Innocence Died Screaming, Honey Ask Me I Should Know

Поначалу их путешествие по пустыне проходило в молчании. Хуа Чен знает, что хотя лицо Бай Хуа в конечном итоге приобрело нейтральное выражение, напряжение в его плечах не спало до конца. Пару раз ему хочется протянуть руку, но он вовремя останавливается. Что он скажет? Прости, что меня укусила ядовитая змея, о которой ты нас предупредил, я понимаю, как это могло тебя расстроить? И вообще, когда это Хуа Чена уличали в утешении кого-либо? Он не знает, что нужно сделать и возможно ли это в принципе. С каких пор он вообще стал заботливым? Он почти уверен, что беспокойство, которое он ощущает в груди, для него несвойственно. Может, это побочный эффект яда? Но тогда яд должен был волшебным образом проявляться каждый раз, когда Бай Хуа хмурился или закусывал губу, а Хуа Чен никогда не верил в совпадения. К счастью, он хорошо разбирается в искусстве игнорирования неудобных вещей, на которых ему не хочется концентрироваться. Фэн Синь и Му Цин тому доказательства. Поэтому он идёт тихо, наблюдая за остальными, пока они, наконец, не достигают ворот старого города Баньюэ. К тому времени солнце уже начало садиться, оставляя достаточно света, чтобы окутать разрушенное королевство слабой дымкой. Фэн Синь смотрит широко распахнутыми глазами. — Это оно? — спрашивает он. Хуа Чен должен признать, что думал о том же. Королевство меньше, чем он себе его представлял, едва ли размером со столицу. Хотя если брать во внимание, что оно было построено в оазисе… — Население составляло всего около десяти тысяч, — размеренно объясняет Бай Хуа, — но у них была сильная армия. Почти все, кто мог, присоединились, и говорят, воины достигали девяти футов в росте и были свирепыми на поле боя. Чжао-гэ выглядит удивлённым. — Этот молодой господин, кажется, много знает. Бай Хуа смотрит на него ничего не выражающим взглядом. Не враждебно, но Хуа Чен, знающий, какие у него обычно яркие улыбки, чувствует необъяснимое желание съёжиться, как будто Бай Хуа хладнокровно угрожает, вместо того, чтобы просто равнодушно смотреть. Прежде чем любая из сторон успевает сказать что-либо ещё, Фэн Синь спрашивает: «Что это?» Он указывает на большое ограждение не слишком далеко от них, образованное четырьмя массивными стенами, каждая из которых в сотню футов высотой. Вверху сооружения есть флагшток, на котором что-то развевается. Относительно зловещее зрелище. — Это была Яма Грешников, — одна из немногих вещей, которые хорошо помнил Хуа Чен о Баньюэ. Даже если его пребывание здесь было недолгим, несколько сотен лет назад, такой кошмар, как Яма Грешников произвёл неизгладимое впечатление. — Это похоже на тюрьму, только внизу голодные звери, ядовитые змеи… вы поняли. Фэн Синь резко отпрянул. — Что?! Чем это похоже на тюрьму? — Она для преступников. — Это пытка! Он пожимает плечами, и ещё какое-то время они с Фэн Синем спорят о моральной составляющей существования тюрьмы — не то чтобы Хуа Чен на самом деле её защищал, но часть его действительно развлекается, когда он выводит из себя Небесного чиновника. Это продолжается до тех пор, пока Бай Хуа не перебивает их с помощью простого, вежливо произнесённого: «Подождите». Он указывает вверх, на флагшток над Ямой Грешников. Хуа Чен следует за его взглядом и моргает. Потом снова. Либо один его глаз не работает, либо… — Это человек? — спрашивает он. Лицо Бай Хуа тут же мрачнеет. Чжао-гэ становится смертельно бледным. — Да, — Хуа Чен смотрит на Бай Хуа, думая, что тот объяснит ситуацию. Всё, что говорит Бай Хуа, это: «Здесь кто-то есть». Конечно, Хуа Чен слышит слабые звуки приближающихся шагов. Он переглядывается с остальными, и они сразу же скрываются из виду, разделяясь и прячась в ветхих домах, расположенных вдоль дороги. Как только это происходит, появляются две женщины. Одна из них одета во всё белое, её глаза ясны, и взгляд наблюдателен. Другая, немного отстающая от своей спутницы, одета в чёрное; в отличие от первой, у неё леденящая аура, а глаза холодные и пронзительные. Хуа Чен узнает в них двоих совершенствующихся, которых он видел раньше, незадолго до того, как разразилась песчаная буря. Он напрягает слух, пытаясь уловить фрагменты их разговора, когда они проходят мимо. — Куда они делись? — рассуждает вслух женщина в белом. — Мы на секунду отвели взгляды, а они ушли. Должна ли я достать их из-под земли и собственноручно убить? Хуа Чен напрягается. — Позови своих друзей на помощь, — равнодушно предлагает вторая. Она не выглядит так, словно ей вообще есть дело. Девушка в белом смеётся. Хуа Чен отворачивается от них и смотрит на Бай Хуа. Тот всё ещё смотрит на женщин, и на его лице застыло странное выражение. Когда он замечает Хуа Чена, оно исчезает, сменяясь снова почти улыбкой. — Гэгэ, это…? — он многозначительно смотрит на совершенствующихся снаружи, как будто есть ещё кто-то, кого он может иметь в виду. Он не может заставить себя спросить, не государственный ли это советник Баньюэ, на случай, если он поспешит с выводами. Бай Хуа ненадолго заглядывает ему через плечо, затем переводит взгляд на него и качает головой. — Забудь о них, — заверяет он, — мы должны просто сосредоточиться на получении противоядия. Они нас не побеспокоят. Раздаётся звук взрыва, слишком близко, чтобы это можно было назвать не доставляющим неудобства. Хуа Чен поворачивается и видит пыль и обломки, падающие с дома, в котором укрылись Фэн Синь и Чжао-гэ. Тёмная тень мелькает сквозь хаос, стреляя в женщину в белом потоком огня, прежде чем снова исчезнуть в облаке из осадка. Её спутница легко блокирует атаку, уводя её в сторону и возвращая выстрел в силуэт. Она промахивается. Обе совершенствующиеся срываются с места в направлении нападавшего, давая свободу Хуа Чену и Бай Хуа. — А, — исправляется Бай Хуа, — они не побеспокоят нас, — он быстро оглядывается в ту сторону, куда скрылись женщины, преследуя скрытую фигуру. — Я верю в то, что твой друг сможет постоять за себя? Фэн Синь? Хуа Чен почти удивлён, что не исправляет утверждение Бай Хуа о том, что они друзья. — Он будет жить, — это великодушное предположение, но Хуа Чен не хочет тратить время на беспокойство о мёртвом грузе. — Так что насчет.? Его прерывает стон. Хуа Чен смотрит на руины. Что ж. Это отвечает на его вопрос. Без слов Бай Хуа перелезает через руины, чтобы добраться до упавшей опорной балки, погребённой под всем остальным. Он поднимает её одной рукой, позволяя Чжао-гэ, полностью покрытому пылью, выползти из-под неё. — Я в порядке, — говорит он, хотя никто и не спрашивал. Бай Хуа легко опускает балку. Он обращается с ней так, словно она ничего не весит. — Давай скорее, Нань Фэн отвлекает внимание, чтобы мы могли сорвать растение. Чжао-гэ хмурится. — Я не знаю, где оно растёт. Я знаю только, где крепость, — признаётся он. Бай Хуа уделяет этому удивительно мало внимания. — Шань-юэ предпочитает тень, — говорит он, — следуйте за мной. С этими словами он направляется к большому зданию в центре города. Нет, не просто зданию, понимает Хуа Чен, он ведёт их прямо на территорию дворца. Сразу за воротами находится сад, предположительно там Бай Хуа ожидает найти папоротник. Трудно сказать, должно ли это быть садом, но годы запущенности и запустения, безусловно, превратили его в превосходную среду произрастания для сорняков и местных растений. — Что именно мы ищем? — спрашивает Хуа Чен, подталкивая случайное растение носком ботинка. Как ему нужно определить, что из этого противоядие, а что — сорняк? — Большие листья, персиковая форма, тонкие корни, — бормочет Бай Хуа, словно читая по учебнику. — Оно должно быть маленьким, вы поймёте, когда увидите. Хуа Чен пожимает плечами и наклоняется, чтобы рассмотреть ещё один участок зелени. Его пальцы касаются чего-то большого и подозрительно твёрдого. Посмотрев вниз, он обнаруживает, что это нога. Нога — или он предполагает, то, к чему она крепится, чем бы оно ни было, — издаёт громкий вопль. Хуа Чен убирает руку. — Пожалуйста, не бей меня! Не бей меня! Хуа Чен хмуро смотрит на мальчика, спрятавшегося в зарослях. — Какого хрена ты тут делаешь? Услышав шум, Бай Хуа отвлекается от участка, который осматривал; его глаза сужаются, когда он смотрит на широко распахнувшего глаза юношу. — Тянь Шэн, — говорит он твёрдым голосом, — разве мы не оставили тебя в пустыне с другими торговцами? Почему ты здесь? — он смотрит на Тянь Шэна как рассерженный родитель, узнавший, что ребёнок плохо себя ведёт. — Я… Мы… — бормочет тот, стыдливо наклоняя голову. — Мы? — давит на него Хуа Чен. Тянь Шэн не смотрит никому из них в глаза. — Чем больше рук, тем лучше? — он слабо пытается. Бай Хуа встаёт. Медленно он спрашивает: «А где остальные?» Подросток колеблется и затем указывает дрожащим пальцем в сторону дворца, откуда выбегают трое мужчин, ища причину нарушения спокойствия. Хуа Чен плотно закрывает глаза и зажимает переносицу пальцами. Конечно, Му Цин не в состоянии сделать такую простую вещь. Ему поручили только это! Одну задачу! И вот половина торговцев здесь. Ровно в том месте, от которого им нужно было держаться подальше. Он на полпути к тому, чтобы войти в сеть духовного общения и проклясть Му Цина, но когда он пытается, то обнаруживает, что что-то мешает ему. Смутно он вспоминает, что места с высоким концентрацией злой ауры могут ослабить силы Небесного чиновника. Отлично. Как удобно. Бай Хуа глубоко вдыхает через нос. — Когда я говорю вам подождать, то ожидаю, что вы меня услышите, — говорит он, более не пытаясь ругать подростка, видя, что он и так уже дрожит. Вместо этого он протягивает руку Тянь Шэну, чтобы помочь ему подняться. — На этот раз держись подальше от неприятностей. — Да, гэгэ! — быстро