Дневник Ани 2: истина точно где-то посередине

Новый год и салюты, бенгальские огни являют собой прекрасные символы неудержимости текущего момента и настоящего времени. Как ни пытайся притормозить, ничего не выйдет: новый год наступит, догорит огонёк, догрохочут залпы салюта. Мне же, напротив, хотелось ускорить и преодолеть то моё «здесь и сейчас», хотя, если разбираться, я и не была в нём полностью. Мне хотелось оказаться вдали от больниц и вообще города и очутиться на тёплом морском берегу под ласковым солнцем, свободной от всех замороченных умственных проблем вроде свободы и собственного существования, от мрачных мыслей. Если быть до конца честной, я думаю, мне хотелось оказаться и подальше от Саши и его сомнений... Но ведь в то же время я как раз не была по-настоящему в моменте, не кайфовала от красоты падающего снега, от вкусной еды, не проникалась по-настоящему проблемами Саши, не видела его. В тот момент я не попыталась определить, что я и так не в настоящем, и почувствовала уже знакомый зуд: пора было начать что-то изучать, чтобы сделать себе легче. Далеко ходить было не нужно: у меня на руках была новенькая книга по философии про Будду и Ницше, про восток и запад и то, что между ними. Её я и принялась читать и при своей уже привычке (успевшей появиться за последние год-полтора) много и упорно читать одолела её где-то за месяц. По мере и после чтения я набрасывала примерный пересказ её содержания, и так как она показалась мне важной в моём деле понимания мира, а также потому, что потом её будет читать Саша и мы будем её обсуждать, я приведу его здесь, чтобы она, пусть в неполном и, возможно, где-то не до конца понятом виде дошла до большего числа людей (если моя история вообще кому-то интересна). «Между Ницше и Буддой: счастье, творчество и смысл жизни» важные моменты Философия должна быть практичной и помогать жить. Экзистенциальный разрыв между имею и хочу. И буддизм, и западная философия, хоть во многом и верны, не являются абсолютными истинами. Надо совместить обе системы. Самое главное - тело, мозг. Цельного «я» нет. Свободы воли нет. (догадка - Можно достигнуть бессмертия, если суметь поместить мозг человека в биоробота, избавившись от человеческого тела.) Альтруизма нет, сплошной эгоизм. К эгоизму надо стремиться, поскольку в высокой стадии развития он полезен обществу. Одиночество и отъединённость полезны и нужны для развития. Феноменологический конструктивизм. Содержательный подход восприятия морали, лежащий в основе нашей цивилизации и судебной системы, ошибочен (параллель с Проектом Венера). Нужен генетический подход. Нужно не предавать себя и других, упорно делать себя лучше. Важно познание себя. «Я» это сумма противоборствующих сил в человеке. (как в векторной психологии) Доверие очень важно. Предательство хуже всего. Важно отношение к стрессу: стресс-угрозу превращать в стресс-вызов. Стресс-вызов полезен для здоровья и развития. Вызовы мира полезны для здоровья, идеальные условия без трудностей ведут к слабости. Сопротивление мира и неудачи необходимы для роста и познания своих возможностей и пределов. Идеальный мир, где всё хорошо, приведёт к упадку? Шанс переоценки экзистенциального кризиса как точки взрывного роста? Любовные проблемы — к лучшему? Причина смертности в энтропии (физика). Важны одновременно концентрация на чём-то одном или малом, выбранном из множества, постоянное приложение энергии к этому одному и планирование, суть которого в разбиении целого на малые части и их пошаговом выполнении. Дисциплина приводит к свободе. Важна не свобода от, а свобода для, не пустота, а наполненность, творческое напряжение. Непреодолимое неравенство в производстве, творчестве и спорте (основная доля производства исходит от маленькой доли участников) — распределение Парето. Из-за него (его неучёта) попытки уравниловки в социализме обернулись провалом. Человек