Innocence Died Screaming, Honey Ask Me I Should Know

Первая мысль Хуа Чена заключается в том, может ли он винить в происходящем Му Цина или нет. Он почти уверен, что у него есть хорошее основание; тому просто захотелось бросить вызов судьбе, открыв свой большой глупый рот— Его следующая мысль о змее вокруг его запястья. Она тянет его вниз, как будто Хуа Чен ничего не весит. Тупо подвешенный в воздухе, он не уверен, что это далеко от истины. В вихре ветра и песка он видит туманные силуэты на земле. Бай Хуа легко узнать. Его абсолютно белая фигура выделяется на фоне бежевого цвета вокруг, чётко отделяет его от Фэн Синя и Му Цина. Хуа Чен оглядывает то, что сжимает его запястье, и с удивлением обнаруживает, что это шёлковая лента. Она связывает его с чем-то, что находится на другом её конце. Он прослеживает глазами траекторию, пытаясь увидеть, кто его поймал, и… о, это Бай Хуа. Хуа Чен чувствует, как расстояние между ними начинает сокращаться, притягивая его к земле. Он находится примерно в десяти футах от неё, когда Му Цина тоже внезапно затягивает в вихрь вверх тормашками. Лента слегка ослабляет натяжение, а затем бросается, чтобы поймать и его, связывая Хуа Чена и Му Цина вместе за руки. — Приятно видеть тебя здесь. — Заткнись нахуй, — огрызается Му Цин. — …Ваше Высочество. Под ними Бай Хуа упирается в песок, прилагая немалые усилия. Когда они оба бесполезно болтаются в воздухе, удержаться сложнее, особенно пока буря бушует как на его, так и на их стороне. Хуа Чен наблюдает, как он теряет равновесие и поскальзывается. Фэн Синь, к его чести, реагирует быстрее, чем Хуа Чен ожидал от него. Он ловит Бай Хуа за талию и тоже упирается. Это даёт Бай Хуа достаточно времени, чтобы мастерски исправить своё положение. Обладая впечатляющей силой и с Фэн Синем в качестве помощника, ему удаётся опустить Му Цина и Хуа Чена на землю. — Не могу удержать, — говорит он, когда они находятся достаточно близко, чтобы расслышать его сквозь завывания ветра. — Я собираюсь связать нас всех вместе, а затем найти что-то, что могло бы выступить в роли якоря. Не паникуйте. — В каком смысле «не паникуйте»?! — Фэн Синь начинает кричать. Хуа Чен задаётся вопросом, кричал ли он на Бай Хуа всё это время, или это нововведение. Бай Хуа не конкретизирует. Лента, связывающая Му Цина и Хуа Чена, снова тянется, обвиваясь вокруг Фэн Синя и Бай Хуа, а затем всех четверых поднимает в воздух под действием ветра вокруг них, взлохмачивающего их волосы и вздымающего одежды. — Это и есть твой план? — рычит Фэн Синь. Слова поглощаются порывами ветра. Хуа Чен испытывает лёгкое удовлетворение, когда Фэн Синь выкашливает песок. — Держитесь, — говорит Бай Хуа. Его слова сказаны тихо, но всё равно хорошо слышны. — Жоэ, найди нам место для приземления, — приказывает он. Лента приходит в движение быстрее, чем Хуа Чен замечает это. В течение секунды их тащит вверх, а затем происходит резкий и внезапный толчок, когда лента сжимается. Когда они приземляются, то обнаруживают, что Жоэ обвилась вокруг каменной глыбы, единственного существенного ориентира в этой местности. Они скрываются за ней, чтобы избежать сильных порывов ветра, и находят сбоку небольшую дыру, достаточно высокую, чтобы можно было пройти, и подходящей по ширине для того, чтобы не беспокоиться о возможности застрять. — Думаешь, это безопасно? — спрашивает Хуа Чен, с подозрением глядя на вход. Это кажется достаточно удобным, но ведь лёгкие варианты никогда не бывают для них хорошим знаком. — Безопаснее песчаной бури! — восклицает Фэн Синь и заходит внутрь без раздумий. Опять же, думается Хуа Чену, разве он не бог удачи? Почему бы ему не принять немного везения? Бай Хуа пропускает Хуа Чена, помогая ему, а затем заходит сам, позволяя Му Цину идти замыкающим. Им приходится пригнуться, чтобы преодолеть короткий проход, но он обеспечивает более чем приличное укрытие от всё ещё бушующих снаружи ветров. — На самом деле, здесь много места, — легко замечает Бай Хуа; он располагается недалеко от дыры, через которую просачивается немного света. Хуа Чен с удивлением обнаруживает его правоту. Несдержанное любопытство одолевает его, когда он небрежно падает, садясь рядом с Бай Хуа. Что может проделать такую дыру в камне, размышляет он, и зачем. — Как ты думаешь, оно естественное? — Не уверен, что это важно. Бай Хуа осторожно проводит руками по своим одеждам, отряхивая оставшийся песок. Фэн Синь и Му Цин, напротив, начинают снимать верхнюю одежду, сильно встряхивая её, чтобы избавиться от прилипшего песка. Хуа Чен смеётся, наблюдая за Му Цином, отряхивающим волосы и лицо. — Ты похож на мокрую собаку, — говорит он, ухмыляясь, когда Му Цин бросает на него убийственный взгляд. — Сань Лан, будь добрым, — спокойно укоряет Бай Хуа. Он распускает свою косу, проводя пальцами по спутавшимся прядкам. Хуа Чен сглатывает при виде человека с распущенными волосами. Длинные шелковистые пряди изящно ниспадают через плечо. Там песок не прилип. Как ни странно, Хуа Чена поражает внезапная мысль о том, что было хорошим решением со стороны Бай Хуа убрать цветок, который был вплетён ранее, — тот не пережил бы бурю. Бай Хуа ловит его взгляд и застенчиво улыбается. — Такой бардак, я знаю, — говорит он тихим и низким голосом. Это звучит