обещает тот. Бай Хуа кивает и поворачивается обратно в сад. — Вот, — он поднимает несколько бирюзового цвета листьев, один из которых имеет форму персика с заострёнными кончиками и тонкими корнями, всё ещё прикреплёнными к стеблям. Одной рукой он держит растения, другую протягивает, выжидательно переворачивая ладонью вверх. Хуа Чен поражён чувством дежавю. Он медленно вкладывает в руку Бай Хуа свою, рассеянно отмечая мягкость кожи и шероховатость мозолей на костяшках. Бай Хуа не смотрит на него, пока занят. Жоэ развязывается, обвиваясь вокруг руки хозяина. Он раздавливает листья в свободной руке, превращая их в мелкий порошок, который затем растирает по опухшей ране. Растение работает быстро, нейтрализуя яд. Взамен жжению приходит ощущение прохлады, за секунды снимающее боль. — Спасибо, гэгэ. Бай Хуа колеблется, а затем позволяет руке Хуа Чена снова вытянуться вдоль его бока. — Сань Лан должен быть более осторожным, — тихо произносит он. Он по-прежнему не смотрит на Хуа Чена, вместо этого поворачиваясь к группе торговцев-мошенников. Это выводит из себя. — Как ты себя чувствуешь? — с тревогой спрашивает Тянь Шэн. — Отлично, — это, в основном, правда. По крайней мере последствия укуса змеи в значительной мере нейтрализованы, а Тянь Шэн не просил разбираться в личных разочарованиях Хуа Чена. — Соберите оставшиеся растения, и пора с этим заканчивать. Тянь Шэн и остальные торговцы тут же начинают прочёсывать кусты в поисках шань-юэ. Не проходит много времени, прежде чем Чжао-гэ показывает полную руку листьев. — Я нашёл немного. Листья на растении, которое он держит, намного больше, чем те, которые собрал Бай Хуа, но в остальном оно такое же. Тянь Шэн и другие тоже возвращаются с горстями листьев. Хуа Чен хмурится. Бай Хуа уже обыскал это место. Почему.? Рядом с ним Бай Хуа снова вздыхает. — Пока ходите здесь, будьте осторожны. — Гэгэ? Бай Хуа смотрит на него, затем качает головой. — Всё в порядке. В основном, — говорит он. — Просто… — Уходите! Лично Хуа Чен больше не заинтересован в драматических открытиях, которые, кажется, происходят как по команде каждый раз, когда один из них пытается сказать, что всё в порядке. Сколько удовольствия Судьба может выжать из него? Разве он не заслуживает перерыва? Бай Хуа бормочет что-то себе под нос, явно разделяя его чувства. — Оставьте это в покое, — советует он остальным, в его голосе слышно усталое смирение. Торговцы этого не делают. Отодвинув сорняки в сторону, они вопреки здравому смыслу раскрывают источник крика. Сначала Хуа Чен думает, что неправильно понимает. Но нет. Он проверяет снова. Здесь лицо. Закопанное в землю. Хуа Чену так невероятно надоели отрезанные части тела, неожиданно устраивающие проблемы. — Гэгэ сказал оставить это в покое, — резко говорит он; что-то в его голосе должно быть убедительным. Тянь Шэн отступает на два больших шага, поднимая руки в знак капитуляции. Бай Хуа сокращает расстояние между ними. Хуа Чен следует за ним и встаёт рядом. — Всё в порядке, — говорит Бай Хуа, — просто не обращайте на него внимание. Возьмите растения и возвращайтесь к остальным. Чжао-гэ, проводи их. Чжао-гэ открывает рот, чтобы что-то сказать, — подтвердить понимание слов, если он умён, — но голова в земле его опережает. — Интересно, интересно. Вот лицо, которое я давно не видел. Сколько прошло лет… пятьдесят? Шестьдесят? У Хуа Чена стынет кровь. Позади него кто-то резко выдыхает. Он не винит их. Если бы он сам был человеком, то его бы точно встревожили жуткие слова — как и факт, что в земле закопана голова, разговаривающая с ними, а тела не видно. Само по себе это странная ситуация. Даже Бай Хуа замирает, а Хуа Чен ещё не видел, чтобы тот проявлял какой-то страх перед всем, с чем они сталкивались до сих пор. Лицо издаёт раздражающий воющий звук. Это похоже на смех. — Дай мне получше на тебя взглянуть. — Нет, — говорит Бай Хуа. Он стоит прямо перед лицом, никто более не осмеливается приблизиться. Лицо издаёт кудахчущий звук. — Он убьёт тебя! Один из вас не человек. Подойди ближе, разве ты не хочешь узнать, кто это? — Нет, — снова говорит Бай Хуа. — Думаешь, я вру? — лицо искажается от гнева, его черты гротескно искривляются. На этот раз Бай Хуа не удосуживается ответить. Он поворачивается прочь от лица и направляется к торговцам, сбившимся в кучу с бледными лицами, в нескольких шагах от них. И опять лицо начинает кричать. — Генерал! Генерал, они здесь! Хуа Чен видит, как напрягаются мышцы Бай Хуа. Одна из его рук тянется вбок, где обычно бывают ножны, но конечно, Бай Хуа не носит с собой меча. Собственные пальцы Хуа Чена нащупывают рукоять, плотно сжимая её. Вдали раздаётся оглушающий дикий крик. — Хорошо, — говорит Бай Хуа. — Идём. Но времени нет. Тёмная фигура падает с неба и приземляется к ногам Хуа Чена, достаточно тяжелая, чтобы сотрясать землю. Когда он встаёт, отбрасываемой тени достаточно, чтобы покрыть их всех. Мягко говоря, он огромных размеров. Гораздо страшнее габаритов этого мужчины выражение его лица, мрачное и свирепое, с губами, исказившимися от рычания. Позади него появляется всё больше и больше людей, каждый из которых такой же крупный и жуткий. Кроме того, у них оружие, украшенное зубами. Мужчины движутся, образуя круг вокруг группы, эффективно удерживая их на месте. — Сань Лан, — тихо говорит Бай Хуа. Хуа Чен поворачивается к нему, инстинктивно приближаясь. — Ты можешь читать на языке Баньюэ. Ты можешь на нём говорить? — Не особо хорошо, — признаётся он, холодно смотря на мужчин. Разумеется, это солдаты Баньюэ. Кто ещё мог быть такого роста и в доспехах и скрываться в заброшенном королевстве? — Прямо сейчас они говорят… Он изо всех сил пытается разобрать слова, произнесённые солдатами. К счастью, говорят они просто и не обращают внимание на регулировку громкости. — …они собираются нас куда-то вести. Они пока что нас не убьют. Бай Хуа кивает и говорит остальным: «Не паникуйте. Не действуйте опрометчиво, просто следуйте за мной». Хуа Чен многозначительно смотрит на Тянь Шэна. Он имеет в виду тебя, безмолвно говорит он, приподнимая бровь. Тянь Шэн опускает глаза. К счастью, несмотря на более ранние действия, никто из них на самом деле не желает смерти. Хуа Чен благодарен. Он мог бы быть богом войны, но отбиваться от дюжины огромных солдат Баньюэ, попутно пытаясь свести к минимуму жертвы среди людей? Он не уверен, что смог бы с этим справиться. По крайней мере, не в одиночку. И уж точно не с этим хлипким плечом, которое ему подставляет Фэн Синь. Если бы у него была надежда на успех, ему бы потребовался Эмин. Но тогда всё было бы слишком просто, верно? С каких это пор Вселенная предоставляет ему шанс побороться? Солдаты выгоняют их из сада, не обращая внимание на внутренний монолог Хуа Чена. Он идёт в ногу с Бай Хуа, который спокойно шагает впереди, заведя одну руку за спину, в спокойной и расслабленной позе. Хуа Чен впечатлён его хладнокровием. Даже отправляясь на то, что, вероятно, станет жестокой и кровавой смертью, Бай Хуа кажется совершенно непоколебимым. Его поражает истерическая мысль, что, возможно, они испортят белые одежды Бай Хуа. Но не одежды Хуа Чена — те и так окрашены в красный. — Ты слишком громко думаешь, — говорит Бай Хуа, не поворачиваясь к Хуа Чену, но он замедляется так, чтобы тот догнал его и шёл рядом. Хуа Чен вздыхает. У него действительно нет причин для стресса — кроме того факта, что их, вероятно, ожидает неминуемая смерть. Всё ещё. Он бог. С ним всё будет в порядке. Ему действительно не по себе из-за мучительно человечных торговцев, следующих за ним. У них немного меньше шансов уйти от чего-то столь неприятного, как смерть. — Я только что вспомнил, почему ненавижу путешествовать группами, — бормочет он вместо того, чтобы попытаться объяснить всё Бай Хуа. Тот ничего не отвечает, но Хуа Чен может сказать, что слышит его, по тому, как Бай Хуа с любопытством наклоняет голову вбок. — Всегда есть кто-то, кто должен доставить неприятности. Бай Хуа издаёт уклончивый звук. — Не знаю. Я скучал по этому. — Оу? Он кивает. — Последние несколько лет я путешествовал один. Это не плохо… но может быть одиноко. Я скучаю по друзьям. Хуа Чен угрюмо думает о том, что у него самого не так много друзей, по которым он мог бы скучать. Если не брать во внимание Фэн Синя и Му Цина, которых он категорически не признаёт, с момента вознесения не было никого, к кому бы он приблизился. Не то чтобы он прожил на Небесах достаточно времени, чтобы можно было считать его тем, кто приложил усилия, но всё же. Всё дело в нём. И его всё устраивает, конечно, но ему становится одиноко. Просыпаться в одиночестве. Есть в одиночестве. Путешествовать, гулять, отдыхать, сражаться, потом повторить это, снова в одиночестве. Большую часть последних двух столетий его единственным спутником был Эмин. Это не было чем-то ужасным. Но Хуа Чену хотелось другого. — Тогда тебе следует выйти с ними на связь, — говорит Хуа Чен и сразу понимает, насколько глупо говорить это. Откуда ему знать, что Бай Хуа уже не сделал этого? Может быть, всё сложнее. Наверное, так оно и есть. Но Бай Хуа не выглядит обиженным или расстроенным. Он слегка улыбается, глядя прямо перед собой. — Я пытаюсь. Хуа Чен прочищает горло, надеясь сменить тему, прежде чем он снова сделает всё неловким. — Солдаты продолжают называть этого человека генералом. Интересно, кто он. Он даже не знает, почему удивляется, когда обнаруживает, что у Бай Хуа есть для него ответ. Предоставьте это гэгэ, он знает всё. — Его зовут Кэ Мо. — Кэ Мо? — Когда Королевство Баньюэ пало, он был единственным их генералом. Легенда гласит, что он самый сильный воин в истории Баньюэ. Говорят, он был предан Советнику. Снова королевский