Хрусталь

      Гера сидела на переднем пассажирском кресле и, как рыба, безотрывно притупленно смотрела на лобовое стекло, по которому бегали, метались капельки частые дождя. Они были похожи на слезы, что наворачивались на ее глазах. Женщина не моргала. Ее многозначащий вид выражал лишь чувство собственной вины и глубину мысли, заточенной в ее голове. Кэнан с грустью отрывал тускневший взгляд от плохо различимой дороги на нее. Между ними росло одинаково горькое скорбящее молчание. С каждой минутой им все больше хотелось разучиться говорить на веки вечные. Чем дольше они молчали, тем более тяжело им становилось даже смотреть друг на друга. Тем не менее, время от времени Врен изредка оглядывал свою коллегу по несчастью обеспокоенным взглядом — надеялся на то, что вдруг она что-нибудь скажет. Но поглощаемая горем мать молчала.       Мимо окон автомобиля, колесившего по скользкой и мокрой дороге, пробегали встречные силуэты голых искривленных годами деревьев, лишь на миг ловивших на себе белый свет фар. Зловеще проносились оголевшие кустарники и дорожные знаки, предупреждающие об опасных поворотах. Отовсюду веяло непонятным холодом, а дождь уже прекращался. Лес источал черноту и неизвестность отталкивавшую и даже пугавшую.       — Теперь я понимаю, — скверно вздохнула Бриджер, глядя стеклянными глазами в темноту, -почему не могу иметь детей… Людей подобных мне сама Сила лишает возможности быть родителем.       Врен ощутимо ужалила эта фраза: он пристыженно закусил губу и постарался не сталкиваться взглядами с подчиненной. Вспоминая свой тон и отвратные слова, брошенные невинному мальчишке в лицо, он все больше примерял рассудительные фразы Геры к себе. В его голове стояла на повторе одна из наиболее точных: «Чем быть плохим родителем, лучше не быть родителем вовсе». С каждым сказанным словом она ударяла по совести сильнее и сильнее. И наконец он робко и почти неслышно прервал ее.       — Вашей вины нет. Так зачем вы себя корите за случившееся?       Бриджер недоумевающе повела взглядом в сторону собеседника, заговорившего впервые за время поездки, и заметила, как вены на его висках вздулись и запульсировали. Она обомлела в предвкушении следующих слов. Мучительно настигнувшая их пауза не была нарушена женщиной. Она сумела дождаться того момента, когда собеседник нашел в себе силы покаяться в посеянном несчастье. Говорил он нехотя дрожащим голосом, запинаясь и путаясь в словах. Провинившийся рассказывал все в точности так, как оно и было, не стараясь скрыть низости своего поступка, хотя и очень-то стыдился того, о чем повествовал. Его голос был почти плачевным — таким, каким должно молвить грешнику, искренне сожалеющему о содеянном. Гера внимательно глядела то на него, то куда-то вниз, словно сочувствуя ему, но в то же время мысленно честно осуждая его и сложившуюся ситуацию.       После своих откровений он не надеялся на желание Бриджер разговаривать с ним, почему, собственно говоря, он и удивился женственной нежной ладони, плавно возлегшей на его руку, лежавшую на правом колене. Оба переглянулись, но смолчали. На этот раз обязательство нарушить тишину взяла на себя она, выразив благодарность смуглому шатену за его смелость во всем признаться, а не смолчать.       — Мне не кажется, что это достойно похвалы, — сухо отозвался он на женские слова, горько прибавив, — уж в моем-то случае — тем более.       — Не правда. — Возразила негромко опекунша. — Не всякий человек способен на чисто сердечное признание — пусть и в таком противном поступке… Я очень рада, что такой человек как вы способен на мужество. Способен признать свою неправоту…       Тот до последнего прятал свой туманный пристыженный взгляд от блестящих безвинных глаз женщины, молвившей красиво и высоко над уровнем морального воспитания обычного человека. И, как казалось голубоокому, признавшись перед столь невинным и чистым существом, он и сам стал чуточку чище и праведнее. Ее общество не показалось теперь ему дурным или странным. Глубоко внутри что-то надломилось, похожее не стержень, на коем, обычно, у любого человека крепились индивидуальные принципы и уставы, и он искренне возрадовался тому, что ныне он находился именно в таком обществе, где отсутствовали скрытые ложь и злорадство.       — Спасибо, тебе. — Неожиданно даже для самого себя пробормотал мужчина. Гера встрепенулась и обратила все свое внимание на начальника, кто питал к ней всегда не столь большое великодушие на протяжении долгих лет. — Я не знал, что одними словами можно так облегчить душе такую ношу. Я благодарен за твое терпение ко мне и хотел бы попросить твоего прощения за все, если это возможно? — Кэнан часто заморгал и робко взглянул на бухгалтершу, чей рот был приоткрыт от удивления. Женщина почувствовала, как сердце затрепетало, оттаяв к представителю противоположного пола, кто ранее для нее приходился безобразным самовлюбленным чудовищем. Теперь в ней стало оживать и теплое чувство симпатии к нему, некогда загубленное его отвратительным поведением. Она едва ли дышала, глядя на него. Она до сих пор не могла поверить в то, что перед ней сидел тот же самый Кэнан Врен, статный и независимый мужчина.       И она была права: на нее смотрел совсем другой, новый человек, которого можно было полюбить за один лишь проницательный взгляд.       — Я понимаю, что прощать тяжело такое, но все же… — еще более растерянно обронил шатен, вслушиваясь в угнетающее молчание златовласой, — Гера, прости меня. Прости, если сможешь.       Чуть пожав губами перед ответом, Бриджер заставила тем самым содрогнуться мужчину. Ее ответ ныне действительно был важен не только для него, но и касался чувств самой Геры. Он мучительно изгорал в предвкушении ответа, содержание чье могло быть самым разнообразным. И вдруг послышался несмелый тонкий голосок, и Кэнану показалось, будто бы сердце стало пропускать удары. Он уже представлял, что могла ответить страдавшая под его гнетом несколько лет хрупкая, но волевая женщина. Однако ответ женщины с большими бирюзовыми глазами разрушил всевозможные представления: «Если бы ты оказался кем-то другим, я не смогла бы простить тебе все то, что терпела столько лет».       После столь внезапной фразы оба не знали радоваться им или сожалеть зарождавшимся взаимным чувствам, однако они же решили предаться размышлениям над этим уже раздельно, мысленно, не смелея спросить сто-либо друг у друга. POV Кэнан       Надо же. Никогда не мог подумать, что я нравлюсь ей… Так почему же она скрывала это? Так по-дурацки все получилось, как в дешевом сериале. И как теперь быть? Не могу же я жить так, будто ничего не произошло… В принципе, она красивая, молодая. Нет. Не думаю, что после всего этого она захотела бы… Почему я не мог этого увидеть или почувствовать? — Может, потому что ты чудовище? Не замечая ничего, рушишь все вокруг… POV Гера       Идиотка! Как можно было так сглупить? Ты сама-то понимаешь, что сейчас сказала? «Если бы ты оказался другим…» ? Зачем я это сказала? Зачем?! Хах! — видели бы нас наши дети — со смеху лопнули бы! Два взрослых человека, а ведут себя хуже подростков. Теперь точно выгонит с работы, и останешься ты с двумя кредитами и ипотекой — без работы! На что ты надеялась, дорогуша? — на взаимность?

***

      Геру уже клонило в сон, и она уже начинала клевать носом, когда Врен вдруг обеспокоенно воскликнул, тыча указательным пальцем в лобовое стекло, по которому давно прекратил тарабанить холодный дождь: «Гляди! Гляди! Что это, там на обочине?». Она тут же протрезвела ото сна и немедля обратила взгляд в соответствующую сторону.       — Неужели это…? — Ошарашенно спросила она, не находя других слов.       — Похоже на бампер от машины, — вывел серьезно горе-отец, щурясь вдаль на кусок металла, выглядывавший из-за сухостоя на обочине, — надо свернуть.       — Надеюсь, это не касается наших детей. — На панических нотах голоса прибавила побледневшая мать, чьи слова мужчина подтвердил слабым кивком.       Аккуратно свернув на обочину и не выключая фар авто, родители ринулись по грязи вниз по следам страшного происшествия. Освещая себе путь фонарями, те разделились: в надежде кому-то из возможных выживших помочь Кэнан быстро зашагал по дороге, выложенной кусочками битого стекла, различными запчастями неизвестного авто, а Гера — что-то вереща, стала исследовать местность.       Кругом стоял набухший от воды бурелом. Торчали облезшие шипастые кустарники, а в них Бриджер время от времени находила чьи-то личные вещи, например, флакончик женских духов, наполовину пустая упаковка влажных салфеток, разбитые очки, матовая губная помада, дорогой телефон, отныне ничего не стоивший. Глядя на предметы, распыленные по местности в радиусе десяти-одиннадцати метров, та без всяких догадок поняла, что авария была более чем просто серьезной. Возможно, не обошлось без жертв. С обрывками панических мыслей она продолжала поиски пострадавших. Однако Врен ее опередил.       