Маленький кролик

Ночь тянулась мучительно долго. Может, уже и не ночь вовсе, но за решёткой тёмной, сырой камеры различалось лишь одно время суток. Глаза привыкли к темноте, тело уже не бросало в дрожь от колючей прохлады. Лия по-прежнему сидела на грязном, каменистом полу, упираясь плечом в решётку. Длинные чёрные волосы спутались, прилипли к лицу от повышенной влаги в темнице, словно лианы в тропическом лесу разбились на прядки, свисая с поникших плеч. Мелкая дрожь колотила от лихорадки, охватившей потрепанное тело. Девушка то и дело проваливалась в сон, но тяготившая ее усталость лишь нарастала, густо скопившись на веках. Где-то внутри ещё теплилась надежда, что Гейзенберг придёт за ней. Если хоть капля человечности в нем осталась, он не бросит ее. Пусть все пройдёт, словно страшный сон, как только она выйдет за пределы этой чертовой деревушки. Если бы Карл оказался осторожнее… -Я бы этого не допустил. — Горько произнёс мужчина, сидя в обшитом бардовым бархатом кресле. Зал был богато обставлен роскошной, но старинной мебелью. Местами паутина полностью обволакивала резной декор на шкафах и стульях. Можно было подумать, что здесь когда-то жили знатные люди, но поместье было покинуто. Приглушённый свет от свечей, воск с которых плавно стекал на канделябр, позволил двум людям, сидящим друг на против друга, оценивающе переглядываться. Хотя слово «люди» будет слишком громким и, в то же время, оскорбительным для названных родственников, они на удивление мирно делали вид, что заинтересованы в проблемах друг друга. — Я всегда говорила, что ты идиот, но кто бы мог подумать, что настолько, — с усмешкой произнесла чрезмерно высокая Леди, — будто ты не знаешь, что свои игрушки стоит прятать от посторонних глаз. — Черта с два ей было хоть какое-то дело до меня! — Гейзенберг затянулся сигарой, пока лёгкие не наполнились горьким дымом. — Мне нечем тебе помочь. Очень жаль, что твой питомец украден, но, как ты знаешь, я здесь бессильна. На миг показалось, что Демитреску действительно сочувствует Лорду. Их вражда была результатом вечной борьбы за превосходство, а в таком деле не может быть компромиссов. Сильнейший вид, единственные в своём роде, они доказывали свою значимость раз за разом, но той, кто сплела их судьбы воедино, было глубоко наплевать. Миранда ни в одном из своих экспериментальных образцов не видела родное дитя. А лорды нашли в ней лишь возможность добиться величия, невиданной силы, о которой могли только мечтать. Казалось бы, все на своих местах, но та боль, что пришлось пронести сквозь столетия, словно свежая рана постоянно сочилась, в напоминание о женщине, наделившей их обременяющей силой. — Ты же была на моем месте, — после долгой паузы прохрипел Гейзенберг, подняв на Альсину тяжелый взгляд, — неужели забыла, какого тебе было, когда Еву… — Не забыла. — Коротко оборвала Димитреску, а ее глаза потемнели от гнева. Карл понял, что задел глубокую, старую рану. У самого на душе было тревожно, он то и дело затягивался сигаретным дымом, чтобы скрыть волнение перед, казавшейся на первый взгляд, совершенно жестокой женщиной. Им обоим не повезло обзавестись Ахиллесовой пятой. Госпожа Димитреску жестоко поплатилась за то, что впустила в свою жизнь травницу из деревни. Ева была дорога ей и перед Гейзенбергом было глупо это скрывать. На одном из собраний культа, прямо на глазах Кровавой Леди, несчастная девушка была попросту задушена. Жёсткость и безграничная ревность Миранды не позволит, чтобы внимание ее детей было сконцентрировано на простых смертных. Культ имеет свои цели, которые должны быть беспрекословно достигнуты. Каждый взгляд должен быть обращён к Матери Миранде. И пусть умрет в страшных муках тот, кто допускает иное. — Я отказываю тебе вовсе не из жадности. Евы больше нет и это не исправить. Однако все по-прежнему — в свое время я ничего не успела предпринять, когда Миранда обо всем узнала. Так и сейчас, твоя смертная не избежит ужасной участи. Чем раньше ты с этим смиришься, тем менее болезненно переживешь утрату. Дерево затрещало под облачёнными в кожаные перчатки ладонями лорда, крепко сжавшего от злости подлокотник кресла. Он не мог допустить, чтобы кто-то распоряжался его и без того скудным на события существованием. Лия вовсе не деревенская девка, чья жизнь не стоит нихрена ценного для мужчины. Карл смело командовал судьбами людей, убивая их для собственных