлекающие воспоминания. Сакура, наконец, решает зарыться лицом в ближайшее одеяло, тихо вдыхать и выдыхать, чтобы успокоиться. Оно пахнет смесью дешевого кондиционера для белья и тонкого мужского аромата сосны и мяты. Куноичи продолжает притворство, пока мягкий шорох одежды, наконец, не прекращается. Дверь в ванную открывается и закрывается с отчетливым щелчком. Вероятно, сейчас всего около девяти утра, а она уже слишком эмоционально истощена, чтобы даже подумать о том, чтобы встать с постели, принять душ и подготовиться к предстоящему дню. На данный момент Сакура предпочла бы просто полежать в постели и, возможно, съесть немного клубничного пирога для утешения, читая книгу, которую она купила два города назад, до сих пор не найдя для нее времени. Ирьенин ненадолго впадает в беспокойный полусон, после чего просыпается, не понимая, почему чувствует себя такой… усталой, настолько, что, когда дверь, наконец, открывается и закрывается снова, розововолосая куноичи едва шевелится или замечает движение. Или ощущение, что кровать опускается на несколько дюймов, а также почти ошеломляюще сладкий аромат корицы, наполняющий маленькую комнату, немного смешивающийся с туманным, землистым запахом, который бывает только перед особенно сильной летней муссонной бурей. После того, как Учиха очень тихо прочищает горло, девушка резко садится, едва не забыв натянуть одеяло до груди. Возникает несколько неловких моментов, когда они с Итачи впервые с прошлой ночи встречаются взглядами, и, к ее смущению, Сакура почти сразу отводит взгляд, поспешно переводя взгляд его на колени. Это происходит не только из–за того, что ей вдруг становится неудобно смотреть на него — кажется, что на фарфоровой тарелке цвета алоэ, которую он держит, произошел небольшой взрыв. Взрыв, который сосредоточен вокруг двух пропитанных сиропом вафель с корицей в центре, а также небольшой горы сочащейся соком клубники и черники сбоку. Харуно моргает и почти отпускает одеяло. — Я не был уверен, понравится ли тебе, — натянуто говорит Итачи, ставя тарелку с вафлями рядом с ней. Сакура снова моргает, прежде чем осторожно поставить тарелку себе на колени. — Я… о… спасибо? Итачи лишь слегка наклоняет голову, наблюдая с какой-то тревожной интенсивностью, которая становится немного успокаивающей, когда Сакура осторожно погружает вилку в лужицу кленового сиропа и обнаруживает, что ей повезло вытащить часть вафли, прежде чем откусить пробный кусочек довольно сладкой смеси. Однако клубника, прилипшая к вафле, слишком большая и слишком кислая, несмотря на сладкий сироп, которым была пропитана. Розововолосая куноичи заставляет себя мужественно ее пережевывать. Не выплевывай это, не выплевывай (или случайно не нюхай сироп через нос). Не заставляй его думать, что он только что совершил огромную ошибку, потратив свой двадцать первый день рождения на секс с глупой девочкой-подростком, которая едва может позавтракать, не выставив себя идиоткой… Сакура начинает задыхаться. На краткий миг Итачи почти впадает в панику. Но затем рациональный смысл и логика берут верх, и он быстро притягивает девушку в свои объятия, медленно и успокаивающе поглаживая руками верхнюю часть спины. Он действует осторожно, стараясь не сбросить одеяло. Харуно на мгновение прижимается лбом к его плечу, прежде чем отпрянуть, словно обжегшись, и сразу же отвести взгляд, уставившись на противоположную стену. — Я в порядке, — удается сказать куноичи, проглатывая комок в горле, похожий на сироп и кислую клубнику. Нукенин, честно говоря, не думал, что ситуация может стать еще хуже, но теперь — ну, что он за человек, если почти случайно убивает свою любовницу из-за попытки накормить приличным завтраком? Однако слишком поздно Учиха понимает, что его рука все еще без особой необходимости лежит на обнаженной спине напарницы. Итачи поспешно отдергивает ее. Последнее, что ему нужно, чтобы Сакура подумала, что он… на что-то намекает… так рано утром. — Итак, — наконец бормочет ирьенин, смутно осознавая, что очень сильно краснеет. Харуно в полной растерянности, не зная, что сказать, но они уже давно сидят в полной тишине. Бросив на него осторожный взгляд, становится очевидно, что Итачи все еще выглядит довольно взъерошенным в результате прошлой ночи: его волосы гораздо менее чистые, чем обычно, выражение глаз рассеянное, и он продолжает немного морщиться, касаясь спиной изголовья кровати. Сакура даже думать не хочет о том, что за картина там творится. — Хочешь немного моей вафли? — Спрашивает девушка, старательно заглядывая в глубину горы черники, которую тщательно раздавила в печально выглядящую лужицу. Вряд ли это самая подходящая и элегантная вступительная фраза, которую она когда-либо использовала, но, черт возьми, выбрать легкое начало разговора становится намного сложнее, когда одной из вовлеченных сторон пришлось провести большую часть прошлой ночи, кусая губу, чтобы удержаться от выкрикивания имени другого человека, и оба из них знают это… — Нет, — слишком быстро отвечает Итачи. — Я не… — Да, — так же поспешно перебивает Сакура. — Прости. Я забыла, что ты не жалуешь вафли. Как только обвиняющее предложение вырывается из ее предательских голосовых связок, куноичи заметно морщится. — Верно, — бормочет нукенин, степень едва заметного унижения с каждым мгновением становится все выше. Не зная, что сказать, как и его… партнерше/любовнице, он соскальзывает с кровати и тихо крадется в один из углов комнаты. Ирьенин наблюдает за ним краем глаза, прежде чем несколько раз моргнуть и решительно перевести взгляд на свое грустное отражение в остатках сиропа. Внезапно рядом с ней приземляется рубашка. Вздрогнув, Сакура ставит пустую тарелку на прикроватный столик, осторожно протянув руку и подняв предмет одежды, который неожиданным образом катапультировался. Это простая черная рубашка, слишком длинная и свободная для нее — и которая, кстати, идеально подошла бы Итачи. Она резко смотрит на мужчину, скручивая рубашку в маленький комочек ткани, прижимая к груди. Учиха старается сохранять бесстрастное выражение лица, глядя на нее в ответ. — Наши средства почти исчерпаны, — спокойно говорит он. — Мы должны… — Сменить локацию, — заканчивает Сакура немного вяло. Куноичи в ней берет верх, как это всегда бывает. — Мы приближаемся к побережью, и я