Сёстры

      — Чёрт бы вас всех побрал! — ругалась, ходя из стороны в сторону, Калиста в укромном уголке на самой границе святилища с остальным миром. Тут её бы никто не побеспокоил, да и она бы никого не кинула с прогиба от распирающих её эмоций.       Спрятав раздосадованную мину за парой плотно прижатых ладоней, Калиста начала перечислять причины своей… агрессивной хандры:       — Ссаный бестолковый Экстер! Ссаные бестолковые искатели! Ссаный дегенерат Гарет! Сука! И ссаная богиня! Тьфу на тебя! — неприличный жест направился в небеса, и она мечтала, чтоб тот прибыл точно по адресу. Но то была малая мечта, и Калиста, ощущая всю мелочность своего поступка, издала протяжный стон. — Всё ссаные божки виноваты! Играют в свои игрульки, как малые дети, и, и…       — И, может быть, хватит уже?!       Калиста дёрнулась. Потянулась к мечу, но остановилась на пол пути. То её окликнул эльф, рожа которого уже попадала в поле её зрения. Маскировка Фейна. Лицо (есть) новое, а голос тот же.       — А, скелетик в обёртке эльфа.       — Пф, это не более чем маска, а не какая-то грубая обёртка! — возразил скелет, — Обёртку я бы не сотворил, даже без сегодняшнего опыта!       — Не знаю, о чём ты, но мне плевать, — махнула кистью синяя. — Мне сейчас не до тебя и… какого хера ты тут творишь?!       — Я думал, — последовал ответ, по звучанию переводимый как «это же элементарно!»       — Ого, Кира тоже иногда думает. Головой. Но чаще жопой.       — Я бы предпочёл не слышать впредь таких сравнений меня с твоей сестрой. А что касается твоего первоначального вопроса, то… я думал о… неважно. — странная неуверенность так и сквозила из ответа. От рептилии она не скрылась и поразила. Нечасто Фейн менял интонацию и казался… таким неуверенным.       — Эй, что с тобой не так?       — Всё хорошо, — заверил древний, немного сбитый с толку почти заботливой интонацией злюки, минуту назад матерившей весь свет. Но всё встало на свои места, когда та одним жестом велела ему продолжить, а вторым грозилась разбить на маленькие косточки — Просто… неожиданно. Ту, с кем я встретился, без сомнения можно назвать богиней. По вашим меркам, — тут же поправился Фейн.       — И ты встретился с божеством? Интересно, такое же ли оно нудное, как и ты… — скелет в форме эльфа казался необычно хмурым. Калиста сжалилась над ним: — С кем ты встретился? Фейк? Фейк… Фейн?!       

.

.

.

