Моё офисное солнце

Антон просыпается от того, что луч солнца мягко касается его щёк, скользит по прикрытым векам и щекочет лоб. Открывает глаза, потягивается. Утро. Прекрасное субботнее утро. Он очень счастлив, ведь сегодня выходной. Поворачивает голову. Арсений лежит рядом, вытянувшись, как солдат в армии: руки покоятся на обнажённой груди, торс прикрыт одеялом, лицо умиротворенно спокойное, только скорбная морщинка замерла между бровями. Снилось что-то плохое? Тревожное? Шастун тянется к мужчине, проводит пальцем по его бровям, разглаживает растрепавшиеся волоски. Спать вместе с Арсением — то ещё приключение. Спит крепко, не двигаясь и не шевелясь, но часто во сне что-то бормочет, стонет и скрипит зубами. Сначала было страшно и непривычно, потом как-то свыкся с этим. Иногда часами сидел рядом на кровати, наблюдал за тем, как мужчина спит, гладил по руке в тяжёлые моменты, гадал и гадал, что же такое ему может сниться. Сам Попов о своих снах рассказывать не любил. Отмалчивался, отмахивался и переводил тему. Антон не настаивал. Пусть так. Сам расскажет, когда будет готов. Что же ему снится? Почему он просыпается расстроенным, встревоженным и вспотевшим от волнения? — Давно проснулся? — поворачивает голову на звук голоса. — А ты? — Нет. Наблюдал за тобой. — И что же во мне такого интересного, что ты с утра пораньше не можешь отвести глаз? — Антон переворачивается на живот и облокачивается на грудь мужчины. Тот улыбается, протягивает руку и гладит его по спутанным пшеничным волосам. — Ты — одна большая сплошная интересность. — А такое слово разве есть? — А это не важно. О чём ты думал? Я сразу замечаю это, у тебя взгляд становится расфокусированным и отстранённым, когда ты о чём-то думаешь. — О тебе. Что же тебе снится? Почему ты никогда не рассказываешь о своих снах? Почему стонешь во сне? — Антон всё же решается снова завести этот разговор. Он так неумолимо с каждым днём привязывается к Арсению, ему хочется стать к нему чуть ближе, узнать что-то, что не знает никто другой. Нет, наверное, не для того, чтобы почувствовать себя особенным, а чтобы чем-то быть полезным для него. Пусть даже просто тем, что будет слушателем. — Не люблю вспоминать об этом, — мужчина хмурится и вздыхает.

* * *

— Вы остаётесь со своими страхами один на один, — психотерапевт что-то снова пишет в своём блокноте. — Мне рассказать о них всему миру, так вы считаете? — Ну почему же всему миру, — возражает врач. — Поймите. Вы копите их внутри. Не даёте выйти наружу. Поэтому они и живут в вас. Вы даже мне никогда не рассказывали об этом. Но я не настаиваю. — Я не хочу, — Попов качает головой. — Когда вы произнесёте их вслух, они станут уже не такими страшными, поверьте. А когда это услышит другой человек, тот, кому вы доверяете, то вам станет легче в два раза. Просто поверьте мне. И подумайте об этом.

