ᴩᴀᴄᴋоᴧ

      

нᴇᴄᴋоᴧьᴋо ᴧᴇᴛ нᴀзᴀд

Санкт-Петербург, Россия

      Пламя свечи безмолвно колыхалось, вторя слабым порывам сквозняка, проникающего в квартиру через щель приоткрытой двери. Тишина нагнетала, растворяясь в полумраке, царившем внутри.       Несколько свечей, однообразно покачивающих своим пламенем из стороны в сторону, освещали бледное лицо молодой девушки. Опущенные ресницы её трепетали, поглядывая на огонь, а плотно сжатые губы не шевелились, словно ожидая нужного часа.       Длинные тонкие пальцы, которых пламя свечей касалось лишь отдалённо, переплетались с обеих сторон с пятью другими: они крепко сжимались, не смея дёрнуть даже мизинцем. Двое сидящих от девушки по бокам неотрывно смотрели на пламя, лишь изредка бросая короткие взгляды на её профиль.       Невольно скользнув глазами по полу, женщина, сидящая от неё по правую руку и боящаяся даже лишний раз вздохнуть, наткнулась на скомканный лист бумаги, выглядывающий из-под покрывающей стол длинной светлой скатерти, в пламени свечи выглядевшей совсем бледной.

Спиритический медиум Петербурга: все виды услуг, связанных с миром мёртвых.

После смерти душа не молчит.

      Так гласила брошюра, невесть каким образом оказавшаяся под широкими ножками стола. Весь текст виден не был, но этого женщине хватило, чтобы невольно напомнить себе, где она сейчас находилась. На сеансе у медиума.       От мыслей об этом становилось даже немного смешно…       «Возьмите меня за руки. Так мы сможем установить контакт наших душ, чтобы обратиться к её душе» — сказала спиритический медиум, соединяя их пальцы.       Припоминая эти слова, сказанные всего несколькими минутами ранее, женщина невольно вздрогнула. По спине пробежался холодок, и вся атмосфера, царившая в квартире, вдруг показалась ей просто ужасающей. — Не волнуйтесь, Лизавета, — тихо произнесла медиум, словно бы прочитав её мысли. Слова её звучали почти шёпотом. Нарушать уже созданную атмосферу девушка совершенно не хотела, да и делать этого попросту нельзя было. — Мы уже близки к тому, чего добиваемся. Вы ведь хотите ещё раз услышать свою сестру?       Женщина слабо кивнула и перевела взгляд на мужчину, сидящего напротив. Густая борода скрывала лицо его, не давая в полумраке распознать ни единой эмоции, однако крепко держащие её руку пальцы слегка похлопали по костяшкам, успокаивая Лизавету.       Грубоватый и суровый на вид местный дворник ободряюще улыбнулся ей из-под густой бороды, в которой едва заметно шевельнулись тонкие губы. — Софья Семёновна знает своё дело, — низким глубоким басом произнёс мужчина, стараясь говорить как можно тише. — Уж поверьте, она получше всяких шарлатанов нашего Петербурга будет.       Лизавета слабо кивнула в ответ, не решаясь говорить даже шёпотом. Ей казалось, что если прямо сейчас она заговорит, то голос её будет слабым, способным издать лишь пару-другую звуков. — Сейчас прошу вас хранить молчание, чтобы затем мы смогли обратиться напрямую к душе вашей сестры, — мягко проговорила Соня, переводя взгляд с одного своего клиента на другого.       Слова дворника были чистой правдой: несмотря на то, что, как медиум, Соня придерживалась строгих правил, издавна установленных для спиритических сеансов, проводила она их, всё же, на собственный лад. Использование «говорящей доски» девушка считала полной чушью, созданной для развода людей на деньги. Бессмысленные вопросы, на которые по итогу отвечали сами участники сеанса, бессознательно перемещая пальцы от одной буквы доски к другой, казались Софье Семёновне смехотворными.       У неё давно имелись свои собственные, надёжные и неизменно поражающие всех методы… — Я обращаюсь к душе недавно почившей Алëны Ивановны, — медиум сделала глубокий вдох, сильнее сжимая держащие её с двух сторон пальцы. — Явись к нам из обители твоего Бога, ибо сестра твоя взывает к тебе, надеясь последний раз услышать голос твой…       Лизавета невольно вздрогнула. Холодок пробежался по спине её, прослеживая выступающий позвоночник. Соня продолжала говорить шёпотом, однако эти тихие слова, срывающиеся с её губ, заставили женщину похолодеть от ужаса.       