помню, как Какаши-сенсей говорил, что уровень преступности там всегда выше, так что у нас будет больше заданий. Я думаю, что буду готова примерно через полтора часа или около того. Итачи лишь кивает, прежде чем тихо проскользнуть в ванную. Он закрывает за собой дверь, прислоняется к ней и закрывает глаза, уже измученный. Ками. Сакура — девушка, которую он хочет, желает, возможно, мог бы полюбить — сидит в их постели, завернутая в одеяло, после того, как была его всю прошлую ночь, а он… Облажался. Полностью. Облажался до такой степени, что чудовищность и напряженность ситуации настолько ошеломляют нукенина, что поиск более сложного и характерного синонима становится невозможным. Происходящее так совершенно, головокружительно ново. Итачи может быть вундеркиндом, но это, вероятно, та область, в которой он ничего не смыслит. Через час после того, как они с Изуми сделали этот конкретный шаг в своих отношениях, он прижал ее к себе, и она умерла у него на руках. С тех пор Учиха никогда не заботился о том, чтобы проводить какие-либо академические или литературные исследования эмоциональных последствий секса. Возможно, предпочтительнее относиться к Сакуре так, как будто ничего не было. Итачи понятия не имеет, что на уме у напарницы в данный момент. Идея завязать непринужденный разговор по пути к побережью смехотворна. Мужчина не догадывается, что значила для нее прошлая ночь, и, честно говоря, он тоже не до конца понимает, что эта ночь значила для него. Впервые за столько лет Итачи испытал эмоции, настолько сильные и совершенно ошеломляющие, что, если бы его заставили описать их словами, он бы не знал, с чего начать. Борясь с головной болью от напряжения, вызванной внезапным стрессом, который уже может предложить этот день, нукенин быстро принимает душ, смывая с себя последние остатки клубничного запаха и стараясь не переоценивать ситуацию еще больше. Кожа по всей спине сильно чешется при контакте с горячей водой, а также ощущается постоянная боль в нижней части спины, под бедрами. Даже не глядя в зеркало, Итачи может сделать вывод, что жжение, должно быть, вызвано тем, как Сакура впервые царапнула ногтями его кожу, а боль в пояснице, вероятно, усилилась, когда она обхватила его ногами… Воспоминания, одновременно, посылают приятную дрожь по спине и заставляют нервы напрячься в полной противоположности удовольствию. Когда он, наконец, выходит из ванной, выпуская настоящую стену пахнущего сосной пара из горячей воды и несколько раздраженно проводя простой черной расческой по влажным волосам, Итачи резко останавливается и моргает. Он не делает ни малейшего движения, чтобы сопротивляться, когда Сакура вручает чашку дымящегося черничного чая. На девушке его рубашка: рукава свободно ниспадают до локтей, а подол опускается где-то чуть ниже середины бедра. Строгий, иссиня-черный материал контрастирует со спутанными розовыми волосами и яркими глазами. Учиха не уверен почему, но, видя ее такой, хочется отказаться от чая (действительно, что-то новенькое) и затащить напарницу обратно в постель, невзирая на эмоциональные последствия. Итачи обычно старается изо всех сил избегать нелогичных поступков. Прошлая ночь была чертовски близка к тому, чтобы стать первой, и это, безусловно, сработало хорошо для них обоих. Поэтому он благодарит Сакуру, так же тихо и уклончиво, как всегда, и делает вид, что ее лицо ничуть не вытягивается, когда она проскальзывает мимо него, плотно закрывая за собой дверь. Следующие пару недель даются им обоим нелегко. Все равно, что заново учиться существовать вместе после события, с которым ни Итачи, ни Сакура не знают, как справиться. Они не говорят об этом и даже не признают, что это каким-либо образом произошло. Факт, который раздражает куноичи все больше. Каждую ночь, в обязательном порядке, они засыпают на противоположных сторонах кровати, а на следующее утро просыпаются, свернувшись калачиком: Сакура каким-то образом прижимается к нему, а Итачи всегда обнимает ее в течение ночи. В течение этой недели становится до боли очевидно, что Учиха действительно не предполагал, что их единственная ночь вместе действительно будет означать начало чего-то… более глубокого. Мужчина обращается с ней так же, как и всегда. Они старательно возвращаются к тому, чтобы избегать любых форм физического контакта. Итачи по-прежнему неизменно вежлив, отстранен и бесстрастен, ему по-прежнему удается передать тысячу слов и значений легким поднятием брови или малейшей ухмылкой, и он продолжает присматривать за ней по-своему тонко. Сакура не знает, каких изменений она ожидала, но ей бы хотелось, чтобы что-то изменилось. Это так расстраивает. Ирьенин знает, что партнер заботится о ней больше, чем как о какой-то удобной вещи, которую можно использовать по необходимости. Харуно хотела бы, чтобы он мог показать ей это. Абсолютно ненавистно это признавать, но иногда, в конце дня, выслеживая и убивая других людей за деньги, останавливая биение их сердец, она жаждет нежного контакта. Поцелуя в щеку или в лоб, или простой роскоши держаться за руки — что-нибудь, что угодно, чтобы ощутить себя живой, дышащей девушкой, а не отточенной машиной для убийства, единственная цель которой — отнимать жизнь у других. Ящик Пандоры, который они с Итачи открыли в ночь на восьмое июня, сводит ее с ума. Раньше Сакура не подозревала, что он способен на что-то похожее на привязанность, но большинство их взаимодействий в ту ночь были настолько нежными, что она потеряла дар речи. Гордость удерживает Харуно от того, чтобы добиваться какого-либо внимания. Раньше она, не задумываясь, положила бы голову ему на плечо, а он обнял бы ее в ответ, но, черт возьми, куноичи не хочет, чтобы Итачи думал, что ей что-то от него нужно, только потому что… Просто она хотела, чтобы то, что произошло между ними, было чем–то большим, чем одна ночь. Отступница немного горько улыбается, сидя на подоконнике и наблюдая, как ветер колышет холодные серые волны. Стекло, к которому она прислонилась, холодит лоб. Ветер буквально разбрасывает чаек, и на краткий миг она вспоминает свою мать, которая прожила всего четыре месяца после того, как увидела, как единственная дочь получила звание чунина. Ее мать, член Анбу. Преданная куноичи из Конохи, которая встречалась со своим первым парнем в течение четырех