Охотники медной «Авроры»

Внимание! В данной работе упоминаются сцены насилия, алкоголя, наркотиков, курения и затрагивания религии. Любые совпадения с реальностью являются лишь художественным вымыслом автора и не несут в себе цели оскорбить кого-либо. Прошу отнестись с пониманием. Перед прочтением здраво оценивайте свои возможности. Глава II «Кето» Часть I «Медный всадник»

      Тяжело завыл ветер, заходила земля и распахнулись тяжёлые ставни высоких домов. Да с такой силой они это сделали, что точно казалось: даже самое крепкое здание с улицы было готово, словно карточный домик, вот-вот, с грохочущим рёвом, рухнуть вниз. И всё это от натиска северного урагана, пришедшего по душу n-го города.       Незваный господин с огромной скоростью петлял меж стены узких улочек и обжигал их своей морозной стужей. А вместе с ними замерзала и жизнь, что велась на них. Всяк, кто становился у него на пути, был обречён на скоропостижную кончину от обморожения. И если люди кое-как, но всё же успевали укрыться под крышами своих дрожащих, точно осиновый лист, домов; то вот бродячие кошки и собаки вынуждены были оставаться буквально один на один со стихийным бедствием.       Но, с другой стороны, они по своему счастливчики. Их сердца, искалеченные острым ледяным стеклом, останавливались практически моментально, не оставляя и шанса испытать какие-либо мучения пушистым телам.       Чего не скажешь о мальчике, живущем в самом конце, погрязшей во льдах, улицы… — Кай! — истошно кличет своего брата тоненький девичий голос срываясь на крик, — Кай, ответь же мне?! — девочка испуганно осматривается вокруг, стараясь найти мальчишку в непроглядной заснеженной пурге и, при этом, не забывая всё также стабильно выкрикивать его имя вдаль, будто от этого зависила её жизнь. Впрочем, так оно и было.       Однако, к их общему несчастью, всё бестолку. След брата уж было давным-давно простыл вместе с северным вихрем — слуги Снежной Королевы. При этом оставил этот самый слуга после себя сущий бардак как в городе, так и на душе у златовласой малышки.       И ведь мальчику сейчас не менее тяжело, чем ей. Сердце Кая было пронизано тысячей крошечных осколков, больно впивающихся в тёплые воспоминания и замораживая светлую душу ребёнка.       Герде повезло чуть больше, если это вообще возможно считать за везение — Снежная Королева уносить с собой её не стала, да и слабое сердце Герды не факт, что достучало бы свои последние ритмы до, непосредственно, зловещего замка.       И правда-матка: хоть и не была сильна девочка физически, она всё ещё спокойно могла дать фору любому в состязании по измерению силы собственного духа. Игнорируя боль и страшный холод, крайне уверенно становятся на столь ненадёжную поверхность из скрипучего снега небольшие ботиночки с тёплым мехом внутри. Не без страха, наперекор могучему северному ветру золотистый лучик света продолжает звать и верить: «Я найду тебя, клянусь, Кай! Найду!» — твердит и твердит, совсем неустанно. Глаголит это без колебаний, вкладывая в свои слова весь тот ураган, что сейчас метался у неё на душе. Ей было важно, чтобы каждый, кто укрылся под тёплой крышей, прочувствовал всю ту боль, которую ей довелось испытать; поэтому говорит Герда нахмурив светлые брови и сощурив голубые глаза, отчаяние из которых, излившись хрустально-солёной жидкостью, застыло на припухших щеках и на них же отпечаталось прекрасным колючим узором инеевой пыли.       И где-то там — вдалеке её слова, предварительно отразившись о каменистую поверхность промерзших насквозь домов, всё же находят человека, которому они были адресованы. Но, за мгновение до того, как мальчик их услышит, они разбиваются вдребезги о ледяные стены замка Снежной королевы, а Кай, будто истинный мастер, аккуратно соберёт оставшиеся осколки по кусочкам, прижмет получившуюся теплоту к груди и так тихо, понимая, что вера сестрицы в него позволяет ему же жить, ласково прошепчет: «Герда…»

***

      Столь душераздирающая сцена была прервана кромешной чернотой и, последовавшей за ней, глупой теле-рекламой какой-то продукции для домохозяек. Это Украина решил пропустить предстоящую триаду мультяшных героев, бросив последние силы на нажатие кнопки старого пульта.       Впрочем, даже притворная улыбка телеведущей, а притворство парень ненавидел больше всего на свете, нагнетала его не столь сильно, как это делала Герда своим доминированием над ситуацией. Конечно, златовласый прекрасно помнит сюжет, как и хорошо ему приходится помнить, что Герде не придётся зализывать раны всякий раз, как она продвинется по своему тернистому пути. Да и выбор она всегда делает правильный, не допуская ни единой толики сомнения в своих решениях. В то время как Украину собственный выбор, внезависимости от того каким бы он ни был, практически всегда обязывает нести ответственность и, следовательно, зачастую парень вынужден терпеть адскую жгучую боль, сидя на холодном полу и выполняя сложнейшие медицинские операции. А в этот раз ему приходится это делать ещё и при пустых карманах, ведь не его пуля пронзила Сяолуня, и не ему получать награду за его голову.       А тем временем, пока парень рассуждал о разнице между сказкой и жизнью, он подошёл к самому сложному этапу операции: изъять пулю из собственного живота. И хоть ему уже доводилось работать с этой частью тела буквально пару раз; она, как и тогда, так и сейчас давалась тяжелее всего.       Руки неприятно дрожали, а спина ныла. Плюсом ко всему и противное чувство голода никуда деваться не хотело. Порой он был готов свалиться в обморок, сам не понимая по какой причине: то ли от бескормицы, то ли от истощения кровеносной системы и организма в целом; но сопротивления собственному физическому пониманию было оказано ещё больше.       Движимый, смешной для многих, мечтой, парень продолжал выживать ради неё. И, как бы тяжело ему не было, ни в коем случае нельзя сдаваться — никогда и ни за что.       Резкая боль.       Пригодность тупых ножниц уже начинается сходить на нет. Даже обычную бумагу режут они плохо, а тут ими выполняют и роль медицинского пинцета, и скальпеля, и даже зажима. Всё выше перечисленное звучит дико, и ещё более дико будет звучать далее в ходе повествования; но именно такова реальность в которой вынужден жить бывший представитель украинских земель — смешно.       И Украина бы посмеялся над этим в своей старой доброй манере, как он это любит; но, тем не менее, сейчас, куда важнее, сохранить рассудок.       В качестве же обрабатывающего средства парню приходится использовать родную горилку, которую он поливает на открытую рану и тут же упивается ею, как водой. Она действительно обеззараживает и, пожалуй, лечит даже самые глубокие душевные раны.       Как печально, что те ожоги на воспоминаниях, которые есть у Украины, не подвластны даже такой разновидности самой сильной святой воды.       Тем временем, с шипением реакции, действующей в унисон с жестокой болью и, нарастающим с каждым часом, алкогольным опьянением мозг, в конечном итоге, не справляется.       Резкая вспышка экрана телевизора — единственного источника света в комнате, как всё озаряется ярким светом, а лёгкий ветер обдаёт веснушчатое и, вместе с тем, уставшее от подобных забегов, лицо Украины. Он прекрасно слышит щебет самых разных птиц и шелест листьев, кружащих в стройном беспорядке вокруг него и над ним, а шуршание — под ним. Но ещё более странно слышать на борту космического корабля журчание пруда и кваканье зеленоватых лягушек-квакушек, обитающих в этом же водоёме.       