так, словно он подтрунивает над собой, но его слова полны скорее смущения, нежели иронии. Он завязывает волосы в приподнятый пучок, позволяя оставшимся прядям свободно спадать. — Лучше? Хуа Чен отводит взгляд в сторону. — Выглядит хорошо. — Если Сань Лан так говорит. Собственный «конский хвост» Хуа Чена несколько изогнут, но ему всё равно. В любом случае, его подростковая форма всегда выглядит растрёпанной. Это добавляет ему очарования. Бай Хуа не комментирует его неопрятный вид, слегка отворачиваясь, чтобы вытряхнуть песок из шляпы. На мгновение воцаряется тишина. Затем Фэн Синь начинает ругаться. — Чёртов шторм, — бурчит он. — Откуда бы ему вообще взяться? Песок везде! Возможно, Фэн Синь приобретает глубокий злобный оттенок красного, но в темноте сложно сказать, да и в любом случае, он слишком увлечен тем, что другой путешественник уделяет им много внимания. Хуа Чен готов поспорить, что он, как минимум, потянется за своим мечом. Му Цин поднимает на него скучающий взгляд. — Мы в пустыне. — Я в курсе, — огрызается Фэн Синь и добавляет, возмущённый, — даже заклятие тысячи фунтов оказалось бесполезным. Почему ветер был таким сильным? Час назад всё было хорошо! Бай Хуа очаровательно улыбается Фэн Синю. — Первый раз попал в смерч? — по-доброму интересуется он. — Да, это был первый раз… стоп, что? — Не будь таким ребёнком, — говорит Хуа Чен. — Ты наверняка неправильно применил магию. — Но это не так! Бай Хуа успокаивающе кладёт руку на плечо Хуа Чена. Хуа Чен старается быть очень, очень неподвижным, и этот факт не проходит мимо внимания Фэн Синя или Му Цина. — Он всё правильно сделал, — говорит Бай Хуа, не замечая чужих взглядов. Он отталкивается от земли и встаёт, разглаживая складки на своих одеждах. — Нань Фэн проделал хорошую работу, — на всякий случай он одаривает Фэн Синя улыбкой. — Оу, — пройдёт некоторое время, прежде чем Фэн Синь сможет придумать, что ещё сказать. Он выпрямляется и, кажется, даже не замечает этого, его лицо выражает дискомфорт, но в то же время он выглядит немного довольным. Хуа Чен хочет почувствовать горечь из-за глупого выражения лица Фэн Синя, но он изо всех сил старается сформировать хоть какую-нибудь связную мысль. Он всё ещё сосредоточен на руке Бай Хуа, фантомным весом лежащей на его плече. Он тупо смотрит вперёд, желая избавиться от покалывания в щеках. Му Цин переводит взгляд от него к Фэн Синю с недоверием, а затем фыркает. — Вы, должно быть, меня разыгрываете, — и Фэн Синь, и Хуа Чен бросают на него одинаковые взгляды, раздражение выводит их из оцепенения. Му Цин закатывает глаза. — Ну что? Если я хлопну ресницами, вы тоже упадёте в обморок? — он снисходительно похлопывает Фэн Синя по голове. — Хороший мальчик, — говорит он низким голосом с лукавой интонацией. Фэн Синь становится яростно-алым, и Му Цину прилетает сильный удар в челюсть. Они оба падают на пол, обмениваясь ударами и проклятиями. Бай Хуа рядом с Хуа Ченом выпускает смешок. — Они.? — спрашивает он, разрываясь между весельем и раздражением. — Просто оставь их, — стонет Хуа Чен. Он этого не делает. Напротив, Бай Хуа идёт вперед и наклоняется, хватая того, кто сверху, и оттаскивает его за воротник. Му Цин отступает на пару шагов, а затем делает выпад вперёд, чтобы снова ударить Фэн Синя, не замечая Бай Хуа. Последний его останавливает, прижав руку к его груди. — Веди себя нормально. Му Цин резко поднимает взгляд. Его глаза широко распахнуты, он слегка вздыхает, чтобы отдышаться. Его рот открывается, образуя мягкую форму буквы «о», но не издаёт ни звука. Бай Хуа склоняет голову на бок. Когда становится ясно, что Му Цин не собирается спорить, он улыбается. — О! Я не думал, что ты меня послушаешь, — весело произносит он. Это совсем не похоже на его командный тон, использованный раньше. Му Цин делает паузу. Он не знает, как реагировать. Когда Бай Хуа разворачивается спиной, Фэн Синь вскакивает на ноги и сердито смотрит на Му Цина. Он придвигается меньше, чем на дюйм, прежде чем Бай Хуа переводит своё внимание на него, заставляя замереть на месте. Он почему-то не теряет своего доброжелательного настроя, даже молчаливо бросая вызов Фэн Синю с натянутой улыбкой. Оба генерала неловко кашляют и отворачиваются. Хуа Чен стоит в месте, расположенном, вероятно, неприлично близко к Бай Хуа. Его больше не забавляет полнейшая тупость его бывших охранников. Теперь она начинает действовать ему на нервы. — Мы собираемся просто сидеть здесь, пока не утихнет буря? — жалуется он. Ему не нравится идея быть запертым в ловушке в непосредственной близости от Фэн Синя и Му Цина. Если бы его привлекала идея проводить с ними время, он бы занимался этим восемьсот лет после их последнего совместного путешествия. Не считая, конечно, их недавней поездки на гору Юйцзюнь. Бай Хуа мычит, бросая быстрый взгляд на вход. Ветер, кажется, ещё не утих. — Это, наверное, к лучшему. Сань Лан уже спросил меня, не кажется ли буря подозрительной. Похоже, он был прав. Никогда прежде не было так мало утешения в том, чтобы быть правым. Он хмурится. Раздражённый, он бормочет: «Как этот камень вообще здесь оказался?» — Жители Баньюэ часто использовали их для укрытия, — отвечает Бай Хуа так, словно Хуа Чен действительно интересовался, а не просто надулся. Хуа Чен