Взгляд её на секунду метнулся на стол. На его поверхности, освещённой мерно колыхающимся пламенем свечей, покоился серебряный портсигар — единственное, что Лизавета смогла принести медиуму. Для спиритического сеанса ей требовалась вещь, некогда принадлежащая покойной, способная, по словам Сони, призвать её душу обратно в этот мир, и женщина решила использовать то, что точно бы привлекло душу покойной сестры… — При жизни она никогда не упускала лишней выгоды, — одними губами на выдохе произнесла женщина, — Наверняка придёт за своим любимым портсигаром…       На секунду Соня бросила в её сторону короткий взгляд из-под трепещущих ресниц. Она медленно выдохнула, выпуская из лёгких набранный в них ранее воздух.       Пламя свечи вновь дрогнуло. На этот раз сильнее прежнего. Оно заплясало, то и дело норовя метнуться в сторону, стремясь покинуть изрядно подгоревший фитиль.       Слабо зарождающийся свет мелькнул в стороне. Соня крепче сжала пальцы, чувствуя, как на мгновение подскакивает в груди её собственное сердце. Перед глазами словно замелькали очертания блеклых лент, скользящих под столом и медленно формирующихся в полноценные блики с вырисовывающимися на них мелкими буквами. Они обвили ноги, коснулись мертвенным холодом пальцев, проскальзывая между ними и обвивая запястья…       Резкий порыв одним махом затушил все свечи. Яркий свет хлынул в квартиру из настежь распахнутой двери, а громкие голоса ворвались за ним следом, звеня в ушах непривычным эхом. — Гражданка Мармеладова!       Соня вскочила со своего места, разорвав тот небольшой круг, создаваемый между их руками, и упёрлась ладонями в поверхность стола. В глазах на секунду потемнело, и девушка втянула носом воздух, через силу удерживая себя на ногах. Стул за её спиной пошатнулся, едва не свалившись на пол с громким шумом.       Блеклые ленты, так и норовившие стянуться вокруг запястий медиума, исчезли, стоило сеансу прерваться с приходом блюстителей закона… — Капитан Тихонов?       В дверном проёме показался силуэт сотрудника полиции. Тот перекрыл собой яркий свет, льющийся из коридора, и застыл в дверях. Капитан оглядел квартиру, погружëнную в полумрак, и скептически хмыкнул, остановившись на представшей перед ним картиной. — Давайте-ка выйдем, поговорим, Софья Семёновна, — негромко причмокнув губами, произнёс Тихонов.

⨳⨳⨳

— Какое право вы имеете врываться ко мне посреди ночи без объяснения явных на то причин?       Следом за полицейским, Соня выскользнула через открытую дверь в подъезд, оставляя ту распахнутой настежь. Короткий коридор вёл прямиком на просторную лестничную клетку, в которой голос девушки мигом раздался негромким эхом, устремившись к высоким потолкам.       Старое здание, в котором находилась квартира, имело несколько этажей с добротными широкими лестницами, обрамлёнными перилами из крепкого металла, украшали которые узоры прошлых веков, давно подвергшиеся естественной коррозии. Соня застыла на ведущей на нижние этажи лестнице, поглядывая вниз — туда, где в проёме между ступеней виднелись соседние квартиры. В приоткрытых дверях едва заметно маячили силуэты, тут и там виднелись нагло выглядывающие из распахнутых дверей квартир старушки, интересующиеся тем, кто же на этот раз прервал их ночной покой.       Украдкой бросив взгляд на широкие витражные окна, сохранившиеся на старой с обламывающейся штукатуркой стене, Соня скривила губы, заговорив чуть тише и стараясь не замечать пристальные взгляды соседей. — Вы намеренно подняли на уши едва ли не весь дом, капитан? — Попрошу вас не высказываться подобным образом, Софья Семёновна, — пригрозил ей в ответ Тихонов, разглаживая пальцами концы густых усов. — Не я здесь в данный момент нарушаю закон. — Какой закон я нарушаю? — стиснув зубы, сквозь них прошипела Соня, не сводя с него взгляда.       