Советник. Но если совершенствующаяся в белом не является им, тогда кто это? — Гэгэ, как думаешь, туда они нас ведут? Увидеть Советника? Бай Хуа пожимает плечами. — Возможно. Он с горечью понимает, что даже если и так, это не имеет значения. Хуа Чен по-прежнему не в состоянии сражаться с воинами самостоятельно. Кроме того, предстоит доставить чёртово растение остальной части каравана. На самом деле, единственный выход сейчас — плыть по течению, куда бы оно ни привело. Он просто не ожидает, что поток приведёт его к Яме Грешников. — Хорошо. Это не идеальный расклад, — сухо говорит он. Ему хочется сказать что-то вульгарное и грубое, но он прикусывает язык. Бай Хуа всё ещё рядом, и даже столкнувшись с угрозой смерти, Хуа Чен полон решимости не произвести на этого человека плохого впечатления. Он снова сталкивается с Ямой Грешников. Что больше всего привлекает внимание Хуа Чена, так это защитный барьер вокруг самой тюрьмы. Он чувствует больше, чем может объяснить, это мощный барьер, предназначенный для удерживания любого упавшего — сброшенного — от возможности выбраться обратно. Он не сомневается, что это работает. Это… то, что призрак пытался заставить его расследовать? Солдаты-нежить, ядовитые змеи и адская дыра в сто футов? Кажется более вероятным, что Хуа Чен неосознанно — если не сказать непреднамеренно — разозлил того или иного бога, и это месть, которую тот придумал. Учитывая его послужной список, эта идея не так уж невероятна. Однако у него нет возможности задаться вопросом, что за обида могла бы оказаться той, что отправила его по ложному следу. Как только они достигают вершины ямы, Кэ Мо издаёт нечеловеческий вой, направленный вниз в пропасть. Хуа Чен смотрит на солдата. Разве это не плохо, что они так скоро встретят свой конец? Это тоже должно быть чертовски странно? Но конечно, поскольку у Хуа Чена такая жизнь, всё становится ещё страннее. Яма воет в ответ. Она воет голосами десятков зверей, рычит и стенает настолько громко, что камни вокруг них начинают дрожать. Хуа Чену кажется, что он слышит, как Кэ Мо взывает к ним как к своим братьям, но он не уверен. Он улавливает фразу «сбрось двоих». Его кровь стынет. Что ж. Блять. Сейчас он думает о том, что возможно, Лин Вэнь была права, называя его, цитата, «чёртовым идиотом». Она всегда умоляла его быть осторожным? Сохранять здравый смысл? Что бы там ни было, он уверен, это не привело бы его сюда. Нет, сюда его привело собственное неутолимое любопытство, и вот он стоит, глядя в бездну, в окружении солдат, незнакомцев и Небесных чиновников. Не то чтобы Му Цин и Фэн Синь сейчас были рядом с ним, но он ни на мгновение не думает, что это великое совпадение: как только они, неохотно, воссоединяются спустя столетия, всё вокруг него тут же превращается в дерьмо. От Бай Хуа не уклоняется смысл слов, которые выплевывает генерал, но опять же, Хуа Чен не уверен, что Бай Хуа является тем, кто испытывает страх. В некотором смысле Хуа Чен даже рад. Ему говорили, что он не особо разбирается в эмоциях. Достаточно того, что ему нужно попытаться сделать так, чтобы стоящие за ним идиоты-торговцы не умерли. Он бы не мог справиться с этим, если бы Бай Хуа тоже внезапно сломался. Этого не происходит. Бай Хуа стоит прямо, с отсутствующим интересом глядя на яму. Ветер дует, собирая несколько свободных прядок, спадающих на плечо, и крутится вокруг концов. Хорошо, думает Хуа Чен. Он может это сделать. Он зашёл так далеко без… того, что, по мнению Лин Вэнь, он, очевидно, мог бы использовать. Зайти немного дальше не повредит, верно? Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает. Всё, что ему нужно, — немного удачи. Хуа Чен не уверен, что именно эта мысль запускает то, что происходит дальше. Может быть, эти два события не связаны между собой. Всё, что он знает, это то, что прежде чем он успевает подготовиться к какому-нибудь дерьмовому плану, Чжао-гэ бросается на Кэ Мо с решимостью сбить их обоих, написанной на его лице. У него не получается. Кэ Мо отступает на один, два, три шага, прежде чем выровняться, безжалостно швырнув Чжао-гэ в яму сильным движением руки. Это не совсем жалко, но Хуа Чен может представить, что гид надеялся на нечто более… карающее. Кэ Мо холодно оценивает остальных членов группы. Его взгляд останавливается на Тянь Шэне. Он кивает головой в сторону ямы. Сбрось двоих. Другой солдат только потянулся к мальчику, когда Бай Хуа выходит вперёд, подняв подбородок, чтобы встретиться взглядами в Кэ Мо. — Нет, — он не звучит властно, или холодно, или отчаянно, или испуганно. Бай Хуа не умоляет солдата павшего королевства, скорее он говорит так, словно излагает факт. Нет. Это не будет Тянь Шэн. Бай Хуа этого не допустит. Он делает шаг вперёд и говорит, как Хуа Чен смутно опознает, на языке Баньюэ. — Оставь его. Кэ Мо плохо скрывает свой шок. Иностранец, говорящий на его языке, это чересчур для его восприятия. — Кто ты? Откуда ты? — требует он. — Центральные земли. Услышав это, несколько солдат краснеют от ярости. Хуа Чен резко втягивает воздух. Гэгэ, что ты делаешь? — Центральные земли? — Кэ Мо хмурит брови. — Потомок Юнани? На секунду Хуа Чен думает, что видит, как глаза Бай Хуа мрачно сужаются. Когда он смотрит снова, мужчина выглядит так же, как и всегда. Собранный. Сдержанный. Не напуганный. — Нет, — снова говорит Бай Хуа, и на сей раз он звучит жестче. — Имеет ли это значение? — спрашивает он, изогнув бровь. Для Кэ Мо и призраков солдат Баньюэ — нет. Кэ Мо показывает им, чтобы те забрали Бай Хуа. Прежде чем они успевают, Бай Хуа сам начинает двигаться, подходя к краю ямы. — Гэгэ, — предупреждает Хуа Чен. Его сердце бьётся в горле, заставляя его задыхаться. Он чувствует давление в висках, слышит, как кровь бесполезно стучит в ушах. Это не было планом. Бай Хуа оборачивается, и любая надежда Хуа Чена вдохнуть когда-либо ещё умирает. Бай Хуа слегка улыбается. Впервые с тех пор, как появились эти проклятые змеи, его взгляд снова становится мягким. Он слегка кивает Хуа Чену, как бы говоря, что всё в порядке. — Гэгэ, не… А затем он прыгает. Хуа Чен тянет руку, бросаясь вперёд, но даже делая это, он понимает, что не сможет поймать его вовремя. — Бай Хуа! — он кричит. Никто не отвечает. Он слышит, как позади него Тянь Шэн давится слезами, и его наполняет ярость. Ему едва удаётся подавить её и не наброситься ни на кого. Это не их вина, говорит он себе. Он должен это повторять. Это не их вина. Они глупые, а не злые. Ты всё ещё должен вытащить их отсюда. Но его ноги отказываются сдвигаться с того места, где он стоит. Краем глаза он видит, как что-то ещё приходит в движение, достигая того, чего он не смог. Это фигура, которую они видели привязанной к флагштоку. Он понимает, что это девушка. Она оживает, каким-то образом пытаясь освободиться из удерживающих её пут, и с удивительной грацией спускается. Она быстро пробирается к ним, уклоняясь и извиваясь, чтобы избежать ударов солдат, нацеленных на неё. Она выводит их из равновесия, одного за другим, и они падают в яму. Раздаются крики с оскорблениями, которые Хуа Чен не знает, как перевести. Среди всех них голос Кэ Мо самый громкий. Он поднимает булаву, чтобы нанести удар, но Хуа Чен быстрее, под влиянием момента тянет его запястье к земле под болезненным углом. Из-за этого Кэ Мо спотыкается, и за полсекунды, которые ему требуются, чтобы сориентироваться, девушка наносит ему мощный удар в грудь. Он падает назад. И Хуа Чен, мантия которого зажата в кулаке солдата, падает вместе с ним. Не в первый раз Хуа Чен задается вопросом, действительно ли его титул Бога Удачи является частью какой-то тщательно продуманной шутки. Кэ Мо ревёт, когда они падают в Яму Грешников, звук разносится эхом, отражаясь от каменных стен. Это всё отдаётся звоном в ушах Хуа Чена, и он бы вздрогнул, если бы не был занят свободным падением. Он праздно задаётся вопросом, сколько времени пройдёт, прежде чем его тело сможет прийти в себя после того, как его расплющит сила удара. Он задаётся вопросом, получит ли вообще этот шанс, или кровожадные призраки, которых он слышал раньше, набросятся раньше. Он этого не делает. Не получает шанс. У него даже нет возможности приземлиться. Прежде чем он успевает удариться о землю, он слышит шум воздуха, а затем две изящные руки подхватывают его: одна оборачивается вокруг его спины, другая — под коленями. После этого они медленно спускаются, дрейфуя вниз с развевающимися одеждами. Хуа Чену наверное следовало бы чувствовать себя смущённым из-за того, что его спасли в свадебном стиле, но всё, на что его хватает, — прерывистое дыхание. Блять, он этого не говорит, потому что: «Гэгэ». — Сань Лан, — слышится ласковый ответ. В яме слишком темно, чтобы что-либо разглядеть, но Хуа Чен и не нуждается в свете, чтобы узнать этот голос. Он протягивает руку, проводя по задней части шеи и твёрдому изгибу плеч. Он чувствует, как грудь Бай Хуа поднимается, но не слышит его дыхания. Его другая блуждающая рука находит руку Бай Хуа, и он рассеянно её сжимает, прежде чем приходит в себя. Он убирает руки. — Гэгэ, ты можешь меня поставить, — говорит он. К его удивлению, Бай Хуа нисколько не ослабляет хватку. — Нет. Хуа Чен чувствует, как уголки губ довольно приподнимаются. — Нет? Почему нет? Их прерывает агонический вопль. Кэ Мо кричит: «Что с вами случилось?» Хуа Чен моргает, хотя это не имеет значения в непроглядной кромке теней. Что-то не так. Что-то должно происходить прямо сейчас. Что-нибудь… Затем он вспоминает о полчище злобных призраков, которые должны были ждать их внизу. С тех пор, как он приземлился, единственные звуки — помимо сокрушительных ударов Кэ Мо — исходили от их тихого разговора с Бай Хуа. Было абсолютно