И что-то страшное грядёт

*** — Всё собрались? Люцифер обводит взглядом всех сидящих за дугой прозрачного стола. Посреди белого ничто висит несколько каналов удалённой связи, из которых работает только один. Из канала слышится отдалённое блеяние козы. Архангелы и архидемоны, не сговариваясь, косятся на транслируемое изображение. Оно явно снимается на телефон, установленный бог знает на чём, потому что на фоне — выжженная солнцем африканская степь, травы и группы деревьев; ветер изредка похлопывает плотной тканью, закреплённой на стойках над раскопом для затенения. А впереди, в фокусе камеры — загоревшая до черноты, веснушчатая женщина с кепкой на голове. Нашивка на кармане рубашки гласит буквами на нескольких языках: «Др. Джеки Сарадо». За её спиной меланхолично проходит рыжая коза, явно по своим делам. Какой-то босоногий парень с геодезической рейкой в руке подбегает и пинками прогоняет животное подальше от палатки и трансляции. — Тогда, пожалуй, начнём, — объявляет Утренняя звезда. — Селафиил. Названный архангел поднимается. Видно, что ему трудно это говорить и он испытывает определённое волнение: — Сегодня мы наблюдали, как исчезла первая душа. Коллеги из другого департамента могут подтвердить. Князь Дагон? — Правда, — прошипывает тот, развалившись в кресле. — Из этого мы сделали вывод, что примерный срок годности человеческих душ — шесть тысяч лет. — Именно поэтому межзвёздный полёт был зафорсирован, — заключает Селафиил, степенно присаживаясь на место. — И был приурочен к сему сроку. Вельзевул, передней частью туловища практически лежащая на столе, поднимает кисть в знак того, что собирается кое-что добавить: — И есть ли смысл собирать души после смерти, если это не навсегда? Всем понятно, у кого она спрашивает, не испытав при этом ни сомнения, ни страха. Взоры обращаются на африканскую равнину и женщину на ней. Дочь Сары чешет подбородок и интересуется: — А можно ли уже погибшую душу отправить обратно на землю, в тело новорождённого? Собравшиеся переглядываются, выбирая, кому отвечать. В образовавшейся паузе откашливается Гавриил и встаёт, сложив руки на животе: — Нет, душа формируется по мере взросления. Ей просто не за что будет держаться. Мы полагаем, это связано с тем, что не все связи в мозгу образованы в достаточной степени, им нужно время… — Ладно, — машет рукой Дочь Сары. — Перерождения отставить. Тогда мы возьмём японскую систему или, скажем, египетскую. — Что именно из неё? — Гавриил садится, немедленно вооружается стилусом и электронным блокнотом, готовясь фиксировать. Архидемоны смотрят на это подхалимство с нескрываемым отвращением. Но избежать этого нельзя. Бородатый демон Бельфегор, поджав губы, вынужден выпростать чешуйчатый блокнот и тоже приготовиться записывать. — Душа плохого человека должна получать не вечное, а соразмерное наказание за преступление, — бодро прикидывает Джеки Сарадо. — Кому-то, конечно, достанется условно вечное… но разве не должно принимать раскаяния остальных, менее злобных? В японском аду славно отрабатывают прижизненные преступления. После испытаний душа очищается и ей больше не нужно страдать. Раз вернуться нельзя, то почему бы ей не попасть в нечто напоминающее если не рай с его принудительным счастьем, а что-то более привычное, спокойное? — Например, в Татфилд, — внезапно веско произносит Люцифер, уперевшись ладонями в столешницу и опустив шею. — Что, если после смерти все очищенные души люди будут попадать в нечто, похожее на Татфилд? Дочь Сары непроизвольно понимающе улыбается, а остальные начинают перешёптываться и краснеть в попытках понять божественный замысел. — Что такое Татфилд? — наконец, осмеливается снова встать Селафиил и принять удар на себя. — Филд? Поля Иалу? — Да, верно! — лицо женщины сияет в довольной короткой улыбке. — Поля Иалу. Поля тростника. Пшеницы. Розовые сады. А вы весьма осведомлены, мистер Селафиил. Вельзевул поднимает себя настолько, чтобы сесть условно прямо: — Лорд Утренняя звезда, но если