Благо, такая обстановка ничуть не смущала парня. Будто он в самом деле принимал её, как должное. Да даже если он умер, то эта смерть его вполне устроила бы, если бы не одно «но»: он нужен в мире живых.       От осознания неестественности случившегося голубые глаза волнительно забегали по округе, дав узнать в этих образах очертания именитого царского сада, в котором он, будучи совсем юным господином, так искренне любил проводить свободное время со своей сестрой.       И хотя Россия не всегда разделяла его интересы, предпочитая игре с механическим корабликом или потешным ружьям — сюсюканье местных обитателей. А именно: тысячи птиц, маленькие пушистые котята, белочки в изумрудных ларцах, величественные павлины, неуклюжие щенята и грациозные лебеди заполнили это пространство своей красотой — все они были дороги и любимы его сестрой особенно сильно. Их, по приказу Российской Империи — главы семейства и, по совместительству, любимого деда, приказали доставить из самых разных уголков планеты на радость внучке. Даже японцы не проигнорировали его просьбу, представив пруду своих знаменитых Карпов кои, которых за границей встретить было практически невозможно. Просьбу не смогла обойти стороной и Речь Посполитая на пару с Османом. Они представили саду величественного оленя и ласковую антилопу, что так любила лакомиться свежей рябиной.       Украина же, хоть и любил живность, не представлял, как они могут по своей интересности обойти спуск корабля на воду. Пусть и такого маленького.       Боевое судно «Аврора», спроектированное лично мальчишкой по образу и подобию брига военно-морского флота — «Меркурия», готовилось спуститься на воду. Оно отличалось от своего старшего родственника разве что своим механизмом движения — он был лучше. Если Меркурию для движения требовалась сила ветра, бьющая по парусам, и люди, вооружённые вёслами; то 28 и 5 сантиметров Авроры работали, помимо парусности, ещё и на механическом двигателе, имитирующем гребную мощь. Дальность же катушки, которая приводила в действие механизм, позволяла проплывать кораблю достаточно внушительных размеров расстояние, которого, к огромному сожалению, у пруда не было.       Опечаленный этим фактом молодой ремесленник был вынужден каждый раз удаляться за пределы сада, чтобы проводить свои тесты дальше — прямиком к лесной речушке, если быть точной.       Там он всегда спускал свои кораблики рядом и бежал за ними рядом, прямо по лесной тропинке, идущей вдоль речонки. Так он и поступил в этот раз.       И именно тогда, когда увидел своё творение в действии, гонимое сильным течением; мальчик понял, что совсем не поспевает за судном.       Уже в тщетных попытках догнать кораблик, тот совсем забыл смотреть под ноги, что по итогу вылилось в то, что вылилось.       Он упал, а кораблик последовал его совету и, надломившись на две части после столкновения с каменной глыбой, застрял в том же самом месте — каменистом зазоре и неприятно постукивал оттуда.       Украина, не отрывая глаз от Авроры, поднялся и, прихрамывая на одну ногу, подошёл к месту, где лежало то, что от неё осталось. Мальчик оценивающе взглянул на катушку, мокрые паруса, места разрыва дерева и сделал вывод, что восстановить кораблик вполне возможно. Не исключено и то, что он выйдет ещё лучше, чем был до этого. А пока, нужно вернуться обратно в сад, где прислуга решит, что с ним делать. Не скрывая, конечно, собственной досады от случившегося, но другая его сторона по прежнему ликовала за удачный эксперимент.       И именно так мы вернулись к моменту, описанному ранее. Уже взрослый Украина, вспомнив о своих травмах, перевёл взгляд ниже, обратив внимание на то, что от них ничего толком и не осталось, за исключением разбитого в кровь чужого колена. Почему чужого? А потому что его тело оказалось вовсе принадлежало не ему — оно было совсем маленьким, будто… Детским?       Тотчас он сообразил подняться, чтобы взглянуть на своё отражение в пруду, но его, отвлекая, окликнул знакомый девичий голос, который так требовало услышать больное сердце. — Украина? — взволнованно вопрошает Россия, стоящая где-то позади него, своим тихим ласковым тоном.       Это точно она. И, чтобы закрепить эффект, златовласый обязан увидеть её собственными глазами. Парнишка медленно переводит взор своих, полных слёз, глаз назад и видит её — свою сестру. Всё такую же красивую, словно фарфоровую куклу любимую сестру. Она была в длинном пышном платье белого цвета с серебристым узором, именно этот металл всегда присваивали ей, в то время как Украина тесно ассоциировался для всех с золотом.       Она, брякая серебряными украшениями и шурша пышным подолом своего шелкового платья, аккуратно подбежала к нему и склонилась над своим братом, позволяя длинным седым завиткам накрученных волос, что достигали щиколоток её тоненьких ног в обычном состоянии, устремиться вниз.       Вдруг её глаза хрустально-голубого цвета заметили разбитую в кровь коленку младшего брата. Тотчас холодный, но ласковый взгляд оказался растерян, а брови чуть-чуть свелись к переносите. — Украина, что с твоей ногой?! — возмущалась она, аккуратно отодвигая останки кораблика в сторону, чтобы сесть напротив него, — Ты хоть понимаешь, что скажут родители, если узнают, что ты опять учудил перед приездом гостей? Ну вот почему ты не можешь и дня просидеть без происшествий?.. — дальше он её не слушал, всё было как в тумане.       Он чувствовал её запах свеже-поспевшей вишни, ощущал холодное тепло, исходящее от сестры практически всегда, сколько он себя помнил; не остались без внимания и трепетные прикосновения тоненьких пальчиков в кружевных перчатках, что были сотканы из качественного ситца.       Весь её образ был ему так знаком и любим. Тот самый силуэт, которого ему так не хватало даже тогда, когда они были просто независимыми государствами, ведь именно эта россия ещё не была испорчена «гостями», о которых она говорила. Его Россия — родная и любимая сестра.       Из глаз брызнули слёзы, смутив девчушку. Она застыла над его коленкой, сжимая в руке сосуд с чистой водой — она всегда при себе носила небольшую дизайнерскую фляжку со святой водицей. Носила до того момента, пока не отказалась от своей религии и веры в угоду идеалов отца, но сейчас не об этом.       В какой-то момент юноше показалось, что Россия разучилась дышать. — Ты чего ревёшь? — растерянно вопрошает она, заглядывая в глуповатое лицо Украины. Однако, она совсем не читает на нём хоть какой-то намёк на нестерпимую боль, которая могла бы вызвать такой поток слёз, а уж тем более — улыбку. — …Э-это ты? Я-я… так н-не хотел, чтобы… Ты… тогда… Прости, я… Я Я просто… П-прошу дай мне время, ч-чтобы я мог… — пытался подобрать слова златовласый паренёк в фирменном голубоватом сюртуке, но совсем ничего не мог сделать со своими эмоциями. Сил хватило лишь на жалкую попытку действия, которое он грезил совершить на подсознательном уровне ещё в тот момент, как её ангельский дух предстал пред ним своим около божественным обличием в первый раз за столь долгое время.       Конечно, её силуэт мерещится ему по сей день, как тогда, в уборной несчастного бара, где он словил не одну полю. Но тот её образ совсем другой, отличный от девочки, что он видит сейчас.       То была совсем не настоящая Россия, новая Россия, не его Россия, опороченная Россия.       Эта совсем другая. Та, что, как ему казалось, всегда жила внутри не той.       Он слабо вытягивает правую руку перед собой, дабы дотронуться хотя бы волос, ощутить их мягкость на подушечках собственных пальцев, аккуратно провести вдоль каждого локона, а после высказать ей весь тот бред, что мерещился ему. И про войну, и про несправедливость новой системы, и про то, как он был охотником за головами. Абсолютно всё, что произошло с ним за все эти годы, как он выпал из времени. Но судьба была совсем других взглядов на жизнь.       