тихо. В этой тишине не слышно даже звуков сердцебиения. В таком случае, как…? Кэ Мо и Хуа Чен, кажется, пришли к единственному логическому выводу одновременно. — Ты, — солдат шипит в ярости. — Я убью тебя! Он делает выпад в сторону Бай Хуа, смертоносная аура отчётливо ощущается в воздухе. Кончики пальцев Хуа Чена дёргаются в поисках меча. — Берегись, — бросает он. В этом нет необходимости. Бай Хуа без труда уклоняется от атаки, разворачиваясь, как только оказывается за пределами досягаемости. Его хватка на Хуа Чене не ослабевает. Не попав в цель, Кэ Мо разочарованно рычит. Он атакует снова, и снова, и снова, только для того, чтобы Бай Хуа каждый раз изящно отходил в сторону, даже пальцем не шевеля для контратаки. Хуа Чен, всё ещё прижатый к его груди, вздыхает. — Гэгэ, ты не можешь так драться. Поставь меня. Бай Хуа делает паузу, обдумывая его слова. Хуа Чен может представить, что его голова наклоняется, как это бывает, по его наблюдениям, всякий раз, когда тот что-то анализирует. Бай Хуа не ставит его. В следующий раз, когда Кэ Мо движется для удара, он встречает серебряную вспышку, и это сопровождается звуками чего-то режущего при резком соприкосновении. Хуа Чен слышит, как тот кричит от боли, и в воздухе разливается медный запах. Кэ Мо больше не нападает. Хуа Чен глубоко вдыхает. — Гэгэ, тебе стоит поставить меня, — говорит он Бай Хуа, кладя ладонь ему на плечо. — Я слишком большой для этого. Разве руки гэгэ не устали? Грудь Бай Хуа дрожит от тихого смеха. — Ах, Сань Лан, в действительности ты не такой уж большой, знаешь ли. Сколько тебе сейчас лет? Семнадцать? Ты всё ещё выглядишь очень мило. Хуа Чен чувствует, что его щеки краснеют, но не исправляет сказанное Бай Хуа. Именно так поступил бы подросток. — Гэгэ. Если он сосредоточится, то почти может в точности представить улыбку на лице Бай Хуа, которой не видно в темноте. — Хорошо, — говорит он. — Но дай мне минуту, Сань Лан. Здесь грязно. Грязно? Как будто это весомая причина для беспокойства любого из них сейчас! Хуа Чен чувствует, что вот-вот вспыхнет. К счастью, его отвлекают звуки, исходящие от всё ещё борющегося с чем-то Кэ Мо. Кажется, это не то сражение, в котором тот выигрывает. — Эта сука заставила тебя, — начинает возмущаться он, но закончить не успевает. Раздаётся болезненный звук чего-то ломающегося, за которым следует падение тела Кэ Мо. Хуа Чен молчит в течение длительного времени. Затем: «Гэгэ, всё это действительно сделал ты?» Эти слова, наконец, заставляют Бай Хуа поставить его на специально отведенную часть пола, на которой, по-видимому, нет… ну, он может представить, чего именно. — Да, — честно отвечает Бай Хуа. Он держится на некотором расстоянии, и его голос дальше, чем думал Хуа Чен. Он кивает. Он так и думал. — Здесь есть барьер, — говорит Хуа Чен, указывая вверх. Небо темнеет с наступлением вечера, едва различимое в общей темноте ямы. Если он прищурится, то сможет различить бледные очертания луны. — Мы не сможем сломать его так легко, — или вообще, но он этого не произносит, потому что это неприятная мысль. Бай Хуа снова выдерживает паузу, прежде чем спрашивает: «Это всё?» — Учитывая характер барьера, его вероятно, не сможет сломать никто, кроме человека, который его создал, — объясняет Хуа Чен. Бай Хуа теряется. — Нет, я имею в виду… Это всё, что ты хотел сказать или спросить? — он выглядит сбитым с толку и предположительно нервничает. Хуа Чен плохо разбирается в эмоциях, но ему, по крайней мере, знакомо это чувство, когда не позволяешь себе держаться за надежду на что-либо. Из всего, с чем они имели дело последние несколько дней, вот чего боится Бай Хуа? Его? Это несправедливое предположение, что Хуа Чен может отвергнуть его. Итак, Бай Хуа не совсем тот, кем кажется. Не то чтобы Хуа Чен сам не скрывал свою сущность. Но на это нужно слишком много слов, чтобы объяснить, и в любом случае сейчас не время — Кэ Мо несчастно корчится на полу, группа торговцев застряла наверху с тем, кто может оказаться — а может и нет — Советником Баньюэ, а также они сами заперты в какой-то извращённой адской яме, и их перспективы становятся всё тусклее и тусклее. Они могут поговорить после того, как переживут эту ночь. Разве не так поступают рациональные люди? Расставляют приоритеты? Хуа Чен бросает взгляд туда, где, по его мнению, может быть Бай Хуа, и изо всех сил старается ухмыльнуться. — Ты что-то задумал, гэгэ? И снова несколько секунд, когда никто не говорит ни слова. Затем Бай Хуа тепло смеётся. — Конечно нет. Пожалуйста, продолжай, Сань Лан. Он мычит, думая про себя о том, с чем им нужно разобраться, и что они могут сделать отсюда. Где-то на периферии мелькает мысль, от которой он не может полностью избавиться. Если кто и знает, то это Бай Хуа. — Та женщина, что мы видели ранее, — начинает он, а затем понимает, что Бай Хуа уже был в яме, когда появилась девушка в чёрном, и поясняет: — Та, что была привязана к флагштоку. Как думаешь, она Советник? Бай Хуа уже заверил его, что двое совершенствующихся с улицы не имели отношения к Советнику, и Хуа Чен безоговорочно ему верит. Насколько он может судить, это оставляет только одну вероятность. — Думаю, это очень правдоподобная догадка, — говорит Бай Хуа. — Эти солдаты раньше подчинялись ей, — добавляет он в качестве контекста. Услышав это, Кэ Мо снова зло кричит: «Никогда больше мы не пойдём за этой сукой!» Голос Бай Хуа холоден как лёд, когда он говорит. — Назови её так ещё раз, — провоцирует он. Хуа Чен не уверен, вызваны ли мурашки, пробежавшие по его спине, морозом или низким уровнем. Кэ Мо извергает серию яростных проклятий, слишком быстрых и истеричных, чтобы уследить за ними. — Гэгэ? — спрашивает Хуа Чен. Бай Хуа послушно переводит. — Он говорит, что она предала его страну, открыв ворота и позволив солдатам Юнани перерезать всех, кто был там. Он повесит… нет, я не буду повторять, — перебивает он сам себя. — Ты уловил суть, Сань Лан. И это так. — Что ж, этого не было в той истории, которую ты рассказал, гэгэ, — рассуждает он. — Я не знал, — серьёзно говорит Бай Хуа. — Мне жаль. Я был не в курсе. Он смеётся скорее над абсурдностью того, что его воспринимают настолько всерьез. — Это не твоя вина. Генерал, у меня есть вопросы… Кэ Мо прерывает его: «Почему я должен отвечать? Ты убил моих людей». — Он этого не делал, — говорит Бай Хуа. — Это был я. Ответь ему. Есть что-то в его словах — «ответь ему» — такое, что заставляет Хуа Чена выпрямиться. Это тот же тон, который уже был использован ранее, до того, как разразилась буря; ровный, но наполненный пониманием, что его слова будут услышаны и восприняты. Хуа Чен должен признать, ему интересно, что произойдёт, если Кэ Мо продолжит спорить, но им не стоит терять время сейчас. — Мы здесь, чтобы убить Советника, — произносит он, зная, что это заставит Кэ Мо говорить. Неудивительно, но Кэ Мо не ведётся: «Лжец!» — Генерал, как ты думаешь, что теперь будет? — спокойно спрашивает Бай Хуа. И дело не в том, что его голос резкий, или он сам нападает, чтобы доказать свою точку зрения, но по какой-то причине… слова пугают. Солдаты мертвы. За ними никто не придёт, и барьер не позволит им выбраться наружу. В яме их всего трое, и Кэ Мо уже пытался пробиться, но проиграл. Ему не остаётся ничего, кроме как уступить. Если бы Хуа Чен не знал ситуацию лучше, он мог бы бояться такого Бай Хуа. Хотя он этого не делает. Даже зная всё достаточно хорошо. Даже если базовое критическое мышление подсказывает ему, что Бай Хуа не какой-то безобидный странствующий совершенствующийся, он всё ещё не может заставить себя бояться. Это тот же самый мужчина, который, как видел Хуа Чен, запихал в рот целую паровую булочку, не дожидаясь, пока она остынет. Который вплетает цветы в волосы и прячется под полами широкой шляпы, когда хочет скрыть улыбку. Хуа Чен… странно привязан к этому незнакомцу, которого впервые увидел в повозке. Сначала это могло быть просто рассеянным интересом, но теперь это уже давно прошло. Это, наверное, плохая идея. Хуа Чен всегда их любил. — Вы действительно здесь, чтобы убить её? — спрашивает Кэ Мо через некоторое время. — Да, — Хуа Чен не знает, правда ли это. Он здесь, чтобы выяснить, что произошло, и действовать дальше, исходя из этого. Если Советник Баньюэ несёт ответственность за все эти смерти, то Небеса так или иначе разберутся с ней. Его не особенно интересует эта часть, а ещё он не слишком верит в способность Небес сделать что-либо. Но это его не волнует. Он здесь, чтобы найти ответы, а не чтобы вершить правосудие. Он давно оставил надежду на это. — Задавай свои вопросы, — говорит Кэ Мо, низко и урчаще, на языке Баньюэ. Хуа Чену не нужно повторять дважды. Его пальцы подрагивают от желания найти ответы так же, как от желания взять Эмин. Почти так же отчаянно, как от желания… — Зачем Советник открыла городские ворота? — спрашивает он. — Потому что она ненавидит Баньюэ. — И почему она должна ненавидеть Баньюэ? Разве она сама не отсюда? Кэ Мо рычит. — Полукровка, — выплёвывает он. — В ней также течёт кровь Юнани. Хуа Чен думает, что может понять, к чему он ведёт. Тем не менее, он пришёл сюда, чтобы узнать больше, не так ли? — Расскажи мне об этом, — говорит он. И Кэ Мо рассказывает. Он говорит, что когда Советник была юной, она путешествовала по пустыне одна, по возвращении изучив чёрную магию и научившись управлять змеями. Он рассказывает, как её повысили до дворцовой чародейки, хотя и всё ещё относились недоверчиво и настороженно. Кэ Мо утверждает, что взял её под своё крыло, защищая от всех обвинений, поскольку увидел, что она была хорошим человеком с устойчивыми моральными принципами, после инцидента, когда она охраняла пещеру, сделанную ей