лет, прежде чем выйти за него замуж, как только они стали достаточно взрослыми. Сатоши, отец Сакуры, товарищ по команде ее матери времен генинства и капитан ее отряда Анбу. Что бы сказала мама, если бы могла сейчас увидеть свою любимую дочь? Шестнадцатилетняя отступница и предательница Конохи, бесцельно блуждающая по миру, планирующая покушение на убийство и политический переворот, с двумя довольно потрясающими-любовниками-на-одну-ночь, составляющие ее репертуар романтического опыта. Сакура закрывает глаза, прислоняет голову к стене и обхватывает себя руками. Она почти все время чувствует сильную усталость и истощение, независимо от того, сколько спит — вероятно, в результате огромного эмоционального напряжения, которое испытала за последние несколько недель. Когда получаешь от жизни лимоны, сделай лимонад? Неуверенно подсказывает Внутренняя Сакура. Девушка пытается немного подумать об этом, правда пытается. Лимонада нет. Неделю спустя В лесу тихо, как в могиле. Единственное, что могут уловить необычайно обостренные чувства Итачи, — тихий, жуткий вой ветра в ветвях деревьев. Сегодня холоднее, чем обычно, в воздухе резко пахнет соленым привкусом близлежащего океана. Под его ногами крошечные песчинки смешиваются с грязью, и он едва может разглядеть густую темно-синюю линию моря через ограниченное пространство между густыми, слишком зелеными деревьями. Резкий, громкий хруст внезапно нарушает мертвую тишину. Прежде чем Сакура успевает моргнуть, Итачи разворачивается с кунаем в руке. Только для того, чтобы оказаться нос к носу со своей напарницей, которая инстинктивно замирает. Менее чем мгновенная оценка заставляет его поверить, что беспорядки вызвал не беглый заключенный номер 54 города Акита. Скорее, Сакура, которая держит небольшую деревянную палочку, на которую насажено несколько кусочков сырого зеленого манго с красным перцем чили, и смотрит на него очень озадаченно. — Если так хочешь попробовать, мог бы просто вежливо попросить, — предлагает розововолосая куноичи, закончив тщательно пережевывать и глотать, ее тон сочится сарказмом. Не дожидаясь ответа, она кладет маленькую руку ему на грудь, слегка отталкивая со своего пути, и продолжает идти вперед по небольшой тропинке, заметно расширяя действие чакры, чтобы обнаружить любое присутствие. Учиха не может не прищуриться, глядя ей в спину. — Ты правда думаешь, что сейчас самое подходящее время для таких вещей? — Холодно спрашивает он. Девушка улучает момент, чтобы бросить на него незаинтересованный взгляд через плечо. — Учитывая, что продавец на пляже практически раздавал эти палочки, а цели нигде поблизости нет, и я закончу через пять минут или около того — да, я действительно так думаю. Сильный, едкий аромат сырого, соленого и посыпанного перцем манго улавливается и разносится ветром. Нукенин принимает настороженный вид. Запах определенно выделяется в этом районе и может служить предупреждением для любых беглецов. — Интересный выбор, — сардонически замечает шиноби. Игнорируя тон, Харуно продолжает идти. Большая часть ее внимания посвящена сканированию окружения. Лес пуст, за исключением одной чужеродной сигнатуры чакры, которая может оказаться подходящей для их цели, находящейся на дальней стороне пляжа. Возможно, неизвестный пытается поймать немного свежей рыбы из океана, поскольку у него явно нет возможности прогуляться на один из рыбных рынков в городе. — Да, хороший, — рассеянно отвечает ирьенин, ее мысли заняты другим. Она поворачивает на восток, следуя пути, который прокладывает чакра. — Я действительно испытывала тягу к этому последние несколько недель… Тягу? Своеобразный выбор слова сразу же вызывает давно забытое воспоминание о том, как в пять лет он стоял на кухне и неловко смешивал рис, соевый соус и обильное количество арахисового масла в маленькой фарфоровой миске для своей матери. Учиха помнит, что был недоволен странной консистенцией не менее странной смеси, когда осторожно держал миску в руках и шел с ней к кухонному столу, но Микото, тем не менее, убрала его волосы со лба и нежно поцеловала в макушку. — Большое спасибо, Итачи-кун, — прошептала женщина, находящаяся на шестом месяце беременности, положив одну руку на свой живот, одарив сына мягкой улыбкой. — Надеюсь, что твой младший брат будет таким же милым, как и ты. Нукенин моргает один раз, ледяная оболочка самообладания дает трещину при воспоминании, странных кулинарных пристрастий матери. Тогда она даже отдаленно не выглядела беременной: все такая же миниатюрная и стройная, и, если он правильно помнит, родители узнали об этом только два месяца спустя. Немного отчаявшись и чувствуя, как будто что-то холодное и ледяное заползло в грудную клетку и умерло там, Итачи вспоминает ночь восьмого июня. Они не использовали никаких… методов контрацепции. Это было последнее, о чем думал Учиха в тот момент, что означает… Итачи спотыкается о выступающий корень дерева. Честно говоря, нукенин думает, что теряет сознание на самое мимолетное мгновение, потому что следующее, что Итачи полностью осознает, — это рука Сакуры, которая без усилий удерживает его от падения. — Что за черт? — Розововолосая куноичи огрызается, отпуская и свирепо глядя на него. Мужчина изо всех сил пытается вспомнить, была ли его милая, уравновешенная мать когда-либо раздражительной на ранних стадиях беременности. Он выпрямляется и встречает ее взгляд так спокойно, как только может. По причинам, которые Харуно сомневается, что когда-либо сможет понять, почти отчаянный взгляд Итачи несколько раз перебегает с ее лица на палочку недоеденного сырого манго. Она скептически поднимает бровь, глядя на партнера. На этот раз состояние полной согласованности артикуляции Итачи, кажется, дало сбой. Он смотрит на манго, потом еще раз на нее, прежде чем решительно перевести взгляд на усыпанную песком лесную подстилку. — Ты… Слова звучат более хрипло, чем обычно. Предложение обрывается на середине, из-за чего Сакура поворачивается, нетерпеливо глядя на него. — Что? Угольно-серый взгляд Итачи снова заметно перебегает с ее лица на палочку манго. — Тяга, — наконец произносит нукенин, более чем шокированный тем, как голосу удалось вернуть свое обычное, отстраненное звучание. Партнеры смотрят друг на друга. Однако сумеречный лес кажется слишком большим, и впервые в