Моё офисное солнце

Антон стоит у двери кабинета. Просто не может войти. Казалось бы, что такого сложного? Просто, чёрт возьми, войти. Ноги не слушаются, а на душе чертовски тяжело. Чувствует себя виноватым. Праздничные каникулы закончились, издательство потихоньку возвращалось в прежний режим работы. На выходных тоже кто-то работал, это оплачивалось по двойной ставке, но в целом офис непривычно пустовал в понедельник утром. Каждый шаг на пути к кабинету отдавался предательским эхом, которое снова и снова разбивало сердце Антона. Он неприлично загорел. На праздниках летал с Эдом и его родителями на Мальту. Эти заморочки богатых ему были непонятны. Погуляли, сходили в несколько гей-клубов, покупались — вот так и пролетели дни. Родные Выграновского со скрипом и скрежетом принимали его гомосексуальность, но сам парень предпочитал говорить, что он би, хотя Антон за ним сильной тяги к женщинам не замечал. Мама Эдуарда — чудесная женщина, и пока сын бухал в очередном заведении, учила Шастуна играть в нарды, возила по экскурсиям и рассказывала о своих путешествиях. Несмотря на не самое лучшее отношение к слабостям сына, Антона она обожала и души в нём не чаяла, выражая искреннюю радость каждый раз, когда ребята снова сходились. Хотя бы, как она считала, парень не влиял плохо на и так взбалмошного Эда. «Увидит же, — с тоской думает Шастун, всё ещё переминаясь с ноги на ногу у ненавистной двери. - Увидит и всё поймёт. Снова сложит один плюс один и получит грёбанную двойку». Эд уже поумерил свой пыл и страсть к Антону, не так часто зовёт его куда-то, не требует трахаться как кролики, не ругается по пустякам. Наверняка, поёбывает кого-то ещё, он в этом уверен. С этого всё и начинается. Может быть, получится как-то ускользнуть и просто забыть всё это как страшный сон? Дверь кабинета резко открывается, так что парень еле успевает отпрыгнуть в сторону, чтобы не получить ею по лбу. Арсений Сергеевич. Смотрит с удивлением, будто совсем не ожидал увидеть его здесь. Тёмные волосы снова аккуратно зачёсаны назад, на рубашке нет ни одной складки, пахнет приятно, как всегда, очки занимают своё почётное место на переносице. — Здравствуйте, — Антону становится не по себе под этим пристальным взглядом. Но, в конце концов, они взрослые люди и могут поступать так, как им вздумается. В рамках приличия, разумеется. — Я взял тебя на работу только потому, что Павел Алексеевич очень попросил, — цедит каждое слово, наклоняясь к парню. — Можешь оставить свои вещи в кабинете и бегом на планёрку, — берёт руку Шастуна в свою, вкладывает в ладонь связку ключей. — Ждёшь, что я поблагодарю тебя? Не надейся, — быстрым шагом удаляется прочь. Антон грустно смотрит ему вслед. Пронёсся мимо, словно снежная вьюга, заморозив всё вокруг своим присутствием и равнодушием. Они снова вернулись назад. Туда, где были три месяца назад — абсолютно незнакомые и чужие друг другу люди, у которых нет ничего общего. — Привет! — когда он выходит из кабинета, навстречу ему идёт улыбающаяся Алёна. — Добро пожаловать! — Привет! Спасибо, — запирает дверь и идёт к рабочему месту девушки, на котором она уже раскладывает свои вещи. — Смотрю, кто-то неплохо отдохнул, — подмигивает ей и отвечает на объятия. — Типа того, — Антон слегка морщится от воспоминаний и чувства вины. — Ты как? — Неплохо. Арсений Сергеевич несколько раз вызывал на работу на выходных, так что я, можно сказать, — она усмехается, — подняла бабла. — Неужели? И зачем? — старается не выглядеть слишком заинтересованным. — Работала. Все праздники, представляешь?! Вот это, я понимаю, целеустремлённость! — она смеётся и тут же спохватывается. — Тебе пора бежать, опоздаешь! — Точно! — Антон кидает ключи ей на стол. — Увидимся на обеде? — Абсолютно верно. Медленно идёт по коридору. И так не хочется, чтобы он заканчивался. Чтобы не спускаться этажом ниже, фальшиво не улыбаться коллегам и начальству, чтобы не сдерживать свой взгляд, не пытаться не смотреть на важного для него человека, которого он подвёл. «Ждёшь, что я поблагодарю тебя? Не надейся», — снова и снова рассерженное лицо Арсения и глаза… О, эти голубые глаза! В которых так чётко и ярко читалась лишь одна эмоция — разочарование. Он такой загадочный. Неприступный. Не позволяет приближаться к себе ближе, чем захочет сам. И только-только эта броня начала давать слабину, как Антон собственноручно всё испортил и сломал. Если вернуть время назад, повернуть всё вспять, то как бы он всё-таки поступил? Если отбросить эмоции и поспешность. И Антон с каким-то сожалением ощущает, что поступил бы точно так же, потому что другого варианта просто не существовало.