самой посреди песчаной бури всё для тех же людей, которые оклеветали её. А затем он рассказывает, как она предала его и свою страну, свой народ. В разгар войны она открыла ворота и впустила смерть. Баньюэ пал в считанные часы. — Итак, речь идёт о мести, — говорит Бай Хуа не совсем равнодушно, но странно отстранённо. Кэ Мо издаёт прерывистый звук, разочарованный и злобный. — Речь идёт о справедливости, — бурчит он, — для меня и моих людей! Она превратила меня и моих солдат в злобных призраков и сбросила сюда! Это она установила барьер. Она предала нас. Их успокоит теперь только кровь выходцев из Юнани. Хуа Чен всё ещё не видит, но чувствует, как Бай Хуа оказывается рядом. От него веет напряжением. Хуа Чен ужасно хочет видеть выражение его лица. — Это объясняет, почему вы захватываете людей и сбрасываете их сюда, — говорит он. — Но как вы их ловите? Нас сюда заманили змеи, но ты сказал, что они под контролем Советника. Кэ Мо патетически смеётся. — Уже не так много. Она не смогла справиться. Однако змеи по-прежнему любят охотиться и кусают любого, кто подойдёт достаточно близко к руинам. Потом эти люди приходят сюда. Хуа Чен открывает рот, чтобы задать ещё один вопрос, ещё дюжину вопросов, но его дёргают за рукав. Бай Хуа мягко показывает ему молчать, а затем шепчет: «Посмотри наверх». И он смотрит. Наверху, на фоне маленького кусочка луны, стоит фигура во всём чёрном, вглядывающаяся в яму. Мгновение она просто смотрит. А затем медленно падает. Хуа Чен может распознать стройную фигуру Советника ещё до того, как она приземлится, освещенная ровно настолько, чтобы можно было различить только силуэт, обращённый спиной к небу. Он теряет её, когда она приземляется, невидимая, если не считать лёгкого стука камней у её ног. — Что происходит? — спрашивает Советник. Её голос звучит холодно, но тише, чем Хуа Чен предполагал; не круто и мощно, как ожидалось бы от известной колдуньи, — на самом деле его с трудом можно различить среди тишины. Хуа Чен слышит, как Кэ Мо рассерженно возится на полу, слишком слабый, чтобы подняться, но слишком разъярённый, чтобы оставаться в одном положении. — Что происходит? — кричит он. — Они мертвы! — эхо отражается от стен вокруг них. — …Как они умерли? — спрашивает Советник всё тем же тихим голосом по прошествии некоторого времени. Его ответ удивительно полон яда. — А как ты думаешь? Разве не ты столкнула их в этот богом забытый ад? Именно тогда Советник, кажется, что-то понимает. — Кто ещё здесь внизу? — спрашивает она и не ждёт ответа, зажигая небольшой огонь в своей ладони и наконец освещая всё вокруг. Первое, что замечает Хуа Чен, — Советник всего лишь девушка. Он всё ещё в своей тупой подростковой форме, ему едва девятнадцать, но она кажется даже моложе него. Лет пятнадцать, может. Не более шестнадцати. Её черты тёмные — волосы, глаза, кожа, — и кажутся ещё темнее из-за синяков, окрасивших большую часть видимых участков кожи и, без сомнения, часть под одеждой. Её рука дрожит, когда она протягивает руку с пламенем, отбрасывающим мерцающие тени. Этих теней недостаточно, чтобы скрыть кучу трупов у её ног. Хуа Чен рискует взглянуть на Бай Хуа, который, как он и думал, встал рядом с ним. Света не хватает, чтобы разглядеть его лицо, но можно различить нечеткие очертания. Он всё ещё одет в белое, отмечает Хуа Чен. Каким-то образом на нём нет ни капли крови. Он пробегает глазами по чертам лица, останавливаясь там, где тени скрывают большую его часть. Он просто видит мягкую кривую улыбку и… о, его поймали. Кэ Мо вопит на заднем плане, потому что он всегда вмешивается в самые неподходящие моменты. Неохотно Хуа Чен возвращается к сцене, развернувшейся перед ним. Кэ Мо, связанный Жоэ, поднимается на колени, с тревогой глядя на своих людей. Советник тоже смотрит. Она кивает с пустым лицом: «Хорошо». В глазах Кэ Мо вспыхивает жажда убийства. — Хорошо? Что хорошего? — рычит он. — Мы свободны, — отвечает она. При этом шёлковая лента вокруг Кэ Мо ослабевает. Она скользит обратно к своему хозяину, обвивая протянутое запястье Бай Хуа. Советник внимательно следит за этим движением. — Это ты убил их? Бай Хуа кланяется ей. Он не говорит «да», но это становится понятно. — Кто ты? Бай Хуа приподнимает подбородок, изучая её взглядом, а затем наклоняет голову в сторону и делает шаг. — Бань Юэ, — тихо говорит он. Это не его имя. Увидев, как глаза девушки широко распахиваются, Хуа Чен сразу понимает, что оно её. Она долго смотрит на Бай Хуа с открытым ртом. Затем мягким и слабым от недоверия голосом спрашивает: «Генерал?» Хуа Чен даже не уверен, что удивлён, когда Бай Хуа кивает. — Генерал, — тупо повторяет он. Генерал. Генерал. Могила. Он хочет отвесить себе пощечину за то, что был таким тупым. Неудивительно, что Бай Хуа было так неловко, — кому бы хотелось кланяться перед собственной могилой? Даже если Хуа Чен серьёзно сомневается в том, что тело человека, стоящего перед ним, похоронено здесь, это всё равно… неловко. Болезненно. Две пары глаз обращаются к нему, как только слово слетает с его губ. Если Бань Юэ и заметила его раньше, то очевидно, не обратила особого внимания. Однако теперь она сосредотачивает свой взгляд на нём. — Друг, — уверяет Бай Хуа, похлопывая её по руке и тепло задерживая свою ладонь. — Небесный чиновник, — говорит Бань Юэ. Она пристально смотрит на него, её выражение лица нечитаемо. Хуа Чен кивает, уступая. — Есть ещё пара. Двое пришли с нами, двое — нет, — объясняет Бай Хуа. Он колеблется, затем качает головой, словно отмахиваясь от чего-то. — Боюсь, ты вызвала большой интерес. Проходит секунда, прежде чем смысл его слов становится ясен. Тогда… две женщины-совершенствующиеся, которых они видели, они были Небесными чиновниками? Отстранённо Хуа Чен задаётся вопросом, стоит ли ему смущаться того, что Бай Хуа смог их узнать, а он — нет. Он не смущается, но у него также высокая устойчивость к стыду. Что-то в выражении лица Бань Юэ рассыпается. — Мне очень жаль, Генерал, — шепчет она. Бай Хуа успокаивает её, нежно гладя по волосам. — Тебе не нужно извиняться передо мной. Но Бань Юэ качает головой, слёзы капают из глаз. — Это я виновата в том, что ты умер, — говорит она. — Ты ввязался в битву, чтобы спасти меня. Хуа Чен безнадёжно сбит с толку. — Гэгэ? Ты не возражаешь…? К счастью, Бай Хуа сжаливается над ним. — Это не такая уж интересная история, — признаёт он, в чём Хуа Чен сильно сомневается. Ничто из того, что он узнал от Бай Хуа, нельзя было назвать неинтересным. — Около двухсот лет назад я оказался здесь. Война только начиналась, и они призывали воевать всех, кто мог. Не знаю, для меня это не имело значения, поэтому я остался. Я встретил Бань Юэ, — он услужливо указывает на стоящую рядом с ним девушку, как будто могло быть какое-то недопонимание, — когда был солдатом. Он останавливается на этом, словно достигнув конца. В лучшем случае, это упрощённое и неполное объяснение. У Хуа Чена множество вопросов. — На памятнике написано, что ты умер. Бай Хуа пожимает плечами. — Это была моя— — Это была не твоя вина, Бань Юэ, — прерывает Бай Хуа. — Я зашёл, чтобы забрать тебя, верно? А потом не отступил достаточно быстро. Ничего страшного, бывает. Люди всё время гибнут в боях. В любом случае, разве я сейчас не здесь? Это был мой выбор — спасти тебя. Если хочешь извиниться, тебе следует говорить не со мной, — Бань Юэ наклоняет голову, позволяя волосам упасть так, чтобы скрыть лицо; Бай Хуа смотрит на неё, затем вздыхает. — Я знаю, что ты не такой человек. Почему ты не говоришь мне, что произошло на самом деле? — Я не выпускала змей, — бормочет она. — Они больше меня не слушают. Хуа Чен думает, что уже знал это. Какой смысл было заманивать путешественников куда-то с помощью змей только для того, чтобы сбросить их в яму с солдатами, чего она, очевидно, изо всех сил старалась не допустить? Но тогда кто это делал, если не она? Его мысли прерывает громкий неприятный голос, звучащий сверху. — Есть кто-нибудь внизу? Ёбаный Му Цин. Разве он не умеет выбрать лучшее время? — Нет, — огрызается Хуа Чен. — Уходи. Му Цин никуда не уходит. Почти как только Хуа Чен заканчивает говорить, он спрыгивает. — Кто это, чёрт возьми? — не слишком вежливо спрашивает он, глядя на Бань Юэ с холодом во взгляде, когда приземляется. Она ещё больше сжимается и частично скрывается за спиной Бай Хуа. Глаза Му Цина сужаются. Хуа Чен очень старается хоть что-нибудь разглядеть. — Это Советник. — Почему она с ним? — Му Цин не ждёт ответа. — Разумеется, они работают вместе. И почему я не удивлён? У тебя отвратительный вкус, — последняя часть адресована Хуа Чену, который хмурится. — Никто ни с кем не работает. Гэгэ был с нами всё время, идиот. Кроме того, это не из-за неё пропадают люди. Му Цин не смягчается. — Это она тебе сказала? — требует он. — И ты веришь? Бань Юэ поворачивается к Бай Хуа. — Генерал, я не вру, — умоляюще произносит она. — Генерал? Никто не отвечает. Хуа Чен думает сказать ему правду, что они кланялись могиле Бай Хуа, просто чтобы увидеть вспышку отвращения на лице Му Цина, что наверняка исказит все его черты. И всё же, как бы ни была заманчива эта идея, что-то в нём сомневается. Этот знак почтения был единственным правильным поступком Му Цина с тех пор, как… Что ж. Он не хочет, чтобы Му Цин пожалел об этом или, что ещё хуже, забрал обратно. Он неизбежно разочарует его, если представится шанс. Хуа Чен достаточно мудр, чтобы этот шанс ему не давать. Му Цин видит, что никто не собирается объясняться, и продолжает: «Кто бы не сказал так, будучи пойманным? Каждый, кто пересекает эту пустыню, получает укус от твоих змей, но каким-то образом ты не виновата?» — Фу Яо, — спокойно говорит Бай Хуа. — Пожалуйста, у