Казалось, она начинала терять терпение, но держалась лишь для того, чтобы не ударить в грязь лицом перед соседями и капитаном собственной персоной, который, в отличие от неё, выглядел даже не то, чтобы спокойным… Пожалуй, можно было смело сказать, что сотрудник полиции был очень даже весел. Вся эта ситуация, вырисовывающаяся прямо у него на глазах, Тихонова явно забавляла.       Он сдержал тихий смешок, норовивший сорваться с его губ, и плавно покачал головой. — Поганые одарённые… — хмыкнул себе под нос Тихонов, прежде чем поднять взгляд обратно на девушку. — Софья Семёновна, разве у нас с вами не было уговора?       Угрюмый взгляд его скользнул по ней из-под широкого козырька фуражки, которую полицейский почти никогда не снимал, с гордостью нося её вместе со всей формой даже в помещении, даже в любую погоду и даже, пожалуй, в совершенно неуместных, порой, случаях…       Соня слабо повела плечами, будто бы ощущая на них неимоверную тяжесть, мешающую ей в данный момент. Она тряхнула ими, слегка сбрасывая с них на верхнюю часть предплечий объëмный тëплый кардиган, и приподняла подбородок. Расправив плечи, девушка словно почувствовала себя главнее, авторитетнее.       Это должно было произвести на капитана полиции должный эффект, однако Тихонов встречался с медиумом уже не первый раз и был прекрасно знаком с её характером. — Следствие по делу об убийстве Алёны Ивановны, вдовы ростовщика, державшего местный ломбард, и по совместительству вашей соседки, ещё ведëтся, — сухо отчеканил мужчина. Пальцы его скользнули вниз по усам и коротко щëлкнули. — Я убедительно просил вас не влезать в это дело и не использовать ваши…магические штучки.       Капитан помедлил с секунду, словно бы не зная, как именно стоило бы назвать то, чем занималась Соня. В ответ на это та лишь надменно усмехнулась, акцентируя внимание на подаче его слов. — Это не «магические штучки», а дар. — Да мне без разницы как вы, одарённые, называете это, — Тихонов всплеснул руками, заговорив таким презрительным тоном, на какой мужчина только был способен. — Фокусы, да и всё. Это всё от Дьявола. Не иначе!       В ответ на это Соня смогла выдать лишь тихий вздох. Роман Тихонов — капитан местного одиннадцатого участка петербургской полиции был строгим мужчиной, возраст которого (если судить внешне и по сугубо личным взглядам) всего на несколько цифр перевалил за сорок, отличался своей искренней нелюбовью к одарённым — людям, с рождения имеющим особые способности, называемые во всех кругах попросту «даром».       Под густыми бровями его всегда прятался суровый, мрачный взгляд, отменно подходящий серому Петербургу, а губы, вырисовывающиеся под не менее густыми усами, частенько кривились в самодовольной и дерзкой усмешке. Капитану была свойственна слепая вера в собственные мысли и слова, также справедливость, которая (по его личному мнению) неизменно несла в себе одну и ту же фразу, говорящую, что «преступление всегда останется преступлением». — Вы занимаетесь непристойной работой, Софья Семëновна!       Девушка негромко охнула, схватившись за сердце. Её пальцы слегка сжали ткань светлой блузки чуть ниже ключиц, а голос едва вновь не сорвался на крик. — Как вы можете говорить что-то подобное молодой девушке?! — Могу-могу, — не обращая внимания на театрально поставленные эмоции Сони, продолжил Тихонов. — И смело скажу вам, что ваша деятельность ещё и незаконна. Но я закрывал на это глаза, уважая вашего покойного отца, а затем искренне верил, что вы будете соблюдать условия нашего уговора…       Капитан снял свою фуражку, слегка приглаживая местами поседевшие тëмно-русые волосы. Он тяжело вздохнул, растопырив широкие ноздри. — Я просил вас оставить это дело, пока ведётся следствие, и не пытаться устраивать эти ваши сеансы…       Соня молча слушала, даже не пытаясь кивать в ответ, делая вид, что она внимательно слушает. Взгляд её метнулся к дверному проёму оставшейся по-прежнему открытой квартиры, в котором показался силуэт Лизаветы. Та застыла на пороге, не решаясь обратиться к Тихонову.       