* * *

Антон пристально смотрит на Арсения. Мужчина стоит у электронной доски, рисуя очередной график, постоянно поправляя очки и оглядываясь на презентацию на ноутбуке. Он идеальный. Почему Шастуну с каждым днём всё более нестерпимо кажется, что более чудесного мужчины ему в жизни не найти? Красивый, утонченный, с этими своими аристократическими замашками и низким бархатистым голосом. Немного нелюдимый, такой спокойный и уверенный в себе, не чувствующий ни малейшего сомнения в своих словах и действиях. Что из этого было плюсами, а что минусами — Антону было слишком сложно понять из-за своей субъективности. Его как магнитом притягивала эта способность брюнета меняться. Как теплеет его недоверчивый взгляд, когда они касаются друг друга, какими мягкими становятся его руки, и как нервно бегает тоненькая венка по его виску. Это заставляло парня нервничать ещё больше в присутствии Попова. Ему двадцать три. Он давно ни в кого не влюблялся. Осторожничал с мужским полом, лишь бы снова не привязаться, не начать доверять, не позволить себя обидеть. Эд — как бельмо на глазу, от него было сложно избавиться, но он — старая проблема, и Антону очень сильно не хотелось новых. Но почему-то рядом с Арсением он чувствовал, что проблема как раз-таки сейчас именно он, а не мужчина. — Антон, — слышит, как тихо окликает его Воля. Подъезжает к нему на своём стуле на колёсиках. — Поссорились? — прикрывается листами бумаги, словно они в школе и прячутся от злого препода, чтобы поболтать. — Типа того, — осторожно кивает, стараясь не привлекать к себе шума. Павел Алексеевич — он такой. Весёлый, добродушный, а-ля «папочка, который всё порешает». Антон всё ещё пытается понять, можно ли ему доверять. Слишком уж сильно располагает к себе. — Я всё знаю, — мужчина грустно улыбается. — А именно, — он подмигивает парню, — как вернулась к нам компания. — Откуда? — нервно вздыхает. Этого ещё здесь не хватало. — Я же общаюсь с Выграновским-старшим, — Павел Алексеевич пожимает плечами. — Сказал, сын уговорил. Предлагали Попову деньги, чтобы переманить, он отказался. На этом и порешали. Чудеса, конечно. Сынок у него ещё то чудо. А после новогоднего вечера я сложил два плюс два, вот и всё. — Скажете Арсению Сергеевичу? — Он и без меня всё прекрасно знает и понимает, — отмахивается Воля. — Слушай, Шастун, — хватает парня за галстук и притягивает к себе. — Это всё, конечно, не моё дело, но будь мужиком, возьми на себя ответственность. — Что вы имеете в виду? — Признай, что натворил херню, исправь и сделай первый шаг. Мне тебя учить надо? Арсений резко поворачивается к ним. Павел выпрямляется, делая нарочито отвлечённый чем угодно вокруг вид. Антон просто отводит взгляд. Легко вам говорить, Павел Алексеевич.