меня нет причин сомневаться в ней. Бань Юэ делает смелый шаг вперёд, выпрямляясь в полный рост. Это, конечно, немного, но данный жест несколько смещает её образ кроткой маленькой девочки, уступая место Советнику Баньюэ. Хорошо, думает Хуа Чен. Она заслужила свою репутацию. Из всех людей, она не должна позволять кому-то вроде Му Цина заставлять чувствовать себя маленькой. Она на удивление спокойно встречает чужой взгляд. — В большинстве случаев, я могу контролировать их, но они не всегда меня слушаются. Не знаю, почему. — Тогда позови их, — говорит Хуа Чен. Он получает три одинаковых взгляда, которые игнорирует. — Это покажет ему, лжёшь ты или нет. Давай. Бань Юэ колеблется, но затем кивает. Вскоре одна из змей вылезает, казалось бы, из ниоткуда, сворачиваясь на вершине груды трупов. Хуа Чен хочет сделать шаг вперёд, но Бай Хуа быстрее, дёргает его за мантию. — Осторожно, — напоминает он; верно, им не нужно повторение того, что произошло раньше. Хуа Чен медленно приближается к змее, приседая так, чтобы тварь оказалась на уровне его глаз. Похоже, она не подчиняется никаким командам, а просто… сидит там. Пока это не меняется. Пока она не бросается на Хуа Чена, обнажив клыки. На сей раз он готов к такому повороту событий. Змея извивается в его хватке, но Хуа Чен крепко схватил её, и не в его интересах выпускать маленькую гадину из поля зрения снова. Бань Юэ смотрит на него с напряжением во взгляде. — Это даже не та, которую я звала, — печально говорит она, в то время как Му Цин ощеривается: «Я знал это». Хуа Чен бросает змею, кидая её в один из дальних углов, где, он надеется, она больше не решит напасть на них. — Их больше, — говорит Бай Хуа и оттаскивает Бань Юэ за запястье себе за спину. На ладони у Му Цина трепещет шар духовной энергии, направленный прямо на них. — Заставь их уйти, — и когда Бань Юэ открывает рот, чтобы возразить, он огрызается. — Они не могут все ослушаться. Видимо, могут. Бань Юэ сосредоточенно хмурится, глядя на змей, но те не обращают внимание. Всё больше и больше их высовывали головы из-под завалов тел, словно дождавшись подходящего момента, чтобы присоединиться. Они образуют странный круг вокруг каждого их них: Бань Юэ и Бай Хуа, Хуа Чена и Му Цина. Однако Хуа Чен замечает, что они оставляют больше пространства Гэгэ и Советнику. — Сейчас самое время убрать защитное поле, — произносит Хуа Чен, и как только он замолкает, появляется ещё больше змей, которые теперь практически падают с неба. Вы, должно быть, издеваетесь надо мной, с горечью думает он. Му Цин мрачно смотрит на Бай Хуа и Бань Юэ. — Почему они не нападают на вас? — спрашивает он, выпуская вспышку огня, чтобы справиться со змеями, падающими сверху. Это риторический вопрос. Очевидно, Му Цин уже сделал собственные выводы относительно причин. Бай Хуа глубоко вздыхает. В мгновение ока Жоэ бросается вперёд, вызывая низкий стук, а затем стон у того, с чем бы она ни столкнулась. Все остальные в яме замолкают. Свет, несмотря на все усилия Бань Юэ, по-прежнему очень тусклый, его едва хватает, чтобы Хуа Чен мог видеть Бай Хуа. Он не может угадать, что поймала лента. Движение было слишком быстрым, грациозным. Даже имея собственные рефлексы, он не мог уследить за скоростью атаки, с запозданием поворачиваясь, чтобы посмотреть в направлении запястья Бай Хуа. — Что это было? — спрашивает Му Цин после продолжительной паузы. — Не я, — отзываются Хуа Чен, Бань Юэ и Кэ Мо. Бай Хуа не утруждает себя ответом. — Сань Лан, посвети, пожалуйста? Хуа Чену требуется минута, чтобы осознать, что он тоже является Небесным чиновником с духовными силами. Он послушно зажигает пламя на своей ладони, уклоняясь от змей, чтобы приблизиться к Бай Хуа. Тот указывает в угол ямы. — Там. Хуа Чен увеличивает яркость огня, так что свет достигает того места, на которое указал Бай Хуа. — Что за херня? Хуа Чен не уверен, что именно он произносит эти слова, но данное мнение разделяют все присутствующие, включая Чжао-гэ, который несмотря на все странности, лежит, опутанный разумной лентой Бай Хуа, именно там, где тот сказал. — Разве ты не должен быть мёртвым? — Хуа Чен понимает, что это невежливый вопрос, но есть вещи, беспокоящие его больше, чем разыгрывание хорошего человека перед Бай Хуа. Чжао-гэ старательно разглядывает его. Похоже, он хочет возразить, но в последний момент останавливается. Шок всё ещё искажает его черты. Чему он удивляется? Тому, что его поймали? — Гэгэ, — зовёт Хуа Чен; он хотел о чём-то спросить, но в конце концов его рот бесполезно открывается и закрывается. Бай Хуа снова вздыхает, а затем хихикает. — Я же сказал себе, что не собираюсь вмешиваться, — легко говорит он насмешливым тоном. — И вот я здесь. В гуще событий, — затем он смотрит на Хуа Чена, и последний понятия не имеет, как реагировать. — Разве ты не должен был разбиться насмерть? — спрашивает Кэ Мо с другой стороны ямы. Он, кажется, не вполне осознаёт того факт, что является тем, кто приготовил проводнику такую судьбу, и это может стать причиной для затаённой злобы. Глаза Чжао-гэ сужаются, и он переводит взгляд на Кэ Мо. Он говорит: «Ты совсем не изменился». Что-то в его тоне, должно быть, знакомо Кэ Мо, потому что его глаза расширяются от ярости. — Пэй Су?! Пэй Су? Хуа Чен моргает пару раз. Он поворачивается к Му Цину, чтобы убедиться, что правильно расслышал, и обнаруживает, что тот выглядит так, словно его ударили. Ладно, по крайней мере, не только он удивлён. — Пэй Су, — со странной интонацией повторяет Бань Юэ. — Генерал Пэй-младший, — говорит Бай Хуа. Это проясняет всё сразу и одновременно ничего. — Что..., — снова начинает Хуа Чен. Пока что всё происходящее вызывает больше вопросов, чем ответов, а цель была прямо противоположной. Он мог бы не подрываться из храма Водных Каштанов. Он мог бы остаться там и колоть дрова, ни черта не зная. — Генерал, — Пэй Су приветствует ради вежливости, это не звучит тепло. — Вы меня узнаёте? Бай Хуа хмыкает. — Поначалу не узнал. Твоё лицо не помогло. Пэй Су задумывается, а затем достаточно легко принимает своё истинное обличье. Если раньше у Хуа Чена и были сомнения, то сейчас для них не осталось места. Он не может спорить с лицом Генерала Пэя-младшего, особенно когда он только что столкнулся с ним на горе Юйцзюнь во время фиаско Сюань Цзи. — Это прискорбно, — говорит он, в основном про себя. Пэй Су смотрит на него. — Как так вышло, что мы не виделись столетиями, а теперь встречаемся дважды в неделю? — спрашивает он, точно выражая мысли Хуа Чена. — Разве ты не должен быть удачливым? Он принимает это слишком близко к сердцу. — Я бы хотел обвинить Пэй Мина и в этом тоже, но думаю, ты просто проебался. — Сань Лан. — Извини, гэгэ, — автоматически отвечает Хуа Чен. Пэй Су в ужасе переводит взгляд с него на Бай Хуа, Му Цин сочувственно пожимает плечами. Бай Хуа игнорирует их всех. — Это отвечает на твои вопросы? — спрашивает он Хуа Чена. Хуа Чен думает об этом. Из разрозненных истин, разложенных перед ним, он едва может собрать картину целиком. — Почти. Полагаю, путешественников завлекал Пэй Су. Я просто… Зачем? При чём тут он ко всему происходящему? — Он тот грязный солдат Юнани! — услужливо кричит Кэ Мо. — Бессердечный! Он испортил Бань Юэ, убедил её предать свою страну! Бань Юэ морщит нос от выбора слов. — Он не испортил меня, — бормочет она. Голос Пэй Су резок и холоден: «Ты действительно хочешь сделать это сейчас, Кэ Мо? Отлично, поговорим о Баньюэ и Юнани. Сколько выходцев оттуда вы убивали даже в мирное время? Сколько ещё планировали убить с теми террористами-смертниками, которых собирались задействовать? И во имя чего? Из-за неопределённых границ?» Он делает шаг вперёд, несмотря на ограничения; его глаза потемнели. — Ваш народ — зло. Открыла бы Бань Юэ эти ворота или нет, я бы всё равно их всех уничтожил. — Не смей так говорить, — резко произносит Бай Хуа. — Забудь о политике и мести. Погибли тысячи людей. У тебя нет ни единого сожаления? — Нет, — отвечает Пэй Су. Хорошо. По крайней мере, это ответ на вопрос. Хуа Чен не знает, что делать с этой ситуацией. Его любопытство наконец удовлетворено, однако остальная его часть просто чувствует усталость. Один из богов войны прославился в бою. Чему он вообще удивляется? Разве не так устроены Небеса? Бай Хуа выглядит глубоко разочарованным. Это оставляет горький привкус на языке Хуа Чена, хотя его взгляд даже не направлен на него. Бай Хуа говорит Бань Юэ: «Тебе стоило связаться со мной раньше. Я бы пришёл». Бань Юэ опускает голову. — Я бы сделала это, Генерал, если бы знала… Но я думала, что ты погиб на войне, я не знала, что ты… — она замолкает, не поднимая глаз. Ещё несколько кусочков головоломки соединяются в голове Хуа Чена. — Сосуд, — говорит он. — Это была ты. Сосуд, появившийся у них на пороге и предупредивший о Перевале. Кто-то должен был его послать, и это явно был не Пэй Су. Небеса вообще хотели держать его подальше от всего этого. Но Бань Юэ? Её связали, избили и преследовали двести лет подряд. Это был лишь вопрос времени, когда она отчается достаточно, чтобы обратиться к кому-нибудь, кому угодно, за помощью. Но почему Хуа Чен? Бань Юэ отвечает на вопрос раньше, чем он успевает его задать. — Я послала за тобой, как только узнала. Не то чтобы я раньше не знала, но… Князь демонов или бог, кто-то один наверняка придумает, как справиться с этой ситуацией. — Князь демонов, — глухо повторяет Пэй Су. Затем в его голосе слышится понимание. — Белый Цветок, — говорит он. Все взгляды обращаются к Бай Хуа. Он вежливо улыбается, но не так, как раньше. — Не смотри так обиженно, Пэй Су. Я был Белым Цветком, когда впервые встретил тебя, когда ты ещё был маленьким тихим ребёнком, — а теперь ты