* * *

Чёрная комната. Он снова маленький мальчик. Снова где-то налажал, ошибся, снова провинился. Но очень старался. Очень старался быть хорошим. Старался всем угождать, старался быть послушным, полезным, вежливым и ещё кем угодно. Лишь бы не разочаровать. Лишь бы не подвести. Но у него снова не получилось. Чёрная комната. Он совсем один. Ему страшно, одиноко и так сильно больно. Плачет, бьётся о металлическую дверь и кричит. Но его не услышат. Никто не услышит его. И он совсем один. Ему не хватает воздуха, он боится замкнутого пространства, ему холодно, хочется есть и в туалет. Тогда он впервые обмочился прямо в штаны. Не вытерпел и не успел даже попытаться их снять. Моча тёплыми струями стекала по ногам, ткань джинс становилась всё более влажной, а по зарёванному лицу текли слёзы. Он уже не плакал. У него не было сил плакать. Сел на пол в лужу, уткнулся носом в мокрые коленки, так и уснул. Этот сон повторяется снова и снова. Он опять куда-то бежит, пытается исправить ошибки, пытается не налажать, но у него снова не получается. Снова оказывался в этой чёрной комнате. И это крутится до бесконечности, пока он не просыпается. Антон внимательно смотрит на Арсения. Губы дрожат, но лицо беспристрастно и невозмутимо. Даже сейчас, раскрываясь до самых внутренностей, он не может позволить себе выражать какие-либо эмоции. Как будто для него это значило проиграть, снова допустить ошибку и пропустить гол. — Мне жаль, — ладонями обхватывает лицо мужчины, часто-часто целует обветренные губы. — Мне жаль, что тебе пришлось пережить это. Правда. Мне очень жаль. Но я рядом с тобой. И никто никогда тебя больше не обидит. Я тебе обещаю. Ты далеко. Они тебя не достанут. Честное слово. Когда твой внутренний ребёнок травмирован, то ему не нужны умные слова и разумные умозаключения. Он этого не поймёт. Его нужно защитить, пожалеть, обнять, заверить, что всё будет хорошо и никто уже не причинит ему боли. Почему люди так долго не могут избавиться от душевных детских травм? Потому что они пытаются работать с собой как со взрослым. Но, возможно, взрослый «я» совсем не нуждается в помощи. Он просто пытается неосознанно защитить того, кто слабее. Тот, кого обидели, ранили и с кем очень несправедливо и жестоко обошлись. Какая-то часть нас безнадежно живёт всё там, в детстве. И вырасти она сможет только тогда, когда простит все обиды и постарается забыть всё плохое и тяжёлое. — Спасибо, я знаю, заяц, — Арсений садится на кровати, обнимает парня, утыкается носом в его горячую шею. — Я знаю. Просто не могу ничего сделать. Ничего. Совсем ничего.

* * *

Антон отвлекается от завтрака из-за телефонного звонка. Берёт трубку, меняется в выражении лица, растерянно слушает то, что ему кто-то говорит в динамик, кивает, озабоченно трёт лоб и выдыхает. — Всё в порядке? — Арсений откладывает приборы и устремляет своё внимание на парня. — Не очень. Родители звонили. — Это же хорошо. Если, конечно, они не такие, как мои, — грустно усмехается. — Зовут в гости. Они всё никак не расстаются с идеей познакомить меня с кем-то. Особенно мама. Отчим как-то философски относится к этому вопросу. — Поезжай. — Что, прости? — Поезжай, — мужчина отодвигает тарелку и наклоняется к Антону. — Я дам тебе отпуск на пару дней или на сколько тебе нужно. С сохранением заработной платы или нет — это я спрошу у Паши. Думаю, он будет рад помочь тебе. — Я очень ценю это. — Но есть одно условие. — Условие? — Я поеду с тобой, — склоняет голову и очаровательно улыбается. — Познакомишь меня со своими родителями. У меня есть машина. До Воронежа от Москвы часов шесть езды. Что думаешь? — И… в качестве кого ты хочешь быть представленным моим родителям? — осторожно интересуется Антон. — Желательно, в роли твоего партнёра, а так, как пожелаешь. Я не могу требовать от тебя этого. — Хорошо, — вдруг неожиданно соглашается Шастун. — Но у меня тоже есть одно условие. — Какое же? — Быть представленным твоим коллегам. Я думаю, ты понимаешь, о чём я. — Я подумаю, — Арсений хмурится и встаёт из-за стола. На самом деле, он всё решил давным-давно. И предложение Антона в его планы совсем не входит. — У тебя есть два дня, — сообщает Антон и снова принимается за еду. В глубине души он бесконечно сильно надеется, что Попов никогда в жизни не согласится на эту авантюру и всё, умрёт так и не зародившись. Так будет проще для всех.