души смертных смертны, разве это не значит, что и нам назначен срок, даже если он долог и даже если мы не знаем об этом? — твёрдо говорит она, глядя ему в глаза. — Что, если и мы не бессмертны? Что, если у нас впереди не вечность? Что, если мы тоже должны успеть сделать то, чего желаем? Дьявол широко усмехается, обнажив крепкие клыки: — Весьма вероятно, князь Вельзевул. Но разве смерть не звучит как руководство к действию? Не тратить свою жизнь понапрасну. Ведь и я не собираюсь. И вам не советую. *** Ленивое летнее утро поднимается над Лондоном. Сегодня флаги приспущены, однако заведения работают, в отличие от прошлых лет. Память о трагедии смягчается с годами, но часть сохранённых развалин и рытвин на соборной площади, покрытых плевками золота, не дадут забыть. В этот день неизвестный террорист пришёл на великую церемонию и уничтожил разом секту религиозных фанатиков, развязавших войну на всех континентах. Спящий Кроули машинально выпускает язык изо рта, реагируя на появившийся запах кофе, запах закономерно усиливается, и демон просыпается с самым недовольным видом из всех возможных. В его спальне, развернув перед собой электронную газету, за круглым ажурным столиком завтракает Азирафаэль. — О, Кроули, я случайно разбудил тебя? — обеспокоенно замечает он и дарит ему ласковую улыбку. — Извини, я не хотел… Точнее, я хотел иного — полюбоваться на тебя, пока ты лежишь, и заодно попробовать эти круассаны. — Да ничего, — Кроули мотает растрёпанной головой, отбрасывая всклокоченную рыжую волну волос с лица. — Ты же знаешь, это не необходимость, а приятное развлечение. — Кстати, у нас сегодня путешествие, не забыл? — Не волнуйся, я ещё вчера подготовил Бентли, — Кроули трёт глаза, встаёт с кровати и прошлёпывает голыми ногами к Азирафаэлю. Конечно же, одежды на нём нет. Он уже давно спит безо всяких пижам. Он наваливается на плечи ангела сзади, свесив руки вниз и касаясь кончиками пальцев его брюк. Пыхтит в ароматную макушку. Кудри чуть сильнее отпущены, оттого завитки пышнее. С левой стороны Кроули уговорил его выбрить висок, оставив лишь белый короткий пушок, похожий на облачный иней. Кроули касается отпущенной ангелом бороды — густой и пышной, но аккуратно подстриженной по форме челюсти. — Это странно. Никак не привыкну, — фырчит демон, окончательно повиснув на ангеле и положив голову ему на плечо. — Я каждый день думаю, убрать ли, но ты отвечаешь, что сейчас так модно. — Именно. Никому даже в голову не придёт посмотреть на тебя свысока! — Но разве это не слишком агрессивно? — сомневается Азирафаэль. — Агрессивно ли выглядят белые мишки? — Я спрошу миссис Сарадо, так и знай, — поджимает тот губы. — Если она посмеётся надо мной… — Ну, её реакцию никто предсказать не способен. Сам в курсе, неисповедимы и так далее. И лучше «доктор Сарадо», а то Люцифер тебе в запале рудименты откусит. — Как будто я говорю что-то не так! — Если тебе не нравится или неудобно, просто верни, как было, — легко предлагает Кроули, сам не заметив, как немного напряглись мышцы. — Вовсе не обязательно делать это. — То, что не меняется, обречено на несчастье, — строго, но необъективно объясняет Азирафаэль. — И на самом деле я… — он вдруг вздыхает, опустив голову. — Просто хочу сделать так, как ты хочешь. Я хочу слушать и слышать то, что ты говоришь мне. Ведь многое ты не сказал мне когда-то давно — просто по той причине, что это было бы бессмысленно, я не стал бы воспринимать. Кроули перекручивается и вползает на его колени, усаживается лицом к лицу. — Если бы мы не понимали друг друга, меня бы здесь не было, — он заглядывает в его глаза, положив обе ладони под пушистую нижнюю челюсть. — Всё в порядке, ангел. Как закончишь завтракать, мы отправимся. — Мне надо будет зайти в мой магазинчик, — уже более весело произносит Азирафаэль. — Жаль, через коридорный мост между нашими домами машина не протиснется. — Хотя бы не провод, — усмехается Кроули. — Хорошо, тогда я отправлюсь отсюда и заеду за тобой. *** — Готов? — Кроули