Мутная пелена затуманила глаза, стихли звуки, а сестра растворилась в неведении.       Ослеплённый знакомой чернотой, Украина лишь успевает сделать короткий вдох, как по ушам начинает бить давящая реальность. Да так громко, что болит голова. Вместе с мигренью о себе даёт знать и плечо тянущейся к месту, где была Россия, руки. Очевидно, что оно будет неприятно ныть, ведь из него совсем недавно извлекли пулю.       Чего нельзя было сказать о брюшной полости златовласого.       Однако, с этой частью тела он спешить по какой-то причине не спешил. Лишь свернулся калачиком, обнимая самого себя. В какой-то момент парень даже стал оставлять царапины на предплечье от собственных ногтей и всхлипывать себе в колени.       Силы уж было совсем его покинули, заставив буквально чувствовать себя самым несчастным человеком на земле. Неужели он заслуживает всё это? Сидеть на холодном полу, да в полном одиночестве, пока главные грешники живут себе припеваючи, не задумываясь о благосостоянии других, как не задумывались и когда. Да и вряд ли они вообще вынесли какой-либо урок из той ситуации, если Вторая Мировая Война в конечном итоге оказалась лишь простым звуком.       Да к чёрту! — О новостях на сегодня… — залепетал звонкий голос ведущей с TV-передачи, привлекая внимание Украины, что был готов бросить последние силы на затыкание её грязного рта, но нельзя, — Вечерний фестиваль в Шанхае обещает быть самым грандиозным событием за последнее десятилетие! — Ты абсолютно права, Лея, ведь подготовку проспонсировал сам Китай, что звучит весьма многообещающе. — отвечает ещё более приторно-сладкий голос второго ведущего. — Знаешь, Клаус, я туда пойду, и даже не переживая за собственную жизнь. — на последнем слове она ставит чётко-слышимый акцент и смотрит прямо в объектив камеры, — Из-под ареста освободилась Копада Джинхей. — Да… Я думаю, что мы все наслышаны о богатой старушке, уличённой в крупнейших преступлениях за эту неделю. — Кстати, на ее месте я бы постаралась точно укрыться среди толпы. Особенно, если за мою голову предлагают 70 тысяч юаней. — эхом разнеслась финальная трактовка. Это послание, которое объявляет сезон охоты. Те самые 70 тысяч, которые так были нужны Украине.       Медлить никак было нельзя. От осознания этого факта парень собирает последние силы в кулак, сжимает в зубах окровавленную зелёную рубашку, что лежала рядом и заносит тупое лезвие ножниц в свою брюшную полость. Не без мерзкого звука «шкварчения» плоти, он выворачивает себя и свою душу изнутри. Боль собирается взять верх, но нельзя. Запрещено. Нужно бороться, нужно жить. Нужно достать пулю.       Буквально два мгновения, как он цепляет ее теми же ножницами и извлекает наружу, вновь рука хватает бутылку водки и обливает ее, тут же запивает её, дабы отвлечь себя и успокоить мозг, сходящий медленно, но уверенно с ума, если это, по какой-то неведомой причине, не случилось уже.       Выдох. Окровавленная малышка с медным отливом была брошено на пол с неприятным звоном. Всё кончено — для неё, а для Украины всё обещает вот-вот начаться.       Алкоголь и правда начинает действовать, теперь всё работает более автоматизированно, парень проводит процедуру накладывания швов вполне успешно и идеально, аккуратно занося швейную иглу с, продетой в неё, тонюсенькой нитью себе под кожу.       Вот теперь точно всё.       При трёпе двух ведущих, Украина остаётся уставший глазеть в потолок, предвкушая ужасный завтрашний день. Если он и в этот раз упустит добычу, то это означает конец для всего.       Нельзя потерять 70 тысяч юаней. Запрещено. Если он не найдёт способ, чтобы починить «Аврору» — всё для него кончено.

***

      Сейчас будут упомянуты те события, которые не были описаны ранее — то, что осталось за кадром начиная с того момента, как нога Украины, проведя очередные неудачные торги с шефом и наведав справки у судьбы через слепую ведунью; решила ступить и навести порядки в местном трактире какого-то неудачливого предпринимателя.       И лишь стоило пшеничной копне волос только-только скрыться за тёмным с ало-красными вкраплениями горизонтом, как гармония уюта и покоя вновь воцарилась в этих далёких уголках шанхайского быта. Тотчас пробежался ярчайший свет по остаткам бетонного грунта, а, следом за ним, из своих укрытий выбрались детишки-сорванцы и прочее отродье маргинального общества, так рьяно досаждающее развитию частного бизнеса.       Не ново было застать такую картину: юная девчушка — лет девяти, если быть точной, подозрительно петляет меж прилавков с товарами самых разных видов. Исхудавшая ручонка тянет руку ко всему, что, по её мнению, неудачно лежит. Таким образом бесследно пропали: маленький моточек медной проволоки, кубик тростникового сахара, пара гаек, микросхем и шурупчиков, и даже кручёная собственными руками сигарета, была позаимствована ребёнком.       Стоит отдать малышке должное: при своей-то внешности, что, скажу я вам, крайне выделялась на фоне азиатских детей; умудриться не попасться — это надо уметь. Только вдумайтесь: маленькая африканская дева, чьё лицо украшено пухлыми красными губками, а щёки чуть прикрыты объёмным оранжевым из-за солнца афро, примятым очками лётчика на потёртых ремнях; наводила порядки на прилавках местных магазинов. Лишь некоторые могли неодобрительно на неё посмотреть, а то и пригрозить веником. Так оно и случилось.       Ребенок, совсем закономерно, потянулся за чем-то блестящим. Но не тут-то было.       Мигом спохватился владелец прилавка за метлу, стоящую неподалеку и замахнулся для удара, да замер в этом же положении. Вдалеке виднелся столб дыма, на который следовало указать товарищам. Именно в том месте располагался злополучный бар, где, как мы уже знаем, успел похозяйничать Украина. Старик тотчас позвал соседей, указывая им пальцем на едкий дым и, тем самым, представляя малышке ужасную возможность для побега вместе с блестяшкой, которая ей приглянулась с самого начала.       Она мигом схватила её и принялась перебирать ногами в быстром темпе, даже не успев рассмотреть то, ради чего ей так приходилось рисковать.       И лишь после того, как она пробежала достаточное расстояние от уже целого квартала, а не одного конкретного прилавка; неведомая сила грубо утянула её за угол. Осознание причины такого поведения из-вне пришло почти моментально, перед ней стоял азиатский высокий мальчишка в лёгкой грязной майке, а позади него толпа детей, ничуть не отличавшихся друг от друга.       Все, как один. Грязные, лохматые и сопливые сироты. Это дети, от которых вместо молока — смердит табаком. И девочка та была одной из них. — Слышь, Гайка, — обращается к ней самый старший мальчик, всё также держа девчушку за плечо, — нашла чего? — А? Чего… — не сразу поняла та вопрос, ибо ещё даде не успела отдышаться и придти в себя после случившегося. Но как пришла, так мигом вернула себе привычный дерзкий вид, — Спрашиваешь? — самодовольно задаёт девчушка риторический вопрос и тянет руку в карманы шортиков, что были велики ей по размеру и держались на подтяжках из армейских ремней.       