──────── • ✤ • ────────

То, что начало происходить что-то странное, Антон начал замечать давно. Сначала мельком, так как не было времени, потом начал наблюдать более усердно и внимательно. Ему кажется? Он просто мечтает, чтобы это оказалось просто глупыми догадками в его голове. Серёжа готовит завтрак. Шастун видит его на кухне так рано впервые. Парни сегодня работают, а у Антона выходной. Проснулся ни свет ни заря и не смог уснуть. — Ты и завтрак? — усмехается, плюхается на стул. — Или меня подводит зрение? — Доброе утро, — недовольно бормочет Матвиенко, он как будто не рад, что его застукали. Парень прищуривается: нет, ему не кажется. Друг готовит завтрак на двоих. Две чашки, ароматно пахнущие свежесваренным кофе, две тарелки с яичницей и приборы на двоих. Если Антон сейчас должен был спать, то… для кого это? — Для Димы? — интересуется Шастун. Пытается поймать сосредоточенный взгляд карих глаз приятеля, но тот упорно не смотрит на него. — Не твоё дело, — отмахивается. Старательно несёт посуду на обеденный стол. — В сковороде ещё есть яичница, а в турке — кофе. — Ну и пожалуйста, — Антон пожимает плечами и направляется к плите для того, чтобы наложить себе завтрак. Если не спится, то нужно хотя бы поесть. — Доброе утро! — для семи часов утра Позов выглядит слишком отдохнувшим и возбуждённым. Присвистывает от удивления, видя накрытый стол. — Горячий завтрак с утра — что может быть лучше? Завтракают молча. Дима радостно строчит кому-то поэмы в телефоне, Серёжа просто загружено смотрит в одну точку, а Антон… Антон наблюдает. После месяцев общения с Волей он, кажется, начинает перенимать эту дурацкую привычку — наблюдать и анализировать. У Паши не было экстрасенсорных способностей, просто он умел молчать, смотреть, видеть и делать выводы. И пока ты удивляешься его проницательности, он читает тебя как открытую книгу. Всё просто: нужно иногда уметь быть тихим и внимательным. Серёжа — ходячая противоречивость. Он чего-то очень хочет, но при этом и боится. Он меняется на глазах, и Шастун прекрасно узнаёт в поведении друга себя. Но ещё он прекрасно знает Диму и понимает, что всё это обречено и не имеет никакого будущего. Но как помочь ему не сделать ошибку — не знает. Остаётся молчаливым наблюдателем чужого провала.