обращает плоскости чёрных очков на ангела. Азирафаэль, крепко вцепившись в ручку на потолке, сосредоточенно кивает. Ухмыльнувшись шире, Кроули передвигает рычаг переключения передач, и щёлкает пару кнопок на приборной панели. Бентли стартует с пыльных узких улиц Сохо, а через череду мгновений тормозит в не менее пыльной тропической степи посреди просторов западной Африки. Под пологом, растянутым между молодыми деревцами, стоит несколько самых простых обеденных столиков с пластиковыми стульями. Других людей не наблюдается, лишь одна женская фигурка приглашающе машет им рукой. И правильно, что дочь Сары всех разогнала: внезапно возникшая машина вызовет вопросы. Азирафаэль вынужден надеть затемненные очки в золотой оправе. Светлые брюки и футболка с треугольным вырезом, поверх тонкий пиджак для защиты от солнца. Всё новое. Пуговицы он не застёгивает. Кроули затеняет в Бентли окна до черноты. Машина стоит под прямыми лучами, поблёскивая, но не стоит сомневаться, что внутри будет царить прохлада. Его одежда тоже новая, и он весьма гордится выбранным современным обликом. Обтягивающие лосины с принтом змеиной кожи, короткий топик, развевающийся на ветру и невзначай обнажающий линии живота и ключицы. Передние пряди неприлично длинных волос собраны на затылке заколкой. И хотя при Азирафаэле он всегда снимает тёмные очки, то здесь он останется в них. — Добро пожаловать в республику Мали, — неожиданно произносит Люцифер, появившись у них за спинами. Как и Кроули, даже здесь он не изменяет чёрному. У Люцифера расстёгнута рубашка на груди, демонстрируя антрацитовый безволосый торс чуть ли не до пупка. А там явно есть, на что посмотреть. Судя по тому, какими взглядами эти двое друг друга встречают, они явно ревниво вычисляют, кто из них одет наиболее соблазнительно и элегантно-вызывающе. — Неужели в глубине души мы всё-таки птицы? — со вздохом бормочет ангел и от греха подальше берёт Кроули под руку, унизанную тонкими кожаными браслетами. На одном из столиков охлаждённые бутылки с чистой водой уже покраснели, превратившись в первое человеческое вино. В честь летнего Рождества, дня рождения Иисуса второго, их требовалось во что бы то ни стало опустошить. — Ты совсем стала как абориген, — добродушно замечает Азирафаэль. — А то! — отвечает дочь Сары.- Но если я решу здесь пожить ещё подольше, рак кожи меня точно не минует. — Минует, — Люцифер корчит кислую рожу, откинувшись на спинку хлипкого стула. *** Спускается вечер. Над столами и на деревьях зажигают фонари. Стихает ветер и почему-то яснее слышится непрерывная работа генератора в ДЭС неподалёку. Видимо, энергии солнечных панелей хватало не на всё. Студенты возвращаются после выходного, у вагончиков звучат голоса. В кромешной тьме под россыпью звёзд огоньки вытянутых гирлянд размечают пути от одного вагончика до другого, от столовой до раскопа. Где-то в темноте бесконечной степи снова блеет коза. Когда все люди уже давно используют для курения химические растворы, Люцифер поджигает кончик свёрнутых в трубочку табачных листьев. Он всегда уходил подальше от Джеки, чтобы сделать своё дымное дело, хотя Кроули не понимал, зачем князю Тьмы вообще заниматься таким. Неужели по той же причине, по которой Азирафаэль ест, а сам он спит? Кроули увязывается следом. Люцифер зажигает скрутку огнём из указательного пальца. — Видишь, там в небе около Луны вечерняя Венера? — произносит он, заметив Кроули. — Ноктифер. Несущий ночь. Скажи мне, зачем ты единственный попросил переписать своё имя? — Чтобы быть свободным, — без раздумий отвечает тот. — Когда сам князь Тьмы — утренняя звезда, а ты вечерняя, это накладывает обязательства, не находишь? Мы должны сами выбирать свои имена. Люцифер выдыхает дым — такое ощущение, что дышит целый костёр: — Я понимаю. Я сам выбрал уже очень давно, когда отказался от своей предсказанной роли. — Кстати, об этом… Кто она для тебя? — аккуратно спрашивает Кроули. — Существо, которое ты спас, пожертвовав своей