есть проходящая сквозь время способность к трансформациям, каждый миг он умирает и возрождается с сохранением предыдущей формы, однако всё же другим. Жизни нет, только сплошная смерть? Не надо стремиться к тому, чтобы мозг работал на много или 100%, от этого сойдёшь с ума и умрёшь. (Сны — это галлюцинации?) Знание ничего не стоит без интеграции и включения в себя, знание надо не иметь, а быть им, через себя воплощать его. Разум и эмоции должны работать сообща. Сильные эмоции/чувства можно утихомирить мыслительной нагрузкой (и наоборот). Надо медитировать. Вытеснение тяжёлого опыта в бессознательное, забытие о нём является регрессивной стратегией (избегание темы смерти). Опускание планки притязаний и смирение с этим является формой Стокгольмского синдрома. Надо не предавать себя. Здоровая необходимая агрессивность. Доведенный до крайности общественный и индивидуальный пацифизм, попытки сделать из человека ручного зверька, как и противоположные устремления превратить людей в эгоистичных и бессердечных монстров, представляют собой опасные идеологии. Славой Жижек однажды выразился в том духе, что хотя идеи современного мира либеральны, его мечты – фашистские. В определенном смысле это неизбежно. Фашизм представляет собой крайне агрессивную и дискриминирующую упорядоченность, и поэтому в любом обществе, которое тяготеет к культурной хаотичности, к пацифизму и равноправию следует ожидать периодических всплесков «фашистских» аспектов человеческой психики. Здоровая агрессивность – это и есть постоянная готовность и умение направлять наступательные инстинкты в нужное русло, не бояться смотреть в глаза настоящим препятствиям и смело браться за их преодоление. Только так агрессивная энергия психики перестает накапливаться и гноиться и прекращает периодически выплёскиваться на окружающий мир. Агрессивность приобретает здоровые формы и начинает выполнять свою природную функцию – обеспечивать развитие и защиту главных ценностей нашей жизни, а потому она равно необходима всякому человеку, будь он солдатом или ученым. Владение речью — самое важное, что должно дать образование. Необходимость заботы о теле, физического развития. Нужна непредметная (без концентрации, в т.ч. на дыхании) медитация самадхи. Необходимость отбросить сомнения и, несмотря на неуверенность, совершить «прыжок веры» и ждать, пока проявятся результаты (мысли про айкидо). Желание быть счастливым мешает быть счастливым так же, как желание достичь просветления мешает его достичь. Две великие роли человечества: познание и созидание. Ну что ж, надо добавить, конечно, что про самих Ницше и Будду было как раз весьма и весьма мало. Саша вот именно что прочитал о них и ещё немного в начале и надолго бросил книгу. Она о другом. Скорее, это похоже на то, что делаю я, обобщить кучу знаний и найти ответ где-то среди них. А на что ответ, и сформулировать сложно. Как я и заметила в своей заметке, автор пишет, что свободы воли нет. Что это лишь необходимая человеку иллюзия, без которой он не может. На фоне своих размышлений о том, что вместо меня действует лишь векторная программа, а меня заставили поверить, что это я сама к чему-то прихожу, я с грустью покорилась этим двум мыслям: свободы нет, цельного «я» нет. И теперь я не знаю, кто я. Ну, вроде бы отсутствие «я» идёт ещё из дзэн-буддизма, который я уважаю, так что с этим как-то немного проще примириться (а вот то, что вместо «меня» живут вектора, всё же другое, и с этим мне смириться сложно), но отсутствие свободы меня расстроило довольно сильно. И тем не менее мне показалось, что, наверно, так и есть, раз умные люди находят тому значимые доказательства. Виктор Франкл был за свободу выбирать, как относиться к своему положению, но это кажется чем-то более романтическим и поэтическим. Экзистенциалисты верили, что человек обречён на свободу. Видимо, решить это противоречие