жизни Итачи чувствует себя маленьким и незначительным. Казалось, он теряет контроль над окружающим миром и своим восприятием его. Шиноби ненавидит это. — Думаешь, ты могла бы быть… — Учиха снова замолкает, проглатывая слово. Ветер воет в лесу, принося еще один порыв резко соленого воздуха. В данный момент поимка сбежавшего преступника — последнее, о чем думает Сакура, инстинктивно обхватив себя руками, делая шаг назад. — Нет, — у ирьенина перехватило дыхание, потому что даже мысль об этом пугает. — Я имею в виду — это невозможно. Он пристально смотрит на приглушенный оранжево-пурпурный закат, желая, чтобы все разрешилось. — Как так? — Спрашивает Итачи, даже в такой ситуации умудряясь скептически приподнять бровь. — Мы не… Куноичи заставляет себя небрежно махнуть рукой, отворачиваясь. Ей хотелось поговорить о том, что произошло между ними, но не обязательно в этом контексте. — У меня все было под контролем. Выражение, которое в кои-то веки ясно видно в глазах Итачи, дает понять, что это единственный случай, когда он не будет удовлетворен неопределенным, уклончивым ответом, о чем говорит партнерше в недвусмысленных выражениях. Застигнутая врасплох нехарактерной напористостью, Сакура встречает его взгляд, скрещивая руки на груди. — Одиннадцать месяцев назад, покинув Коноху, я решила, облегчить себе жизнь в качестве отступницы, — прямо говорит девушка, заставляя тон оставаться как можно более профессиональным. — Менструация не вписывалась в этот план, так что Цунаде-шишо научила меня, как ее остановить… раньше. Учиха моргает один раз, выглядя несколько шокированным и явно разрываясь между инстинктивной мужской реакцией пробормотать «слишком много информации», а затем избегать ее в течение следующих нескольких часов из принципа, или возможностью настаивать на подробностях. Со своей стороны, куноичи поворачивается и уходит. Они в тишине пробираются через лес и выходят на мили пустынного пляжа. Песок тускло-коричневого цвета контрастирует с яркими красками неба, вызванными медленно заходящим солнцем, и глубокой, многогранной синевой океана. Обычно один только вид и звук волн, разбивающихся о песок, наполняли бы ее невыразимой потребностью сбросить сапоги и броситься в воду сломя голову, но прямо сейчас на сердце у девушки слишком тяжело, чтобы даже думать об этом. Как ни удивительно, Итачи нарушает тишину, установившуюся между ними. — Значит, нет абсолютно никаких шансов, что ты могла бы быть… Тихо прозвучавшие слова Сакура прерывает одним покачиванием головы. — Нет. — Ветер приводит розовые волосы в спутанный беспорядок, и она нетерпеливо приглаживает их рукой, которая слегка дрожит. Ирьенин знает, что это технически невозможно, но перспектива быть беременной куноичи–подростком — в то время как мир шиноби потрясен интенсивной, жестокой политической войной, тревожит и пугает достаточно, чтобы проверить технику и провести краткий медицинский осмотр как только они найдут какую-нибудь гостиницу на ночь. — А что, если бы была? Слова произносятся резче, чем хотелось — черт возьми, она даже не собиралась произносить их вслух. Мужчина смотрит на нее, плотнее закутываясь в плащ Акацуки, выражение его глаз немного мягче, чем обычно, но такое же нечитаемое. Он ни в малейшей степени не враждебен. Сакура чувствует себя глупой, как покрытая грибком, безмозглая золотая рыбка, из-за того, что задала подобный вопрос. — Я бы попросил тебя выйти за меня замуж, — голос нукенина едва слышен из-за порывов ветра, он смотрит на океан. Такая откровенная честность беспрецедентна с его стороны, но Учиха действительно не может сказать ничего другого в ответ. В любом случае Итачи нечего терять. — Мы бы нашли приличное, мирное место, пока война не прекратится, и я, вероятно, взял бы на себя различные миссии в этом районе, чтобы прокормить нас троих… Кроме того, я уверен, что мы могли бы научиться правильно ухаживать и воспитывать ребенка. Что ж, все обернулось плачевно. Сакура была бы менее ошеломлена, если бы полоса песка перед ней внезапно превратилась в гигантского монстра, похожего на Годзиллу, и нанесла удар в живот. Слишком много долгих мгновений она не может найти слов, хотя Итачи выглядит таким же отстраненным, как и всегда. Будто не он только что сделал ей предложение, в каком-то переносном и извращенном метафорическом сценарии «что, если». Куноичи не может не думать о том, на что это было бы похоже — но без всей этой истории с матерью-подростком… Существует определенное количество эмоционального замешательства и осложнений, которые не следует превышать. Есть черта, которую нельзя пересекать. У Сакуры такое чувство, что слова Итачи только что заставили ее переступить черту; достаточно, чтобы не осталось выбора, кроме как прибегнуть к своему главному механизму преодоления - отрицанию. Этого разговора никогда не было. И, если бы в ее голове осталась хоть капля здравого смысла, она бы изо всех сил постаралась притвориться, что секса с ним тоже никогда не было. Они находят осужденного, жарящего рыбу у огромного костра на пляже. Учиха бросает в него несколько сенбонов с расстояния около тридцати метров, каждый из которых точно попадает в нужные точки для обездвиживания. Подобные ситуации не дают девушке забыть, насколько он опасный и исключительный шиноби. Это знание не перестает посылать легкую дрожь опасения по спине. Ирьенин знает, что с ним она в безусловной безопасности, но этого нельзя сказать об остальных ее близких. Они выходят из офиса правоохранительных органов Акиты, двадцать минут спустя, льет ледяной дождь. Харуно закрывает глаза в явном разочаровании: им предстоит пятьдесят миль пешком до следующего города, потому что в этом, по-видимому, все места заняты. Вдобавок ко всему, ломтики манго лишь на время утолили ее тягу — голод, поспешно исправляется девушка, ей хочется еще еды, а грунтовые дороги невероятно грязные и коварные для ходьбы в такую погоду. Не говоря уже о том, что она промокла до нитки и замерзла. Ее жилет без рукавов, короткая юбка и шорты лучше всего подходят для дневной летней погоды, но не для муссонных штормов, которые обычно разыгрываются после наступления темноты. Сакура скрещивает руки на груди, едва удерживаясь от того, чтобы не наступить в особенно мерзкую грязную лужу, внезапно обнаружив, что партнер уводит ее с