жизнью и статусом и, я так понимаю, совместной памятью? Или они всё-таки — человек Джеки Сарадо, дочь Сары и самой себя? — Я понятия не имею, Кроули, — роняет Люцифер. — Я получил, наконец, то, что хотел. Знаешь же знаменитый вопрос: а ты любил бы меня, если б я был червяком? На него нет правильного ответа. Кроули фыркает и усмехается: — Наверное, мой вопрос и правда был глуп. Мне следовало бы спросить, что это за человеческая женщина, что осталась с Люцифером не потому, что он Люцифер, а скорее вопреки. Взгляд Кроули против воли падает на разрез на груди Утренней звезды, обнажающие внушительные округлости грудных мышц и кубики пресса. В темноте он видит хорошо. И добавляет с сомнением: — Хотя, может, и поэтому… Утренняя звезда, отследив его взгляд, инстинктивно собирает запахнуться, но вместо этого решает наоборот, выпрямить спину ещё сильнее. — Продолжая тему неловких расспросов, — решается Кроули, пока дьявол в настроении. — Ты хочешь новых детей? О прошлом так переживал. Я думал, ты обязательно захочешь попробовать ещё раз. Я могу помочь советом о воспитании, знаешь ведь, верно? — Я не знаю, хотел ли их вообще, — он стряхивает искрящий пепел с сигары вниз. — Что значит «хотеть»? Для чего? Передать свои знания? Научить своему взгляду на жизнь? Получить гарантию не одиночества? Поиграться, словно с живой интерактивной игрушкой? Заставить его исполнить свою волю и устроить апокалипсис? Раньше дети появлялись у людей как будто сами собой, они не могли их не иметь, и вопроса даже не стояло. Так не буду ли я снова сожалеть, что получу совсем не то, чего ожидал? И это даже оставляя без внимания вопрос, что нам нельзя иметь детей. Ребёнок бога должен будет построить межзвёздную капсулу и отправиться к новым мирам со своей свитой. Если я захочу побаловать свои неврозы и комплексы, я просто поиграю с местными ребятишками. Вот их сколько без родителей — бери любого. — И ты это делаешь? — Кроули недоверчиво изгибает бровь. — Не больше, чем ты, нянька, — буркает тот. — Откуда ты такое вообще умеешь? — Секрет фирмы. Просто я много лет нянчился с кое-кем куда крупнее ребёнка. *** — Мир не починился, — жалуется Азирафаэлю дочь Сары, обнимая прохладную стеклянную бутылку. — Траур, памятники, день памяти, сироты-беспризорники, целая куча инвалидов. Преступность. Жаль, Уриил не наблевал ещё больше золота, чтоб на всех хватило. — Переизбыток золота обрушил бы рынок и обесценил его, — утешающе поясняет ангел. — Уже хорошо, что святое золото нельзя присвоить, а только пустить на общественное благо. Мы с Кроули через времена упадка уже не раз проходили, наверное, поэтому не сильно переживаем. Прости нас за это, мы видели ситуации намного хуже. Впрочем, ты их тоже видишь сейчас здесь? — Соглашусь. Но не все страны Африки бедные, особенно после того, как Сахара зацвела. Региональные войны ведь тоже прекратились. В республике Мали всегда было много золота и соли. Впрочем… — Джеки перестаёт обниматься с бутылкой и ставит на стол. — Чёрт, а я уже хотела водички попить, а она снова превратилась. Что за наказание! Азирафаэль негромко смеётся. Забирает из машины термос с чаем, наливает в крышку-чашку и отдаёт дочери Сары. — А у вас всё хорошо? — спрашивает она, медленно, но с удовольствием зузя остывший чай. — Как обычно, — пожимает плечами Азирафаэль. — Но теперь на берегу этой реки мы сидим вдвоём, и вдвоём смотрим, как меняется мир, проносясь мимо нас. Следить за сменой эпох и больше не бояться дамоклова меча над нашими головами… очень умиротворяюще. Вдруг лицо Джеки озаряется, в глазах появляется озорной огонёк: — А хочешь, кое-что покажу? Не дожидаясь кивка ангела, она срывается с места, убегает в темноту по линии подвешенных гирлянд. Возвращается с чем-то округлым в руках. Азирафаэль с ужасом понимает, что она приволокла череп. Дочь Сары сгребает в сторону тарелки и бокалы, и ставит прямо посредине. — Смотри, это слепок того самого черепа, — воодушевлённо произносит она. — Думаешь, я принесла бы