можно лишь приняв, что есть несколько свобод, и одной из них не существует, а другая существует. Вот только где какая свобода, непонятно. Что важно, так это то, что и Жак Фреско, учёный-изобретатель, уверен, что свободы воли никакой нет. В какой-то момент в процессе чтения я попросила Сашу, чтобы он вместе со мной посмотрел плейлист «Экскурсия по Проекту Венера», потому что хотела больше его вовлечь. Моя затея обернулась провалом после того, как Жак назвал обычных людей кончеными, что возмутило Сашу. Да, сказал он, он сам не особо в восторге от многих людей, но всё же такие заявления кажутся ему уже перебором. В общем, я вылезла из неопределенности и нашла какой-то ответ, пусть и не радующий, и хоть я и стала в целом ещё грустней и менее ожидающей чего-то от жизни, всё же я вновь обрела покой и почву под ногами. С Сашей в то время мы виделись редко и в основном «по делу», то есть снова обсуждали высокую материю, смотрели что-то, а вот близости как будто никакой и не было — кажется, за месяц мы ни разу не переспали, а поцелуев и даже, как ни печально, объятий, этих маленьких, но важных моментов, я вообще не помню. Смотреть второй сезон «Твин Пикс» меня тогда совсем не тянуло. Между нами возникла отчужденность по неразъяснённым причинам. Получилось, что я поступаю так же, как и Линда. Видимо, в этом нет никакого подтекста, и людям просто это свойственно, по крайней мере, некоторым. Один раз мы посмотрели вместе интересный фильм «Забриски-Пойнт» Микеланджело Антониони про хиппи и непримиримость между «серьезным» миром и свободным (мы вспомнили про «хипповый» и «квадратный» мир из «Дзэн как искусство ухода за мотоциклом»). Мне фильм запомнился массовым сексом в пустыне и взрывом в замедленной съёмке — оба момента по сути нереальные и под психоделический рок, очень красивые. Главный герой немножко похож на Сашу, а главная героиня чуть-чуть схожа со мной. Саша сказал, что фильм напомнил ему своей безнадёжной обречённой непримиримостью с миром фильм про конец эпохи хиппи «Беспечный ездок». Он сказал, что давно хочет посмотреть ещё фильм «Дом солнца» про советских хиппи, я предложила как-нибудь посмотреть и уехала к себе. Примерно в то же время я прошла тест на депрессию, и он показал, что у меня лёгкая депрессия. Я приняла это как должное и ничего с этим не стала делать. Ещё мой друг вспомнил, что в «Мирном воине» герои занимаются многочасовым разминанием всех мышц — «чтобы везде они были мягкими и можно было прощупать кости». Мы попробовали это поделать, и я поняла, что в некоторых местах, например, в ногах, мои мышцы были напряжены без особых причин. Но у меня не хватило энтузиазма или энергии заниматься этим долго. Да, выходит, детерминизм победил, вся «свобода», все варианты и выборы чем-то продиктованы и от чего-то зависят. А ещё в книге было про то, что мы не можем увидеть настоящий мир. Выходит, мы застряли в клетке своего организма, мозга и органов чувств. Грёбаное тело. И где-то там рядом было про феноменологический конструктивизм (после описания других конструктивизмов и их недостатков), его суть примерно в том, что учёные приняли для удобства, что мы якобы видим реальный мир, покуда что-то в нём не изменится, пока мы не прорвёмся сквозь тюрьму органов чувств и не увидим действительно реальный мир, чтобы каждый раз не делать уточнений и проще говоря не сойти с ума. Моё чтение прерывали работа, сон и тренировки по айкидо и барабанам раз в неделю по полтора часа, да изредка я отстукивала что-нибудь палочками по пэду. И вот, с началом нового года на айкидо появились новые лица: преподаватель музыки и композитор Лиза, отец (не церковный) Миша и его дочь-подросток Алёна, прикольная улыбчивая девчушка, да ещё зажатый паренёк лет 13-ти, Максим. Разумеется, всю эту информацию я узнала попозже, но с Лизой и Алёной мы подружились очень быстро и вроде бы по взаимному интересу. А