проторенной дороги. Хватка от дождя влажная, но крепкая. Нукенин отказывается отпускать, пока они не найдут приличное укрытие под деревом. Харуно недоверчиво смотрит на него, прекрасно понимая, что они не обменялись более чем пятью словами подряд с того инцидента на пляже. Игнорируя выражение ее лица, мужчина быстро снимает свой плащ Акацуки (под ним на шиноби обычные черные брюки и черно-серебристая сетчатая рубашка) и протягивает черно-красную ткань с рисунком напарнице. — Возьми, — резко приказывает Учиха. Реакция Сакуры мгновенна и интуитивна: она отшатывается, как будто Итачи только что протянул ей гигантского бирманского питона и попросил обернуть его вокруг шеи. — О, черт возьми, нет! — Шипит куноичи, отступая на тропинку с выражением крайнего отвращения. — В тот день, когда я надену это, ад замерзнет… — Это не посвящение в Акацуки, ради Ками, — резко парирует мужчина. Прошедший час также сказался на его и без того измотанных нервах. — Нет никакой логической причины для того, чтобы ты замерзла и промокла. Ирьенину приходится сдерживать инстинктивное возражение Внутренней Сакуры о том, что он мог бы просто согреть ее, если следовать логике. Она кладет руки на бедра, отвечая на его взгляд лучшим, что может предложить. На мгновение Итачи забывает, зачем они вообще ввязались в очередную бессмысленную ссору. Партнерша промокла до нитки, дрожит и слишком бледна, хотя зеленые глаза горят той же горячей жизненной силой, которая не угасает весь период их знакомства. Нукенин ничего так не хочет, как притянуть к себе Сакуру, прижать дереву и… — Можешь вывернуть его наизнанку, — вместо этого предлагает Учиха, заставляя себя отвести взгляд. Девушка смотрит на него несколько мгновений, будто понятия не имеет, что сказать, но, все-таки прислушивается к совету. Ткань на удивление тяжелая и теплая, к тому же водонепроницаемая. Без дальнейших происшествий они преодолевают полпути до следующего города, прежде чем остановиться в маленьком баре, чтобы перекусить. Нукенин сначала отказывается из принципа, но даже он не может отрицать, что им потребуется какая-то форма пропитания, чтобы своевременно преодолеть следующие двадцать пять миль. Итачи и Сакура заходят в бар. По крайней мере, для куноичи это звучит как начало одной из тех действительно дурацких шуток, хотя по почти физически расстроенному выражению лица ее партнера слишком ясно, что он не считает это поводом для смеха. В баре не многолюдно, но слишком дымно и довольно громко звучит музыка, запах различных видов алкоголя настолько силен, что отступница рассеянно задается вопросом, не пьянеет ли она, просто вдыхая пары. Итачи выглядит совершенно неуместно, однако ему удается найти для них самый темный и отдаленный угол во всем заведении. — Разве не забавно? — Риторически спрашивает Харуно, подпирая подбородок рукой, угрюмо уставившись на приклеенный к стене квадратик картона, рекламирующий все доступные блюда и напитки. Мужчина не отвечает, так как слишком занят, бросая на каждого посетителя бара очень подозрительные, параноидальные взгляды. Сакура слегка вздыхает, на мгновение закрывая глаза, прежде чем снова открыть их и затуманенным взглядом уставиться на деревянный стол под локтями. Искушение опереться на его плечо растет с каждой минутой, держать желание под контролем становится все труднее. — Ты должен купить мне выпить, — бормочет куноичи. Вопреки распространенному мнению (учитывая, кто был ее наставницей), девушка никогда не употребляла алкогольных напитков, но, как всегда утверждала Цунаде-шишо, они являлись чудодейственными лекарствами. Краем глаза она видит, как Учиха слегка ухмыляется. — Исключено. Ты не настолько взрослая, чтобы пить. О, так он хотел поиграть в эту игру. Сакура берет за правило обхватывать его ногу столом, наслаждаясь тем, как резко напрягается Итачи. — Неужели? — Немного мстительно спрашивает ирьенин, прежде чем убрать ногу. — Ну, технически, я и для других вещей недостаточно взрослая. Между ними повисает долгое молчание. — Саке? — Уточняет мужчина, слегка морщась. Харуно слегка ухмыляется в ответ. — Звучит здорово. Они даже не успели наполнить рюмки к тому времени, когда все начинает идти наперекосяк. Честно говоря, Сакура не замечает, когда Итачи впервые вздрагивает или когда незаметно опускает взгляд на алое кольцо на своем пальце, обнаружив, что оно светится ярче, чем обычно. Девушка понимает, что что-то очень неуместно, наблюдая, как партнер внезапно встает, его плечи намного напряженнее, чем около десяти минут назад. Прежде чем куноичи успевает сделать движение, чтобы последовать за ним, пальцы Итачи переплетаются с ее пальцами. Нукенин быстро и бесцеремонно выводит напарницу из бара через запасной выход. Холодный ночной воздух словно пощечина для ее лица, ирьенин кашляет. — Что… Учиха прерывает девушку, качая головой. Ее спина прижимается к холодной кирпичной стене, его руки обхватывают ее локти. Она готова оттолкнуть Итачи, прежде чем полностью осознать собственные действия. — Мадара, — хрипло произносит нукенин, поднимает руку и оттягивает длинный черно-красный рукав с рисунком, открывая светящееся красное кольцо, из-за чего у Сакуры перехватывает дыхание. — Что мы собираемся делать? — Яростно спрашивает куноичи, ее рука уже тянется к кунаю, пристегнутому к верхней части бедра. — Мы ничего не собираемся делать, — мужчина говорит очень быстро, успешно излучая обманчивую ауру спокойствия. — Я немедленно отвечу на вызов и узнаю, произошли ли какие-либо… дальнейшие события, а ты благополучно доберешься до места назначения и будешь ждать меня там. Ирьенин заметно ощетинилась, отталкивая партнера и делая несколько угрожающих шагов вперед, прижимая Итачи к сетчатому забору, который граничит с чьей-то собственностью. — Я не собираюсь сидеть сложа руки и ничего не делать! — Ядовито шипит отступница, сжав правую руку в кулак. — Кто знает, почему он вызывает тебя! Может, что-то произошло, и тебе не следует идти одному… — Сакура, у нас даже нет продуманного плана, — тихо отвечает Итачи, его плечи напрягаются еще больше. — Идти неподготовленными к Мадаре чистой воды самоубийство. Правда того, что он говорит, начинает доходить до Харуно. Ее плечи опускаются, она закусывает губу, резко отворачиваясь. Куноичи до тошноты нервничает и боится (за Наруто, даже за