разработок, но не мог позволить погибнуть лишь одной, абсолютно бестолковой, но в то же время уникальной человеческой душе. Одному Дьяволу известно, что не так с этой девчонкой и за какие такие грехи он теперь должен рисковать всем, что имеет, но так решив, от своих намерений отказываться ни за что не станет. Пусть он сам сгорит в Аду, но в послужном списке станет на одну-единственную спасённую жизнь больше. — Не сравнивай меня с собой, высокомерная стерва, — с легким насмешливыми оскалом съязвил Гейзенберг, возвращаясь на тропу войны с невыносимой вампиршей. Он поднялся с кресла, надвинув на глаза широкие поля шляпы. — Жду не дождусь, когда ты забудешь дорогу в мое поместье, ребёнок. Мужчина громко рассмеялся, покидая замок. Все же задушевная беседа навела лорда на мысль, что доказательство его преданности не вернёт ему Лию, но по крайней мере спасёт ей жизнь. • — Эй, кто-нибудь, выпустите меня отсюда! — Лия билась кулаками о решетку, срываясь на крик. Кажется, пролетели дни, пока она, брошенная и истощённая провела в заточении. Миранда больше не приходила к девушке, оттого с трудом накопленные силы она тратила на привлечение к себе хоть какого-то внимания. Может, здесь есть люди, которые дадут хотя бы немного еды или вовсе помогут выбраться отсюда. Лия упала на колени, прикрыв заплаканные глаза. Боль и голод то и дело напоминали о себе, что делало нахождение взаперти совершенно невыносимым. Стоило на миг задуматься о ничтожности ее положения и разбиться головой об стену, чтобы и вовсе не испытывать больше страданий. Так или иначе, тяга к жизни оказалась сильнее. Неожиданно вдалеке послышались тяжелые шаги. Они звонко разрезали гробовую тишину, заставляя пульсацию в висках усилиться. Несколько мгновений и, может, Лия увидит свой шанс на спасение. Девушка не могла поверить своим глазам. Перед ней возник тускло освещённый силуэт, широкие плечи и знакомая шляпа ещё никогда не вызывали чувство радости в душе художницы. Должно быть, она не ошиблась на его счёт. — Ну здравствуй, детка. — Мягко произнёс мужчина. Головокружение, вызвавшее перед глазами расплывшийся силуэт, не позволило сфокусироваться на госте, однако знакомый голос приятно обволакивал, заботливо укрывая пленницу надеждой на спасение. — Я знала, что ты меня не бросишь… — С трудом прошептала Лия, облегченно улыбаясь. Тяжелый замок с грохотом упал на каменный пол подвала, вынуждая девушку недовольно зажмуриться. В воздухе витал запах плесени, словно опасность обрела свойство пахнуть и обрушилась густым ароматом на истощенную девушку. Внутри стало тревожно, будто Гейзенберг вовсе не ради спасения пришёл к Лие. — Кажется, ты все-таки ошибалась. Размытый силуэт опустился рядом с пленницей, хватая ее за правую руку. Девушка поморщилась, тряхнула головой, чтобы вернуть себе возможность видеть чётко, но тут же потерпела поражение. Резкая боль пронзила предплечье, словно иголка вошла под кожу. В голове резко загудело, спазм охватил каждую мышцу в теле. Казалось, пол стал жидким, комната перевернулась. Девушка терялась в пространстве, хватаясь за воздух, в надежде найти опору. Ранее крупный, знакомый силуэт словно перевоплотился в тонкий образ, обрамлённый длинными одеяниями. С трудом различимая помутневшим взглядом белая кожа дала понять, что перед пленницей вовсе не Гейзенберг. — Какого черта.. — Лия попыталась встать, чтобы хоть немного почувствовать твёрдость в ногах, но смогла лишь отчаянно взвыть от боли. В одурманенном сознании то и дело всплывали воспоминания, связанные с Карлом. Звонкая пощечина на мгновение вырвала девушку из больного бреда. Холодный пот проступил на ее побледневшем лице, все тело дрожало в сильнейшей лихорадке. Неужели так никчёмно закончится ее и без того короткая жизнь? — При других обстоятельствах мне, возможно, стало бы тебя жаль, — голос сменился на женский, равнодушный, будто звучащий в голове, — но ты не удостоена такого шанса. Рискнёшь ли ты станцевать со мной на стёклах, милое дитя, или вызов судьбы окажется для тебя роковым? Голос то и дело менялся, от знакомого до боли, прокуренного баритона, до негромкого сопрано, остро прознающего слух. Боль стала невыносимой, образ Гейзенберга не выходил из головы, больше не готовая терпеть эти мучения, Лия закричала из последних сил и рухнула на пол. — Это только начало. — В заключение добавила Миранда, покидая подвал лаборатории.