Из кармана она демонстративно вытягивает сперва маленький моточек медной проволоки, при виде которого дети разочарованно выдохнули, но тотчас же вернули доброе расположение духа, как она достала кубик тростникового сахара. — Гайка, дай сахарок! — кричит мальчишеский голос из толпы, но тут же перебивается точно таким ж возгласом со стороны остальных детей. — А ну… — она потянула руку вверх, вознося сладость к «солнцу» — свету фонаря, окружённого мотыльками. Тем не менее, даже не смотря на летающую живность с фона, зрелище было поистине масштабным. В её руках настоящая власть, а толпа детей — её подданные, готовые на всё ради маленького кусочка сахарка. И Гайка использует эту власть со всей мудростью, дарованной ей, ведь она ответственно подошла к этомв дару. Дару и проклятью, — Эй, шкед! Ну-кась, лови! — кидает она кубик самому маленькому мальчику, стоящему позади всех.       Дети конечно хоть и попытались отобрать пищу, но, стоило им заметить недовольный блеск карих глаз, даже почти чёрных глаз, отступили и продолжили наблюдать за жестом рук, вытягивающих из своих карманов всякие инженерные штукенции, дальше. А побрякушки были самые разные — вроде тех пары гаек, которые она одолжила на неопределенный срок. Впрочем, как и все остальное. Включая крученую собственными руками табачную снасть. — Огнива не найдётся? — демонстративно вставила она сигарету в щель, оставшуюся после зуба, который решил у нее выпасть вот на днях по определённым обстоятельствам, о которых она рассказывать никому не хочет. — Дура ты, Гайка. — трескается её эго так, как легко разошлись по швам её сандали, что сейчас держатся на скотче, — Ты гляди лучше, че мы-то нашли. — какой-то мальчуган из толпы загадочно вынимает из кармана штучек 5 использованных патронов, — это лишь малая часть из всего того, что мы смогли унести.       Все дети собрались вкруг, восхищённо разглядывая добычу. — Ага-ага! — поддакивает ещё один беспризорный ребятёнок, обращая на себя согласные взгляды товарищей, — Их там аж тысяча миллионов! — Да-ну! Прям тысяча миллионов?! — Гайка не скрывала своего удивления, пусть числа такого и не существует вовсе, однако, в их компании никто дальше, чем до десяти считать не научился, поэтому вопросов к этому не возникало ни у кого, — Слышьте, а вы где достали-то их?       Самый старший из компании усмехнулся и взглянул на неё из-под козырька своей кепки странным прищуром, а потом ответил: — Помнишь харчевню того старикашки, где мы у алкашни сигареты зашибали? — Ну помню. — Ну вот, вот эта самая харчевня, того старикашки, оказалась сожжена им самим же. — Чего? Аа… Так вот откуда был тот дым… Пф, вот же-шь старый псих! — Да ты подожжи, тут интрига имеется. Он её специально сжёг, потому что от горя с ума сошёл, и даже сам чуть в огонь не прыгнул. Его соседи остановили и тут же ему лещей надавали за то, что он чуть квартал не спалил целый. — Ну правильно сделали соседи. Я бы тоже ка-а-ак вдарила ему! — медленно она замахнулась кулаком, словно вбирала в него всю силу, а потом пронзила им воздуха, чуть не упав при этом, — И как? Спалил? — неловко она потупила взгляд в пустоту, дабы скрыть факт возможного недуачного падения. — Не-а. Затушили. Только там чуть-чуть подгорело домиков, которые по бокам стояли, но это не столь важно. Ну так вот. Мы давай там ошиваться «че-куда», и тут разговор идет, что стрельбу слыхали здесь, а потом вообще вскрылось, что внутри бахнули того мужика, который наркоту барыжил по всему Шанхаю нашей. — Да ладно?! А кто его крякнул? — А ты догадайся с трёх раз. Да весь город уже на ушах, что здесь Златовласка трётся. А вместе с ним ещё куча таких же кретинов. Воздуха уже на них не хватает.       На их удивление, девчушка понятия не имела, что за Златовласка и про каких кретинов они говорят. И хоть напрямую она этого не сказала, дети были достаточны догадливы, дабы прочесть это в её наигранной реакции, где она строила из себя человека, явно разбиравшегося в этом вопросе.       Вот они и поведали ей про охотников, про Златовласку, а потом и вообще немного сменили русло разговора, обращаясь уже больше к своей фантазии, а не к реальным историям. Вспоминали всякие небылицы про то, каких наёмников они встречали ещё.       Но всему, рано или поздно, приходит конец. Гайка рада бы была их послушать ещё, но её ждут дела у себя дома.       Она попрощалась с товарищами и ушла к себе в логово — непонятный закуток на свалке.       Внутри всё, как положено — настоящая обстановка дедовского гаража из СССР. На стенах висят всякие безделушки, начиная механическими часами с кукушкой и заканчивая целыми двигателями, снятыми с каких-то машин.       В самом конце комнаты стоял рабочий стол, именуемый верстаком. Здесь, из-под руки девчушки, получали вторую жизнь самые разные вещи. Этот верстак наверное всегда занят какой-нибудь техникой. Даже сейчас на нём лежала груда металла странной формы. По всей видимости это был какой-то маленький-маленький робот, от предыдущего вида которого осталось целое ничего. На самую его макушку девочка присобачила пропеллер, дабы тот мог летать, но чтобы поднять его в воздух, пришлось убрать достаточно массы снизу, так у существа осталась только голова — небольшой визор, по форме напоминавший бинокль, а вместо рук — она соорудила ему медные трубки с одним пальцем — когоком, чтобы тот мог подавать ей всякие вещи. Вышел какой-то непонятный кальмарчик с двумя щупальцами, или большая муха с длиннющими лапами. И только одна вещь у этой чудаковатой конструкции портит всё — она совершенно не хочет работать, даже запуститься.       Сперва подозрения падали на блок питания, но после пары тестов, эти обвинения были с него сняты и перенаправлены к жесткому диску, затем — на проводки. И вот, дело дошло до процессора. Вы верно поняли, самое сердце чудной конструкции было непригодным для поддержания электронной жизни. Вот только, где достать его в рабочем состоянии, не говоря уже о идеальном. В Шанхайских трущобах даже ламповый телевизор есть далеко не у всех, чего говорить о самом дешёвом компьютере? А перебирать старые машины и прочую бытовую технику — она итак это делает регулярно, но всё равно так и не смогла найти необходимый предмет.       Гайка, мигом подбежала к «операционному столу» и вывалила на него всё, что смогла утащить у зевак-торгашей. — Привет, дружок. — обращается она к «малышу», — Я достала то, что смогла. Вот… — копошилась девочка по карманам, ища всё добытое на рынке, включая блестяшку — зеркальную пластинку, — Сейчас-сейчас, обожди чуток. Ага! Зацени какие я балдёжные винтики я нашла тебе, а гаечки-то… Ц! Ты бы видел, какие они малюсенькие, прям как под тебя делали! Оп, сигуля? Хе-хе, это не тебе уже, а мне… Так, а для тебя у меня есть… — доставала она всё, что могла, да так эмоционально. Рассказывала и про прелесть проволочки, и про «афигительные» в своей «афигительности» болтики.       В перерывах, меж рысканьем по карманам, она делилась с ним ещё и бытовыми заботами: что произошло с ней сегодня, чем питалась, как проснулась и т. д. и т. п.       Вообщем, рассказывала она ему абсолютно всё без исключения. Потому что верила. Верила в то, что сегодня будет особенный день — этой машине суждено ожить, и все благодаря той самой блестящей пластинке, ради которой она так рисковала.       И тут, как только Гайка нашла на дне кармана заветную вещь, улыбка стала постепенно испаряться с девичьего лица, а голос — становиться всё тише и тише, пока, в конечном итоге, не сошёл на «нет» вовсе.       Её руке приходилось сжимать не крохотных размером процессор, как казалось изначально, а совсем незнакомый и не интересный жетон, цифры на котором, а уж тем более буквы, она даже прочитать не в состоянии, ибо не умеет.       Но мы-то знаем, что то было армейский жетон, присваиваемый солдатам армии США. Однако, теперь это абсолютно бесполезная вещь, ради которой она так рисковала и на которую так сильно надеялась.       