оригинал? Хаха, это гипсовая копия! Посмотри на зубы, даже меньше, чем у нас. И совсем небольшие надбровные дуги. Мы даже нашли подъязычную кость! Узнаем, как они говорили. Я открыла новый вид древнего человека, примесь которого есть у всех западноафриканских негров. Я назвала его Homo Taoudenni, по местности. Безусловно, это подвид Homo heidelbergensis. Ты себе не представляешь, сколько статей я написала и сколько ещё напишу! И у участка отличная стратиграфия, нет никакой запары с сомнительными датировками. — Они и правда оказались интересны, да? — с улыбкой прерывает её Азирафаэль, смотря на неё не только основными глазами, но и парой немигающих глаз на щеках. Которые видят не только в темноте, но и, скорее всего, в остальных спектрах. Джеки затихает, словно смешавшись. После паузы она произносит, всё-таки смело встретившись с ним взглядом: — Да. Просто очаровательны… Чем больше узнаёшь про их прошлое, тем больше хочется узнавать. Я рада, что остальные виды умерли по естественным причинам, а не… по чьей-то сознательной вине. И в Эдеме, вообще-то, не должен был быть сад. Там должна была быть травянистая степь с отдельными группами деревьев, как в Танзании. И никакого тропического леса, вообще-то, это неестественно. — Ты знаешь, как они оттуда сбежали? — продолжает спрашивать ангел, не шевельнув ни мускулом, даже не удосужившись дышать. — И как выжили после? — Это не имеет никакого значения. Лишь после этого ответа он решает «отмереть», поморгать, задышать и вернуть себе человеческий облик. Дочь Сары произносит тихо: — Мы будем поддерживать это небо, сколько сможем. Антихрист и я. А что будет потом — никто не знает. *** — Тебе когда-нибудь доводилось засыпать под открытым небом, Азирафаэль? Поверх колючей травы постелено плотное покрывало и мягкое одеяло. И, конечно, добавлены подушечки. Кроули был мастером в том, чтобы свить удобное гнездо, где угодно. Азирафаэль лежит рядом с ним на спине, точно так же разглядывая усыпанный звёздами чёрный небосвод. — Не засыпать, — отвечает он. — Но я лежал. Хотел как-то увидеть созвездия, о которых говорили греки. Этот вид успокаивает меня. Смотри, это словно дорога из одного конца неба в другой. Он указывает пальцем на отдающую розовым светом дугу Млечного пути. — Это горизонтальная проекция галактики, — поясняет Кроули. — Мы видим её сбоку, из дальнего рукава, поэтому она плоская, как блинчик. — Блинчик… — тоскливо сглатывает Азирафаэль. Это можно было ожидать. — Я захватил с собой несколько, — демон поднимается с покрывала. — Хочешь? — Ещё бы, — смущённо улыбается тот. — Если ты приготовил их для меня, было бы верхом неучтивости не отведать их. Кроули приносит из Бентли контейнеры с блинами и отдельные баночки с кремовыми начинками. Лагерь археологической экспедиции спит мирным сном, даже неугомонная сторожевая коза где-то прикорнула. В глухой прохладной ночи шелестят листья на не успевших вырасти большими деревьях, в густых травах ещё не поселились новые виды насекомых. Словно вернулись начала времён, когда всё было новым, нетронутым и оживающим, приветствующим настающее будущее с каждым рассветом. Кроули приваливается к боку ангела, пока тот не спеша, с удовольствием пробует еду. — Смотри, Кроули, падающая звезда! — вдруг восклицает Азирафаэль, указав на область созвездия Девы. — Я вижу, она не падает, а движется по небу, — отмечает демон. — Ох, я забыл, что падают не звёзды, а метеоры… — Это летит спутник по околоземной орбите. — Ты и такое чувствуешь? — удивляется ангел и сетует: — Жаль, на них нельзя загадывать желания. — Можно. Но лучше выбери вот ту яркую звезду, — Кроули указывает на Венеру. — Кто она? — Это Ноктифер. Азирафаэль улыбается и ничего больше не уточняет, будто знает гораздо больше, чем показывает. Он откладывает вилку, закрывает глаза и соединяет ладони перед грудью. Кроули любуется им пару мгновений, а затем серьёзнеет, сам складывает ладони и чуть опускает голову. Его губы бесшумно шевелятся, загадывая желание.