пристально смотрит на стену, пытаясь представить, как убежище для других превратилось в тюрьму для него. Его взгляд останавливается на каменной плите в нескольких шагах от того места, где стоит Бай Хуа. Похоже, на нём что-то написано. — Гэгэ, что это? Бай Хуа оборачивается и осматривает камень. Хуа Чен придвигается ближе, пригнувшись, чтобы лучше разглядеть. — Му… — он тяжело вздыхает, вспоминая о бесполезном упрямстве двух Небесных чиновников. — Фу Яо, посвети нам? Му Цин щёлкает пальцами, зажигая на кончиках небольшое пламя. Он раскрывает ладонь, позволяя огню усилиться, создавая достаточно света, чтобы можно было читать. Если Бай Хуа удивлён, он этого не показывает. У Хуа Чена появляется чувство, что они всё равно на самом деле не могут не выделяться. — Что там сказано? — Му Цин подносит руку к каменной плите, словно это каким-то образом должно изменить надпись. Фэн Синь вытягивает голову вперёд, чтобы посмотреть. Он усмехается. — Кто, чёрт возьми, может это прочитать? Выглядит так, словно это написал ребёнок! Символы действительно странные, написанные вкось и вкривь. Хуа Чен молча признаёт, что это может выглядеть даже хуже, чем если бы он сам что-то написал. Бай Хуа качает головой, словно слыша его мысли. — Это не вина писавшего. Письменность Баньюэ выглядит именно так. Три пары глаз с любопытством смотрят на него. — И ты знаешь это, потому что.? — протягивает Му Цин. Бай Хуа хмурится. — …мы в Баньюэ? — медленно говорит он. Хуа Чен прячет фырканье за рукой. Му Цин легонько пинает его, чтобы Бай Хуа не видел. Бай Хуа берет рукав своих одежд и вытирает пыль с камня, открывая ещё несколько строк, спрятанных под грязью. — Генерал. — Да? — инстинктивно отзываются Му Цин и Фэн Синь. Они слегка бледнеют, осознавая, что сделали. Хуа Чен смеётся сильнее. Его плечи дрожат, но он пытается как можно лучше приглушить звук, не забывая о том, что не стоит больше начинать драки перед Бай Хуа. На сей раз он получает два пинка. Бай Хуа явно пытается скрыть улыбку. — Первое слово на камне, — объясняет он, пытаясь сохранить выражение лица. — Там написано «Генерал». — О, — после секундного облегчения Му Цин прищуривается. — Подожди. Ты можешь это прочитать? — Во время путешествия можно приобрести довольно много всего, — неопределенно говорит Бай Хуа. — Я могу читать на нескольких языках, а также и говорить. — Ты можешь? — Он только что сказал, что может, — резко говорит Хуа Чен. Что за бесполезный вопрос. — Гэгэ, пожалуйста, продолжай, — добавляет он более мягким тоном. Бай Хуа снова наклоняется вперёд. — Этот символ здесь.., — он резко останавливается, на мгновение переводя взгляд на точку над камнем. Движение настолько быстрое, что Хуа Чен не уверен, что ему не показалось. Когда он снова начинает говорить, его голос по-прежнему спокойный и ровный. — На самом деле, я не очень уверен. Нань Фэн, не мог бы ты посветить? Фэн Синь смотрит сначала на Бай Хуа, потом на огонь Му Цина. Тем не менее, он делает шаг вперёд и зажигает огонь на ладони. Вместо того, чтобы сосредоточиться на написанном, Бай Хуа поднимает взгляд вверх. Хуа Чен следует его примеру. Над камнем, освещённым дополнительным светом, видно лицо. Оно кричит. Фэн Синь и Му Цин сразу же разжигают огонь ярче, создавая пламя, достаточно большое, чтобы осветить пещеру. Хуа Чен мгновенно вскакивает на ноги, наполовину обнажая меч, полученный от Фэн Синя ранее. Бай Хуа кладёт свою прохладную ладонь на руку Хуа Чена, останавливая движение. — В этом нет необходимости, — говорит он, не спуская глаз с лица, которое, собственно, было присоединено к телу молодого человека. Хуа Чен не уверен, с кем из них он разговаривает, но оба прерывают свои действия с на удивление небольшим сопротивлением. Крик прекращается. Человек, скрывавшийся в тени, быстро отступает и бросается к группе людей, которых Хуа Чен не заметил. Похоже, их восемь, они все прижались друг к другу, словно ожидая нападения. Хуа Чен считает, что это несправедливо. Они сами начали кричать, а не наоборот. Им должно быть известно, что Хуа Чен и остальные могли прийти с миром. Он вспоминает, как около десяти минут назад Му Цин и Фэн Синь дрались. Он и Бай Хуа могли прийти с миром, мысленно исправляется он. Хуа Чен понимает, что его рука всё ещё лежит на мече. …Бай Хуа мог прийти с миром. — Кто вы? — Фэн Синь злится, что совсем не помогает Хуа Чену. На сей раз он не винит незнакомцев за то, что они вздрагивают. У него самого звенит в ушах от крика, который только что прекратился, и от общего завывания ветра. На самом деле, если подумать, ветер всё ещё завывает? Он отгоняет эту мысль. По одной проблеме за раз. — Мы торговцы, — заикается пожилой мужчина. Несмотря на то, что его голос дрожит, он кажется наиболее собранным из всех. — Мы пришли сюда, только чтобы спрятаться от бури. Просто проходили мимо. Заведя руку с мечом за спину, Хуа Чен выходит вперёд, чтобы лучше рассмотреть группу людей. — Вы всё это время просто наблюдали за нами? — требует он тихим голосом. Некоторые из них вздрагивают, но не дёргаются назад. Им больше некуда отходить; они уже прижались к каменной стене. Бай Хуа не велит ему быть вежливым. Он также не говорит ему сдерживаться. Бай Хуа вообще ничего не говорит, предоставляя это Хуа Чену, тихо, но