От досады девчушка уселась на холодный пол, не проронив ни слова, и принялась кидать теннисный мяч в стену, чтобы потом его поймать и кинуть в то же место вновь. Такую процедуру она повторила раза 3-4 до тех пор, пока маленький мячик не отскочил в огромный шкаф с самым разными побрякушками, провоцируя здоровяка на падение. От грохота, она прижала руки к ушам и сжалась, обращая внимание на столб пыли. В голове пронеслись самые разные ругательства, которые даже вслух она проговорить поленилась. Настолько силы её покинули. Но делать нечего, придётся убирать этот погром. И раз больше ей занять нечем, то почему бы и нет. «Всё-таки этот шкаф давно нужно было перебрать.» — мысленно утешала она себя.       Девочка медленно поднялась, поправляя, спавшую на плечо, подтяжку, а после поплелась к шкафу, дабы оценить результат погрома. И хоть внешне она создавала впечатление ребёнка слабого, чуть ли не больного анорексией, однако сил у неё было достаточно, чтобы притащить к месту погрома домкрат и приподнять шкаф, тем самым провоцируя ещё больше неприятного звука в процессе.       Однако, это сработало.       Из получившегося зазора она рукоятью метлы выскребла оттуда всё, что смогла. И тут её взору предстала книжка, которую она даже никогда не читала, а просто рассматривала иллюстрации в ней. Это была сказка про Златовласку и трёх медведей, которым «повезло» повстречать её.       И тут всё встало на свои места. В голове всплыли рассказы её друзей про того наёмника, который гостит у них. Он ведь не местный, и ему подобные тоже; но как-то же они сюда попали — верно? Чтобы путешествовать по космосу, эти ковбои зачастую используют свои летающие корабли. Тут и рассказы её друзей вспомнились, которые твердили о прелестях наличия связей в кругах охотников за головами. Точно, если она сможет договориться с одним из «предпринимателей» такого плана, то обязательно уговорит его подарить ей хотя бы один процессор из всего богатства, что у любого наёмника наверняка имеется.       Решено. Медлить отныне нельзя. Собрав всю свою волю в кулак, девочка, не теряя ни секунды, отправилась на охоту за охотниками, а перед тем, как покинуть свой дом, она печальным взглядом очертила груду металла, которой, теперь уже завтра или после-завтра, будет суждено гонять ток по своим трубкам.

***

      Журчит чёрная от отходов река, разбивающая город на две равные части; а над этой рекой был когда-то возведён мост. Теперь он уже не такой прочный, каким был раньше: где-то потрескалась краска, проржавели прутьяя ограждения; да и вообще всем своим видом он говорил, что вот-вот и он точно обрушится. И на этом самом мосту сейчас, пребывая в состоянии полного опустошения, стоял несчастный пожилой мужчина, чья жизнь была кончена просто из-за неудачного стечения обстоятельств.       Его стеклянные глаза отражали в себе закат и очертания огней города, который он ненавидел также сильно, как и любил. На его лице всё еще были следы копати, смешанных с синяками и царапинами, которые ему оставили местные жители, что были огорчены его поступком. Рубашка же сплошь была пропитана дорогим алкоголем, а в рельефе подошвы всё также, по прежнему, хрустело стекло разбитых вдребезги бокалов.       Отныне он не слышит ничего более. Ни журчания воды, ни радостных возгласов людей, готовившихся к празднику, ни детского тоненького голоска, который задаёт прохожим ну очень странные вопросы, предварительно получая отказ на свою просьбу о «закурить»: — Слышь, дядь. А у тебя, случаем, знакомых наёмников в кругах нет? — без единого намёка на проявление стыда, ставит наша Гайка очередного прохожего в тупик. — Э… — его лицо отражало непонимание, но тут же окрасилось в красный цвет, а голос сорвался на крик, — Да как ты смеешь думать про меня такое?! Пошла от меня, ненормальная! — крайне эмоционально показывал он пальцем на девочку, чтобы после поспешно удалиться от неё самостоятельно.       Гаечке в этот момент оставалось лишь смотреть в след бегущему от неё же мужчине, а после выдать весьма интересное умозаключение: «Сказал, чтобы я пошла вон, а убежал — он… Тьфу! — сплюнула она на пол каплю слюны, — Ну и дурила. Минуточку…» — переводит она взгляд чуть правее и видит глубоко несчастного старика, стоящего перед поручнями моста. — Слышь, дед? — сказала она облокотившись рядом, но по другую сторону и ожидая реакция, — Де-е-ед? Алло!       Он, совсем нехотя, переводит свой уставший взгляд на девочку. При этом делает это крайне медленно. Немного жуткая картинка, ничуть не напугавшая Гайку. — Нихренаж себе, — еле сдерживает девчушка смех, смотря на измазанное копатью лицо старика, — Я думала спросить: «Есть ли у тебя прикурить», но походу есть. — смех становилось сдерживать ещё труднее, но всё-таки возможно.       Более того, старик даже реакции не дал — просто вернулся к своему изначальному положению, продолжив смотреть вдаль; а в одиночку долго смеяться ну никак не получится, да и вообще обстоятельства какие-то чересчур странные для комедии. — Да ладно-ладно, я же шучу. Не за этим я подошла. — с уже привычной, после её шуток, неловкостью начинает бороться девочка. Но всё-таки поправляет себя, — Ну, вообще, если всё же есть огниво, то это будет весьма неплохо — дай ты мне его, но это не основная причина, по которой я к тебе подошла, хе-хе… Короче, тут такое дело. Ты это… Не встречал там охотников за головами каких-нибудь? М?       Его лицо внезапно исказилось в совсем непонятной гримасе, что пугало и смешило юную охотницу на охотников одновременно. Издав истошный стон, мужчина резко разжал старческие руки и отпустил поручни, рухнул с огромным всплеском в грязную воду.       На протяжении всего этого небольшого мгновения, Гаечка была вынуждена просто стоять с широко раскрытыми глазами и хлопать ресницами.       А когда опомнилась, мигом прокомментировала случившееся, как она любит: — Старый ты чего творишь?! Я просто в шоке. Ты типа такой стоишь-стоишь, а потом такой «тудым-сюдым» и «бульк»! А-фи-геть! Расскажу друзьям — не поверят! Блин, может ты со мной к ним сходишь? Они же тогда все в афигах попадают, как тебя увидят! Ты соглашайся обязательно, тогда и с нами затусишь если чё?! — Чтобы он сдох… — вот так резко и просто прервал тихий голос снизу весь тот поток удивления, что решил обрушиться на юную деву. — Чегось? — замерла она. — Он… Будет там… На фестивале. Они все там будут. Все. Там. На фестивале… — сказал эти слова старик и обнял колени, уткнувшись в них головой, и оттуда дополнил, — Завтра.       Сейчас ему больше ничего не хотелось, он был оскорблен самой судьбой. Даже вода не дала ему сегодня умереть, прямо как помешали соседи при пожаре, и тот придурок с армейских берцах и старым пистолетом, возомнивший себя героем.       Всё было настроено к предпринимателю враждебно. А ведь он просто желал заниматься своим любимым делом до скончания лет, дарив людям радость. Они, приходя в его трактир, отпускали на время все проблемы и наслаждались жизнью. Так где теперь их благодарность, когда она так ему нужна? Никто ведь даже не пытался элементарно понять его горя. Очевидно, что этому ребёнку тоже всё равно на него. Для Гаечки мужчина является лишь старым чудилой, который вот так глупо решил свести счёты с жизнью.       Ещё и не смог.       Трижды не смог. — Слышь, дед… Спасибо тебе… — впервые чётко были слышны ему её слова. Сказать, что вспыхнувшее чувство было приятно — это ничего не сказать. Данную фразу часто говорили его клиенты, когда угощались дурманом из трактира. Приятные воспоминания окатили его. Хотелось бы их сохранить, чтобы теперь жить только ими. — Ну ты и чудила, кстати. Ладно, бывай! — разрушила Гаечка всю его надежду, которую сама же и дала. Как он и думал. Очередная несправедливость и тяжёлая печаль.