      Он шёл к фигуре, возвышающейся на помосте. Облачка тумана закрывали постепенно обзор. С каждым шагом туман густел, и вот уже фигура совсем скрывается из вида.       Вдруг голос звучит, причём знакомый:       — Фейн? Фейн!       По телу разошлось чувство ласкового тепла, и туман слегка ослаб, постепенно открывая давно забытое зрелище… но до того, он бежал сквозь рассеивающуюся дымку тумана на бешеной скорости, пытаясь догнать голос. Под ногу попало что-то. Фейн спотыкается и падает, но в последний момент успевает ухватиться за… книжную полку?       Когда туман рассеивается, древний оглядывается, весь потрясённый открытием. Библиотека… его библиотека. За спиной раздаётся кашель, и, обернувшись, видят его глаза Харину, его помощницу.       Она протягивает толстую книгу, на обложке которой написано: «Наблюдения за Универсальной завесой». В ответ на недоумённый взгляд Фейна, она говорит:       — Вы же просили принести ваш журнал исследований, мастер Фейн. Для гостьи…       «Гостьи…?»       Он ступает по библиотеке, и Харина выражает ему своё сочувствие: как жаль, что король запретил дальнейшие исследования завесы! Это такой интересный артефакт!       «Как всё знакомо…»       Харина ведёт к двери — к двери его собственного кабинета — и распахивает её перед посетителем. Фейн делает шаг за дверь и видит госпожу Амадию, одну из Семерых владык.       Внутри что-то бухнуло. Спешно Фейн обернулся к помощнице:       — Что она здесь де…       Но её не было более рядом. Вместо помощницы одна пустота перед закрытой ныне дверью. Он остался наедине с неожиданной посетительницей.       Тянется рука к двери, но проходит сквозь неё. С мерцанием и она, и стена рассыпаются. Обнажается бесконечное пространство серого тумана.       Тогда взгляд устремляется к знакомому… к его кабинетному столу, и ноги послушно ведут к нему. Стоит пальцам коснуться покрытия, как стол превращается в туман, и рука проходит сквозь него, но миг — и туман вновь обретает форму стола. Фейн оборачивается и встречает удивлённый взгляд владычицы Амадии.       — Хорошо ли ты себя чувствуешь, мальчик мой?       Обернувшись к Амадии, склоняется Фейн в глубоком поклоне, не расставшись с увиденным до конца. Был ли это всё глюк длинною в мучительную вечность? Или глюк разворачивается перед ним сейчас?       Глюк заговорил до неприличия знакомым голосом:       — Прошу тебя, не надо церемоний и пыльных титулов. И зови меня просто Амадия. — когда взор Фейна поднялся на неё, он видел, как она расхаживала туда-сюда неторопливо, — Должна сказать, ты наделал немало шума, милый Фейн. Другие владыки и я сама высоко оценили твою работу. Мы считаем, что королевский указ о запрете изучения Завесы был... — она повернулась к нему, — непродуманным.       — Так… и зачем вы сюда заглянули?       — Мы бы хотели подробнее ознакомиться с твоими исследованиями. А ты, как вижу, — указала её длань на руки Фейна, удерживающие книгу, — уже подготовил мне материал для чтения! Так давай же его сюда, мой мальчик.       Взволновано спросил он, не спеша расставаться со своим трудом:       — Не хочу показаться грубым, но что вы тут делаете? Король запретил любые дальнейшие работы над этим…       — Король, Король... — клонилась то влево, то вправо её голова, — наш народ что, только о нём и говорит? А как же знание, юноша? Как же открытие нового?       Молча он согласился и медленно с величайшей аккуратностью, протянул богине журнал.       Она с улыбкой отвесила благодарность, приступив к перелистыванию страниц, целиком утонув в чтение.       — Так... Так-так... невероятно! — она резко захлопнула работу, на секунду подарив комнате громогласный хлопок, — Барьер из чистого Истока?.. Ты действительно думаешь, что эта завеса откроет нам новое будущее?       — Завеса — величайшее открытие в истории. — с великим энтузиазмом пояснил Фейн встав в полный рост, — Она вмещает невероятную мощь. Но… — тут же он заосторожничал и утратил былой запал, — Король считает, что артефакт опасен. Он сказал, что если завеса была создана для того, чтобы не пускать что-то в наш мир, то возможно, ему в этом мире и не место.       — Да, мы так и поняли. Мы считаем странным, что Король отказал тебе в возможности изучить артефакт, который мог бы принести столько пользы нашему народу... Но, возможно, есть и другие варианты. Возможно...       — Постойте…       — Что случилось, дитя?       — Я должен… должен убедиться…       Подступает к ней Фейн, и тянется его рука, чтобы коснуться её лица. Ладонь касается щеки, и чувствует кожа тёплую плоть. Потрясённый, Фейн отшатывается: настоящая... всё-таки… — настоящая?       — Конечно, я настоящая, мой милый мальчик. — она подходит почти вплотную к настороженному Фейну, — Как и ты, оказывается.       — А?       За его спиной раздался громкий треск ломающегося дерева, и чьи-то руки оттаскивают его прочь. Амадия кричит — громко, отчаянно. Крики постепенно пропадают, как пропадает и сцена перед глазами нервными, сбитыми с толку. Он снова стоит на холодных, светящихся камнях, а перед ним — госпожа Амадия.       — Фейн... Фейн, родной мой...       — Ты настоящая… ты и правда настоящая! — он утопал в этом открытии и радости с ним пришедшей, — Прошу тебя, Амадия! Скажи, где остальные? Я не могу нигде найти своих сородичей! И что это была за сцена?       — Спокойствие, дитя моё. — странный контраст на её лице отражался. То ли улыбка радости, то ли скорби, — Я должна была проверить. Убедиться. Если бы ты оказался не тем, за кого себя выдаёшь, это могла быть катастрофа.       — Погоди… всё это было… дурацким испытанием?! Ох… неужели… так сложно было устроить… опрос?! Смертные со мной не справятся, у меня домашние животные умнее… некоторых уж точно.       — Смертные? — поражается Амадия, — Ты думаешь, мы боимся этих тупых животных? Нет, дитя моё, мы боимся великого зла. Зла, ведущего к катастрофе.       — Что же это за катастрофа? — открыто изумляется он, — И кем же, по-твоему, я мог оказаться?       — Кем? — подняла она бровь и покачала головой, — Кем угодно, дитя моё. Кто угодно может быть опасен. Ты получишь свои ответы — но лишь по одному за раз. И сначала ты должен понять, что за безумие Король привёл в мир. Никто в этом мире не избежал безумия, которое обрушил на него Король.       — Безумие? Какое безумие? Плевать мне на примитивный мир! Я хочу лишь знать, где мои соплеменники. Что вообще происходит? Куда они исчезли?       — Они… они… о, Фейн…       — И-и-и… слушай… я же встречал существ, похожих на Ралика, Дюну, Зорл-Стиссу… существа на неё похожие, особенно доставучими оказались… и к чему я… их почитают смертные, как богов, — это ли не бред?       — Теперь мы действительно боги. Мы возвысились над нашей прежней сущностью. Но у нас не было выбора. После того, как мы обнаружили… — начать она решила с наименее болезненной, но всё же… шокирующей правды, — Мы знаем, почему король запретил твои исследования. — Амадия приблизилась к Фейну, — Он уже знал о Завесе, Фейн.       — Ч-что… он ослаблял Завесу? Она пала? И что оказалась за ней?       — Завеса не пала, но ослабла. Стена дала трещину. А Король употребил своё злодейски добытое могущество на то, чтобы расширить зазор. Он выкачивал из неё силу — питался ею, чтобы набрать собственную мощь. Когда мы изобличили его предательство, он попытался расправиться с нами — превратить нас в рабов.       Скелет замер в потрясении среди знакомых пейзажей, так похожих на его родной мир.       — Король хотел поработить свой собственный народ? Но зачем? Что-то не вяжется...       — Наша вассальная клятва не удовлетворяла его: он желал полного контроля. — она покачала головой.       — Знаешь… я, на самом деле, не так уж удивлён, — задрал он голову и опустил тут же, — Судя по тому, на что он обрёк меня, он точно потерял рассудок!       — Да, его властолюбие не знало границ. И потому мы выступили против него. — сперва взгляд её упал в пол, а ко второй половине предложения поднялся на Фейна, — Король выжег нашу землю, но общими усилиями мы одолели злодея. — рука её совершила резкий взмах, — Его изгнали за Завесу, которую он пытался сорвать, но победа наша была горькой. Наш народ... о, дитя моё... Он был уничтожен. — она будто с трудом устояла на ногах. Как, впрочем, и Фейн заслышав о такой вести, — Все погибли. Остались лишь мы семеро.       Новость ударила по скелету, как тяжёлый молот по сердцу.       — Наш народ... Все погибли? Не может быть!.. — махнув рукой и сделав пару шагов назад, он уловил еле слышное:       — Боюсь, что это правда.       Внутри закипела холодная ярость. Сквозь зубы он проскрежетал:       — Он должен за это заплатить!       — Отлично! — воскликнула Амадия, — Тогда он получит по заслугам. Обещаю. Но укрепи своё сердце, сын мой, — Амадия сократила возросшее между ними расстояние, — Битва ещё не окончена. Много веков Король искал путь обратно в наш мир. И за Завесой он нашёл силу, которая могла ему в этом помочь: Пустоту.       — Пустоту…       — Да. В тот самый миг, когда мы обнаружили Пустоту, мы поняли: Завеса была создана, чтобы не пропустить её в мир, и создали её силы ещё более древние, чем мы сами. Но стараниями Короля зло начало просачиваться в щели. С тех пор мы сдерживали и Короля, и Пустоту... но теперь, увы, они побеждают.       — Но как? — в который раз поразился древний, — Что изменилось? И есть ли… должен же быть способ его остановить!       — Боюсь, что так и есть, но вина здесь не только моя. Когда-то мы были едины, все семеро. Теперь же…       Амадия повернулась и жестом указала на сцену внизу. Там, под ногами их, шестеро остальных богов сражались, вцепившись друг в друга, и каждый отчаянно пытался взять верх над остальными.       — За долгие века, — продолжила Амадия стоя с боку от скелета, — Пустота по капле просачивалась в этот мир, развращая моих братьев и сестёр, пока те играли в созданных собою смертных существ, как в игрушки. Боюсь, для них... — она повернула голову к Фейну, — для нас... уже слишком поздно.       — Но…       — Но ты, Фейн — тебя это зло не коснулось! — с последним словом, она мягко взяла его за плечи, — Миру нужна новая сила, чтобы защитить его, а ключ к ней — ты, Фейн. Но ты, — и без того почти невесомая хватка ослабла, и она сделала шаг от древнего, — ты пал так низко...       — Д-да… — признал он с прискорбием и слабо промолвил, — Я не ощущал себя целым уже много, много веков. Но… я никуда не падал! — огрызнулся он, взирая на неё так мрачно, как на то был способен череп, — Меня спихнули! Это его вина! Не моя! Король, он…       — Конечно, дитя моё, — поспешила успокоить его Амадия, — Ты виновен лишь в том, что искал знания — преступлением было не то, что ты сделал, а то, что сделали с тобой. И правосудие свершится. Ты снова обретёшь целостность, дитя моё — клянусь тебе в этом. — вновь приблизилась богиня, коснувшись ладонью его плеча.       — Немного отойдя от основной темы… «дитя моё»? Пусть ты и владычица, но и я не малое дитя!       — Это у меня привычка от общения со смертными. Они зовут меня матерью, ну и как мне на это отвечать? — он с ответом не нашёлся к ещё более приподнятой брови богини, — Ты и правда не смертный, но ты растерял многое из того, что когда-то делало тебя Вечным. А мы, наоборот, были вынуждены обрести новые силы.       — Да уж… никому из нас скучать не пришлось. — молчаливо согласившись, Амадия сказала, возвращаясь к важному:       — Я буду направлять тебя, но сперва ты должен вернуться в мир и бежать с того острова. — он хотел спросить о чём-то, но Амадия не дала и секунды на вопрос, — Но вернёшься ты в тот мир сильнее, чем был. Я дарую тебе моё благословение: считай это первым шагом к исцелению мира. Теперь ты сам можешь благословлять.       Амадия протянула руку, и по костям древнего разлилось тепло. Он чувствовал… очень, очень давно не чувствовал себя так.       Амадия, заговорив, вырвала его из ностальгического потопа:       — Возможно, ты заметил, что я пыталась помочь тебе в твоих странствиях. Что я могу благословить воду под твоими ногами. Теперь же я дарую тебе силу делать это самому. ...и это лишь начало. Новая, большая мощь будет открыта тебе, если ты пожелаешь её обрести, а обрести её ты должен. Но, перед тем как начать, я бы хотела предостеречь тебя. Ты ведь путешествуешь в компании низших созданий?       — Не-е-е-ет… — тут же в голове пронеслись их образы. Особенно запомнились ему: улыбчивая ящерица, не улыбчивая и… пожалуй, лучшая из них: любознательная. Про эльфов, людей и гномов с другими ящерами… он предпочёл не вспоминать. Уж слишком те казались блеклыми на фоне первых трёх.       — Я видела правду, дитя моё. — отчего-то стало стыдно. От того, как быстро она распознала ложь? Или от самого факта его вранья богине? — Я видела, как ты шёл через форт и по болотам.       — Да, я в своих странствиях не одинок. Я нашёл это наиболее разумным. Хоть и не без нюансов. Ощутимых нюансов… но всё же терпимых на пути к великим целям.       — Это естественно: ты так долго был один. — понимающе качнулась её голова.       — Да уж. Но, признаться честно, они меня порядком раздражают. — на миг он ужаснулся, поняв, что уровень текущего раздражения, которое вызывали у него смертные, заметно слабее того, с которым он ступил на почву этого мирка.       Из пугающих размышлений его вывел голос Амадии:       — Будь осторожен. Некоторые из этих созданий гораздо опаснее, чем кажутся.       — Поверь, я имел возможность убедиться. Если не синяя своей уга-буга палкой станет причиной моей кончины, то глупость голубой… глупости у неё в достатке.       — Дело не в их личностном характере и особенностях. Они «пробуждённые»: избранники остальных шести богов. Ибо все они пойдут по тому же пути, что и ты, но нельзя допустить, чтобы они добились успеха. Преуспеть должен лишь ты.       — Лишь я?       — Лишь один из нас может владеть силой, способной сдержать Пустоту. Лишь ты, Фейн.       Она положила руку на его череп, и отчётливо увидал он всех — пробуждённых, богов, Амадию и себя. Он её избранник. Её пробуждённый.       — Так ступай же в мир с моим благословением. Внемли моим словам и иди...       — Да… Богиня.