твёрдо. Мужчина открывает рот, чтобы ответить. Подросток опережает его, проталкиваясь сквозь людей вперёд. На вид он ненамного младше Хуа Чена, но тон такой же уверенный. — Да кто за тобой наблюдает? Вы ворвались, когда мы уже были здесь! Откуда нам было знать, безопасно это или нет? Вы вошли, начали драться, зажгли огонь в ладонях. Почему мы должны были что-то говорить? Хуа Чен пожимает плечами. Инстинкт самосохранения этого ребёнка явно перевешивает любопытство. Хуа Чен этого не понимает, но он также не может винить молодёжь. Старик толкает парнишку за себя, шипя: «Тянь Шэн, замолчи!» Понятно, что он всё ещё не уверен, представляют ли эти люди угрозу их маленькой группе. — Ладно, хорошо, — говорит Хуа Чен. Он мало что может сделать, чтобы избавить их от стресса. Он уже убрал руку с меча, о чём ещё они могут попросить? Это настолько не враждебно, насколько возможно. — Тогда это просто недоразумение. Забудьте об этом. Тихо, настолько, что даже Хуа Чен изо всех сил пытается это расслышать, Бай Хуа говорит: «Интересно, что они решили пересечь перевал Баньюэ, учитывая слухи…» Хуа Чен прищуривается, его выражение лица становится холодным. Он снова принимается за старика. — Почему вы решили пройти здесь, зная, что половина от каждой группы пропадает? Тянь Шэн ощетинивается. — Иногда караваны проходят целыми и невредимыми, — быстро говорит их лидер, прежде чем подросток успевает вновь вмешаться. — Всё зависит от подходящего проводника. Тянь Шэн приподнимает подбородок. — Он прав. И у нас есть Чжао-гэ! Чжао-гэ лучший. — Правда? — Хуа Чен приподнимает бровь. Исходя из того, что он может сказать, Чжао-гэ — молодой человек лет двадцати. Он отворачивается с мрачным выражением на лице, когда Тянь Шэн упоминает о нём. — Я просто делаю свою работу, — тихо говорит он. — Как только ветер стихнет, мы должны снова двинуться в путь. Хуа Чен собирается задать ещё несколько вопросов, когда чувствует, что его тянут за мантию. Он поворачивается и видит, что Бай Хуа улыбается ему. Напряжение вокруг его висков мгновенно спадает, словно он ждал именно этого. — Эй, Сань Лан, — говорит Бай Хуа. — Я, вроде как, твой проводник? Хуа Чен удивлённо улыбается. Он ожидал чего угодно, но не этого. — Гэгэ, — произносит он немного беспомощно. Как ещё он должен реагировать, когда Бай Хуа смотрит на него так? — Так и есть, верно? Не волнуйся, Сань Лан, я защищу тебя. Бай Хуа выглядит настолько довольным собой, что он даже не может заставить себя поправить его. Во всяком случае, из их маленькой группы Хуа Чен не тот, кто нуждается в защите. Если бы ему пришлось составить такой список, то Фэн Синь и Му Цин были бы на вершине. Может быть, не в этой последовательности. Фэн Синь многозначительно кашляет. Бай Хуа поворачивается к нему лицом, его ухмылка не исчезает ни на секунду. — А, не волнуйся, Нань Фэн! Я не забыл о тебе. Тебя я тоже защищу. Фэн Синь угрюмо смотрит на него. — Мне не нужно, чтобы ты меня защищал, — резко отвечает он. — О, правда? Что, если мы натолкнёмся на женщину? — спрашивает Хуа Чен, невинно наклонив голову, словно бы серьёзно обдумывая эту угрозу. Фэн Син бледнеет, а затем начинает злиться. — Ты-! Даже Му Цин улыбается. Фэн Синь сердито фыркает, становясь всё более и более красным. Наконец, пытаясь развеять смущение, он умудряется обвинить Бай Хуа: «Разве ты не собирался читать, что на этом дурацком камне?» — Хм? — Бай Хуа снова смотрит на камень. — Ох, это. Ничего особенного. — Что там сказано? — настаивает Фэн Синь. — Это могила генерала, — отзывается Хуа Чен. Бай Хуа кивает, кидая на камень странный взгляд. — Как я и сказал… подожди, — он удивлённо поворачивается к Хуа Чену. — Сань Лан, ты можешь это прочесть? Хуа Чен пожимает плечами. Он провёл в Баньюэ некоторое время пару сотен лет назад. Не так долго, но у него хорошая память. Он был почти уверен, что помнит здешний язык. — Да, немного. Думаю, научился давным-давно. Никто не указывает, что Баньюэ это древний язык, который умер по меньшей мере несколько столетий назад. Есть какое-то чувство солидарности в том факте, что ни его объяснения, ни объяснения Бай Хуа нельзя назвать правдоподобными с человеческой точки зрения. Глаза Бай Хуа приобретают форму полумесяцев. — И ты позволил мне взять все разговоры на себя! — Мне нравится, когда гэгэ говорит, — беззастенчиво признаётся Хуа Чен. Другой мужчина моргает, прежде чем расплыться в более широкой улыбке. Му Цин и Фэн Синь выглядят так, словно их сейчас стошнит. Взгляд, полный угрозы, из-за спины Бай Хуа заставляет их взять себя в руки. — Сань Лан, — говорит Бай Хуа, — если ты можешь это прочитать, то не стой там! Помоги мне перевести. Что ж. Кто такой Хуа Чен, чтобы отказать в подобной просьбе? Он опускается перед Бай Хуа, который наклоняется, чтобы посмотреть на вырезанные в камне символы. Знания Хуа Чена на самом деле ограничены, учитывая, что он не провёл в Баньюэ много времени, но Бай Хуа помогает ему. Иногда он указывает на символ, который не может вспомнить, и ждёт, чтобы услышать, знает ли его Бай Хуа. Иногда он указывает на тот, который ему знаком, и ждёт, чтобы увидеть, назовёт ли его Бай Хуа. Бай Хуа помогает ему расшифровать странный текст, обмениваясь тихим шепотом; слишком тихим, чтобы его мог услышать кто-то ещё. На