Лиза, кстати, раньше занималась айкидо, причём в этом зале, просто, как оказалось, года два работала на двух работах и училась — айкидо она покинула как раз с началом учёбы. Ей, кстати, было 28 лет — не вот что на очень много больше, чем мне. Лиза и Саша были, естественно, знакомы раньше и при встрече обнялись (надо отметить, что обниматься Лиза вообще любитель, меня она тоже обняла при первой встрече). Из-за долгого перерыва она подзабыла техники, да и до него достигла не очень высокого уровня, ну а Миша с Алёной и Максим только начали заниматься и, естественно, мало что понимали и могли. С Лизой мне интересно заниматься — она выше меня и умеет примерно то же, Алёнка обладает какой-то врожденной аурой мягкости (впрочем, наверняка на это повлияли многолетние занятия танцами), а вот с рассудительным Мишей мне тяжело: слишком загоняется над каждым шагом и вечно говорит себе что-то под нос, мол, куда и как двигаться, хотя иногда такое же творится и с Лизой. Но я, как недавний новичок, конечно, их понимаю и не осуждаю. С Яной я по-прежнему не стремилась сближаться и вообще её в некотором роде сторонилась, а она не пыталась подружиться со мной. И вот как-то вдруг я заметила где-то к концу того месяца или ещё раньше, что меня тянет к девушкам, что я хочу девушку, что внутри меня в раздевалке и при занятиях с девушками что-то начало происходить. О, с какой же грустью и разочарованием я вдруг осознала, что, выходит, это у меня лишь специфическая реакция на стресс, от которой у меня возникает какая-то чрезмерная тяга к сексу, что мне, получается, не интересны сами люди, что мне хочется лишь проявлять власть над чьим-то телом, шаря по нему и в нём, или получать определенные ощущения... И с разочарованием — в духе «да гори оно вообще всё синим пламенем» я подумала: а почему нет? Объектом моего внимания стала незамужняя одинокая Лиза, которая просто подвернулась мне под руку как раз в это время; вот такой я отвратительный человек. Я стала изо всех сил проявлять к ней повышенное внимание, больше смотреть на неё, улыбаться ей и в то дюже время не палиться перед всеми. Такая игра. Пойдёт ли она мне навстречу? И уж не знаю, искажалось ли моё восприятие или нет, но мне показалось, что и она начала мне больше улыбаться, глядя мне в глаза — что и её начало тянуть ко мне; а на самом деле, может, ни она не испытывала ничего, кроме обычного интереса к новому человеку, ни я, кроме знакомой потерянности, которую привыкла глушить сексом, словно водкой. Я уже представляла себе её голое тело и что буду с ним делать. Вот тебе и высокая материя. Как назло, Саше захотелось поговорить, и он позвал меня к себе где-то в начале февраля. С лёгким раздражением я поехала. Часть меня понимает, что я поступала тогда эгоистично и по-скотски, и виновато потупляет взор. В комнате с компьютером мы уселись по-турецки на ковре, и Саша начал разговор. — Ань, мне кажется, у нас что-то не так. Мне кажется, пора перестать молчать и пускать всё на самотёк и поговорить. — Что именно тебя напрягает? — Да вот хотя бы такой твой ответ. Ты сама не понимаешь, что мы отдалились? Что мы словно чужие друг другу? Хотя, конечно, базово всегда так оно и есть, но... — Хорошо, что ты от меня хочешь? У меня работа, тренировки и занятия музыкой, ещё я читала большую книгу, которую ты же мне и подарил. И что ты всё делаешь эти уточнения и усложняешь? — Да почему ты так раздражённо реагируешь? — Слушай, давай... — ...