.

.

.

      — Когда я был ещё во плоти, я знал её как Амадию. — раздалось от Фейна, отошедшего от недавнего воспоминания. Голос его полнился грустью. — Одну из семерых Владык, служивших нашему Королю.       — Амадия древняя? — старшая издала пронзительный смешок, в миг восстановив самообладание, — Это же… замечательно? Ты не единственный из своего рода…       — О нет, — опроверг собеседницу Фейн. — Моя раса уничтожена бесповоротно. Остались лишь Семеро. А они… Я не знаю в точности, что они такое. Не совсем боги, но и не Вечные. Нет. Они совсем другое.       — В них было что-то подозрительное? — насторожилась Калиста, опасаясь, что её теории могут оказаться правдой, и всё сказанное её собственной богиней — сплошная ложь.       — Разумеется, они вели себя, как и положено владыкам, — поднял скелет руку, — Кланялись высшим, насмехались над низшими. Насмешек, разумеется, хватало даже в ту пору. Боюсь представить, как с этим сейчас! Та голубая ящерица… твоя сестра, поди, не внушает оптимизма касательно…       — Что ещё? — потребовала старшая, не сильно обрадованная тем, как костлявый компаньон отзывался о Кире.       — Чего ты от меня хочешь? — вздохнул с усталостью неживой, — Я не собираюсь сплетничать и перемывать косточки владыкам. — отвернулся скелет, сложа руки на груди.       — Фейк, бл…       — Если тебе хочется понять, — повернулся он к собеседнице, — какими они были, взгляни на себя. Этого будет достаточно. Расы были созданы не просто по образу и подобию своих богов. Они ещё и схожи характером.       — Брехня!       — Типичная Зорл-Стисса, — развёл победно руки скелет, — если в той энциклопедии автор правильно указал её характер. И так со всеми. Врогир был крупным и сильным, как его орки, Зантецца — шустрой и смешливой, как имп, а Ралик больше всего любил хвалиться и драться на кулаках. Как большинство встречавшихся мне людей.       — Ну с людьми… очень близко… — неохотно признала Калиста.       — Пойми же уже наконец! — поднялся со своего укромного места у валуна Фейн, — Вы были созданы ради чужого самоутверждения, но было бы странно винить в этом вас самих. Скажем прямо, владыки никогда не проявляли избыточной фантазии.       — Верь после такого в божков… — выплюнула Калиста.       — Что ж, — обратил вновь на себя внимание Фейн, — Если ты больше не собираешься тратить моё время впустую…       — Тебе Амадия обещала вознесение? Или что там тебе предпочтительнее?       — Ну и? — упёр руки в бока неживой.       — Да вот интересно, что бы ты, — тыкнула она когтём ему в грудь, сложив потом руки на собственной, — сделал с таким могуществом?       — Что за нелепый вопрос? — фыркнул он, — Разве тут допустимы сомнения? Я точно знаю, что я буду делать… — он ненадолго прервался, — Всё совершенно закономерно. Вы поклонялись Вечным как своим богам. Почему бы теперь не пойти за Божественным Вечным?       — А по-человечески Вечным слабо?       — Эх… — тяжело вздохнул несчастный представитель иной расы. — Владычица Амадия объяснила, в чём источник всех бед этого мира…       — Неужели в социальном расслоении, создаваемым неравномерным распределением производимых обществом материальных благ?       — ...и попросила, — не прерывался Фейн, — помочь ей навести порядок.       — И конечно же, кому как не богиньке и скелетику знать, как это делается...       — Это серьёзная ответственность, но я с готовностью её принимаю.       — Даже у Киры хватило ума отказаться от такого… она умнее нас с Киллисой… и тебя в том числе! И… — тут она задумалась, — А это не противоречит канону?       — А?       — Божественный всегда был смертным. С чего бы Вечному, по сути божеству, становится божественным? Или ты не столь консервативен, каким кажешься?       — Да, ты права, но хотел бы я знать — и что дальше? Возможно, будь ваш драгоценный Люциан чуть менее смертным, у вас до сих пор имелся бы Божественный, и исчадия Пустоты не пытались бы грызть мои кости.       — Плевать я на них хотела! И на исчадий Пустоты тоже!       — Вот серьёзно, — чутка разошёлся скелет, игнорируя собеседницу, — Стоит на пару тысяч лет повернуться к миру спиной, и он тут же прокисает…

.

.

.

      — Какая встреча!       — Мне и самой приятно, честно, — кивнула свинья подошедшей Кире, всё ещё молясь у святилища Амадии.       — А чего так невесело? — присела на корточки подле парнокопытной шутница. — Красота же, куда не глянь!       — Тут очень красиво. — признала свинья, — Но, боюсь, в остальном поход в святилище оказался зряшной затеей.       — А?       — Я изо всех сил молилась Амадии, но, по-моему, без толку. — она совсем приуныла, — Я по-прежнему волшебница в свиной туше. Ещё идеи будут?       — Хм… — младшая задумалась и выдала полусерьёзно, полушутливо, исчерпав все варианты помощи несчастной волшебнице, — А как насчёт нырнуть в пруд?       — Отличная мысль! — бурный энтузиазм овладел животиной, — Я попробую. В конце концов, ведь ничем плохим мне это не грозит…       — Удачи! — Кира ушла, а свинья нырнула с разбега в пруд, затерявшись в его чистой воде.       — Спасибо тебе. За всё. Да пребудет с тобой вечная благодать Амадии. Я навеки в долгу, милая, — Киллиса и Гратиана расстались, — Никогда я не смогу за это отплатить.       — Вы уже.       Одарив жрицу малым поклоном, ящерица оставила настоятельницу одну. И только она развернулась, чтобы уйти, как столкнулась с кем-то.       — Ой, простите, я вас не заметила…       Молодая девица — рыжеволосая, в простеньком зелёном, поношенном платье, со счастливым лицом.       — Ничего страшного, — и заразительной улыбкой. — да благословит Амадия твой путь. — поклонилась неизвестная.       — Я Киллиса, а как вас зовут?       — Я знаю твоё имя.       — Но… откуда? — поразилась розовая, — Я вас тут раньше не видела.       — Это долгая история… — со смешком отмахнулась девица. — Меня зовут Федер, и я маг. Была магом давным-давно. А в промежутке была сви… — она отвернулась сохранив слабую улыбку. — Пусть уж прошлое останется в прошлом, а я стану смотреть в будущее.       Она поклонилась собеседнице, медленно пойдя к жрице храма Амадии. Однозначно желая тут остаться подольше и отдаться служению своей богине.       Провожав взглядом странноватую девицу, дочь пустыни отвернулась, и в поле зрения её угодила эльфийская знакомая, привычно сидящая в отдалении от остальных. В месте, в которое с трудом попадал свет, исходивший от огня и звёзд.       — Себилла, здравствуйте.       Та оставалась на прежнем месте и с ответом не спешила. Видать, сильно задумалась. Киллиса предположила неладное, как-то связанное с богами.       — Мы всей нашей группой встретились со своими божествами. — лицо, носящее шрам, на мгновение скривилось в оскале, но лишь на мгновение. Киллисе могло и показаться. — Думаю, и вы встретились со своим. С Тиром-Ценделиусом. Я права?       — И не говори. — почти хрипло дался ей ответ. Несложно догадаться, что встреча ей не понравилась. — Я имела такое удовольствие. Разумеется, под «удовольствием» я подразумеваю ОДНОЗНАЧНОЕ бесчестие.       — Что-то не так? — Киллиса присела на корточки у собеседницы.       — То, что случается всегда. — с большей лёгкостью ответила эльфийка, будто присевшей Киллисе, доверяла больше, чем когда та возвышалась над нею, но, по прежнему не до конца. — Я не хочу об этом говорить.       — Я вижу, вы расстроены. — ладонь легла на грудь у сердца горячего, под слоем холодной чешуи, — Мы команда. Мы вместе. И цель у нас общая. Мы не должны закрываться друг от друга.       Себилла колебалась. Она не привыкла изливать кому-то душу, но то, как обращалась с нею эта… чешуйчатая… вызывало такое доверие, которого эльфийка ещё не испытывала в жизни. Поборов себя, ей удалось превозмочь себя:       — Дело в том, что… Тир-Ценделиус — Всеотец, Золотой лист, — хочет, чтобы я стала новой Божественной.       — Это не звучит так уж плохо, — улыбнулась Киллиса, пытаясь передать свою улыбку и длинноухой. Но взгляд у той помутнел — словно она увидала что-то, чего не разглядела рептилия.       — Бойся богов, дары приносящих. Божественности. — сорвалось с губ дочери леса, — Однако он обращался со мной как…       — Как с рабыней…       — Именно…