него, за все), но прежде чем довести мысль до конца, Итачи притягивает ее в свои объятия, эффективно прерывая любой логический ход мыслей. Контакт неловкий и короткий: ее плечо и правая сторона тела сначала грубо сталкиваются с худощавой грудью, после чего мужчина обнимает ее по собственной воле, поглаживая при этом влажные волосы. Он не произносит никаких слов, но слишком очевидно, что его действия были направлены на то, чтобы успокоить напарницу. Харуно крепко закрывает глаза, прижимаясь к его плечу, одной рукой сжимая материал ненавистного плаща Акацуки. Отпустить его слишком сложно во всех отношениях. Отбросив благоразумие в сторону, Сакура встает на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, но обнаруживает, что Итачи уже исчез. Деревня Скрытого Дождя Конференц-зал Мадары, как обычно, погружен в темноту и освещен лишь несколькими запасными свечами, расставленными на столе на противоположной стороне похожего на пещеру помещения. Тени, отбрасываемые в результате, по меньшей мере жуткие. Глазам Итачи требуется мгновение, чтобы привыкнуть к изменению освещения, и еще мгновение, чтобы сфокусироваться на самом Мадаре. Старший Учиха — тень, более темная, чем остальные, подчеркнутая раскаленным блеском малиновых глаз. Он расхаживает, словно призрак, в дальнем конце помещения, а Итачи остается неподвижным, его родословная ограничена леденящим душу зрелищем. Нукенин легко может сказать, что что–то не так — Мадара никогда не бывает таким беспокойным и физически неконтролируемым, если только он не очень, очень зол. Мадара, наконец, поворачивается к нему лицом, степень чистой, едва контролируемой ярости на стадии Мангекьё заставила бы отшатнуться шиноби более низкого уровня. — Итачи Учиха, — обычное свистящее шипение превращается во что-то еще более мрачное и злобное. — Величайший вундеркинд, которого когда-либо видел клан Учиха и Коноха, один из трех самых талантливых шиноби в истории… Итачи напрягается еще больше, готовый отразить любую атаку — ментальную или физическую, — которая может последовать. — Да, — своим обычным монотонным тоном отвечает шиноби, зная, что отстраненность еще больше разозлит Мадару и немного быстрее положит конец интеллектуальным играм. Как и следовало ожидать, глаза Мадары еще сильнее вспыхивают яростью, хотя его голос вновь обрел обычное, ледяное контролируемое шипение. — Несмотря на все эти почести ты даже не можешь удержать свою маленькую шлюшку на месте? Глаза Итачи вспыхивают кроваво-красным, и Мадара даже не заканчивает формулировать предложение, когда кунай на долю дюйма пролетает мимо его горла. В итоге легендарный шиноби легко ловит его, разворачивает за рукоять и целит острием прямо между прищуренных, с вращающимися томоэ, глаз соклановца. — Кажется, я задел за живое, — медленно отвечает Мадара. — Прости. Я, должно быть, недооценил сложность подчинения или иного отвлечения шестнадцатилетней куноичи, чтобы ее дорогой друг истек кровью до смерти. Однако, представь мое удивление, когда Какузу доложил Пейну сегодня, почти в состоянии паники о попытках предполагаемого мертвого отступника Узумаки саботировать руководство Акацуки в Водопаде. Глаза Мадары слегка прищуриваются, и Итачи легко видит, как старший шиноби без особых усилий разбирает язык его тела, изо всех сил стараясь обнаружить любой признак предательства, который, несомненно, присутствует. — Это я должен извиниться, — спокойно отвечает младший Учиха. — Я ненадолго оставил Сакуру одну, а когда вернулся, ее нигде не было. — Теперь нукенин прищуривает глаза. — Однако, если бы я получил какое-то предварительное уведомление о начале операции, я смог бы в достаточной степени… каким-то образом подчинить ее. В течение нескольких долгих, напряженных мгновений Мадара оценивающе оглядывает соклановца. По-видимому, найдя то, что искал, истинный лидер Акацуки немного расслабляется. — В следующий раз я не совершу такой ошибки, — спокойно отвечает он. — В следующий раз? — Спрашивает Итачи, едва помня о том, что тон должен быть как можно более беспристрастным. — Эти наемники стоили необычайно дорого. — Слегка вздыхает основатель Деревни Листа, берет рюмку саке и осушает ее одним глотком. — Потребуется некоторое время, чтобы собрать необходимые средства для организации еще одного покушения на Узумаки. — Мадара делает паузу, в его глазах появляется странный задумчивый блеск, он еще раз оглядывает своего бывшего протеже. — Конечно, эти осложнения можно было бы предотвратить, если бы… Старший Учиха замолкает, очевидно, глубоко задумавшись. Итачи пытается игнорировать внезапную дрожь дурного предчувствия, которая пробегает по всей длине позвоночника. — Если бы? — Холодно спрашивает он. Мадара крутит кунай в своих длинных, тонких, как жердь, пальцах. — Согласно сообщениям от множества наших шпионов, мастерство Узумаки стремительно улучшилось за те одиннадцать месяцев, что он был вдали от Конохи, — наконец отвечает легендарный шиноби. — Тем не менее, у меня все еще есть большая уверенность в том, что ты сможешь победить его в бою. Увидев едва заметную вспышку серебра, Итачи ловит лезвие куная двумя пальцами в доле дюйма от своей груди. Нукенин медленно поднимает взгляд на Мадару. — Ты предлагаешь… — Это должно быть очевидно, — спокойно отвечает старший Учиха, одарив соклановца странно понимающей, кривой ухмылкой. — Я дам указание Какузу использовать средства Водопада, чтобы как можно скорее отправить несколько новых команд наемников за Наруто. Твоя новая задача, которая должна быть выполнена как можно скорее, при небольшом шансе, что другие потерпят неудачу — устранить Узумаки раз и навсегда… Итачи? Не дожидаясь ответа, Мадара раскрывает ладонь, из-за чего все мышцы нукенина напрягаются, когда в ней оживает крошечная голограмма Сакуры. Гендзюцу, конечно. К своему ужасу, он понимает, что миниатюрная напарница одета так же, как утром после той ночи — в его черной рубашке, держа в руках чашку чая и выглядя обманчиво хрупкой и беззащитной. — Не позволяй ей снова встать у тебя на пути. В ту же секунду шея маленькой Сакуры поворачивается на сто восемьдесят градусов и ломается с тошнотворным хрустом. Страна Молнии Харуно уже полчаса ходит из стороны в сторону. Куноичи не знает, как добралась до города и сумела снять приличный номер в гостинице — вероятно, это