Наконец, полицейский сам заметил женщину, многозначительно кивнув ей, но, однако, по-прежнему продолжал молчать. — Зачем же вы так отчитываете Софью Семёновну? Ещё и припоминаете ей почившего не так давно отца!       Позади Лизаветы возникла высокая фигура дворника, одобряюще похлопавшего её по плечу. Улыбка, адресованная ей же, мелькнула на секунду среди густой бороды, но тут же скрылась, стоило мужчине перевести взгляд на капитана. — К вам, Афанасий Петрович, у меня ещё будут вопросы. Как-никак вы тоже, получается, соучастники данного преступления. — сухо произнёс Тихонов, и на лице его вновь показалась привычная гадкая усмешка. — Ладно Лизавета Ивановна, но вы! Зачем вы согласились на подобное?       Дворник переглянулся с Лизаветой, слабо пожимая широкими плечами. — Софья Семёновна говорила, что для сеанса нужно несколько человек. Так легче призвать душу почившего…       Соня готова была поклясться, что Тихонов едва не закатил глаза. Губы его скривились, обнажив крепко стиснутые зубы. — И вы верите ей? Да это же чистой воды пособничество в преступлении! — Прекратите пугать гражданских, капитан, — не выдержав, перебила мужчину Соня. Медиум тяжело вздохнула. — Вы — лицо полиции Петербурга. Так не позорьте же её!       Капитан на секунду замолчал. На лице его едва заметно заиграли желваки, однако мужчина лишь хмыкнул себе под нос. — Оставьте нас с Софьей Семёновной наедине, — бросив взгляд на Лизавету и дворника, по-прежнему сжимавшего её плечо, Тихонов негромко вздохнул. — Можете быть свободны. Дальнейший разговор будет касаться лишь гражданки Мармеладовой.       Дождавшись пока оба «соучастника преступления» удалятся, капитан полиции молча проводил их взглядом. Несколько недолгих секунд он упорно молчал и лишь затем, вновь причмокнув губами, обратился к медиуму. — Если память мне не изменяет, ваш покойный отец выкупал у Алёны Ивановны лишь часть этой квартиры. Одна четверть её всё ещё принадлежала старушке, за что он, в свою очередь, должен был каждый месяц выплачивать процент. Который вы, Софья Семёновна, просрочили уже на добрых четыре месяца. — Не несите чушь, — Соня мигом отмахнулась от капитана, — У нас с Алёной Ивановной был уговор, о котором я вам уже рассказывала. Она отсрочила плату после похорон отца и все эти месяцы не обращалась ко мне вовсе!       Тяжёлый вздох, всё же, сорвался с губ медиума. Она слегка опустила голову, прикрыв глаза на несколько недолгих секунд. Неприятный разговор, мигом всплывающий в памяти молодой девушки, словно бы вновь вернул её на несколько дней назад, вынуждая видеть перед собой, как сейчас, до ужаса неприветливое лицо Тихонова. Тот говорил с ней за чашкой чая, любезно предложенной ему, как гостю, коим он заявился в квартиру Сони, в самых ярких красках описывая произошедшую трагедию, словно бы надеялся вывести медиума на чистую воду и добиться от неё чистосердечного признания в убийстве ни в чём неповинной старушки.       «Удар был нанесён обухом — лезвием топора — прямо по темени» — капитан поглядывал в свои бумаги, говоря размеренно, неспеша потягивая горячий чай, от которого ещё шёл едва заметный пар, и будто бы намеренно растягивал свою речь. Соня неприятно кривила губы, слушая его скрепя сердце.       «Жестоко, конечно, жестоко» — по привычке причмокивая губами, продолжал Тихонов, зашуршав бумагами. — «И какой только человек был способен сотворить подобное?».       «Соглашусь с вами» — только и смогла выдать в ответ Соня, осознавая, что разговор их давно повернул не туда. Нет, пожалуй, он с самого начала был совершенно не таким, как она ожидала. Держащие кружку пальцы её, казалось, похолодели, не в силах разжаться и опустить фарфоровую кружку из дорогого сервиза обратно на блюдце. Скулы слабо напряглись, вытянув побледневшее от рассказа капитана лицо девушки… — Больно тяжело в это верится, — сквозь зубы процедил Тихонов, не сводя взгляда с притихшего медиума. — Ваше право, — сухо ответила Соня, поднимая голову, — Ко мне никаких претензий быть не должно. Со мной вы уже разговаривали и из списка подозреваемых мигом вычеркнули. Ведите же себе следствие и ищите преступника, а не заявляйтесь к невинным гражданам посреди ночи. — Этим я и занимаюсь, Софья Семёновна, — нарочито громче прежнего ответил мужчина, — Если это действительно будет преступник, а не преступница.       Капитан криво улыбнулся. От его слов Соня едва не подавилась воздухом. Губы её плотно сжались, а скулы едва не втянулись в щёки. — Да как вы смеете! Говорить что-то подобное девушке в лицо… У вас совести нет! — Нет, это у вас совести нет, — Тихонов хлопнул ладонью по своей фуражке, водрузив её обратно на голову и хмыкнул себе в усы. — Предупреждаю последний раз: чтобы я больше за всё время следствия ни разу не видел ваших фокусов, Софья Семёновна! — Роман Порфирьевич, — тихо послышалось со стороны. Оба — и Соня, и капитан — повернулись в сторону молодого сотрудника полиции, негромко позвавшего своего начальника.       Тихонов мигом замолчал, плотно сжав выглядывающие из-под усов губы, и бросил косой взгляд в сторону медиума. — Скажите спасибо вашему брату, что он, точно также не одобряя вашу деятельность, вовремя уведомил меня. Если бы вы сегодня зашли чуть дальше в своих фокусах, то я бы непременно забрал вас с собой в участок!       Соня ничего на это не ответила. Она проводила капитана суровым взглядом до самой лестницы, почти отчётливо слыша, как с его уст срывается что-то вроде «Двадцать лет, а ума всё нет», брошенное даже не молодому сотруднику, а себе самому себе под нос.       Тяжёлый вздох, наконец, сорвался с губ медиума. Она потёрла переносицу, надавливая на неё пальцами.       «Ну конечно, это Фёдор донёс ему. Как я могла не догадаться?!». Соня опустилась на пару ступеней ниже, замечая стоящий под лестницей худощавый силуэт, который отчасти скрывал длинный тёмный плащ. Пальцы девушки легли на перила, мерно перебирая по лакированному дереву и отбивая ими слабый ритм. — Дорогой мой названный братец, — сквозь зубы процедила она, не спуская взгляда с лёгкого полумрака, царившего этажом ниже. Лишь тусклый свет, доходящий до лестницы со стороны широкого витражного окна, слабо освещал неподвижный силуэт. — Не соблаговолишь ли ты сказать мне, что стало причиной твоего доноса? Зачем ты разболтал Тихонову, что у меня сегодня намечался сеанс?       Услышав её голос, молодой человек перевёл на неё взгляд. Короткий вздох, сорвавшийся с бледных обкусанных губ, лишь добавлял ему усталого вида. — Не помню, чтобы я давал каких-либо обещаний, — мрачноватым тоном, совершенно не изъявляющим желание говорить, произнёс в ответ Фёдор. — Я не обещал, что буду молчать и не обращать внимания на твои дела, которыми Роман Порфирьевич совершенно недоволен.       Он вновь вздохнул и оторвал от искусанных губ тонкие пальцы, на которых заметно выделялись неровные ногти. Очевидной тут же становилась причина подобного их состояния и внешнего вида, на которую Фёдор, похоже, попросту закрывал глаза. — Долго ты тут стоял? — хмыкнув себе под нос, проговорила Соня, — Наверняка весь наш разговор слышал… Разве тебе есть дело до того, чем я занимаюсь? Мои сеансы — это сугубо мои дела. Какое право ты имеешь вмешиваться в их проведение? — То, что касается тебя, касается и меня. Так ведь говорил отец?       