перевод уходит больше времени, чем, вероятно, нужно. Ближе к концу Хуа Чену надоедает играть. Сам процесс перевода был приятным, а вот результат — не очень. Они замолкают, перечитывая последние несколько строк таблички, как если бы могли изменить написано исключительно благодаря силе воли. — Итак? — Тянь Шэн шагает вперёд вместе с еще некоторыми торговцами. Кажется, на сей раз любопытство победило, когда они были уверены, что Хуа Чен и остальные не собираются их убивать. — Гэгэ, что написано на камне? Хуа Чен смотрит на подростка. Тянь Шэн делает паузу, затем мудро решает, что подошёл на достаточно близкое расстояние, чтобы услышать ответ, и остаётся на месте. Бай Хуа медленно поднимает взгляд, словно выходя из транса. — Это мемориал, — говорит он; его голос мягкий, но интонация сложная. Он прочищает горло и продолжает более резким тоном. — История о генерале. — Генерале Баньюэ? — Центральных земель, — поправляет Хуа Чен. Фэн Синь хмурится. — Зачем здесь поставлен памятник генералу Центральных земель? Я думал, они враждовали. Хуа Чен и Бай Хуа смотрят на камень. Как объяснить это наиболее уважительным образом? И достаточно тупо, чтобы Фэн Синь мог понять? Хуа Чен взвешивает свои варианты. Обдумывание собственных слов — не та область, в которой он много практиковался. — Знаешь, иногда богу удачи поклоняются как добру, иногда — как злу, — медленно начинает он. Его товарищи бросают на него напряженные взгляды, но в итоге кивают. — И какое отношение это имеет хоть к чему-нибудь? — спрашивает Му Цин. Хуа Чен поправляет рукоять меча. Ему неловко объяснять. Он сам был в этой ситуации, использовался как проклятье, о нём вспоминали больше как об оружии для разрушения, нежели как о боге. Это дикое чувство глубоко внутри. Хуа Чен — бог удачи. Это не всегда выгодно. Но этот генерал был обычным человеком. Есть что-то неправильное в том, чтобы о нём вспоминали в таком ключе. Это жестоко. Он может его понять; смертные, естественно, неправильно понимают богов, это установленное правило. Хорошая удача или наоборот — не имеет значение. Если история будет достаточно запутанной, Хуа Чен вполне может стать богом рыбы. Даже когда он был человеком, всё было не так просто. Он родился проклятым. Принцем или нет, удачливым или нет, — трудно сказать, да и разве это имеет значение? Но генерал. Человек. Добрый генерал-человек. Этот бедняга не заслуживал быть пешкой в банальной политике даже после своей смерти. Если верить написанному на камне, он, вероятно, многого не заслужил. Бай Хуа наблюдает, как Хуа Чен пытается прийти в себя, и ласково улыбается. — Вам важно знать, что его называют генералом, хотя он был всего лишь капитаном, — говорит он остальным. — Он начинал в этом звании, но в ходе войны его постоянно понижали в звании. Среди торговцев тут же разносится шёпот. — Понижали в звании? Как это могло продолжаться? Каким же надо быть неудачником, чтобы тебя постоянно разжаловали? — вслух задается вопросом Тянь Шэн. Ещё пара человек кивают и бормочут что-то в знак согласия. Хуа Чен чувствует, как рукоять меча впивается ему в ладонь, когда он усиливает хватку. — Он постоянно мешал, — продолжает Бай Хуа. — Даже если стороны враждовали, он не позволял убивать мирных жителей. — Подожди, — говорит Тянь Шэн. — И это всё? Он не совершал никаких преступлений? — Это не так уж простительно, как вы могли подумать. Его солдаты начали раздражаться, и вражеская сторона также не была признательна. Когда он умер, некоторые безгранично благодарные за его вмешательство жители соорудили этот мемориал. Люди из Баньюэ позволили это сделать, поскольку они подумали… ну, они подумали, — Бай Хуа замолкает с нервным смехом. Через мгновение он качает головой. — Они считали, это принесёт несчастье Центральным землям, если здесь будет установлен памятник такому генералу. Возможно, они были правы: Центральные земли действительно пали. В пещере воцарилась неловкая тишина. Хуа Чен сжимает и разжимает кулак на рукояти меча. После напряжённого момента Тянь Шэн набирается храбрости спросить: «А генерал?» — Мёртв, — спокойно говорит Бай Хуа. — Оу, — он кидает странный взгляд на камень. Затем неожиданно кланяется. Бай Хуа резко выдыхает. Хуа Чену удаётся это заметить только из-за того, насколько близко он находится, почти достаточно, чтобы чувствовать тепло, исходящее от него, но не совсем. — Что ты делаешь? — голос Бай Хуа слабый, неожиданно приглушённый. Каким-то образом его всё равно слышно, словно бы воздух не осмелился его поглотить. Тянь Шэн смотрит вверх. — Ответ на доброту, — просто говорит он. — Этот генерал многим рискнул, чтобы защитить мирных жителей, и этот обычный путешественник будет ему благодарен. Такая оценка ситуации покоряет Хуа Чена. — Даже если это может принести тебе несчастье? — спрашивает он, внимательно смотря на подростка. Он либо храбрее, либо тупее, чем его считал Хуа Чен. Эти два понятия часто идут рука об руку. Тянь Шэн поднимает подбородок. — Даже в этом случае, — говорит он и твёрдо встречает взгляд Хуа Чена. По крайней мере, впечатляет то, что он достаточно непреклонен в этом незначительном вопросе, чтобы заставить его сказать обратное. Хуа Чен не станет. Не говоря уже о том, что в настоящее время он выглядит как подросток, то есть