.

.

.

      Странное ощущение поглотило Себиллу. Только она прикрыла глаза посреди болот, а, открыв… очутилась в месте до невозможного свободном от осточертевшей грязи, затягивающей при каждом шаге трясины и зловонной, порою неуспокоенной до конца мертвечины с мошкарой, надоедливо пищащей у самого уха.       В мире, ещё неведомом ни разу, лишённым звуков, приковались глаза к единственному хоть отдалённо, но привычному. К призраку эльфийскому, излучающему чистейший золотой, будто самого солнца, свет. В традиционных одеяниях из трав и листвы. С маской деревянной, гладкой, скрывающей лицо, и многими-многими ветвями, торчащими будто из самой головы на манеру пары величественных крыльев.       Стоял он горделиво и властно на своей будто трибуне, к которой шёл с десяток ступенек. И взирал он на гостью сквозь прорези маски. И даже сквозь них любой бы заметил всё тоже, что и Себилла.       — Итак, ты нашла меня. — донёсся его возвышенный голос, как и вид горделивый, властный, — Та, кого я вытащил из воды, тонущую и задыхающуюся. Та, кого я выбросил на берег с водорослями в волосах, с солью и песком на теле.       Довольно точно пересказывал он, медленно спускаясь к ней по ступенькам шаг за шагом. Точность пересказа насторожила эльфийку, а дальше…       — Себилла… заклеймённая. Дева с меткой бесчестия. — не успели подушечки пальцев прикоснуться к ненавистному шраму, как прозвучала команда: — На колени. — и презренное, не лучше плевка в лицо: — Рабыня.       Выпятив вперёд грудь, она твёрдо отчеканила:       — Я не встану на колени ни перед кем из смертных.       — Ни перед кем из смертных… — повторил он, будто пробуя слова на вкус, и… — Ха! А перед богом?       Приторно она улыбнулась:       — Покажи хоть одного пальцем. И назовись… — её глаза сузились. — У меня как раз есть местечко на руке для ещё одного имени…       — Пометила бы ты меня, как всех тех, кого убивала? Ты хочешь видеть моё имя у себя на коже? Так получай!       Внезапно острая боль пронзила её руку. Себилла не видела, откуда она шла, но ощущение было таким, словно кожу пронзали раскалённые иглы, выписывая древнее имя буквами давно забытой азбуки.       И было оно…       — Я Тир-Ценделиус, великолепнейший из Семерых, и ты встанешь передо мной на колени!       Ощущая странную потребность повиноваться, она не могла противится его словам. Его слово — приказ, которому невозможно не подчинится. Никогда раньше Себилла не испытывала такого непреодолимого желания повиноваться. И она подчинилась. Опустилась пред эльфом на колени ровно в тот момент, когда тот преодолел последнюю ступеньку и совершил к ней крайний шаг.       — Вот и славно. Тебе всё же придётся узнать своё место, Себилла. И ты будешь узнавать своего бога, когда он стоит перед тобой. — не хватало для полноты картины протянутой ладони, положенной на макушку эльфийки и гладящей её волосы, словно послушную собачку. — Я Тир-Ценделиус, запомни, великолепнейший из Семерых! Я твой бог, и я заставлю тебя поклоняться мне. Я поставил тебя на колени. А теперь ползи к моим ногам и целуй их.       Нет. Она не станет. Есть границы её покорности… даже перед богом! Ни огнём, ни силой ему не удастся принудить её. Она не покорится. В этот раз…       Хотелось ей подняться с колен, как внезапно, будто когтистая лапа вдавила эльфийку в землю... пять невидимых когтей легли на темя. Они медленно толкали Себиллу вниз, и понимал её противящийся разум, что не в силах противиться долго.       — Дерзкая девица! Если ты не сделаешь это, я потребую большего!       Себилла не спешила выполнять приказ и прожигала его своим немигающим взглядом.       — Ты увидела, каковы твои границы на самом деле. Довольно мне противиться, Себилла. Целуй… мне… ноги!       Ощущения нахлынули. Напоминали те неукротимую энергию, что болезненно давила на плечи, будто мощные тиски прижимали тело к земле, заставляя подогнуться. Ближе к ногам.       И вновь когтистая лапа… всё те же пять невидимых когтей…       — Сделай. Как. Велено!       Но она не делала. Она уже ощутила на себе оковы рабства. Снова в них не хотелось. Пусть сознание понимало бессмысленность текущей борьбы, но она продолжала противиться божественной воле. Напрягались все мышцы тела, подключались последние силы. Пот катился градом, и она держалась из последних сил. Бог казался впечатлённым, хоть и малость.       — Что это? Откуда столь внезапная решимость? Не желаешь подчиняться мне, как подчинялась ящеру? Не станешь целовать мне ноги, как целовала их своему хозяину?       Каждое упоминание об ненавистном ящере вызывали к морю пота еще и оглушительный скрип зубов.       — Не поздно ли, Себилла, демонстрировать свою гордость? — бросил он насмешливо, — Ты позволила себя заклеймить, позволила сделать себя куклой, марионеткой!       Без сил, сознавая, что он способен раздавить любого смертного, как мелкого червя на голой земле, заклеймённая шрамом сдалась и подчинилась.       Упав к самой земле лицом, вытянулись её губы и коснулись пальцев его обнажённых ног.       — Да… — не сводил он взгляда с затылка своей рабыни, дарящей его пальцам внимание, — И это всё, на что ты пригодна: быть рабыней, покорной чужим приказам? Валяться у моих ног, лицом в грязи?       — Ты унижаешь меня впустую. — оторвалась Себилла от текущего занятия, — Я больше не рабыня. Я сумела вырваться из неволи.       — Ошейник на тебе говорит об обратном. — подцепил тот Тир-Ценделиус пальцем, — И ты всё же исполнила мой приказ.       — Заблуждаешься. Я никогда не допускала, чтобы со мной что-то проделывали… — она подняла искрящийся взгляд на божество: — Меня заставляли силой. Всегда. Так же как ты сейчас принудил меня.       — Тьфу! — плюнул бог у её лица, — Что за нелепые иллюзии. Даже когда тебя силой заставляли подчиниться, это всё равно твой выбор! Унизилась предо мною. Какой СТЫД! Да как ты СМЕЕШЬ? Разве ты не понимаешь, кто ты на самом деле: ПРОБУЖДЁННАЯ!       Себилла отпрянув от ног божества, ощущая вялость после длительной борьбы с его силой, и усмехнулась с вызовом:       — Пробуждённая? Хах. Я — Себилла. И больше нечего тут понимать.       Бог нахмурился.       — А с чего ты взяла, что у тебя осталось право на имя? Что у тебя ещё осталось достоинство?       Уставившись на него изумлённо, черты лица эльфийские, озлобились:       — Ты заставил меня преодолеть всё это… в качестве урока?!       — Да, — легко дался ему ответ. Куда легче, чем Себилле вопрос без звериного рыка. — Чтобы открыть тебе глаза, ибо твои утяжелены кандалами рабства. Рабство. Покорность. Она у тебя в крови.       Слова его ранили больно, как пара ржавых клинков, но внезапно лицо его смягчилось, и суровый лик обрёл меланхолическое выражение.       — С другой стороны… Покорность… Возможно, и в моей крови тоже. Молчишь? Впрочем… молчание… достойное подношение никчёмному богу… если я ещё бог…       — Та сила… — с кривой усмешкой отметила Себилла, — Что ты на мне использовал, говорит о…       — Глупышка, — фыркнуло божество, — Это семечки: управлять которыми ничего не стоит. А потому… я и говорю о покорности.       Смех вырвался из недр груди, и слетел с языка вопрос с тоном непонимания:       — Как Бог может быть покорным?       Разум ассоциировал бога с неисчерпаемым могуществом. Если бог не всесилен… то какой он бог? Может ли таковым считаться?       — «Бог» — всего лишь слово. — парировал Тир-Ценделиус, — Чего стоит бог, определяет его сила. А что осталось мне от истинного могущества? Ничего. Я отдал всё. Все Семеро из нас отдали всё без остатка. Отдали на разграбление человеку по имени Люциан. А он всё присвоил. Но теперь узурпатор мёртв.       Раздалось цоканье языком на весь окружающий мир. Себилла заговорила:       — Невежливо так отзываться о Божественном. Воплощении Семерых. И тебя в том числе…       — Воплощение? Ха! Скажи лучше — убийца. Вор и обманщик. Он был человеком, заигравшимся в божественность. И посмотри, к чему нас это привело.       — Почему ты не забрал могущество себе?       — Не могу. Не из этого мира, который суть безмирье, дом духов и мёртвых воспоминаний. Не этот мир нужно спасать, а наш. Сила семи богов должна и будет принадлежать первому, кто ею овладеет.       Изумлённо брови подпрыгнули. С уст сорвался вопрос с мало скрытым удивлением:       — Ты действительно имеешь в виду то, о чём я думаю?       — Мир лишён богов. — отвернулся он, сделав пару шагов назад, — Подобен жирному тельцу, слепому и испуганному — в ожидании клыков исчадий Пустоты. В мире нет богов, но бог ему нужен. Один. А у меня только ты.       Бог повернулся вновь к своей рабыни. Черты его каменеют, взгляд наполняется презрением, и он делает шаг к эльфийке.       — Себилла. Заклеймённая.       Лицо одно от ярости исказилось на миг, но другое не поменялось, лишь нога совершила новый шаг.       — Рабыня.       И ещё шаг. Он уже совсем рядом, как и минутой раньше, неприятно близко, дыхание его липнет к коже, как влажный туман.       Эльфийка застыла на месте. Шрам горел огнём, как свежий, как в день, когда тот нанесли каленым железом на нежную, молодую кожу. В голове вспыхнуло множество воспоминаний: весь стыд, страх, тени и ночи… Отвратительное ощущение: подавленные воспоминания роились, как мошки. Он за это поплатится. Он пожалеет…       Всё это сжалось в плотном кулаке бывалой убийцы.       Увидев в на миг ушедшую в себя пробуждённую, Тир-Ценделиусу всё стало ясно:       — Проклятье! Неужели я ничего не могу сделать, чтобы избавить тебя от твоих демонов? Освободить от власти этого шрама? Для тебя нет преград! Ты можешь стать кем угодно! Запомни это: рабыня!       Внутри всё закипело с последним его словом. Ярость обуяла такой же кипящий одной лишь мыслью разум. Довольно! Хватит его откровенного, громкого презрения!       В руке привычно мелькнула маленькая убийца. Кончик её вонзился в самое его сердце! Пронзила призрачную плоть, а свободная рука сжалась у него на горле, сжимая крепко, будто спасательную верёвку, единственную, что могла спасти от падения в бездонную пропасть.       Тир-Ценделиус начал поддаваться.       Стук сердца, мощный, как землетрясение, отдавался сквозь металл и пальцы в руки Себиллы, в плечи, в грудь.       Неожиданно бог с силой выдохнул — и мощный поток воздуха сотряс мир.       Сгусток пульсирующей силы взорвался глубоко внутри. На краткий миг у эльфийки перед глазами потемнело, а когда она пришла в себя, увидала собственное имя, выколотое на руке позолоченными буквами древнего алфавита. Имени бога больше не было. Осталась лишь «Себилла».       — Рабыня. Будь проклято это слово! — не на шутку разгневался бог, — Никогда больше не бывать тебе в рабстве. Я верну тебе имя, я верну тебе тебя. — наклонившись к не, он ударил себя в грудь пальцами обеих рук, — Ты моя воительница, ты моя избранная! Вот кем я нарёк тебя. Вот кого я благословил. И теперь ты сама обладаешь даром благословения. Я благословил воду под твоими ногами. Теперь же эта способность доступна тебе самой, а ведь это лишь первый шаг, лишь тихий отголосок того, что грядёт. — выпрямившись, Тир-Ценделиус продолжил, — Отныне и впредь у тебя есть лишь два пути: смерть или божественность. Выбор за тобой. Смерть или божественность. А теперь возвращайся в свой мир, моя избранница, дабы убраться наконец с каменистого клочка суши, куда тебя поместили силой. Однако, прежде чем отпустить тебя, я хочу ещё кое-что уточнить. Ты ведь путешествуешь... со спутниками, верно?       Верно. Неожиданно для себя она подцепила себе довольно объёмную и разношёрстную компанию. И… что страннее всего, не во всех она видела угрозу или обузу. А в некоторых даже выведали её насмотревшиеся зла глаза то, чего ей ещё не доводилось видеть…       — Да. — холодный краткий ответ вместо подробного долгого.       — Впереди у тебя немало опасностей, и спутники могут быть тебе полезны, но…       И тут же погремел взрыв:       — Не друзья, если ты видишь в них друзей. Они соперники! — она могла бы согласиться с этим, если бы не одна из спутниц, — Пробуждённые, как и ты, и возможно, их обихаживают шестеро низших. Но богом станешь ты и никто больше. Улыбайся своим спутникам, но держи нож наготове, ибо его время близится. На этом я прощаюсь с тобой, Себилла. — мир завертелся, словно в эпицентре торнадо. — До встречи! Мы свидимся очень скоро.