***

       На следующий день, приблизительно в то же время, что и вчера, шла полным ходом подготовка к фестивалю фонарей. Люди подошли со всей ответственностью, с которой только могли. И совсем не жалели они ни единой копейки на празднование. Женщины надевали дорогущие фамильные украшения, детям — разрисовывали лица под древних китайских богов, а кругом то и дело была символика из китайской мифологии. В воздухе же царили уют и покой, будто так было здесь всегда. И как грустно осознавать тот факт, что всегда здесь так никогда не было и не будет.       Впрочем, сейчас всё тоже не так однозначно, как могло бы показаться. Наперекор вкусному запаху, доносившегося из каждого прилавка с едой, на самом верху — на крышах, и в самых дальних закоулках разбирались со своим оборудованим наёмники всех мастей.       Вот, вдалеке от всего действа кто-то заряжает третий свой пистолет, а кто-то готов обойтись одним лишь мачете или самурайским мечом. Среди гостей такого плана затесались даже города, партии, республики и штаты. Ну конечно, куда без Техаса, получившего полную независимость от США. Казалось, этот патриот был верен всегда своему боссу с такой искренностью, с какой к нему не обращались его партии и столица, но не тут-то было. Техвс покинул его состав ещё до официального расформирования и, по слухам, даже не жалеет о своём выборе, а с гордостью рассказывает, как успешно он может вести свои дела сам. Однако, он не единственный господин из «высших слоёв», что не является правдой, ведь, как мы уже поняли, если и выше.       На крыше уже фиксирует свою снайперскую винтовку северо-корейский город Вонсан. Несмотря на своё хрупкое телосложение, она делает это весьма уверенно. Хотя, её внешний вид и выглядит крайне потешно. Только представьте: ученица старших классов уверенно держит в руках оружие размером с две такихже ученицы.       Ну и куда без нашего дорогого Украины, который не совсем оправился после перестрелки. Я не совру, если скажу; что он пришел, скорее всего, добивать себя окончательно. Хорошо, что он сам так не считал и, в кое-то веке, решил продумать свой план. И именно в этот раз он планирует поступить совсем иначе. Не так, как в прошлый разы, когда он разгуливал по китайским улицам без какой-либо маскировки. Ну конечно, конопатый парень с голубыми глазами и золотистыми, как молодая пшеница, волосами совсем не будет бросаться в глаза. Пусть, даже если в этот раз здесь будет много иностранцев, так рисковать опять он не станет.       На кону 70 тысяч юаней и какая-то там старуха. Да они буквально даром отдаются. Вернее отдавались бы, но вот только вопрос: «Кому?»       Как бы наёмники друг на друга сезон охоты не объявили. На такой расклад событий, кстати, Украина тоже приберёг план — он уже знает, кого в этом случае будет выцеливать.       Улыбнувшись собственным мыслям, парень спрятал родной ПМ под чёрные свободные брюки, зажав его ремнём на поясе, и пошёл по магазинам. Весьма оригинальный выбор занятия, но он необходим. Да и кто сказал, что он собирается платить за вещи, которые лишь пррсто одолжит на неопределённый срок? Тем более блондин собирается их вернуть. Ведь так?       Вообщем вышел он уже разодетый с ног до головы в народное китайском одеянии чёрно-красного цвета. Не самый длинный ханьфу, скорее декоративный, но этого было вполне себе достаточно.       Дело остаётся за малым, нужно разрисовать собственное лицо. На фестивале бесплатно эта услуга предоставляется только детям. Не сдожно догадаться, что решил для себя Украина в этот момент. Его вниманием сейчас завладела местная художница, которая рисует на лицах детей особенной красоты рисунки. Да у неё явно был талант.       И каково было её удивление, когда на смену радостному ребёнку, к ней подошло лицо европейца в китайском национальном костюме, приятно улыбаясь и нежно извиняясь за свой визит.       Украина смотрел на неё по своему восхищённо и наивно. Уж как за девушками ухаживать — он знает. У парня есть две прекрасные сестры, с которыми их воспитывала просто неотразимая мать, имя которой — КПСС мало того, что она сполна участвовала в управлении страной, так с её мнением были вынуждены считаться и за пределами их земель. И это при всём при том, что женщина была лишь партией.       Половой признак, кстати, тоже роль свою сыграл. Хоть женщины к власти допускались уже в то время (та же Франция — хороший пример), к ним всё еще, как не крути, предвзятое отношение было, есть и будет.       И тут на горизонте вырисовываете некая КПСС, что позволяла себе придти на собрание в открытой одежде, оголив не просто щиколотку, а коленки и немного ляшек. Закрепляла она недовольство и своим поведением. Да где это видано, чтобы партия ставила условия большим странам, а иной раз и отпускала некоторые шутки в их сторону. Особенно сильно отыгрывалась она на Японской Империи, который славился своим деспотичным характером в семье. А ведь недовольство своё он выскажет не ей, а её супругу. Благо, СССР разделял позицию жены, поэтому даже говорить ей про это ничего не станет, ибо уважает ту. И именно такие отношения были привиты у них в семье. Только вокруг взаимопонимании друг к другу можно выстроить сильное государство. Да и, если уж на то пошло, то и отец Украины тоже поделился некоторыми приёмами по ухаживанию за дамами. Вот только, как бы парадоксально это не звучало, девушки всегда предпочитали таким парням, как он — конченных кретинов, каких только не видел свет. Он на всю жизнь запомнил, как его чувства были отвергнуты Эстонией в угоду Фина, подобная история приключилось и с Молдовой.       О чём говорить, если и его родная сестра Россия в один момент чуть было не связала себя узами брака с США. Тогда ещё ходили шутки: мол, хоть очки были фирменным атрибутом американца; но все, как один, присваивали их розовую версию — России. Благо, их роман закончился также быстро, как и начался, но вот стоил он слишком много для всех.       Ещё в детстве Украина осознал, что особенно сильно его вымораживают отморозки, не способные вести себя должным образом с людьми, особенно в отношении тех, кто слабее их.       И его ненависть абсотно оправда, потому что он прав. — Кхм… «Томных уст и томных глаз буду памятью размучен.» — так мечтательно процитировал он строки на их оригинальном языке, в котором обычно и предпочитал писать Пушкин.       