превратился в это, не говорит он. Хуа Чен думает, что с них обоих достаточно. Выражение лица Пэй Су становится сложным. — Генерал, — говорит он с нотой мольбы, или может, это из-за предательства, или просто шок. Хуа Чен вспоминает призрака в белом, который помог ему выбраться из паланкина. Это не сюрприз — он уже догадался, но то, что это открылось вот так… меняет положение вещей. Или по крайней мере, так должно быть. Ожидание повисло в воздухе, один вопрос безнадёжно мучает всех, но ни у кого не хватает смелости задать его. Что произойдёт дальше? Бай Хуа не ждёт, пока все трое Небесных чиновников соберутся. Если он и замечает, как они замирают и напрягаются, то кажется, не возражает. — Какой беспорядок, — неясно, имеет ли он в виду разоблачение или призраков. Возможно, и то, и другое? Или ничего из этого? Бань Юэ единственная, у кого хватает смелости сказать то, что она думает. Она не в первый раз кланяется Бай Хуа и снова извиняется: «Простите за доставленные неудобства». Бай Хуа — Белый Цветок — отмахивается. — Нет проблем, — но это не совсем так. Он исправляется. — Я бы всё равно вмешался в какой-то момент. Это, наконец, выводит Пэй Су из оцепенения, напоминая ему о том, сколько неприятностей он доставил себе и всем остальным. — Это не её вина, — слова адресованы Бай Хуа, но смотрит он на Бань Юэ; как будто впервые понимая, чего ей это стоило. И чего ещё может стоить. — Я и не думал так, — говорит Бай Хуа, его голос ровный, если не холодный. — Но дело в том, что она здесь, посреди этого всего, и я знаю, что будет происходить на Небесах. — Я приму любое наказание, — говорит Бань Юэ. — Нет, не примешь, — Бай Хуа строго смотрит на неё. — Я должен был быть здесь. Я знал, что происходит, но не представлял… Я бы пришёл. Я должен был сделать это раньше. Ты просто ребёнок, Бань Юэ. Теперь я буду со всем разбираться, — он поворачивается к Пэй Су, элегантно приподняв бровь. Он не совсем пугающий со всеми своими белыми изящными одеждами совершенствующегося и добрым лицом, но его репутации достаточно, чтобы испугаться. Холод в его голосе ужасен. — Есть ли что-нибудь, что бы ты хотел добавить? Либо Пэй Су храбрее, чем Хуа Чен себе представлял, либо чертовски глуп, потому что он непоколебимо говорит Бай Хуа: «Я беру на себя ответственность за всё произошедшее. Вы и Бань Юэ не должны беспокоиться о последствиях. Я предстану перед Небесами». Это пустое обещание. Обещание херни. У Пэй Су хватает смелости убеждать в этом непревзойдённого. Действительно ли он хочет смерти? Как будто недостаточно того, что Небеса надерут ему задницу за это, так он теперь ещё и лжёт Белому Цветку, Оплакивающему Кровопролитие? — Я даже не допускаю мысли, что будут последствия, — говорит Хуа Чен, потому что к чёрту всё это. — Ты действительно считаешь, что Пэй Мин просто позволит тебе взять всё на себя? Ты его потомок. Конечно, винить будут кого-то другого. Белый Цветок прав, Небеса слишком предсказуемы. Мы все знаем, что ты не понесёшь настоящего наказания. Эту историю просто замнут, как и всё остальное. Бай Хуа наклоняет голову. Это тот же знакомый жест, который Хуа Чен видел десятки раз с момента начала их совместного путешествия. Теперь, когда он знает, это должно ощущаться иначе. Но не ощущается. — Что я могу сделать? — спрашивает Пэй Су. — Ты старался держаться от этой истории подальше в течение двухсот лет, а теперь спрашиваешь, что можешь сделать? — уголки губ Бай Хуа приподнимаются в кривой улыбке, но он быстро себя одёргивает и хмурится. — Что насчёт одолжения? Передай своему генералу: я займусь своими делами, а они — своими. Пэй Су опускает голову. К его чести, он, кажется, не решается разжигать спор. — Это не так просто. Ни один Небесный чиновник не поверит в то, что справедливость в мире призраков восторжествует. — Забавно, — говорит Бай Хуа тоном, который решительно далёк от весёлого, — мы убеждены ровно в том же самом в отношении Небес. Понесёт ли Бань Юэ наказание или нет, это не забота Небес. Я сказал, что займусь этим. Если у них проблемы с этим, то у них проблемы со мной. Это серьёзная угроза. Если бы Пэй Су заткнулся, то удушающее напряжение могло бы ослабнуть; но он этого не делает. Давление Хуа Чена опасно подскакивает. — Они захотят узнать, что у тебя за дела. Они будут интересоваться вашим участием. — Пусть они побудут любопытными. — Генерал— — Извините нас, — перебивает он, кладя руку на плечо Бань Юэ и бросая последний пренебрежительный взгляд на Пэй Су. — Я бы хотел уйти до прибытия всех остальных. — Остальных? — спрашивает Хуа Чен. Бай Хуа поворачивается к нему напоследок и улыбается. На сей раз по-настоящему. Разница настолько поразительна, что Хуа Чен забывает, как дышать. — До свидания, Хуа Чен, — произносит он и на этом исчезает вместе с Бань Юэ в мягкой вспышке белых лепестков. Остальные, как вспоминает Хуа Чен после того, как долго смотрит на место, где в последний раз стояли два призрака, — это встреченные ранее фальшивые совершенствующиеся, а также Фэн Синь. Он не может сказать, что их присутствие утешает, но это лучше, чем быть оставленным в яме с Му Цином, Пэй Су и Кэ Мо, бессмысленно пытающимися снова включить мозги. — Итак, — говорит совершенствующийся в белом, сидящий наверху, подхваченный одним из сильных ветров, — у меня такое чувство, что мы что-то упускаем. — Что случилось с...? — Фэн Синь на самом деле не произносит имя Бай Хуа, но несложно догадаться, о чём он. Му Цин сужает глаза. — Что же здесь произошло, Ваше Высочество? Хуа Чен его игнорирует. Обычно он оставляет без внимания всё, что говорит Му Цин. Вместо этого он приподнимает бровь, глядя на потрёпанное состояние Фэн Синя. Его одежда превратилась в лохмотья, существенная часть его кожи покрыта сажей и грязью. Он выглядит чуть хуже, чем Бань Юэ. — Эти две дамы тебя избили? — спрашивает Хуа Чен; это, по крайней мере, его успокаивает. Рот Фэн Синя искажается в мрачном выражении, но прежде чем он успевает ответить, женщина в белом выходит вперёд, весело приветствуя их группу. — Ваше Высочество! — говорит она; Хуа Чен не может вспомнить, когда в последний раз кто-то испытывал такой энтузиазм в отношении него. — Хуа Чен, — представляется он, избегая формальностей. — Не думаю, что мы встречались раньше. Вторая женщина, совершенствующаяся в чёрных одеждах, смотрит на него с холодом в глазах. Она смотрит словно бы оценивающе, медленно смеряя его взглядом. Это заставляет его напрячься и захотеть защищаться. Он не может сказать, волнует ли её то, что она видит, или нет. Её взгляд перемещается с него на Пэй Су, который спокойно опускается на колени и опускает голову. — Господин Повелитель Ветров. — Господин Повелитель Ветров? — Хуа Чен снова моргает, глядя на женщину в белом. Она поворачивается и улыбается ему, хотя её веер предупреждающе направлен на Пэй Су. Понимание давит на него тяжёлым грузом, и он позволяет усталости затопить его. — Песчаная буря? — Простите за это, — извиняется женщина. — Это была попытка занять вас на какое-то время. Это всё довольно беспорядочно. Дерьмово. — Я ценю ваши усилия, — быть профессионалом скучно, но сейчас ему всё происходящее кажется скучным. Куча бюрократической чуши, в которую он добровольно себя втянул. Вот почему его предостерегали насчёт любопытства. Он снова смотрит на Фэн Синя. — Почему ты не сказал ничего раньше? Если они были здесь, чтобы разобраться, я бы просто сидел и смотрел. Фэн Синь закатывает глаза — привычка, которую он, вероятно, перенял у Му Цина. — Я не знал. Я никогда раньше не встречал раньше Повелителя Ветров, пока они… — он замолкает, смущённый. Хуа Чен смеётся. — Женщина, ты имеешь в виду? Ты даже не можешь этого произнести? Ты безнадёжен. — В любом случае, — быстро говорит Фэн Синь, прочищая горло. — Когда мы раньше видели их на улице, они на самом деле искали солдат Баньюэ. Они не собирались нападать на нас. Хуа Чен пожимает плечами. По крайней мере, он узнал, что ещё не сделал ничего, чтобы навлечь на себя их гнев. Обдумывая это, Повелитель Ветров наклоняется вперёд, ткнув Пэй Су веером в грудь. — Пэй-младший, тебе нужно много объяснить. — Это был я, — просто говорит он и ловит взгляд Хуа Чена за плечом Повелителя Ветров, но его выражение лица ни о чём не говорит. — Почему? Он снова переводит взгляд на лицо женщины. — Какое-то время вы относились ко мне с подозрением. Можете догадаться. Хуа Чен не уверен, что за история между этими двумя, и есть ли она вообще. Он избегает Небес именно потому, что его не волнуют подобные драмы. Всё, что он хотел знать, — что происходит в Баньюэ, и какое отношение это имеет к нему. Ответом на оба вопроса, очевидно, является ничего, во что стоило бы ввязываться. Лин Вэнь пыталась сказать ему. Может, он пошлёт ей подарочную корзину или что-то в таком роде. Новые туши и кисти. — Хорошо, — Повелитель Ветров выпрямляется, изящно отряхивая свои одежды. — На этот раз ты действительно перешёл черту. Пэй Мин будет вне себя от ярости. — Я знаю. Она вздыхает. — Подумай над этим. Мы ещё поговорим на Небесах, — она поворачивается к остальным и находит глазами Хуа Чена, улыбаясь. — Ваше Высочество. Я много наслышана о вас, — между делом говорит она. Хуа Чен сердито смотрит на Фэн Синя и Му Цина. — Уверен, это правда лишь отчасти, — отвечает он, не имея никакого реального представления о том, что она могла услышать. Ходит много слухов. Он не очень популярен на Небесах, даже если упрямо пытается оставаться значимым в глазах своих верующих. Повелитель Ветров смеётся. — Ничего плохого! — обещает она. Наверное, это ложь, но приятно, что она пытается. Однако Хуа Чена не впечатляют хорошие, и он не пытается быть хорошим сам. — Если вы закончили, то нам надо