Фёдор провёл языком по губам, едва ощутимо скривив их. Похоже, покусанные ногти давали о себе знать: острые неровности оставили на губах порезы, болезненно реагирующие на любые прикосновения. — Капитан прав, — голос молодого человека становится чуть холоднее, но звучит всё также спокойно. — Однако, чтобы избежать ненужных проблем, тебе следовало бы использовать свой дар без лишнего самодовольства и неуместной напыщенности. — Это всё для создания нужной атмосферы, — набираясь терпения, возразила Соня. Она сдержала слабый вздох, норовивший сорваться с её губ, и продолжила, не сводя с Фёдора взгляда. — Думаешь, пошли бы ко мне люди, если бы не было всей этой стереотипной спиритической атрибутики? В нашем мире люди больше верят престающей перед ними специально поставленной картинке, чем какому-то там дару…       Девушка, всё же, негромко вздохнула, опуская плечи. — И вообще, — она стиснула зубы, — Если бы не мой отец, ты бы сейчас не заикался передо мной и не осуждал, поддакивая словам Тихонова. Он не для этого тебя растил… — Моя дорогая сестрица, — опершись о стену, Фёдор скрестил на груди руки. Пальцы его скрылись под тканью тёмного плаща, по бокам которого в самом жалком виде болтались расстёгнутые пуговицы. Губы молодого человека слабо скривились, ощущая колкую боль от оставшихся на них царапин. — Не пытайся внушить мне чувство вины за мой поступок. Я сделал это для твоего же блага. Тебе, кажется, пока дважды что-то не объяснишь, сути до тебя не дойдёт. А я, в свою очередь, как милостивый младший брат, постарался донести до тебя это через чужие уста. — И вовсе я ничего не пытаюсь…       Соня было начала оправдываться, но тут же замолчала, так и оставшись с приоткрытыми губами. Внезапно она сжала их, шумно втягивая носом воздух. — На чьей ты стороне? — едва не вспыхнув, выдала девушка, — У меня складывается впечатление, что ты скорее сговорился с Тихоновым, надеясь сгубить мой дар и закрыть его внутри меня самой, в то время, как я пытаюсь дать ему волю и даже применить на благо других. — Я ни на чьей стороне, — со вздохом, в котором медленно разрасталось ощутимое раздражение, ответил молодой человек. — Роман Порфирьевич не одобряет твой дар, но и не ограничивает его. Он никому, кроме тебя не нужен… — Мне он нужен!       Внезапно раздавшийся голос, коротким эхом разлетевшийся под лестницей, удивил даже Фёдора. Он слабо нахмурился, сведя тёмные брови у переносицы, и, прищурившись, вперил взгляд в пустоту перед собой.       Соня проследила за ним глазами, замечая этажом ниже раскрытую дверь, из которой в коридор просачивался яркий свет. Сквозь него были видны очертания соседей, притаившихся в прихожей, и выставленная у порога обувь.       Но вовсе не это привлекло внимание медиума.       На лестничной клетке, покинув раскрытую квартиру, стоял высокого роста худощавый мужчина, коротко постукивающий по бетонной площадке тростью. Шафт её был выполнен из дорого дерева и украшался своеобразными узорами, разобрать которые, в полумраке притихшего подъезда Соня была не в силах.       Казалось, мужчина отбивал своей тростью особый ритм, задающий ему атмосферу…       «И как долго ты здесь стоял?» — тут же невольно пронеслось в мыслях девушки. Пальцы её сжали ткань длинной юбки, почти достигающей пола и едва прикрывающей область чуть выше щиколотки, стараясь не выдавать своих чувств. Губы её лишь едва заметно дёрнулись в лёгком раздражении. — О, прошу прощения за моё… столь внезапное появление… — мужчина стал неловко посмеиваться, улыбаясь из-под тонких линий усов, больше походящих на неаккуратную щетину, по-прежнему оставшуюся над верхней губой. — Не подумайте, что я намеренно подслушивал ваш с братом душевный разговор…       Он говорил скомкано и, казалось, не совсем складно. Сквозь шипящую речь глухо, совсем слабо слышался французский акцент, придающий словам мягкость, не позволяющую понять суть разговора до конца. — Кто вы такой?       