.

.

.

      — Бойся богов, дары приносящих. Божественности. — сорвалось с губ дочери леса, — Однако он обращался со мной как…       О нет… Киллиса забеспокоилась уловив намёк, как собственное божество с ней обращалось. Невольно, с губ сорвался шёпот:       — Как с рабыней…       — Именно. — Себилла не показала и половину эмоций от удивления, что Киллиса уловила это чувство несправедливости. Из одного рабства в другое… кратко о судьбе Себиллы…       — Но зачем ему…       — Он хотел продемонстрировать свою власть.       — Жёстко…       — Да, это жёстко, но ведь в этом и есть суть власти. — сжала она кулак до бела.       — Ваше имя именно для того и…       Себилла ещё раз взглянула на свою руку. Она задумчиво водит пальцем по новому имени: золоченые буквы древнего алфавита, сложившиеся в слово.       — Моё собственное имя... Маленький подарок от Тир-Ценделиуса. Боги, они такие: не могут без драматизма. Может, они на небесах так развлекаются. А может, он хотел преподать мне урок. В последнем случае ЕМУ предстоит многому научиться. Склоняюсь к тому, что он хотел преподать урок — вбить не знания, но покорность.       — Дома мама нам с сёстрами уроки преподавала не так… и учила нас далеко не этому.       Себилла недолго промолчала, пока не обратила внимание на важную деталь:       — Твоя богиня, сняла с тебя ошейник. А мой бог, предпочёл оставить его. И вот я думаю: чего бы мне слушаться такого бога?       — Я… — с пол минуты Киллиса потратила на обдумывание ответа и всё-таки нашла его, о чём поведала с тенью улыбки на губах: — Кира бы не теряла оптимизма, окажись на вашем месте. Она бы обратила внимания не на слова божества, а на его стремления.       — Стремления? — приподняла бровь носительница шрама.       — Да, стремление. Тир-Ценделиус хочет сделать вас Божественной!       — Повторюсь, — холодно издала эльфийка. — Бойтесь богов, дары приносящих. — и помедлив с продолжением… добавила теплее: — Но я ценю твоё стремление.       — Вы можете на меня положиться. — Киллиса поднялась с затёкших ног, протянув руку… подруге? Себилла приняла помощь, хоть и не сразу, но с заметно меньшей осторожностью, чем раньше. — Идёмте к костру. Ветер холодеет.       — Твоя правда.       Стоило напомнить о ветре, как эльфийка впервые вспомнила о стоящей прохладе, и, растирая подмёрзшие плечи, ступала длинноухая с розовой рептилией к остальным.       «Каждый бог хочет божественности для представителя своей расы, чтобы использовать его в своих интересах. Вряд ли они говорят об этом в открытую, а в случае с божеством Себиллы… Тир-Ценделиус даже секрета из этого не попытался сделать… ох, Себилла…»

.

.

.

