Неестественный

      Нёвиллет медленно поднимается по винтовой металлической лестнице. Шаг его неспешный, стан ровный; в нём отчётливо можно рассмотреть опасность дикого существа. Зверь грозит неизбежной гибелью своей жертве. Как же его злит происходящее. Злит и терзает. Он шёл сюда исполненный нежностью и желанием завладеть мимолётным, способным рассыпаться в пыль. Или стоит сказать... раствориться без остатка, слившись воедино с такими же жертвами проклятия. А после вспомнил, как долго они не виделись. Ведь ему на самом деле было мучительно ожидание. Ему! В его вечности! Какие-то жалкие неполные две недели стали пыткой.       Завтра он вытащит ответы из Фурины, завтра он узнает абсолютно всё. Поэтому он должен сделать это сейчас. Нёвиллет должен хоть раз за свою долгую жизнь получить то, чего желает сам, до того, как станет известно его истинное предназначение. Неведение сводит с ума. Он больше не станет ждать своей судьбы и просто существовать. Он возьмёт то, что может стать его, пока решимость не пропала так же быстро, как и появилась.              Уставший Герцог занимается бумагами и будто бы не слышит шагов и как кто-то прочищает горло.       — Ваша Светлость, может, всё же хватит бегать и скрываться? — голос Верховного Судьи твёрд, не терпит отказа. Он приближается к столу, стоящему в центре комнаты, кладёт на него обе ладони и смотрит пронизывающим взглядом на лицо напротив. — Герцог?       Ризли словно молнией ударило. Дважды. Во-первых, им завладела крайняя растерянность. Во-вторых, ему вспомнился их поцелуй. Он сам не понял, как глаза опустились к губам Судьи. На них не отражалось ни единой эмоции. Управляющий быстро сглатывает, сам не зная по какой причине: то ли от странного чувства, то ли от неожиданности встречи. Не мог же он знать, что после напоминания о себе, к нему в тот же день явится юдекс собственной персоной.       — ...       — Молчишь? — утробным голосом выдаёт судья. Сущность Нёвиллета переменилась. Сейчас здесь не тот рассудительный и спокойный мужчина, который всегда остаётся в здравом уме. Звериное, драконье естество выходит наружу, берёт контроль над человеческим телом.       В глазах Герцога отражается ступор, сам же он чувствует как замирает сердце.       — Нёв...       — В бездну всё. — фраза слетает с уст дракона, но тут же эти уста смыкаются на других. Ладонь юдекса стискивает бордовый галстук и с силой тянет к себе. Всё происходит быстро, хозяин кабинета не успевает опомниться. Нёвиллет обхватывает обеими руками лицо Герцога, корпус его наклоняется над столом – усердно тянется всё ближе, чуть ли не принимая горизонтального положения. Руки в тёмных перчатках гладят щёки: правая тянется вверх в исступлённой попытке зарыться в чёрных коротких волосах, левая – спускается ниже, большим пальцем проводит по скуле, медленно переходя к линии подбородка, остальные заводит под мочку уха, касается шеи. Судья ещё не полностью выжил из ума, поэтому старается избегать шрамов. Он никак не хочет навредить человеку, к которому его тянет. Гидро Дракон впервые за долгое время испытывает подобное влечение и не хочет ошибиться, оттолкнуть от себя объект своих грёз.       Ризли всё ещё изумлён. Не двигается. Не дышит. Ведь сделай он это, и момент исчезнет, рассыплется на осколки. Управляющий не может отвести округлившихся глаз с лица, находящегося в запретной близости от него. «Но... Но ведь они не могут! Это неправильно! Как ни посмотри, из каких соображений ни подумай: подобная связь невозможна. Но, может... Если никто никогда не узнает... Что плохого в том, чтобы посвятить себя дорогому человеку? Чтобы сделать то, чего так жаждешь? Жаждешь, что не можешь уснуть, не можешь питаться, не можешь сосредоточиться на работе...»       