Решая не церемонится, Соня перебила незнакомца, довольствуясь тем, что тот явно был иностранцем. Мужчина на секунду отпрянул, замолчав на полуслове. — Ах, прошу прощения, mon cher! — он негромко рассмеялся. Трость, зажатая в его руке, слабо зазвенела, соприкоснувшись с полом. — Как я мог не представиться в первую очередь?!       Незнакомец расплылся в слабой улыбке, едва мелькнувшей в уголках его губ. — Моё имя Виктор Гюго. Я прибыл в Санкт-Петербург не так давно и гостил у своего старого друга…       Сказав это, Виктор слабо махнул рукой в сторону открытой квартиры. Маячащий там силуэт, похоже, услышав его слова, стушевался, исчезнув в глубине прихожей.       Соня проводила его долгим, но весьма безразличным взглядом. — И что же вы сейчас делаете прямо перед нами, господин Гюго? — О, я и не думал, что, отправившись к своему другу, обнаружу столь ценную находку, как вы!       Глаза мужчины, казалось, заблестели. Он поправил пиджак, на котором тут же слабо звякнула тонкая цепочка старомодных часов, и прочистил горло. — Если я правильно понял, вы ведь являетесь спиритический медиумом, верно, mon cher? — Меня зовут Соня, — едва не скривив губы от неприятного французского обращения, вставила своё девушка.       Гюго моргнул пару раз. С секунду он слабо пошевелил губами, а затем попытался проговорить. — Со-ни-я? — по слогам протянул мужчина, пытаясь повторить русское имя, непривычное для его звучания. Он вновь улыбнулся. — А-а, Софи! — Нет, — дëрнув уголком губ, нарочито вежливо поправила его медиум. — Соня.       Виктор слабо прищурился, окидывая её безмолвным взглядом. — Вы ответите на мой уточняющий вопрос? — Разве я говорила, что намерена вести с вами беседу? — девушка вскинула одну бровь. Ей ужасно хотелось стиснуть зубы и прошипеть эти слова, однако она держалась, прекрасно осознавая, что стоящий перед ней человек уже и так видел и слышал достаточно. Более она не собирается показывать себя в дурном свете. — Уже довольно поздний час, так что, если у вас есть ко мне дело, то убедительно прошу вас объяснить, в чëм именно оно заключается. Нет нужны задавать уточняющие вопросы, господин Гюго. Вы и сами всё уже прекрасно поняли.       С губ мужчины сорвался тихий — едва слышный — смешок. Виктор слабо покачал головой. Пальцы его забарабанили по рукояти трости. — Magnifique, magnifique Софи, — протянул он, — Вы не любите… как об этом у вас говорят? Ходить вокруг да около…       Гюго вновь усмехнулся, уложив обе руки на рукоять трости и зафиксировав её на одном месте. — Что ж, должен признаться вам сразу: меня зацепил ваш дар. Такой редко можно встретить в Европе, а обнаружить его в России…       Мужчина оборвал свою речь, слабо дëрнув острыми уголками губ. — Впрочем, все мои восхваления не так важны, как моё предложение, которое я намерен озвучить вам без приукрас. Соглашайтесь обговорить со мной сотрудничество в одном до безумия интересном деле, и я щедро вознагражу вас, Софи. — Отказываюсь.       Ответ Сони неожиданно хлестнул мужчину подобно тонкому хлысту. Его глаза распахнулись, превратившись в две огромные мутные тарелки, и уставились на медиума, почти не отрываясь. — Прошу прощения? — Я работаю одна, — отчеканила девушка, надеясь звучать чётко и ясно. Пояснять свой хлесткий ответ она была не намерена. — И меня не интересуют никакие предложения, касающиеся моего дара. — Но… — Пойдём, Соня.       Молчавший до этого Фёдор двинулся со своего места, аккуратно беря сестру под локоть. Его тонкие пальцы сжались вокруг её блузки, почти сминая ткань.       В этом простом, но довольно символичном жесте Соня различила настойчивое желание закончить с пустыми разговорами посреди подъезда. Она подняла на молодого человека взгляд, невольно встречаясь с его глазами. Мертвенная глубина неотрывно смотрела на неё, призывая поддаться его желанию. — Думаю, тебе давно пора домой, сестрица…