не особо угрожающе; у него также нет ничего личного в этом вопросе. Он полагает, что ему всё равно, хочет ли Тянь Шэн поблагодарить мёртвого военного неудачника или нет. Часть его также должна признать, что ему немного нравится это решение. История этого генерала слишком сильно напоминает ему о человеке, которого он когда-то знал и который бы в данной ситуации сделал бы такую же глупость. Дело не в том, что он питал слабость к мученикам. Только… Хуа Чен смотрит на каменный памятник, а затем быстро кланяется в его сторону. Остальная группа торговцев следует его примеру, бормоча слова благодарности и признательности генералу. Глаза Бай Хуа расширяются. — Вам действительно не следует, — говорит он с некоторым отчаянием, осторожно потянув Хуа Чена за плечи вверх. Он поворачивается к путешественникам и кажется, расстраивается. — Пожалуйста, поднимитесь. Это на самом деле не… это, вероятно, действительно принесёт вам несчастье. Не нужно кланяться. Позади Бай Хуа Фэн Синь и Му Цин долго и многозначительно смотрят друг на друга. Они ловят взгляд Хуа Чена, а затем все трое возвращаются к камню. Хуа Чен точно может сказать, о чём они думают, — это то же, что не даёт покоя ему самому. Они колеблются всего секунду, прежде чем склоняются в поклоне, хоть и неуверенно. На секунду Хуа Чен ненавидит их немного меньше. Бай Хуа замечает движение и видит Фэн Синя и Му Цина, приветствующих покойного генерала. Он хочет протестовать, но слова умирают в его горле, оставляя только встревоженный звук. Хуа Чен приподнимает бровь. Ну же, гэгэ. Не будь гордым. Вздохнув, Бай Хуа тоже опустился, кланяясь перед камнем. Он что-то шепчет, так тихо, что даже Хуа Чен не может разобрать, прежде чем снова поднимается, спокойно и смиренно. Он смотрит вниз, почти застенчиво. Наверное, поэтому он первым замечает змею. Бай Хуа двигается быстро, его выражение лица меняется от дискомфорта к спокойствию при встрече с отвлекающим фактором, и он хватает змею за шею, поднимая, чтобы рассмотреть. Он осторожно удерживает хватку там, где должно быть сердце существа, заставляя оставаться неподвижной. У неё полупрозрачная кожа, замечает Хуа Чен, испорченная гротескно яркими красными внутренностями и чёрными прожилками. На это противно смотреть, но Бай Хуа, кажется, не возражает. Он изучает змею с неприкрытым любопытством, с интересом проводя по её боку. К моменту, когда Хуа Чен замечает хвост, он уже сворачивается, готовясь нанести удар. — Бай… — пытается предупредить он, но это всё, что ему удаётся сделать вовремя. К счастью — как ни странно — каким-то образом Бай Хуа уже в движении, молниеносно ловит рукой кончик хвоста, похожий на скорпионовый. Яд блестит, отражая свет огня. Бай Хуа восхищается этим тоже, не обращая внимание на преднамеренное покушение на его жизнь. Он протягивает змею, чтобы показать её остальным. — Посмотрите! — восклицает он. Торговцы, бледные и перепуганные, делают несколько торопливых шагов назад. Хуа Чен хочет присоединиться к ним. — Гэгэ, — напряжённо говорит он, — не думаю, что им хочется видеть змею. Бай Хуа слегка хмурится, прижимая существо к своей груди, как домашнее животное. Кажется, он почти разочарован отсутствием энтузиазма у остальных. — Это скорпионовая змея, — говорит он. — Они характерны только для Баньюэ. А, они также очень опасны… и ядовиты. Я никогда прежде их не видел. Они действительно редко встречаются. Глаз Му Цина дёргается. — Если они так опасны, хватит баловаться с ней! — огрызается он. Бай Хуа в защищающем жесте притягивает змею ближе, слегка надуваясь. — Это же не игрушка, — он делает паузу, словно что-то обдумывая. — Хотя говорят, что они находятся под контролем, так что, возможно, их можно считать оружием, — он умолкает, замирая. Он многозначительно смотрит на Му Цина. — В таких случаях их обычно много. И в этот момент, конечно, начинаются крики. Почти как будто вызванные словами Бай Хуа, ещё дюжина змей выползает из теней пещеры. К счастью, Му Цин и Фэн Синь быстро реагируют, стреляя по змеям огненными шарами, от которых Бай Хуа с лёгкостью уклоняется. — Все, — кричит он; голос поднимается над хаосом. — Уходите отсюда. Вряд ли стоит повторять дважды. Путешественники стремительно бросаются к выходу, выбегая в пустыню. Хуа Чен замечает, что ветер уже затих, и солнце ниже, чем было, когда они отправились в путь изначально. Бай Хуа следует за ними через секунду, давая остальным возможность эвакуироваться первыми, а затем идут Му Цин и Фэн Синь. — Всё в порядке? — спрашивает Бай Хуа; он ближе, чем Хуа Чен думал, стоит немного позади него. Холодная рука ложится ему на плечо. — Мы… — «в порядке» начинает он, но у него нет шанса продолжить. — Дядя Чжэн! Хуа Чен поворачивается к источнику звука. На секунду он замечает, как Бай Хуа хмурится, его глаза закрыты, как если бы он боролся с болью. Хуа Чен обеспокоенность хватает его руку. — Гэгэ, тебе больно? Бай Хуа смотрит на него с ничего не выражающим лицом, затем поворачивается к Тянь Шэну, нежно выпутывая свою руку из хватки Хуа Чена. Хуа Чен думает, что слышит слово проклятый. Пожилой мужчина — предположительно, дядя Чжэн — рухнул на пол, и Тянь Шэн стоит над ним. — Что случилось? — требовательно спрашивает Хуа Чен. Бай Хуа указывает на руку мужчины, на которой