идти, — отрывисто говорит женщина в чёрном, бросая взгляд на Повелителя Ветров. — Я иду, я иду, — она что-то бормочет себе под нос, и её спутница пристально на неё смотрит. — В любом случае, Ваше Высочество, увидимся в Верховном Суде? — Нет. — Нет? — она смущённо моргает, раскрывая веер. — Нет, потому что вы не увидите меня в Верховном Суде. — Ваше Высочество, — шипит Му Цин, — вы не можете просто не появиться на Небесах. — Конечно, я могу. Я не появлялся там годами. Передай Лин Вэнь мои наилучшие пожелания. — Ваши лучшие пожелания — это не так много, — отмечает Му Цин. Низко, но Хуа Чен должен с этим согласиться. Повелитель Ветров переводит взгляд между ними двумя, её губы растягиваются в улыбке. — Наверстаем упущенное позже, — говорит она. Она несколько раз машет веером назад и вперёд, создавая сильный порыв ветра, поднимающий пыль, песок и какой-то мусор, кружащий вокруг них. Хуа Чен подносит к лицу рукав, чтобы большая часть этого всего не попала в его всё ещё здоровые глаза, но это не то чтобы помогает. Когда он оглядывается, двух совершенствующихся и Пэй Су уже нет. Хуа Чен резко опускается на землю, внезапно обессиленный. — Встань, — огрызается Му Цин, пиная его ногой и заставляя накрениться в сторону. Как неприлично. — Ты запачкаешь свою одежду. — Разве ты не должен проявлять больше уважения к старшим? — Я старше тебя, — Му Цин смотрит на него, не впечатлённый. Разве? Хуа Чен не может вспомнить. На самом деле, звучит правдоподобно. — На этот раз вы сильно разозлили Пэй Мина, — говорит Фэн Синь, обходя Хуа Чена с другой стороны. — Что собираетесь делать теперь, Ваше Высочество? Хуа Чен не знает. — Это должно было произойти рано или поздно, — он пожимает плечами. Му Цин снова пинает его, и Фэн Синь стучит ногой по его плечу. Хуа Чен хмурится и бьёт их обоих в ответ. — Отъебитесь. — Ваше Высочество… — тянет Фэн Синь, — Мингуан самый влиятельный дворец после Большого Военного Зала. Тебе не стоит навлекать на него неприятности. Если Пэй Су низвергнут… Хуа Чен громко смеётся. — Если Пэй Су низвергнут, может, ему это понравится, — он усмехается и знает по опыту, что это выглядит далеко не обнадёживающе. — Вы когда-нибудь думали об этом? Фэн Синь и Му Цин вздрагивают. — Ваше Высочество… Но Хуа Чена не интересует то, что они говорят. — Что случилось с торговцами? — спрашивает он. — Они хотя бы принесли этот чёртов папоротник остальным? — Думаю, я видел их на обратном пути, когда пошёл искать вас, — Му Цин скептически смотрит на него. — Если мы прошли через всё это, а старик всё равно умрёт… — он замолкает, разозлённый. Старику лучше не умирать. Хуа Чен и Бай Хуа лично собирали эти дурацкие растения. Было бы невероятным неуважением, если бы смертный умер от яда после того, как бог — и Князь Демонов — вмешались. Хуа Чен засовывает руки в одежды и вытаскивает пару красных игральных костей. Рядом с ним и его пальцы коснулись чего-то прохладного и мягкого, как шёлк, но он не позволяет себе задержаться на лепестке, который сохранил раньше. Он отработанным точным движением встряхивает кости в ладони. Тянь Шэн, думает он, не облажайся. Оба кубика выбрасывают шестёрки. Хуа Чен чувствует, как его грудь распирает от некоторого самодовольства. Это старый трюк, но приятно видеть, что он всё ещё работает. Предсказуемо. Точно. Удача, напоминает он себе, находится под моим контролем. Он знает, что Тянь Шэн и другие дойдут до оставшихся торговцев вовремя. Хуа Чен засовывает кости обратно в складки одежд и поднимается на ноги, отряхивая пыль и песок, прилипшие к нему. — Сокращение расстояния, — говорит он Фэн Синю, не удосуживаясь взмахнуть ресницами и вежливо попросить. Фэн Синь хмурится, но делает то, о чём ему сказали. Вскоре они втроём переступают порог храма Водных Каштанов. Хуа Чен не обращает внимание на Фэн Синя и Му Цина, когда начинает убирать беспорядок, оставленный им и Бай Хуа. Он ставит вырезанную им ранее статую на алтарный стол рядом с ящиком для обязательных пожертвований и подносом для благовоний. Это всё ещё жалкое подобие храма, но Хуа Чен должен признать, что оно… ощущается хорошо. Обжитым. Ему не положено жить в храмах. Он должен жить в своём золотом дворце на Небесах, со слугами и младшими служащими, которые будут всем руководить и делать его загробную жизнь невыносимой. Так поступает каждый бог войны. Несомненно, это то, что сделали Фэн Синь и Му Цин. Хуа Чен хмурится и принимается протирать стол, вымещая сожаление относительно ремонта этого места, вместо возможности просто его снести. От его внимания не ускользает, что Му Цин и Фэн Синь ещё не ушли, однако он может притвориться, что их не существует. По крайней мере до тех пор, пока Му Цин не начинает говорить. — Ваше высочество, позвольте мне, — вздыхает он и идёт, чтобы забрать тряпку у Хуа Чена, но тот бросает её ему в грудь с такой силой, что Му Цин отступает на полшага назад. — Разве вам не нужно отчитаться перед своими генералами? — огрызается он, со злостью вцепляясь в ложь, сказанную ими ранее и которой они каким-то образом продолжали придерживаться. Без Бай Хуа высмеивать это было не так весело. Хуа Чен отстёгивает меч, позаимствованный у Фэн Синя, и суёт его владельцу. Рука Фэн Синя на лезвии предусмотрительно не касается пальцев Хуа Чена. — Оставь его. Хуа Чен приподнимает бровь и принимает свой истинный облик. К счастью, в этой форме он выше, сильнее и более устрашающий. Одной рукой он держит меч, прижатый к груди Фэн Синя, и давит на него, настаивая. — Он мне не нужен, — Хуа Чен многозначительно касается пальцами рукояти Эмина, благодарный за то, что вновь наконец-то он с ним; вес на его бедре успокаивающий и холодный. Эмин гремит в ножнах. Фэн Синь моргает. Приятно, что ему приходится чуть приподнимать подбородок, чтобы встретить взгляд Хуа Чена. Он надеется, что такое изменение побудит их отказаться от этого спектакля, но проходит целая минута, и Хуа Чен понимает, что по крайней мере, идиоты неразлучны со своей глупостью. Отлично. Если они не понимают намёков, то Хуа Чен скажет прямо. — Уходите, — недоброжелательно произносит он. Му Цин прищуривается, Фэн Синь скрещивает руки на груди. Хуа Чен не собирается спорить с ними в своём грёбаном храме. Им здесь не рады. Это просто и понятно. Он снова вытаскивает из своих одежд пару игральных костей. — Каковы шансы, — медленно и угрожающе размышляет он вслух, — что храмы обоих ваших генералов случайно загорятся прямо сейчас? — Ублюдок, — с чувством говорит Му Цин, бросая последний злобный взгляд на Хуа Чена и вылетает из храма так стремительно, что его одежды развеваются. Фэн Синь неодобрительно смотрит на место, где стоял Му Цин, затем на Хуа Чена, и в конце концов, на дверь. — Приятно снова тебя увидеть, — выплёвывает он и следует за другим богом. Хуа Чен мрачно смотрит им вслед. Как только они оба скрываются из его поля зрения, он позволяет себе рухнуть на ближайший стул и громко застонать, запрокидывая голову назад так сильно, чтобы она ударилась о стол позади него. Это его вина. Ему не следовало спрашивать про Перевал Баньюэ никогда. Он мог бы днями сидеть здесь, потворствуя Бай Хуа — Белому Цветку — в его необъяснимой потребности разыгрывать спектакль. Они могли бы обустроить храм в тишине и спокойствии, и ничто не было бы более мудрым решением. Нет, вместо этого Хуа Чен должен был пойти, открыть свой дурацкий рот и объявить всем, кого он не хочет видеть, что им, очевидно, следует вместе отправиться в весёлое, слегка смертоносное путешествие по пересечённой местности посреди долбаной пустыни. Однажды он поймёт, что всё связанное с Небесами, неизбежно сгорает. Хуа Чен поворачивает голову, несмотря на болезненный спазм в шее. Его взгляд случайно падает на статую его самого. Что касается статуй, всё в порядке. Он выбрал дерьмовый объект, но в конце концов, это его храм, и он может проявить определённую художественную свободу. Он вырезал свою фирменную позу, ту самую, которая появлялась практически во всех его храмах, будь то тушь или мрамор; миниатюрная копия Хуа Чена, стоящая прямо, с Эмином, перекинутым через плечо, в своей обычной красной мантии — хотя пока что этого сказать нельзя, ведь он не приступал к раскрашиванию, — волосы убраны от лица двумя тонкими прядями, сходящимися сзади, что оставляло повязку на глазу открытой. Рука, которая не держала саблю, протянута, с открытой ладонью. Иногда люди добавляли к ней золото, иногда — игральные кости. Хуа Чен сам оставил её пустой, как есть. Почти ожидающей. Его пальцы сами по себе находят лепесток, спрятанный в рукаве. Он трёт его большим и указательным пальцами, пока думает. Может быть… Что случилось с...? В углу храма, на том месте, где несколько ночей назад была расстелена соломенная циновка, лежит скромный белый цветок, совершенно не тронутый хаосом последних дней. Бай Хуа вынул его где-то между тем, как они легли спать, и утренним пробуждением. Судя по всему, эта мелочь никуда не делась. Быстрыми шагами, полностью повинуясь бессознательному порыву, Хуа Чен пересекает комнату и становится на колени рядом с цветком. Он маленький и несмотря ни на что, в идеальном состоянии. Хуа Чен снова смотрит на статую, затем на цветок. Он посмеет...? Стебель легко помещается между большим пальцем статуи и чашевидной ладонью, а сам цветок достаточно большой, чтобы лежать в руке. Со стороны Хуа Чена это ужасно смелый шаг — добавить символ Белого Цветка к своему божественному образу, которому верующие могли поклоняться, перед которым могли преклонять колени. В этом захудалом храме посреди нигде. Тем не менее, глядя на это, Хуа Чен чувствует, что улыбается. Искренне, без злобы и лишней демонстрации зубов. Хорошо, Бай Хуа, думает он. Твой ход.