Герцог сдаётся. Он снова плавится, теряет разум, расслабляется.       Нёвиллет, почувствовав павшую защиту, нехотя отстраняется. Облизывает собственные губы и, приоткрыв их, выдыхает.       — Ну как, Ваша Светлость? Теперь ты мне ответишь? — шепчет Нёвиллет в нескольких сантиметрах от лица Ризли, — Или мне тебя ещё разок поцеловать? — это дико: никогда ещё прежде Герцог не видел такого выражения лица Судьи – тот ухмылялся с неподдельным самодовольством во взгляде. Ризли громко сглатывает.       — Что ты... Что ты делаешь, Нёвиллет?       — Я?! То же, что и ты некоторыми днями ранее. Или ты забыл? – левая бровь Нёвиллета взметнулась вверх, изгибаясь углом, — Что? Даже поцелуй не всколыхнул твою память? Мне и правда стоит повторить?       Ризли надоело. Он устал опасаться. Устал избегать. Но прямо сейчас он сильнее устал от бумаг и внезапных заказов деталей, требующихся в срочном порядке для помощи в предотвращении катастроф. Герцог накрывает руку на щеке своей, крепко сжимает.       — Я бы и рад, вот только боюсь разочаровать. Ещё немного и я упаду прямо на стол. — хотел бы он сказать, что сон как рукой сняло, рукой Нёвиллета, той самой, что сейчас так нежно касается кожи за ухом, но тогда бы он солгал. Всё-таки он не спал всю прошлую ночь. Предаваясь воспоминанию, он добрёл до крепости, а после и до кабинета, но так и не смог выбросить из головы ни образа луны, ни очаровательного образа судьи. Кто ж знал, что сегодня их мир вновь решит утекать сквозь пальцы?       — Тогда слушай: завтра что-то может случиться, что-то изменится и Фонтейну придётся ориентироваться и быстро приспосабливаться или менять курс своих решений. Пророчество наступает в готовности уничтожить всех жителей Фонтейна. Не имеет значения – растворить или утопить. Нас ждёт беспощадная кара неведомой силы. — Нёвиллет судорожно вздыхает, словно пытается отгородиться от надвигающейся угрозы, отделить их от всего остального мира и произносит то, на что до последнего не решался, — Я более не намерен волочить существование в жалком виде. Понимаю, как неприемлемо это звучит и выглядит в данный момент, но... подумай о возможном. Если всё обойдётся или же разрешится в наиболее положительном исходе, если ты будешь согласен – приходи ко мне. Дай мне знать, что это такое. — пальцы Судьи вновь зашевелились в медленных поглаживающих движениях по скуле Герцога. — Иди отдыхать, пока есть шанс. Тебе понадобятся силы. Всем нам понадобятся.       Ризли понимает. Вся информация Герцогом принята к сведению. Былой растерянности личного характера теперь нет места. Они на грани конца... Ха-ха... Гибельная мощь заявляет свои права на их жизни, а юдекс ей противится. Он дал Герцогу надежду... Может, даже твёрдую решимость, что они её преодолеют. И будут гордо смотреть незримому бестелесному врагу в лицо. Они выстоят. Что бы ни случилось, они выстоят. Вместе со всем Фонтейном. Вместе. А после...       — Береги себя. И Сиджвин. — уже на выходе бросает Нёвиллет и скрывается под лестницей.       Ох, он так невыносим. Вроде и всегда холоден, сосредоточен, а затем врывается вот так запросто и, наверняка, сам не осознавая, делает такие вещи. Но Ризли ведь не самоубийца, бросаться в этот глубокий омут с головой? И чёрт возьми! Проклятый Нёвиллет это знает. Знает, поэтому предусмотрительно дал ему время подумать и осознать. Ризли так его не переносит.              