Очевидно, что китаянка ни черта не поняла, что он сказал. От того смотрела на него широко-открытыми глазами, даже боясь спросить что-либо о личности Украины. — Это Пушкин Александр Сергеевич, великий классик, чьи взгляды я привык разделять. Уж в чем-то мы с ним похожи, согласитесь. Он, точно как и я, знал толк в девушках с добрым сердцем. — эти слова были сказаны уже на родном языке для собеседницы — китайском. Пусть с небольшим акцентом, но красиво. Главное, что на его лице отражалась искренняя улыбка, которая заведомо располагала к себе, да и, для иностранца, он говорил на китайском даже лучше, чем многие носители языка. — П-Пушкин Алекс… Се…? — она пыталась повторить за ним фамилию писателя, пробуя на вкус такой диковинный для неё говор, но это было столь неуклюже и неловко, что ей хотелось скорее провалиться под землю и забыться.       Всё пошло немного не так, как планировал Украина. Время у него не резиновое, а девушка слишком боязлива. Допустим, что он её спугнет, тогда краски останутся на него и он сможет делать с ними всё, что захочет. Однако, тогда он переступит черту своих принципов. Даму в беде их сердечный угодник не бросит, более того — бедой для них становиться он не намерен вот уж точно. — Ха-ха, просто прелесть. Знаете, я понимаю ваше смущение. Какой-то странный придурок с украинским акцентом подходит в национальном китайском костюме к ничего непонимающей девушке и начинает рассказывать ей стихи на русском, он, кстати, и на украинском может. — смеётся парень, располагая милую художницу к себе ещё больше. А ведь она и правда была хороша собой. Длинные чёрные волосы, идеально-гладкое лицо и аккуратненькие бровки да губки. А невероятной красоты лёгкое длинное платье с цветочным узором — вовсе отдельный разговор. Всё в ней, одним словом, было мило ему. Быть может, если всё пройдет прям совсем хорошо, то Украина не исключает возможности встретить её ещё хотя бы раз в своей жизни, даже если это будет всего минута. — Мэй… Моё имя — Мэй. — Мэй… — сладко повторяет её имя славянин, пробуя буквально каждую буковку на вкус, — Красивое имя… А меня звать… Ук-ы-а-а… Евгений! Моё имя Евгений Онегин, во! — всю уверенность в себе как рукой сняло, это ж надо так глупо провалиться. Вдумайтесь, Онегин с собственной персоной пожаловал к вам на фестиваль, чтобы убить коварную старуху и разрисовать лицо под какого-нибудь условного бельчонка. «Браво!» — Вы забавный, Евге-е-ений? — Да-да, всё абсолютно верно. У вас это вышло просто прелестно. Вы точно никогда не изучали русского? А-а-а, я понял. Вы, должно быть, на беларускай мове размаўляйце? — с китайского языка, он ласково съехал на Беларусский, при этом выделяя тепло в голосе ещё больше. Она хоть и не поняла, что он сказал, но из-за тона явно не подумает, что это может оказаться чем-то грубым — это главное, — Я тут к вам по какому делу. Поймите, вы давно уже у меня под наблюдением и… — её лицо с улыбки стало отражать лёгкий испуг, надобно срочно спасать ситуацию, пока всё не стало совсем печально, — Н-не подумайте, не только же за вами я наблюдал, за детьми тоже! — теперь Мэй была напугана ещё больше, план буквально висит на волоске её шёлковой пряди. Но Украина, будто речной ужик, выкрутился, — Ах, этот язык слишком сложен для меня. Поймите, я наблюдал за тем, как вы дарите улыбки тем детям, как старательно ваша рука выводила каждый завиток на их лицах… И… Простите, пожалуйста… Я-я, я был бы вам признателен, если бы вы нарисовали что-то подобное и мне тоже. Сами же знаете, в нашем новом мире детство не такое, как в классической литературе того же Пушкина. Так скажем, хочу наверстать упущенное…       Сработало! Мэй с пониманием заглянула ему в глаза и нежно улыбнулась, усадив на табуреточку.       Украине оставалось лишь внимательно следить за её движениями. Вот она набирает кисточкой совсем немного краски, а вот прохладная гуща уже тонким слоем вырисовывается у него на лице.       Он наблюдал за тем, как она меняет кисти; с каким трудом мешает краску, дабы получить желанный цвет; как старательно она ведёт тонкую нить линии. Да так аккуратно она их выводила, маскируя лицо Украины под мордочку красной панды. Точно казалось, что она работала не с лицом человека, а с холстом и желала вывести на нём величайший в истории человечества шедевр. Только, в отличие от холста, Украина умел красиво говорить — он рассказывал ей стихи Есенина, чтобы девушке было не так скучно работать, а потом переводил их, смущая ту ещё больше.       Наконец, как только всё закончилось, парню было позволено взглянуть на своё отражение в зеркале. Оттуда на него смотрела красная панда с вьющимися волосами золотого отлива. Последним штрихом была прядь волос, которую Мэй убрала ему за ухо. Тут же на эмоциях Украина принялся сравнивать себя с Чебурашкой на своём родном языке, но опомнившись сказал, что «Чебурашка — это такой вид комплимента у него на родине».       Разошлись они на такой же приятной ноте, с какой начинали. Даже лучше — обменявшись лёгкими улыбками, на большее парень и расчитывать не мог. Он не знает её, а она его. Не исключено, что Мэй вовсе может оказаться не той милой художницей, за которую себя выдаёт. И правда, где гарант того, что она не является такой же бывшей страной или городом? Во всяком случае: главное, чтобы она не оказалась следующей его целью. Мало ли, друг она в краску замешивает хлор какой-нибудь, и полиция не может её отследить.       А тем временем начинается фестиваль. Люди с самых разных уголков космической системы собрались, чтобы встретить праздник со всеми его почестями и запустить фонари высоко в небесную даль. Вот только они и не подозревают, что делать им это придётся под пристальным взглядом наёмников, чьим душам абсолютно плевать хотелось на праздник. Всё, чего они ждут — это удачного момента, чтобы спустить пулю в лоб старухи Копады, вышедшей на волю; а другой раз хотят прострелить колени и друг-другу.       Украина уже, полный больших надежд и ожиданий, занял место в первых рядах. Точно, он же теперь среди участников. Для полной красоты картины, была позаимствована у какого-то зеваки из толпы соломенная шляпа.       Отныне Украина ощущал всё свое превосходство над каждым из его коллег, поэтому: даже если убьёт старуху не он, парень будет ближе всех, чтобы запечатлить ее тело, ну или хотя бы отпечатки оставить, предварительно вынеся мозги её убийце.