Когда опекунша прибежала на голос своего спутника по несчастью, тут же ужаснулась: смятая в гармошку машина неизвестной марки была перевернута днищем к небу. Да что там говорить, там и разобраться-то трудно было, где у машины капот, а где — багажник. От горы металла валил пар. В плену металла виднелось бордовое пальто женщины средних лет, быть может, ненамного старше Кэнана. Она, вроде бы, не подавала признаков жизни, но вытащить бездыханное тело он счел должным, дабы удостовериться в своих предположениях. Крепко вцепившись в помятую дверь, мужчина изо всех сил принялся тянуть ее на себя — не идет, попробовал еще раз — опять не поддается.       — Черт. — Выругался он и молча побежал к дороге, точнее быть, к своей машине, откуда через несколько секунд вернулся с ломом в руках. Умело орудуя инструментом вскоре, он вызволил пленницу и уложил ее спиной на землю. Как оказалось, еще не все было потеряно: он нащупал у нее слабый пульс. Несмотря на то на свое медицинское образование, очевидным было даже ему, у них осталось мало времени на всяческие манипуляции, потому он приказал Гере вызвать скорую медицинскую помощь.       Беспрекословно выполняя задачу, та нервно расхаживала по выжженной кислотой траве. Быстро тараторив в телефон всю необходимую информацию, она неосознанно шла по примятой к земле траве и прекратила говорить. Поперек горла встал тяжелый ком после того, что она увидела в траве.       Маленький кулон чисто зеркально отражал свет фонаря в дрожавшей руке. Серебряная цепочка, заляпанная чем-то красным, тоненькой змейкой плутала среди мокрых пожелтевших травинок. Украшение показалось ей настолько знакомым, что на мгновение она прекратила дышать и побоялась поднять взгляд, заранее опасаясь увидеть то, что могло навсегда перевернуть ее жизнь. Тем не менее она сумела заставить себя повести струю белого света чуточку дальше. И то что предстало перед ее глазами, оказалось намного хуже всех ее изощрённых фантазий. Смотреть на размозженный по земле до неузнаваемости черный мотоцикл и … просто не хватало сил в женщине с ослабевшими от ужаса ногами.       Собрав всю силу, она истерически громко закричала имя своего спутника — мужчина чуть было умом не тронулся, когда до него дошло, кто кричал в двадцати метрах от него в абсолютной темноте, за стеной деревьев и кустарников. Широкоплечий лидер спохватился и со всех ног помчался, не взирая на всяческие препятствия.       — Гера?! — Обеспокоенно восклицал он, не раз убеждаясь, что с ней все в порядке, но причину ее истерики он смог понять, лишь добравшись, и уж на том самом месте рядом с ней горделивый в прошлом отец захотел кричать и взвывать пуще нее. Неосознанно схватив за плечи ревевшую взахлеб женщину, он заприметил, что в ее левой руке из телефона доносился встревоженный голос медработника, который оставался на связи до того, пока Врен едва выговаривая каждое слово не сообщил: «У нас еще двое пострадавших: парень — семнадцать лет, девочка — шестнадцать лет».       — Не паникуйте, — послышался мужской голос из телефона, — пожалуйста, оставайтесь до нашего прибытия на месте аварии.       Оставив телефон мужчине, та бросилась коленями в грязь, рядом с детьми, распластавшимися в драматично благородных позах. Роняя слезы, она глядела на породнившегося ей изувеченного сына и на щупленькую девочку в фиолетовом укороченном пальто, которую она видела единожды, да и то — издалека. Длинные ножки в черных джинсах были изорваны стеклами. Сквозь раны сочилась кровь. Из-под шлема виднелись кончики окрашенных прядей волос, перепачканные красными ручейками. Тонкую шею окутывал пестрый шарф в бордовую клетку, а поверх него лежал кулон — точно половинка того, что валялся в траве.       Врен приблизился чуть позже, когда отыскал в себе смелость лицезреть тела тех, кого еще пару дней назад он видел здоровыми и счастливыми. Лишившись дара речи, он бухнулся поближе к спутнице, державшейся за свою растрепанную голову обеими руками и крича только одно: «Простите! Что я натворил!». Мужчина осторожно подполз на четвереньках к одному из тел и снял шлем с головы, потом также с телом дочери. Лица обоих были изувечены ушибами и порезами, но более перекошенными оказались лица тех, кто смотрел на обездвиженные молодые губы, брови, закрытые глаза, возможно, которые больше не будут радостно блестеть и источать смелые молнии в своих родителей. Сабина лежала на спине с беспорядочно раскинутыми конечностями, но одна лишь рука крепко сжимала мускулистую ладонь парня в кожаной куртке, поза которого подсказывала о его последних сознательных намереньях доползти по-пластунски, во что бы то не стало, до обездвиженной девушки, преодолевая дьявольскую боль. Он почти достиг нее, но сознание покинуло его прежде, чем он почувствовал прикосновение хладеющей руки музы своего сердца.       