начал появляться тёмный синяк с двумя слабыми проколами в центре. Хуа Чен выругается. — Убедитесь, что никто не ранен, — бросает он толпе торговцев. — Если это произошло, не позволяйте яду распространиться. Путешественники начинают проверять себя на наличие следов от укусов. Хуа Чен снова переводит внимание на старика Чжэна, и прежде чем успевает найти что-то, чтобы перевязать место укуса, Чжао-гэ оказывается там с полоской ткани, оторванной от его мантии, и сам заботится о старике. Фэн Синь также присоединяется, вытаскивает лекарство из своей мантии и даёт его мужчине, в то время как Бай Хуа приседает рядом с ним, осматривая рану. — Дядя, — Тянь Шэн плачет, — Чжао-гэ, с ним всё будет в порядке, да? Чжао-гэ кисло на него смотрит. — Яд этой змеи убивает за четыре часа, — прямо говорит он. Лицо Тянь Шэна приобретает горестное выражение. — Что нам нужно сделать? Фэн Синь поднимается на ноги. — Лекарство будет поддерживать в нём жизнь в течение суток, но это не противоядие. Я не знаю, можем ли мы сделать что-то ещё. Позади них торговцы начинают паниковать. — Есть кое-что, — тихо говорит Бай Хуа. Все сразу же переводят на него взгляды. Тянь Шэн обвиняющее смотрит на Чжао-гэ. — Почему ты ничего не сказал? Ты напугал меня до смерти! Но Бай Хуа не выглядит оптимистично настроенным в отношении своего предполагаемого решения проблемы. Он качает головой, не отрывая глаз от старика, лежащего возле его ног. — Всё не так просто. Лекарство можно получить из растения шань-юэ, но оно растёт только в пределах города, — он снова смотрит на группу людей. — Это именно то место, которого вы хотите избежать. Только в Баньюэ? Ну, думает Хуа Чен, разве они не поэтому сюда пришли? Для расследования исчезновений групп людей, пропавших без вести здесь? Вот группа и повод отправиться на опасную территорию. В каком-то ужасном смысле ситуация, на самом деле, довольно удачная. …Если он так думает, всё складывается не слишком удачно, не так ли? Если единственное противоядие для укусов скорпионовых змей находится в Баньюэ… Хуа Чен чувствует, что они не первые, кто столкнулся с этой дилеммой. Тем не менее, это не совсем препятствие для них. Если Хуа Чену нужна информация, придётся запачкать руки. Он определённо согласен на это. Хуа Чен осматривает торговцев. Между ним и Бай Хуа — а также Му Цином и Фэн Синем, если они, конечно, хоть как-то помогут, — не хватает людей, чтобы группа могла благополучно пройти. Если они собираются пойти в Баньюэ за этим растением, нужно будет разделиться, то есть по крайней мере кто-то один должен будет остаться с торговцами. Он снова смотрит на Бай Хуа, готовый спросить, что тот думает. Его рот приоткрывается, чтобы озвучить слова, когда он замечает красную вспышку. Ещё до того, как он смог осмыслить ситуацию, Хуа Чен дёрнулся, хватая змею, подкравшуюся к Тянь Шэну, пока все остальные были отвлечены. Чешуйчатый засранец приблизился к плечу подростка, готовый нанести удар. Только он нацелился не на Тянь Шэна, а на Бай Хуа. Человек, о котором идёт речь, поворачивается, как только Хуа Чен приходит в движение, с любопытством наблюдая, как тот держит змею, прижимая палец к её пульсирующему сердцу. — О, — это всё, что он говорит; а затем добавляет. — Сань Лан, берегись его… Одним быстрым движением змея ударяет Хуа Чена по тыльной стороне ладони, посылая резкую, пылающую боль. — …хвоста. Да, думает Хуа Чен. Почему бы, блять, и нет? Это вполне может случиться. Бай Хуа хмурится и в следующую секунду оказывается рядом с Хуа Ченом, грубо отбрасывая змею. Он крепко держит его за запястье, поворачивая в разные стороны, чтобы осмотреть укус, уголки его губ опускаются. Неудивительно, что Бай Хуа выглядит расстроенным, но почему-то это застаёт Хуа Чена врасплох. Разве он не видел его таким? Бай Хуа обычно улыбается, но вряд ли он перестал быть более серьёзным с того момента, как они встретились. Нет, это другое. Он никогда так не смотрел на Хуа Чена. И Хуа Чен с некоторым дискомфортом понимает, что ему это не нравится. — Гэгэ? — осторожно зовёт он. Это ошибка. Как только обращение срывается в его губ, Бай Хуа поднимает на него взгляд. Карие глаза тёплого оттенка смотрят сквозь него с поразительной проницательностью, от которой у Хуа Чена перехватывает дыхание, и кровь кипит сильнее, чем когда он был человеком. — Сань Лан, — говорит он; в этих словах слишком много всего, что нужно раскрыть. Хуа Чен позволяет Бай Хуа суетиться вокруг — как будто у него есть выбор, — хотя он действительно в порядке. Не то чтобы рана убила его, но достаточно одного взгляда на Бай Хуа, чтобы понять, что этот аргумент не принесет ему ничего, поэтому он его не озвучивает. Яд жжётся, проходя по венам. Бай Хуа безмолвно обвязывает Жоэ вокруг его запястья, не давая яду распространяться дальше по кровотоку. Разумная лента, по-видимому, не возражает против использования себя в качестве жгута. Она позволяет завязывать себя узлами без каких-либо признаков недовольства, лежа безвольно и послушно, пока Бай Хуа обращается с ней достаточно фамильярно. Хуа Чен открывает рот, чтобы сказать что-нибудь, что угодно. Бай Хуа не обращает на него внимание, вместо этого поворачиваясь и выхватывая кинжал из-за пояса у ближайшего торговца. Если бы это был кто-то