* * *

Арсений сидит на плетёном стуле в ресторане, закинув ногу на ногу. Паша звал поужинать вместе, но ему хочется побыть в одиночестве. Смотрит в окно, расположившееся справа от него, разглядывает спешащих куда-то людей. После окончания рабочего дня его жизнь ставится на паузу. Ничего интересного. Ничего не происходит. Даже мысли замедляют свой бег. И так досадно завидно тем, кто стремительно покидает рабочие места, куда-то направляясь и чего-то желая в этой странной и неправильной жизни. Осознают ли своё счастье эти люди, так отчаянно ждущие выходных, в попытках забыться и потеряться в своём свободном времени? Те, кто живет моментом, какие они? Понимают ли, какие они счастливые? Мужчина перебирал десятки занятий, которыми он мог бы заниматься на досуге, но каждый раз не приходил ни к какому результату. Всё не имело никакого смысла. Работа имела смысл. Он делал что-то для людей, делал мир лучше, пусть по-своему, пусть не так, как нужно, но всё-таки... каждое его действие и слово что-то значило. А кто он есть вне всей этой рутины? — Может быть, смысл жизни — прожить её счастливо? — психотерапевт смотрит на него поверх оправы очков. — Что оно — счастье? — отвечает вопросом на вопрос. — В мире перевалило за семь с половиной миллиарда людей. Не логично ли, что счастье для каждого своё? — Если нет эталона, то как понять, что ты нашёл то, что нужно? — Поверьте, — мягко улыбается врач, — вы это почувствуете. Не перепутаете ни с чем. Что он должен почувствовать? Если даже не знает, что нужно чувствовать. Какое оно, счастье? Что же оно значит? Как выглядит? Какое на ощупь? Какое на вкус? И как его распознать среди всей этой суеты? По каким признакам его искать или оно должно найти тебя самостоятельно? — Счёт? — отвлекает его официантка, ослепительно улыбаясь. — Повторите бокал вина и да, думаю, можно счёт, — кивает мужчина. Она не первый раз видит этого мужчину. Несколько раз в месяц он неизменно заходит к ним в ресторан. Заказывает чаще всего одно и то же. Те же блюда и тот же алкоголь. Ест медленно, словно о чём-то размышляя, пьёт мало, растягивая каждый глоток и всё время так отрешённо глядя в окно. Вежлив, грустен и очарователен. Кажется, именно так звучит идеальное описание Попова.

* * *

Антон сидит за столом, нервно качая ногой. Ужин совершенно не интересует его, аппетита нет второй день. Рассматривает аккуратно расставленную домработницей еду, делает несколько глотков яблочного сока. Эд уже около часа торчит в своём телефоне. — Ты будешь занят сегодня вечером? — осторожно интересуется у Выграновского. Ему совсем не обидно, что тот переключил своё внимание на кого-то другого, в этом парень был уверен, слишком знакомое поведение. — Типа того, — не глядя отправляет ложку салата в рот. — Я хотел бы вернуться к ребятам, — продолжает гнуть свою линию Антон. Когда с Эдом начинаешь говорить о том, что заведомо может ему не понравиться, то так невъебически страшно. Каждый раз как в первый. — Тебе не нравится у меня? — он кладёт телефон на стол экраном вниз и внимательно оглядывает Шастуна. Нет, если посудить в целом, не брать, что Эдуард — психопат с садистскими наклонностями и перепадами настроения, то в целом у него дома было хорошо. Куча комнат, конюшня, поле для гольфа, в который Антон не умел играть до последнего момента, бассейн, джакузи, сауна и баня. Он не занимался целенаправленным изучением всего богатства особняка Выграновских, но уверен, что это далеко не всё, чем обладает эта семья. Богатство не приносит счастья. Точнее, только одно богатство не приносит счастья. Антон это очень чётко понимал каждый раз, когда оставался у Эда дольше, чем на несколько дней. Всё вокруг было таким бездушным и равнодушным. Мать Выграновского иногда грустно улыбалась ему, когда они встречались в коридорах дома. Она часто сидела перед камином в гостиной, вязала и слушала радио. Иногда Шастун приходил к ней. Поболтать, посмотреть, как она вяжет, или выпить по бокалу виски. Но он никогда не видел её по-настоящему счастливой. И тогда в голове у парня мучительно всплывала картинка из его жизни. Как они в своей не такой уж большой и дорогой квартире с парнями играли в крокодила, пили пиво, смотрели боевики, играли в фифу или просто валялись на старом ковре, обсуждая что угодно. Им ещё нет двадцати пяти, они веселы, молоды и беззаботны. И жизнь такая простая и прекрасная. Иногда трудная и с ловушками, в которые нужно очень постараться не попасть. Но эту жизнь, наверное, можно назвать... счастливой? — Нет, у тебя неплохо, — после некоторой паузы отвечает Антон. — Просто хочу домой. — Без проблем, — Эд пожимает плечами, берёт телефон со стола и встаёт, направляется к выходу. — Скажи домработнице, пусть соберёт твои вещи. Парень тоскливо думает о том, как ему это всё слишком хорошо и болезненно знакомо. Сначала он одержим им, потом наконец-то добивается своего, затем теряет интерес, начинает куда-то пропадать, игнорировать его, а следом, когда Антон исчезает из его жизни, спохватывается и пытается вернуть любыми способами. Это слишком пройденный этап. И боже, как же не хочется наступать на те же грабли?