Молодые тела, как хрустальные фигурки, разбитые вдребезги... Но по-прежнему прекрасные. Красила их вовсе не благородные изгибы на телах, аккуратные и по-своему дерзкие очертания лиц... а нечто большее... Лишенные сознания замерли в позе, пронизанной любовью и мыслями лишь друг о друге.       — Гер, — в полголоса слабо, словно не поверил самому себе, пробормотал мужчина, ощупав сначала одного подростка, потом другого, — Гера, у них есть пульс! — Радостно закричал отец, неадекватно бросаясь к шокированной матери и тряся ее за плечи, что было сил. — У них есть пульс! Они живы! Живы, Гера! Слышишь, еще не все кончено!       Чуть погодя он умолк и замер, глядя в пустую точку. Было похоже, что он что-то услышал и усердно пытался уловить этот звук вновь.       — Что это? — Вопросила немного обрадованная Бриджер.       — Ты слышишь это? — Сухо буркнул мужчина и ринулся прочь от нее к дороге, а та — следом. Выскочив на середину трассы, вдалеке они видели близившиеся расплывавшиеся желтые круги фар, а вместе с тем становился четче вой сирены. За ними следом показались две полицейских машины и одна красная пожарная машина. Все они мчались так быстро, что чуть было не упусти из виду двух родителей пострадавших, что-то кричавших и махавших руками.       Все так засуетилось вокруг них: полиция и следователь занялись расследованием, пожарники метались из одной стороны в другую около дымившей машины, медики переносили одного за другим пострадавших на носилках и с помощью специального оборудования оказывали первую медицинскую помощь. Эта суета все же в какой-то мере успокаивала души горе-родителей, которым казалось, что теперь ситуация под контролем всех специалистов, кроме медиков.       Оба не давали покоя медикам, расспрашивая тех о детях до той поры, пока дверцы газели скорой помощи звонко не захлопнулись перед ними, оставив только слабую надежду в сердцах.       — Они же будут жить? — Успела спросить Бриджер в спину одного из медиков, на что тот едва заметно пожал плечами, взглянув на бледных родителей через плечо, после чего шмыгнул следом за водителем в салон. Газели, сопровождаемые случайными взглядами, тронулись одна за другой. Но и первая исчезнуть за поворотом не успела — Гера обернулась к стоявшему за ее спиной не менее шокированному мужчине и твердо приказала: «Мы должны поехать следом». Тот было едва ли раззявил рот, чтобы что-то ответить, да только его опередил полноватый полицейский, похлопавший того по плечу.       — Старший лейтенант полиции — Майлс Гринт. Здравия желаю! — Серьезно прогремел мужик в форме.       — Здравствуйте. — Робким дуэтом буркнули одурманенные тяжелым горем, кто обернулись на гулкий голос.       — Если не ошибаюсь, это вы, мистер Врен? — Сухо проговорил тот, пробежавшись по нему взглядом с головы до пят. Вероятно, не успевший переодеться после работы, широкоплечий мужчина в классических черных брюках и темно-синей рубашке был весьма узнаваемым гражданином в этом небольшом городишке даже совершенно незнакомым ему самому людям. И, наверняка, человек в форме спросил его лишь из вежливости. Не задумываясь над этим, так оно или иначе, мужчина кивнул головой: «Да. Кэнан Врен — это я».       — Очень хорошо, — без всякой эмоции на лице высказал служивый и повел взглядом в сторону симпатичной молодой женщины в бежевом пальто, — а вы, гражданочка, я полагаю, приходитесь опекуном пострадавшему Бриджеру?       — Да. — Кротко ответила та и быстро подошла ближе, не покидая укрытия за спиной своего начальника. Полицейский переметнул взгляд на того и безмятежно пояснил: «Прошу проехать за мной в полицейский участок для дачи необходимых показаний».       Не скрывая того, взволнованные родители начали спорить между собой по поводу того, насколько важно сейчас быть рядом с детьми, а не давать бессмысленные показания: Кэнан был сторонником того, чтобы проехать в указанное место, ибо то — необходимость, а Гера, напротив, требовала отпустить ее в больницу. И разногласия заходили в тупик — то есть близились к бездушным оскорблениям. К счастью, вмешавшийся старший лейтенант исправил ситуацию, истолковавши, что процесс дачи показаний не займет так много времени, как показалось им обоим.       Не столь обрадованные этим известием они все же направились в участок.