      Ночь шла своим чередом, неспешно готовясь уступить утру, как то было заведено с самого мироздания. Группа пробуждённых торчала у костра, пребывая в молчании. Всё, что могли они обсудить, то уже обсудили. Оставалось только прождать до утра и двинуться к месту, до которого Ифану со Зверем и Красным Принцем не удалось добраться за дневное время.       Каждый занимал себя чем мог. Бен Мезд чистил и отлаживал переданный Залескаром арбалет. Кира с Лоусе привычно для себя дурачились, стараясь не слишком шуметь. Рыжая то и дело поглядывала украдкой на Калисту, побаиваясь её ещё больше после того разговора.       Фейн всё возился со своим блокнотом, про себя ругаясь не самым удачным записям и заметкам. Мятежный гном напевал что-то. В начале довольно бодрые строки, казалось бы, революционной песни, а под конец всё утонуло в мрачности. Видно, так дело обстояло и с его незадавшимся мятежом.       Голубая кровь команды и по совместительству красная чешуя в очередной раз причитал о скудности текущей трапезы и отсутствию приправ, что на сотни километров вокруг днём с огнём не сыщешь. Киллиса извинялась как могла и так же оправдывалась:       — Приношу свои извинения, — склонила розовая голову, — но ваши запросы слишком требовательные. На этом болоте, кроме пары знакомых растений и кореньев, в качестве приправ ничего больше не сыщешь…       — А как же мох?!       — Да, Кира, и мох тоже.       — Вы собрали текущие приправы на болоте?! Вздор! — отмахнулся красный, резко вскочив и зажестикулировал пальцем, — Вы в своём уме? Скудном, но всё же своём! Чтобы я ещё раз взял в рот… ох… — он схватился за живот. Не будь он красным, то сейчас таковым бы стал. — Мне надо… Меня ждёт аудиенция!       С этими словами он, стараясь не торопиться, удалился, держась за бунтующий живот. Другие критиковать стряпню Киллисы и не планировали. Некоторые, даже нелюдимые эльфийки, например, похвалили кушанья, сопроводив похвалу комментарием по типу: «знавала я трапезы и хуже».       — С-спасибо… — почесав затылок, ответила Киллиса на «похвалу» Себиллы, которая нашла очередной приступ застенчивости ящерицы… забавным?       Калиста же в это время сидела у лежанки Трайс, следя за её сном. Её и Корал, что уложили рядом на соседней. Спала светловолосая девочка совсем без движений, словно убитая. За день она, видно, находилась, а в конце его пережила такое событие… способное травмировать хрупкий детский разум.       Вдруг — движение! Трайс зашевелилась и поморгала. Протёрла сонные глаза и приподнялась. Калиста мигом отрегировала замечанием:       — Чего ты проснулась, глупая? Солнцу себя ещё стыдно показывать.       — Не знаю… — отвечал ребёнок рассеяно. — Меня что-то разбудило.       Синяя кинула уничтожающий взгляд на парочку шутниц отряда. Те, словив на себе внимание убийственных глаз Калисты, убавили в громкости на процентов этак девяносто, став тише ночного, мало уловимого ветерка.       — Ой, а это кто? — вернула всё внимание старшей на себя Трайс, указав на спящую Корал.       — Ох, Трайс… — Калиста не решила вдаваться в подробности, и объяснила суть, стараясь не ворошить сильно травмирующее событие. — Эта девочка — Корал. Она сбежала из форта и на болоте… она увидела много страшных вещей.       — Оу… — опустила глаза девочка, сразу вспомнив свой опыт пребывания в ужасных катакомбах и о разлуке с друзьями… навсегда.       — Да, — кивнула Калиста, поняв, отчего потупился взор детский и заслезились глаза. Девочку она обняла, а затем продолжила, — Постарайся… быть ей подругой. Не спрашивай её о прошлом, как она здесь оказалась. С кем она попала на остров. Любой неаккуратно заданный вопрос может её расстроить и очень сильно. Как и тебя.       — Я… понимаю…       — Хорошо, если так. Сейчас ей нужна подруга, а не дознавательница. Запомни.       — Хорошо…       — Замечательно, — ящерица уложила Трайс обратно, — Постарайся заснуть. До рассвета ещё нужно поспать.       — Тётя Калиста, а вы…       — Буду рядом. — заверила она и усмехнулась, — Или одна из моих дурёх.       Девочка тоже усмехнулась, быстро засыпая от треска костра, от нежных поглаживаний сильной ладони, кажущейся не уступающей в нежности материнской, и присутствия кого-то, кому бы она без раздумий доверила свою жизнь.       И перемен не предвещалось. Но тут, как гром среди ясного неба, лагерь заметно оживился.       Какой-то искатель подбежал к их компании и попросил лекарку, что помогла не так давно раненым искателям, помочь и на этот раз.       Киллиса вскочила и последовала за ним. А за нею следом увязалась, попросив Киру посидеть с ребёнком, Калиста, жаждущая быть в курсе событий. А ещё Ифан, промышляющий о том же, что и синяя.       Под навесами, где не так давно покоились раненые искатели и шлялась кухарка, ныне покоилась одна женщина с парой заметных ран. Её кожаная защита местами приказала долго жить и через места пробитые сочилась кровь, едва различаемая на коже.       Ей помогла та же кухарка, что и другим пострадавшим, а ещё пара искателей сгрудились около раненой, пытаясь выведать у неё информацию. Этим промышлял и Экстер. Но всему этому пришёл конец, когда с силой Калиста всех растолкала, дав Киллисе доступ к пациентке. Розовая мигом приступила к работе, магией останавливая кровотечение.       — Выкладывай! — прорычала Калиста, предчувствуя, что располагаемая ею информация, какой бы она ни была, пригодится им.       — Калиста, она же…       — Киллиса, умолкни. А ты говори! Ты из разведки?       — Д-да… — простонала женщина, пока когтистые пальцы, отдающие голубым свечением, возились с ранами. — Я была на разведке со своим напарником… буквально у стен того места, куда пошёл Гарет в поисках нужного нам оружия…       — Ну и? — выступил Ифан сложив на груди руки, — Вы были у самых стен, Гарета нашли? Или его там не оказалось?       — Магистры… — простонала разведчица, — Загнали его в угол. Там были Вопящие… и на меня с моим другом напали магистры. Вопящий в пылу схватки убил его и магистра. А мне… пришлось бежать, чтобы магистры за меня не взялись.       — Раны очень грязные, — заметила Киллиса, — Получены при возвращении в святилище?       — Ага… нежить взбунтовалась… я бы не вернулась назад. И с Вопящими впредь бы не связывалась!       — Хм… — Калиста с Ифаном приглянулись. Взгляды их идентичны, а мысли — близнецы.

.

.

.

      Общий сбор. Пока Киллиса с другими искателями относила пострадавшую разведчицу в пруд с целебной водой, остальные обговаривали план действий. А действовать требовалось срочно.       Разведчица бежала в спешке и могла оставить следов, по которым на лагерь могли выйти и магистры. Кому-то предстоит остаться на случай нападения, а кто-то отправится на спасательную операцию.       Лоусе тут же изъявила желание отправится с группой спасения, так как весь день она проторчала в лагере… конечно, если Кира войдёт в группу. К её счастью, младшая была только за очередную вылазку. Также изъявила желание пойти на этот раз и Себилла. А Калиста одну Киру не пустила бы с такой же, как и она, дурёхой и этой жуткой эльфийкой.       Остальные были не против остаться в убежище и дать бой магистрам, если те сюда явятся, отыскав путь.       Собираться пришлось в темпе. За сборами же к средней сестре подошла старшая, попросив перчатку телепортации. Получила она артефакт в комплекте с пожеланиями удачи от сестры. Хоть ни одна из них в удачу не верила.