***

      Время шло, а старухи всё нет и нет. Ни в объективе камер, ни среди толпы, ни в перекрестии прицела.       Украина ищет подсказки у других наёмников, но, судя по их расслабленному и растерянному виду, они тоже в недоумении с происходящего. Абсолютно все не понимают, где искать Копаду. Включая Техас и Вонсан. — Какого хрена? — крайне эмоционально мужчина в ковбойской шляпе ведёт переговоры с ведущими той злополучной передачи, по которой дают наводку, — Вы же сказали, что она будет тут. — внимательно слушает лепет ведущих, кивая и угукая им в ответ, — Ну и какого хуя она решила не тащить свой жирный зад сюда? Вы там совсем ахерели! Да за такую заминку вы просто обязаны заплатить мне в 2 раза больше! — А я не поняла. Схрена ли тебе? — тонкий голос сверху проскрипел в ушах, отдавая в самый мозг и лёгкие своей противизной. — Завали ебало, узкоглазая! Я разговариваю по телефону! — Да как ты смеешь, ублюдок?! Я тебе сейчас с этой хрени, — девушка показывает пальцем на снайперскую винтовку, — яйца отстрелю! Аха, точно! Прости, забыла… У тебя же их нет! — кореянка залилась звонким смехом, выводя вспыльчивый штат из себя ещё больше. — Конченная корова, я уж думал дать тебе тысячи две из моих семидесяти золотых на пластическую операцию, но пошла-ка ты нахуй! — прокричал он, довольствуясь собственным ответом.       А вот уже ответа сверху не последовало. Это, конечно, сперва обрадовало бывший американский Штат, но после слегка насторожило: «Ау? Я тебя нахуй послал, поняла? Ау-у-у?» — но тут же на месте, где прежде стояла Вонсан, показалась фигура мужчины в чёрном армейской одеянии, лицо которого скрывалось в темени ночного света. Сзади же его схватило двое таких же загадочных мужчин. И хоть Техас был крайне крепкого телосложения, он не смог сделать им буквально ничего в силу своей беспомощности.       А тем временем — это был прекрасный знак для Украины, который слушал их разговор от начала и до конца. Именно там находится бабка Копада со своими сыновьями. И, к огроному сожалению, не один он оказался таким умным, что в качестве наводки выбрал самых шумных из представителей наёмного класса, но профессионалов своего дела. Повернув голову чуть правее, парень заметил того самого n-го господина в плаще, что был с ним в баре в тот злополучный день. И именно тогда им был выигран всего-лишь бой, а не война.       Сама она наступила только только. Здесь и сейчас решится, кто из них покинет Шанхай в полном здравии и при деньгах, а кто сгинет в беспамятстве. И самое превосходное, что в выигрышном положении пребывает именно Украина, и никто другой.       Человек в плаще передвигается по крышам ларьков и домов, ловко хватаясь за различные поручни и выступы, при этом даже не имея понятия, что его главный противник сейчас бежит с ним в унисон и не сводит глаз с того.       Украина переводит взор голубых очей чуть правее, и вид тот самый зазор. Осталось буквально завернуть за угол, а там дальше как пойдёт.       Они прибыли к месту назначения практически одновременно. Лица соперника видно не было за шарфом и шляпой, которую носила мафия в 60-х, но что-то подсказывало Украине, что тот отражал на своём лике удивление его внешнему виду.       Эмоции подступили к горлу, сейчас он просто обязан высказать ему всё то, что скопилось за это долгое время. Рот приоткрывается, и тут же закрывается. Послышался детский крик буквально за углом, на который оба тут же кинулись, но обнаружили там обычную пьянчугу и какую-то девочку. Это не то, что они искали, поэтому чёрный плащ удалился в другую сторону, где точно был вход в логово Копады, а вот Украина не смог.       Он замер в оцепенении.       Возможно о своём выборе он пожалеет ещё раз тысячу, но он не смеет бросить ребёнка здесь и сейчас. Пара мгновений и официальный вердикт вынесен. Дальше всё как в тумане, он уже и не помнит, как впечатал в землю тело вонючего мужика в стену и в землю; не помнит, как наносил удары по его небритому лицу, ломал нос, выбивал глаза; не помнит, как пару раз попал по шее и продолжил его бить даже после того, как тот перестал подавать какие-либо признаки жизни. А как опомнился, тут же замер и уселся напротив, мертвеца, чей внешний вид говорил не об избиении, а о том, что его переехало танком.       Да и чёрт бы с ним, даже думать не хотелось об этом. За эту смерть Украина точно финансовое одобрение не получит, но самый маленький процент обещает ему замолвить словцо перед всевышним — хоть какое-то да утешение. — А-фи-геть… Да ты его мочканул нахрен! — Пиздец… — златовласый даже не слушает, как вы уже догадались, Гаечку. Его мысли сейчас погружены совсем в другое русло, которого ей понять не дано. Никому не дано. — Просто полный афиг. Я типа иду такая, иду. Смотрю придурок этот тут трётся, ну я думала, что он нормальный такой все дела тудым-сюдым, плдхожу к нему: «Слышь, дядь, огниво не найдётся?» — а он мне такой, мне значит говорит, такой мне: «Всё найдётся. Пошли покажу?» — ну я такая значит: «Обана, вот удача!» — а он как начнёт руки свои распускать, как ненормальный какой-то. И я такая кричу, а тут ты подлетаешь туда его, сюда! Я балдею, чел. У него ещё мотак такой был чёткий, из меди, прикинь. — Че у него было? — повернул он лицо в её сторону, желая услышать последнюю фразу, отрезвившую его, ещё раз. — Ну у тебя и рыло… Хе-хе! Ха-ха! — залилась она смехом — Про мотоцикл, что там было? — А, медный этот, чоппер! Я такие раньше только на картинках видела и на дисках своих по телеку. Крутая штукенция.       Тут блондин уже разглагольствовать не стал. Подорвался с собственного места и попросил Гаечку показать ему, где был брошен мотоцикл, о котором она говорит.       А она чего? Конечно согласилась, куда ей ещё деваться. Сомнения появятся лишь позже, как только они начнут подходить, непосредственно, к медному коню. Ведь этот чоппер был явно переработан и должен стоить кучу денег. Но ей важна не его цена, а комплектующие. Скорее всего бортовой компьютер, поставленный на негр, может содержать в себе процессор в крайне хорошем состоянии, который ей и был нужен. Возможно, если она договорится со своим спасителем, то сможет снять и забрать себе хотя бы его, больше и не нужно.       Но, как и следовало ожидать, они упёрлись рогами и отказывались уступать друг-другу от слова «совсем».       Ох, и как долго они вели эти дебаты. Украина старался объяснить ребёнку из низшего общества самые элементарнейшие принципы экономики, а ведь она даже не умела считать. Естественно, что всё сказанное им — это лишь пустой звук, не более.       В какой-то момент Гаечка даже обесценила словесно его поступок, который опеределил ей судьбу. Этим высказыванием она точно задела Украину, и хоть вида он не падал, но определёно стал чуть тише.       И только спор стал подходить к логичному финалу, где Украина был готов просто взять и развернуться с мотоциклом, их обоих прерывает бортовой компьютер, из-за которого всё и началось, с вещанием новостей.       Те самые ведущие из начала — Клаус и Лея, что под видом обычных новостей укрывают передачу по заказам для наёмников.       Украина понимал, что они могут сказать. И слышать был совсем не готов, ведь сейчас они объявят о завершении охоты. Так оно и будет, скорее всего.       Украина ошибся.       В его глаз вспыхнула надежда, и еще больше её образовалось, когда на экране стали по кругу перечислять преступления, совершённые женщиной. Одна из основных её деятельностей — похищение детей для её личного борделя, ну и сыновей.       Сейчас в его голове родился просто безумный план, но рабочий. Прежде он никогда к такому не прибегал, поэтому крайне долго молчал и метался в сомнениях, смотря на девочку.       А Гаечка, в свою очередь, глупо улыбаясь, наблюдала за рассказом ведущих, не понимая многих слов. Единственное, что показалось ей знакомым — это демонстрация символики дома Копады, которая была на куртке у того мужика, а ещё оказалась на боковой части седушки мотоцикла. Украине она об этом говорить не стала, а вот про вторую метку он точно узнал и сам, раз так странно посмотрел на неё. И тут Гаечка решает повернуться к Украине, чтобы просто спросить: «Слышь, а чё такое бордель?» — «Узнаешь.»

Продолжение следует…