было сделано на автопилоте. Но она все сделала правильно, и теперь расхаживает по маленькой темной комнате, небрежно бросив сумку на кровать. Девушка напугана, чувствует себя беспомощной, ненавидя это. Ее дважды чуть не вырвало с тех пор, как она заселилась. Сакура не знает, то ли это из-за темперамента, то ли из-за крайнего эмоционального стресса, то ли это просто голод, то ли… Ирьенин останавливается, делая несколько глубоких вдохов, и сильно проводит пальцами в перчатках по волосам. Боль помогает ей немного прийти в себя, и она садится на край кровати, слегка пошатываясь, зажимая руки между коленями, закрыв глаза. Всего через несколько минут девушка вдыхает характерный, стойкий запах пепла и дыма. Устало открыв глаза, она замечает Итачи. Мужчина выглядит таким же измученным, как и она, бледным и странно потрясенным. Прежде чем Сакура успевает наброситься на него и потребовать информации, партнер раскрывает карты. — Мадара знает, — устало говорит он. — Очевидно, Наруто не пытался оставаться в тени, как следовало бы. Какузу узнал о том, что он все еще жив, и сообщил верхушке Акацуки. Харуно немедленно вскакивает на ноги, начиная расхаживать кругами перед их кроватью. Девушка грызет ногти, привычка, от которой, как она думала, получилось избавиться четыре года назад, когда ей было двенадцать. — И что? — Немного неуверенно спрашивает куноичи. — Что они собираются делать? — Мадара поручил Какузу воспользоваться средствами Каге, чтобы нанять еще одну команду наемников, — наконец говорит Итачи. Однако он держит свои слова под контролем — Сакуре необязательно знать остальные инструкции Мадары, потому что у них должно получиться предотвратить это.… — Черт возьми! — Ирьенин разворачивается, прижимая тыльную сторону ладони к своему слишком раскрасневшемуся лбу, прежде чем рухнуть обратно на кровать. У нее болит все, внутри и снаружи, и прямо сейчас вариант заползти в нору в земле и умереть звучит действительно заманчиво. Мозг работает слишком напряженно, и отступнице кажется, что она не спала несколько дней. — Мне нужно пойти и предупредить его, — с трудом удается сказать Харуно. Учиха настороженно наблюдает за партнершей. Похоже, у Сакуры едва хватает сил, чтобы сесть, не говоря уже о том, чтобы добраться до Водопада. Приказывать ей не давить на себя было бы просто нелепо. Она любит Наруто достаточно, чтобы хотеть защитить, независимо от личной безопасности, и она ни за что бы не послушала его, если бы он сказал поступить иначе. Но в то же время Итачи не может допустить, чтобы девушка подвергалась такой опасности — она понятия не имеет, на что способен Мадара… — Итачи. Он резко оборачивается, прерывая тревожный ход своих мыслей. Сакура медленно подтягивается и обнимает партнера за шею, утыкаясь в изгиб его плеча. Учиха замирает, инстинктивно притягивая ее к себе за поясницу так, как не делал уже слишком давно. Нукенин чувствует несколько прерывистых, дрожащих вдохов куноичи. — Спасибо, — голос Харуно приглушен его плечом. Нервы ирьенина слишком измотаны, чтобы думать о более мягких способах выражения признательности. — Надеюсь, я вернусь в течение следующего часа. Руки Итачи сжимаются вокруг розововолосой куноичи, пытаясь удержать на месте, предупредить и попытаться убедить не уходить, но это все равно, что пытаться схватить дым. В следующую секунду он остается совершенно один. Деревня Скрытого Водопада — Как Наруто? Джирайя вручает девушке чашку с чаем, и Сакура слегка улыбается ему, ощутив желанное тепло в ладонях. — О, более чем в порядке, — беззаботно отвечает Саннин. — Могу разбудить его, если хочешь… Харуно качает головой, делая глоток имбирного чая — единственное, что она ела после манго вечером. Напиток обжигает горло и попадает в пустой желудок. — Все в порядке, — тихим голосом говорит куноичи. Возможно, это эгоистично, но она не думает, что сможет вынести встречу с Наруто прямо сейчас — секс с Итачи казался предательством во многих отношениях. — После того… нападения… Я знаю, что прошло некоторое время, но между случившемся и тем количеством тренировок, которые он проводил, ему все еще нужен отдых. Джирайя кивает, и на мгновение воцаряется тишина. Они покинули лагерь, чтобы не беспокоить спящего Наруто, устроившись напротив друг друга, по разные стороны небольшого костра рядом с близлежащим озером. — Итак, Сакура, — любопытство в его тоне очевидно, он откидывает голову назад, чтобы сделать глоток из своей чашки чая. — Я рад, что ты начала навещать меня регулярно, но ты не из тех, кто наносит светские визиты в девять вечера, выглядя так, будто сегодня самый тяжелый день в твоей жизни. Я прав? Отступница немного невесело смеется, она может видеть тени в своих глазах на поверхности чая. — Вы правы. Это… — Ирьенин колеблется, на мгновение закрывает глаза, а затем говорит все как есть, потому что нет другого способа выразить это словами, которые могли бы помочь ей избежать последующих неловких вопросов. — Наруто... Акацуки... Он снова в опасности. Какузу узнал, что Наруто жив, и сообщил об этом Акацуки, и… я предполагаю, что Какузу должен использовать средства Каге от Водопада, чтобы нанять другую команду наемников. Это может случиться в любой день, так что вам двоим нужно либо убираться отсюда, либо быть очень осторожными… Дыхание покидает тело девушки в долгом вздохе, оставляя ее слишком измученной, чтобы сказать больше на одном дыхании. Харуно приходится сделать еще один глоток чая, чтобы немного прийти в себя. Джирайя наблюдает за ней, выглядя совершенно ошеломленным, пока до него доходит смысл сказанного. — Сакура, — говорит он, наконец. — Это информация, которую даже наши люди не засекли. Как ты… О, черт. Ирьенин всегда быстро соображала, придумывая и приводя в исполнение убедительную ложь (все куноичи должны это уметь). Достаточно удручающе, что Джирайя доверяет ей достаточно, чтобы списать дрожь в правой руке на банальное истощение. — Есть бар, — спокойно отвечает девушка, хотя с каждым мгновением ее сердце опускается все ниже и ниже. — Я хожу туда ужинать каждый вечер, на всякий случай меняя цвет волос на черный. Пара членов Акацуки являются там постоянными клиентами. Они держатся особняком где-то позади, но мне и раньше удавалось разглядеть их плащи. Имею в виду, что с некоторой усиленной чакрой в нужных местах