расстанемся, — без интонации — то ли это утверждение, то ли вопрос — произнёс негромко Саша. Я заткнулась и посмотрела на него. Всё моё раздражение ушло, и я наконец увидела Его — на месяц мной оставленного и ушедшего у меня из головы, от которого я отмахивалась. Забыла о своей важной персоне и увидела кого-то другого — на самом деле важного для меня. — Что ты... Почему ты так сказал? Что ты хочешь сказать? Я не понимаю тебя... — Да всё понятно, Ань. Понятно, к чему всё у нас идёт. Вот я и хочу сказать это первым, чтобы не было так больно, чтобы не слышать это от тебя, кидающей такие слова с безразличным видом. Ну конечно, мы ведь ничем друг другу не обязаны. Конечно. Я уже давно понял, что всё шло слишком хорошо. Разве я это чем-то заслужил? Так же не бывает. Почти научные беседы о важном, совпадения по музыке и прочее... Я не понимаю, что у тебя в голове. Прости, но с тобой и твоим молчанием действительно сложно, даже если я сам, может быть, такой же. Ты ничего не говоришь, и я не могу тебе помочь, потому что не знаю, в чём проблема. Я только смотрю на твоё хмурое лицо и думаю, что что-то делаю не так и ты такая из-за меня. Я знаю, что это остатки социофобии, но ничего не могу с этим сделать. Чувствую себя маленьким чуть не червём, согнутым перед... Мне страшно, что ты меня отвергнешь... Куча людей вокруг лучше меня... Чувствую себя ничтожным нытиком и неудачником... Меня немного вскипятило внутри очередное напоминание о ситуации с Линдой. Это проблема во мне? А что делать, если я — это я, если только так я и могу? Во мне загорелись обида от уязвлённости и негодование. — Ты... Прости, конечно, но... Иногда ты слишком большое значение придаёшь себе, даже если это от социофобии... Мир не вертится вокруг тебя или Линды... — А при чём здесь она? — А ты хочешь быть одним-единственным, да? — уже злясь, ответила я. — Чёрт возьми, да, иногда с твоими загонами очень сложно, иногда ты такой... тупой... и зависимый от кого-то... Немного не поулыбаешься, и ты уже трепещешь... Надоели вы уже... Его губы начали странно дёргаться, и он отвернулся, прикусив нижнюю губу. — Я... Конечно... Сложный... Нытик... Мне просто обидно, что ты в атакующем режиме, а не пытаешься молча что-то понять... Давай, отправь меня к психологу или сразу просто и прямо нахуй... Мне просто обидно, что когда ты вдруг захотела ко мне на неделю, я тебя пустил, когда ты передо мной сомневалась и искала ответы, я что-то предлагал... А когда мы теперь поменялись местами, ты просто блокируешь мою слабость и не хочешь её замечать... Слабый я тебе не нужен... Тебе вообще будто никто не нужен, только ты у нас чего хочешь, то и делаешь, не особо считаясь с мнением окружающих, а как другие что-то от тебя хотят — внимания например, так всё, извините, у Ани проблемы, ей не до вас... Ане нужны рыцари и герои, умники, нашедшие смысл жизни, а вот сомневающиеся ей портят настроение... Я хотела что-то ответить, но почувствовала, что вот-вот перестану что-либо видеть из-за закипевших в глазах слёз, и порывисто ушла на улицу. Как он мог? Я изо всех сил старалась, но ему не хватило... Может, это я плохая для него... Я шла по улице, не видя дороги. Внезапно передо мной вспыхнула мысль: а что дальше? Всё? Действительно конец? Разбежаться, как с Линдой, уйти в другую секцию, а потом всё опять повторится, и опять, и опять? Я развернулась и затопала обратно, вытирая глаза и нос. Саша лежал на полу на боку спиной ко мне, когда я ворвалась. — Всё не так, — бросила я, — слышишь, всё пошло по пизде, но мы всё исправим. Дай мне время. Я не хочу тебя терять, я больше не хочу никакой хуйни в жизни из-за своего эго, сорвавшихся слов и молчания! Заебало! Должен быть способ говорить не друг на друга, а друг с другом! Должен быть способ жить вдвоём нормально! Вот после этого я ушла, и стоило мне выйти из подъезда, я заорала в пространство изо всех сил, и плевать мне было на всех и всё. Пусть все шарахаются, пусть вызывают дурку, пусть делают что хотят. Выорав из себя всю грязь, я убралась к себе в берлогу, сжав зубы и глядя вперёд. Я найду способ не дать непонятной неопределённой хуйне происходить вокруг меня и всё рушить. Как же меня заебали все эти нереальные проблемы, захочешь их схватить за хвост, сломать им шею, а тела у них нет, всё на словах и в мыслях.