Утро Верховного Судьи выдалось не из лёгких, что отнюдь не оставило шансов для нормального дня. Вызвав Госпожу Фурину во Дворец Мермония, Нёвиллет рассчитывал на открытый диалог, однако, в очередной раз, честности и откровенности не последовало. Вопрос не решён, а Гидро Архонт ссылается на разные отговорки, впрочем, ничего нового. Нёвиллет, осознавая, что обычными методами искренности не добиться, демонстрирует Фурине бумажный лист: — Взгляни. Это список жертв, погибших во время последнего происшествия в Пуассоне.       На белой странице отрывистым почерком выведены имена: «О б е н а. К а н н. Б е р н е т т. Ж и в е р н и. Ф р а н с и н...». Архонт лишь на мгновение поднимает взгляд на Нёвиллета, замечает его суровость и возвращается к списку. Списку несчастных, несправедливых жертв. Она не может остановиться на этом. Обязана прочитать все до конца. Эти люди больше никогда не обнимут своих родных, не отведают вкусных блюд, не смогут насладиться чудесным закатом или встретить волшебный фонтейнский рассвет. Их больше нет... От них не осталось ничего. Беспощадная сила Первозданного моря поглотила их целиком... «К о р и н а. Д е з и р е. Ж о и н в и л ь. Ж о л ь е н. Э с с о н...» Сердце Фурины прошло через многое, но от того не стало черствее... Удушающая тяжесть отнимает способность к спектаклю. «М е л у с. С и л ь в е р.». Это всё её вина... Разве для этого она так долго была той, кем не являлась?.. Ведь она так старалась, отдавала всю себя поискам, прикрываясь ролью эксцентричного и уверенного в себе Архонта... Где она допустила ошибку? Как бы ей не хотелось закончить притворство, позволить себе дать слабину и просто отдохнуть, она вовсе не желала такого. Эти люди не должны были пострадать!..       — ... то есть... все они?.. — трагичное замешательство саднило душу.       — Верно. Все эти люди погибли при катастрофе в Пуассоне. — осудительный тон Нёвиллета не давал спуску Архонту, — Около пятнадцати жителей имеют физические травмы. Ещё больше пострадали эмоционально. Люди потеряли своих близких и знакомых. Их дом в полном беспорядке.       Казалось, до Фурины слова Судьи доходили через непреодолимую толщу воды. Пульс бил набатом, отдаваясь шумом в ушах.       — Мы не успели предотвратить катастрофу. — горечь в голосе юдекса была едва уловима, — И я не допущу, чтобы подобное повторилось.       Молчание девушки начинало раздражать Нёвиллета. — Я повторяю. Ты должна рассказать мне всё, что тебе известно.       Опущенная голова и горестное выражение лица оставляли надежду на то, что ей не всё равно, однако судья не мог однозначно сказать, что трактовал эти сигналы тела верно.       — Вчера в древних руинах неподалёку от Пуассона я обнаружил три каменные плиты. Что тебе о них известно?       Тотчас же вид Фурины полностью изменился: изумлённая гримаса была исполнена неудовольствия. — Ты говоришь со мной, как с обвиняемым в зале суда! Ничего мне о них неизвестно! — лёгкая заминка, прежде чем продолжить, — Но... Говоришь, ты нашёл их в древних руинах?       — Да, и поэтому я требую от тебя ответов на некоторые вопросы. — Нёвиллет поднёс ладонь к лицу и два пальца расположились в области губ, свидетельствуя о задумчивости юдекса. Он не хотел пропустить каких-либо деталей, поэтому внимательно обращался к своей памяти, выуживая всё существенное и важное, — Первоначально в руинах было четыре плиты, но первая бесследно исчезла. На трёх оставшихся плитах вырезаны рисунки, имеющие отношение к пророчеству. — Фурина протяжно вторит ему в тон, — Пророчество...       — На второй плите изображена Эгерия, твоя предшественница. Она стоит на коленях, обращаясь с молитвами к плавучему острову посреди неба, словно кается в каком-то грехе. Что тебе известно об этом?       