я могу подслушивать их разговоры. Саннин с интересом наклоняется ближе, купившись на ложь. — Ты знаешь, кто именно? — Настойчиво спрашивает Джирайя. О, Ками, почему я позволила себе попасть в эту ситуацию… — И-итачи, — отвечает Сакура, отчаянно надеясь, что заикание не было слишком заметным, и что произнесла его имя так, будто оно все еще было незнакомым… — И его партнер. Кисаме. Джирайя делает глубокий вдох, прежде чем снова откинуться на спинку стула, очевидно, глубоко задумавшись. Огонь отбрасывает странные тени на его лицо, Саннин выглядит намного старше своих лет. — Учиха, хм? — Мрачно спрашивает он. Куноичи кивает, и на несколько долгих, напряженных мгновений оба погружаются в свои мысли. — Сакура. Его глубокий, хриплый голос вырывает ее из собственных жалких размышлений, розововолосая куноичи резко переводит взгляд на мужчину. Как ни удивительно, Джирайя выглядит… не ошеломленным, как раньше, но глубоко смущенным. — Итачи когда–нибудь… замечал тебя? — Спрашивает Саннин, чьи обеспокоенные глаза сверлят ирьенина. На мгновение Харуно замирает, неуверенная в том, как правильно ответить, ее пальцы нервно рисуют маленькие узоры на грязи, прежде чем разум улавливает движение и заставляет руку остановиться. — Я несколько раз случайно встречалась с ним взглядом, примерно раз за ночь, — медленно говорит отступница, не отрывая взгляда от костра. — Полагаю, он знает, что я… существую, хотя я держу свою чакру полностью скрытой. Джирайя проводит рукой по своим длинным седым волосам, выглядя еще более обеспокоенным темой, которую они собираются обсудить. — Он кажется… заинтересованным? — Низким голосом спрашивает Саннин. — Судя по всем отчетам и наблюдениям, Учиха испытывает отвращение к таким вещам, но… — Наставник Наруто пожимает плечами, тоже глядя на костер. — Ты красивая девушка, а с черными волосами… — его глаза затуманиваются каким–то воспоминанием, и на мгновение мужчина смотрит на Сакуру, будто она была кем-то совершенно другим, — …ты была бы как раз в его вкусе. Комментарий о том, что она в его вкусе, если бы у нее были черные волосы, на мгновение отвлекает Харуно. Это не ревность или что–то подобное, но куноичи внезапно и иррационально вспоминает комментарий Итачи восьмого июня о том, что у него не было близости шесть лет. Все начинает обретать смысл. Ирьенин вспоминает то утро, когда вернулась в Коноху. О том, как с помощью хенге сделала свои глаза серебристо-серыми, а волосы черными, больше ничего не меняя, и о внезапной, совершенно необъяснимой реакции Итачи… Сакуре приходится сильно прикусить язык, чтобы сохранить нейтральное выражение лица. — Предполагаю, что такое возможно, — ее тон остается на удивление ровным. Долгое время Джирайя молчит, выглядя более обеспокоенным, чем когда-либо. Ветер шевелит листья деревьев, бросая несколько искр от костра в потемневшее небо, заставляя Сакуру дрожать. — Мне не нравится то, что я собираюсь сказать, — наконец бормочет Саннин. — Цунаде убила бы меня за то, что я даже подумал о том, чтобы поставить тебя в такую компрометирующую ситуацию, а Какаши, вероятно, помог бы. — Однако темно-серые глаза немного смягчаются, что только делает морщины на его лице более заметными в густых тенях, вызванных светом костра. Отступница почти незаметно напрягается, подозревая, к чему он клонит… — Это было бы жертвой с твоей стороны, — тяжело говорит Джирайя. — Но это единственный верный способ защитить Наруто. Такое чувство, будто в животе Сакуры поселилась темная, свинцовая тяжесть, но девушка все равно заставляет себя заговорить, чтобы уточнить. Какая-то ее часть удивляется, что она вообще способна говорить. — Вы хотите, чтобы я… — Ты — куноичи, — говорит Джирайя в качестве объяснения, свет костра отражается в его глазах. — Ты, должно быть, знаешь, как это сделать. У него, вероятно, будет подсознательная слабость к тебе под хенге. Когда Учиха будет наиболее уязвим, ты должна будешь взять ситуацию под контроль и использовать ту технику допроса, которую Цунаде создала, чтобы использовать на Орочимару. Вытяни из него как можно больше информации, при необходимости продолжай в том же духе несколько ночей. А после этого… — он пожимает плечами. — Убей его. Такая перспектива вызывает у ирьенина физическое отвращение, ее плечи вздрагивают. На этот раз Саннин видит дискомфорт девушки и вздыхает, прежде чем протянуть руку и похлопать ее по руке. — Я бы не просил тебя о подобном, Сакура, — бормочет он, — если бы это не был единственный способ. Только ты в состоянии сделать что–то значительное, чтобы защитить Наруто от Акацуки, от Итачи. На данный момент он представляет самую большую угрозу нашим интересам. Джирайя терпеливо ждет, и, наконец, розововолосая куноичи кивает. Харуно выглядит еще более усталой и измученной. Она проводит тыльной стороной ладони по глазам. — Не волнуйтесь, — шепчет отступница, ее голос ни в малейшей степени не дрожит. — Я сделаю это. Страна Молнии Она не возвращается к Итачи. Не после того, что сказал Джирайя. По крайней мере, не сейчас. Не сегодня. На обратном пути к Молнии Сакура находит пещеру на склоне острого утеса с видом на неспокойный океан. Она маленькая, скалистая и беззащитная, но обеспечивает достаточное укрытие от непогоды. Здесь холодно, но с этим ничего не поделаешь. Мертвая тишина нарушается лишь шумом волн о скалы внизу и редкими раскатами грома. Куноичи прижимается к стене, самой дальней от входа в пещеру, сползает на твердый пол, подтягивая колени к груди и обхватывая их руками, прежде чем положить на них ноющую голову. В этот момент Сакура чувствует себя намного старше шестнадцати с половиной лет. Если бы Харуно была кем-то другим, она бы захотела убежать, оставить все позади. Вероятно, стресс заставляет ее так думать, но на самые мимолетные секунды будущее, которое Итачи нарисовал для них, не кажется таким ужасным, как раньше. На самом деле это звучит намного лучше, чем ее нынешняя жизнь. Сакура кладет одну руку, слегка дрожащую от ослабленной чакры, на живот. Однако, она слишком измучена, чтобы завершить процесс, не то что мыслить здраво. Это может подождать до утра. Она ненавидит себя и пытается сдержаться, но сегодняшний день и последние три недели оказались слишком тяжелыми. Впервые за шесть месяцев Сакура, наконец, позволяет себе сломаться и заплакать.