другой, думает Хуа Чен, он бы выпотрошил человека за то, что тот потянулся за ножом сейчас. Он ничего не делает Бай Хуа. Эта мысль не приходит ему в голову даже когда тот прокаливает нож, дезинфицируя, над огнём, любезно предоставленным Фэн Синем, и подносит к его руке. Хуа Чен не вздрагивает, когда Бай Хуа делает надрез. Яд, вытекающий из него, причиняет ещё больше боли, но она в любом случае мимолётная, её едва можно заметить. Это не мешает Бай Хуа виновато водить большим пальцем по его коже. Прикосновение лёгкое и почти мягкое, простое поглаживание по суставам Хуа Чена. С этим можно разобраться. Когда Бай Хуа касается укуса губами, голова Хуа Чена пустеет. — Не высасывай яд, — хрипит он, как только его мозг снова обретает возможность обрабатывать информацию. — Ты просто заболеешь. Бай Хуа игнорирует его. Шляпа, которую он носит, закрывает его лицо, когда он очищает рану, за что Хуа Чен неохотно благодарен. Он уверен, что если бы Бай Хуа посмотрел ему в глаза прямо сейчас, результат был бы ужасающим. Он не может решить, собирается ли на этом останавливаться или нет. Му Цин быстро выражает своё раздражение — потому что когда бы он этого не делал — посредством испепеления Хуа Чена взглядом. Он явно не впечатлён нехарактерным проявлением героизма. — О чём ты, мать твою, думал? — рычит он, подходя к Фэн Синю и скрестив руки на груди. Хуа Чен хочет сардонически прокомментировать то, как ему следует к нему обращаться, но поскольку Бай Хуа всё ещё находится в пределах слышимости, он не решается. — Ты думаешь, он бы умер? Почему ты всегда должен идти и создавать проблемы? Что делает Хуа Чен, так это многозначительно закатывает глаза, в полной мере пользуясь фактом, что голова Бай Хуа по-прежнему опущена. — Укуси меня. В любой другой ситуации ему бы нравилось думать, что Бай Хуа может посмеяться над его глупой шуткой. Однако, похоже, сейчас не время. Даже Фэн Синь, человек с самым худшим чувством юмора из всех, кого когда-либо встречал Хуа Чен, не улыбается. Му Цин хмурится. — Похоже, здесь очередь. К сожалению, именно в этот момент Бай Хуа поднимает голову. Какой бы остроумный ответ ни придумал Хуа Чен, он затихает, бесполезный на фоне происходящего. Он был прав, думая, что получит урон от внешнего вида Бай Хуа. Его сердце сжимается в груди, когда он отмечает взъерошенные волосы, перекинутые через плечо, опухшие и красные от крови губы, испачканные в уголке. Хуа Чен вынужден сжать руку в кулак, чтобы не потянуться и не вытереть их. Кто-то стонет от отвращения. — Серьёзно? Взгляд, который Хуа Чен посылает Му Цину, бесконечно более ядовит, чем любая змея-скорпион. — Ты хочешь умереть? — холодно спрашивает он. Ему хочется надеяться, что его подростковая форма передаёт хотя бы часть его обычной убийственной ауры. Это должно быть правдой, если то, как отступил Тянь Шэн, было хоть каким-то сигналом. Му Цин, однако, знает его всю жизнь. Даже несколько. Тот факт, что за это время Хуа Чен не убил его, по-видимому, внушил ему ложное чувство безопасности. Он встречает рычание Хуа Чена со скучающим выражением лица, явно не воспринимая угрозу своей жизни всерьез, и усмехается. Хуа Чен делает мысленную пометку, чтобы потом медленно его убить. — Если вы закончили с… — Фэн Синь делает широкий жест в сторону Бай Хуа и Хуа Чена, — тогда нам, вероятно, следует начать поиск этого растения. Бай Хуа вытирает кровь с губ тыльной стороной ладони, не обращая внимание на эффект, который это оказывает на самоконтроль Хуа Чена. — Но торговцы должны остаться. Слишком большая группа, чтобы рисковать. Хуа Чен уже думал об этом. — Мы возьмём гида, — Бай Хуа бросает на него взгляд. — Чжао-гэ, — вежливо исправляется он. Один из торговцев уставился на него широко раскрытыми глазами. — Но… — он начинает протестовать. Неудивительно, что он не хочет позволять своему гиду сбежать с группой людей, которых он никогда в жизни не видел. Что, если они не вернутся с растением? Тогда торговцы останутся в пустыне, не имея никакого представления о направлении, в ожидании лекарства, которого, возможно, никогда не получат. На их месте Хуа Чен, конечно, тоже бы не поверил. — Не волнуйтесь. Мы оставим этого, — он указывает на Му Цина, — с вами, чтобы вы знали, что мы вернёмся. Он бесполезен, но если на вас нападут, можете использовать его как щит. — Сань Лан, — укоряет его Бай Хуа. На этот раз он не улыбается, как раньше, когда читал лекции Хуа Чену. Он всё ещё кажется более холодным и отстранённым по отношению к Хуа Чену. Неужели его действительно так раздражала небольшая заминка в их плане? — Пошёл ты нахуй, — плюётся Му Цин, прерывая ход его мыслей. — Фу Яо. Му Цин опускает голову. Он не собирается извиняться, но то, что его пристыдили, особенно, если это был Бай Хуа, явно подействовало на него. Прошло много времени с тех пор, как Хуа Чен видел, чтобы Му Цина ставили на место. Может, он скучал по этой части, даже если определённо не скучал по этому человеку. — Если господин Чжао-гэ и Фу Яо согласятся, тогда мы отправимся в путь, — дипломатично говорит Бай Хуа. Му Цин бросает еще один неодобрительный взгляд на Хуа Чена, а затем медленно кивает. Чжао-гэ, похоже, не в восторге от такого плана, но и не протестует. Он тоже кивает. — Хорошо, — говорит Фэн Синь. — Пойдёмте.