* * *

Неделю спустя.

— Куда собираешься? — окликает друга Серёжа, сидящий в позе йога на полу и сосредоточено впиваясь в шахматную доску взглядом, словно пытаясь её запугать своей решительностью. — Не отвлекайся, старик, если не хочешь снова скатиться к детскому мату, — усмехается Дима, сидящий рядом на диване со стаканом пива и с интересом наблюдая за Матвиенко. — Ого, у вас успехи, — Антон, натягивая пиджак, заходит в комнату. — Ставлю ему мат не за пять шагов, а за десять, — лениво отзывается Позов. — И вправду, куда ты собираешься под вечер? Да ещё такой разодетый. Я тебя не узнаю, Шаст. Он и сам не замечает, как всё чаще в магазинах заглядывается на полки с классической одеждой. Рубашек в его коллекции одежды стало больше, они уже не так и жмут ему. Надевает по привычке, периодически прокручивая в голове образ Попова. Высокий, в строгом костюме, в своих очках и начищенных тёмных туфлях. Надел чёрную футболку и тёмно-синий костюм, который купил месяц-другой назад. Принципиально не стал трогать вещи, купленные Эдом. Как-то утилизировать их жалко, а носить почему-то совестно. Кольца, часы. Подумав, снимает с шеи цепочку. Кажется, перебор. На работу украшения не носит, там так не принято, а сейчас может себе позволить. — Секрет, — прижимает палец к губам и подмигивает парням. — Куда бы ты не шёл, удачи тебе! — не оборачиваясь, кричит Серёжа. — Присоединяюсь, — вторит ему Дима. — Купи молока на обратном пути! Не забудь! Ответом ему служит хлопнувшая входная дверь.

* * *

Арсений выходит из бизнес-центра. Заходил доделать несколько дел и немного поработать с видом на вечернюю зимнюю Москву, подсвеченную тысячью и тысячью огнями. В одном пиджаке, по привычке. В январе чертовски холодно выходить на улицу без пальто и шарфа, но ничего, он привык. Небольшое ОРВИ только укрепило его иммунитет, да и большую часть болезни он провёл на ногах, некогда было болеть, впрочем, как и всегда. Ему некогда. Некогда. И ещё раз некогда. — Арсений Сергеевич! Опять этот кудрявый мальчишка. Стоит на парковке в лёгком пальто, весь в тёмном — тёмно-синий костюм, чёрная футболка, обнажающая тонкую шею. Так он кажется ещё стройнее. Изумрудные глаза смотрят тревожно и виновато. Сам выглядит взволнованным как школьник, это даже забавно, отмечает про себя Арсений, разумеется, ну разумеется, ни капли не поменявшись в лице. — Что ты здесь делаешь? Поздно уже. — Могу спросить вас то же самое, — щурясь от морозного ветра, резонно отвечает Антон. — Нет, не можешь, — следит за тем, как парень шаг за шагом приближается к нему, чувствуя, как всё-таки, чёрт возьми, его волнует это сокращающееся между ними расстояние. — Арсений Сергеевич, — стоит совсем рядом, смотрит, склонив голову. — Сходите со мной в ресторан? Я забронировал столик и вызвал такси, — протягивает ему визитку ресторана и кивает на машину, припаркованную за его спиной. Берёт визитку, несколько раз читает название ресторана и адрес. Он был в этом месте. Откуда он узнал? Или это совпадение? Кажется, совсем не догадывается, на чьей стороне играет его друг, Павел Алексеевич Воля. — Почему я должен куда-то идти с тобой? — возвращает ему визитку. — Потому что я зову вас на свидание. — Нет, не зовёшь. — Хорошо. Арсений Сергеевич, вы пойдёте со мной на свидание? — забирает из его руки визитку, успевая поймать пальцы мужчины и крепко сжать своими. Пожалуйста, скажите «да». Скажите «да».