──────── • ✤ • ────────

Антон сердито отодвигает ноутбук. Арсению взбрело в голову развивать странички СМИ в соцсетях и теперь в работе можно было купаться и, желательно, топиться и тонуть, потому что свободного времени было примерно нисколько. Они всё ещё спорили о том, нужно ли компании нанимать SMM-щика или Попов может продолжать использовать рабский труд Шастуна и Шеминова. — Привет, — Алёна заглядывает в кабинет. — Занят? — Я теперь занят по жизни, — Антон устало откидывается на спинку стула и усиленно трёт виски. — Ситуация просто сюр! — он выдыхает и поворачивается к девушке. — Что-то случилось? — Арсения Сергеевича не видел? — Нет. Я уже его давно не вижу, — сердито бурчит себе под нос. — Жаль, — она собирается уходить, но Шастун жестом останавливает её. — Что случилось? — Пришло заказное письмо. Весь день пытаюсь его подловить, чтобы отдать. Но всё никак. — Я передам. Оставь на столе. Не бойся, не потеряется. — Спасибо! — лицо Алёны проясняется, заходит в кабинет, аккуратно кладёт конверт на стол. — Я побежала. — Не хочешь выпить кофе? — Антон привстаёт с кресла. — Не могу. Дела. Надо бежать, — щёки девушки неумолимо краснеют. — Свидание, — она улыбается парню и выскальзывает прочь. Он рад это слышать. Рад, если в её жизни появится хотя бы какой-то повод для улыбки не только из вежливости. Прохаживается по кабинету. Снова подходит к рабочему столу, наклоняется над ноутбуком, листает отредактированный материал. Вздыхает. Непонятно, как за такой короткий рабочий день успевать оформлять и выкладывать материал и на сайте, и в соцсетях. Нужно запрячь этим дерьмом Шеминова и его помощников, а самому втихую поискать хорошего специалиста. Пока Попов будет взвешивать все за и против, он проведёт несколько собеседований, проанализирует кандидатов, подготовит отчёт и предоставит своему мужчине. Он такое любит. И наверняка согласится. Антон почти в этом уверен. Из-за новых рекламных проектов и площадок вещания СМИ они почти не видятся. Работа, работа, работа. Откладывает ноутбук, по привычке, перенятой у Арсения, складывает руки на груди и пристально смотрит в панорамное окно. Он так и не позвонил родителям. Обещал приехать. Арс хочет поехать с ним. Но какой в этом толк? Какой в этом смысл? И он так и не дал ответа по поводу своего каминг-аута коллегам. Этот вопрос для него слишком болезненный. Как минимум, в курсе уже Алёна и Воля. Их реакция примерно… никакая? Им всё равно. Всем адекватным взрослым людям в мире всё равно, с кем именно трахаются другие адекватные взрослые люди. Это жизнь. Но с другой стороны, Серёжа и Дима тоже прекрасно восприняли эту новость. Почему же должны плохо отреагировать его родители? Антон ищет ответ в самом себе, но никак не может его найти. Он не знает. Просто они… такие хорошие. Их не хочется подвести, разочаровать и как-то обидеть. Его милые и любимые родители. К сожалению, он совсем не в курсе, является ли для них гетеросексуальная ориентация сына смыслом жизни или нет. И узнать это он никак не может. Только спросить напрямую. Он снова наворачивает очередной круг по помещению и останавливается около стола Арсения. Белый конверт притягивает его внимание снова и снова. Берёт его в руки, вертит, чтобы узнать отправителя. Официальный герб выглядит солидно. Подносит бумагу ближе к глазам. Отправитель: «Генеральная прокуратура Российской Федерации» Ни о чём больше не думает, быстрым движением руки вскрывает конверт, достаёт письмо, бегло читает надписанный текст и отшвыривает от себя лист бумаги. Дерьмо. Он же как чувствовал, что это случится. Было глупо воображать, что такой человек как Выграновский просто так оставит всё произошедшее. Только вот он, гад, понял, что для Попова гораздо весомее будет получить заявление из прокуратуры, чем просто кулаком по лицу. Удивительно, что сразу из прокуратуры. Не стал мелочиться. Антон слышит быстрые шаги в коридоре. Действует моментально. Хватает конверт и смятое письмо, поспешно засовывает во внутренний карман пиджака. У него просто нет выбора. Арсений придёт в ярость, если узнает, что он вскрыл конверт без него. Конечно, Алёна может спросить у него, получено ли было это дурацкое письмо, но в любом случае у Антона есть время придумать что-то, чтобы замять эту ситуацию. Несмотря на увещевания Попова оставить в покое его проблемы, он чувствует себя обязанным в который раз разобраться с Эдом. Потрахаться уже не выйдет, да и нет ни малейшего желания даже думать об этом, придётся решать дипломатическим путём, а с этим у его бывшего парня проблемы. Дипломатия и Выграновский — это антонимы. Ему нужна выгода. Здесь и сейчас. — Привет, — Арсений заходит в кабинет. Вид уставший, глаза замученные. — Привет, — вжимается в стол, держа руку у груди и просовывая злосчастное письмо поглубже в карман. Если начать разговор первым, то можно показаться менее подозрительным. — Ты что-то решил насчёт моего предложения? — Пока нет, — мужчина хмурится, оглядывается вокруг, будто что-то ищет. — Алёна сказала, что мне должно прийти заказное письмо. Не видел его? — Нет, — Антон пытается как-то контролировать интенсивность, с которой краснеют его щёки, но безуспешно. Опускает глаза в пол. Лучше умереть, чем позволить Попову узнать, что он рылся в его вещах без спросу. — Странно, — тот обеспокоено снова окидывает взглядом кабинет и их рабочие столы. — Ладно, завтра разберёмся. Не хочешь съездить поужинать? «С тобой, Арсений, я бы поехал куда угодно и когда угодно. Но, оказывается, времени на решение ебучей проблемы у меня ещё меньше», — с тоской думает Шастун. Он берёт со стула пиджак и направляется к выходу. — Не сегодня. У меня дела. — Дела? — брюнет приподнимает брови и недоверчиво сверлит парня взглядом. — Типа того. Я позвоню, — решительным шагом выходит из кабинета. Главное, чтобы Попов не последовал за ним. Он идёт по этому бесконечному коридору, мечтая поскорее добраться до лифта. Так странно. Антон чувствует, как необратимо взрослеет. Как будто он до этого застрял в каком-то подростковом возрасте. Одежда оверсайз, нелепые подработки на один день, куча украшений, алкогольные вечеринки и не малейшего намёка на серьёзность и ответственность. Нет, любить кольца, цепи и одежду на три размера больше он не перестал, просто… всё стало сложнее. Не так сложно, чтобы было плохо, но сложнее, как в настоящей взрослой жизни. Он учится строить отношения, общаться, находить компромиссы, качественно делать свою работу, брать ответственность за себя и других людей и, самое главное, не бояться этого. И не бегать от проблем. Больше не бегать. Антон нажимает на кнопку вызова лифта, ёжится от прохладного дуновения кондиционера в коридоре и улыбается сам себе. Кажется, сейчас он будет решать проблемы по-взрослому. И очень надеется сделать это раз и навсегда.