Терпение Нёвиллета грозится разойтись по швам. Непробиваемое упрямство и скрытность Фурины заставляют его закипать. Кому может быть известно о предыдущем Гидро Архонте и тех событиях больше чем ей? Но она продолжает устраивать сцену, прикрываясь незнанием! Даже попытки Нёвиллета выудить ответы раскрытием собственных карт (знанием о её собственном расследовании) идут крахом. Она ведь никогда на самом деле не была такой, какую роль играла на публику, – столь поверхностной и глупой.       Фурина осадила его, отсекая все последующие попытки, указала на его место. Место юдекса, подчиняющегося Архонту.       «Повиноваться?» Он и так был на взводе, а ему выдают подобные слова. Негодование, вот что он сейчас чувствовал. Слепо повиноваться чьим-то приказам? Он и так был смирен и великодушен на протяжении веков. Пусть у него и не было более Абсолютной силы Гидро, он не был какой-то незначительной мелочью. Гидро Дракон расценивал подобное отношение узурпаторов крайне вопиющим. «Как смеют они считать себя совершенными Властителями стихий и полагать, что им всё сойдёт с рук?!» Он намерен судить их всех! Семеро – лишь глупцы и невежды, пусть и есть в их числе некоторые, о которых он наслышан и имеет не такое категоричное мнение.       И пусть он не может познать тонкостей деликатных чувств, сейчас во всём его существе пульсирует непревзойдённое и фундаментальное. Строгая, непреклонная справедливость. Граничащая со злостью или раздражённостью, ведь разговор зашёл в тупик. Он не может оставить всё как есть, чем и делится с появившимися в его кабинете «всенациональными» героями.       — Боюсь, одними вопросами тут ничего не добьёшься... — озадаченно выдаёт Итэр, — Она должна осознать всю серьёзность ситуации.       Бессилие не свойственно Нёвиллету. Он ни за что не будет сдаваться и покоряться.       — Мы можем создать такие обстоятельства, в которых у неё не останется другого выбора.       Весь Фонтейн в опасности, а сведения, которыми владеет божество, представляют очень большую ценность. Им придётся рискнуть и поставить Фурину в обстоятельства судебного процесса. Первостепенная задача – поиск союзников. Они должны всё тщательно продумать. Путешественник заверяет юдекса, что знает, к кому можно обратиться и предлагает встретиться через несколько дней. Нёвиллет соглашается, пусть ему и не нравится это. Он собирался покончить с секретами сегодня. А теперь ему нужно ждать дни только до встречи с предполагаемыми соучастниками. Всё это щекочет нервы. Он на взводе. Пытается придумать чем бы заняться, чтобы успокоиться.       В мыслях Нёвиллет уставился в точку пространства, известную лишь ему. Нельзя точно сказать, на что он смотрел. Скорее в никуда, чем на что-то конкретное. Юдекс приподнял руки на уровень груди, согнув их в локтях и прижав к телу. Ладонь одной руки легла на кисть другой, сдавив с явной приложенной силой; вращающимися движениями хватка сместилась на запястье, которое стало похрустывать – следствие постоянной работы конечностью.       Из потока размышлений его вырвал голос Седэны. Он даже не слышал, как она стучала, прежде чем войти, как обычно и делала. Присутствие мелюзин всегда невероятным образом влияло на Нёвиллета: все негативные эмоции и переживания терялись в нежности к ним. Он любил их бережно, по-отечески. И очень сильно распалялся, когда встречал несправедливость и пренебрежение по отношению к ним. Седэна собиралась на обед и зашла спросить, прихватить ли ей чего для месье Нёвиллета. Взгляд Нёвиллета потеплел, однако он заверил маленькую мелюзину, что ей не следует утруждаться и беспокоиться о нём, а просто хорошо пообедать и возвращаться к работе.       Древний Дракон выдержит. Вытерпит. Чего бы ему это ни стоило...