Шёпоты в библиотеке

— Видели платье мести Гермионы? — Роскошное! — Да уж, в лучших традициях принцессы Дианы. — Лаванда тоже выглядит хорошо. — И хватило же наглости прийти сегодня! — Лаванду можно понять, они теперь официально пара. — И Рон отлично смотрится в костюме. — Бедная Гермиона. — А мне её не жаль. Она явно пилила его много лет, вот он и закончил это наконец. — Говорят, она просто не хотела детей. — Миссис Грейнджер-Уизли, что это вообще за мода выбирать двойную фамилию? Ты выходишь замуж, значит берёшь фамилию мужа. Оставляя свою, ты как будто лишаешь мужа достоинства, не считаешь его фамилию гордостью. — Да уж, ни один чистокровный волшебник не допустил бы такого. — Уизли — чистокровный. — Не сомневаюсь, Лаванда станет Уизли уже в этом месяце. — Ну что ж, теперь ждём от Гермионы каре. — Ну, теперь у Грейнджер будет всё время мира на работу. Гермионе хотелось расхохотаться. Она снова стояла за дверью туалетной кабинки и слушала, что говорит дражайшее женское судебное общество, проверяла температуру общественных мнений по поводу своего развода. Сегодня в Министерстве проходил Бал, но были приглашены не только сотрудники. Она появилась уже в разгар события, пары в парадных мантиях кружились в танце. Рон стоял подле Лаванды, её светлые волосы были убраны в элегантную прическу. У неё ещё не было видно живота, гладкая, пурпурная ткань облегала фигуру. Гермиона не хотела идти. Но Малфой уговорил её, сказал, что она обязательно должна появиться в самом сексуальном платье, какое у неё есть. Когда она вошла в свой кабинет в строгом, брючном костюме без блузки, пиджак был надет на голое тело, Драко строго приказал его снять. — Мы сохраним его для другой даты. Никаких строгих мужских костюмов на голое тело, Грейнджер. Ты должна выглядеть, как гордая желанная женщина, а не сексуальная фантазия половины сотрудников Министерства о женщине-министре, которую хочется трахнуть. Рядом с ней постоянно был Забини, либо Голдстейн, либо Джинни с Гарри, которые не задавали вопросов, только часто и горячо брали её за руку. Рон ни слова им не сказал про Малфоя. Она выглядела в их глазах, как жертва, и Гермионе было тяжело лгать им. Если она не говорила им о Малфое, умалчивала — это же была ложь? Даже Селеста в синем костюме, который придавал ей что-то военное, если не воинственное, душевно обняла её и шепнула, что все мужики — козлы. Малфой не появлялся и Гермиона надеялась, что не появится. Ей нужно было продержаться два-три раунда танцев и речей и сразу после речи Кингсли сбежать отсюда. Она чувствовала на себе взгляды, жалостливые, сочувствующие, но они соскальзывали с неё, разбивались о защитный купол её окклюменции. Гермиона и подумать не могла, как окажется выгодно её положение «обманутой» супруги. Женское судебное общество приняло её в свои объятия, как заблудшую овечку, несчастную Грейнджер уже без приставки -Уизли, без мужа, которой теперь остаётся только работать. Она легко заключала договоры и вступала в альянсы. Все хотели ей помочь. За спиной у неё стоял Малфой, диктуя ей, как себя вести. — Будь гордой, но позволь им себя жалеть. Они будут чувствовать себя лучше, помогая тебе, думая, что ты такая же, как они. Они просто не догадываются о твоём потенциале, — и положил руку покровительственно, сжав ткань своей фиолетовой мантии у неё на плече. Они просто не догадываются, что Гермиона тоже без дела не сидела и была не заблудшей овечкой, а волчицей в овечьей шкуре. Гермиона разговаривала с Эмилией, краем глаза видя тёмные рыжие волосы Рона, его фигуру в чёрном, строгом костюме. Это было странно, понимать, что родной человек, друг со школы, когда-то любимый парень, муж, сейчас держит за руку другую женщину, не скрываясь, демонстрируя свой выбор. Эмилия провела пальцем по матовому камню у неё в кольце, сжав левую руку Гермионы. — Какое красивое кольцо. Не видела его раньше, что это за камень? Гермиона хотела снять это кольцо уже перед выходом из кабинета, но Малфой не дал даже мысли об этом завершиться. Он провёл фильтром сигареты между губ, выбирая место, откуда запустит первую затяжку, и обжёг кончик сигареты палочкой, а Гермиону взглядом. — Не смей даже думать о том, чтобы снять моё кольцо, Грейнджер. Не обижай меня. Она собиралась прокрутить его камнем внутрь, в ладонь, но в последний момент решила оставить, как есть. Это кольцо было единственным кругом, на котором она держалась на этой ярмарке тщеславия. — Это шпинель, но с придурью. То сияет, как сумасшедшее, то затухает, становится матовым. — Гермиона выбрала стратегию говорить правду и только правду. — Потрясающе, — Эмилия повернула её руку на свет и Гермиону пронзило от макушки до арок стоп — она увидела знакомый оттенок серой радужки, платиновые волосы, и на секунду подумала, что это Драко. Но кольцо не нагрелось, как обычно. Потому что это был другой Малфой, в чёрной, бархатной мантии, с длинными, ухоженными волосами, с пренебрежительным видом оглядывающий толпу. Люциус нисколько не поменялся. Гермионе захотелось рассмеяться — она представила, как рассказала бы ему про свои чары для укладки «министерской волны», которые она изобрела, совместив чары по уходу за магическими животными. Вот это бы у него был вид. А у Люциуса почему-то и был такой вид. Шок, который она увидела в его глазах, заставил её сердце ухнуть где-то в горле и уйти в пятки. Старший Малфой в ужасе смотрел на её руку в пальцах Эмилии, на кольцо, камень, на свету казавшийся туманным. Люциус уже пробирался к ней через толпу, когда она решила сбежать в туалет и спрятаться там, совершенно не стесняясь своей трусости. Как её называл Драко? Львица? Ха! Когда она вернулась в зал, вдоволь наслушавшись мнений драгоценного магического общества о себе и Роне, Люциус тенью упал на неё, осторожно подцепив её руку в свою. — Миссис Уизли. Ох, это было плохо, очень-очень плохо. — Мистер Малфой. — Могу ли я пригласить вас на танец? Гермиона внутренне сжалась, но не позволила взгляду заметаться по толпе в поисках помощи и спасения. — Я сегодня не танцую. Подвернула ногу, не смогу быть достойной парой для танца. Люциус слушал её краем уха, рассматривая кольцо, сжав её пальцы в своей руке. — Крайне знакомый мне камень. Откуда он у вас? Гермиона потянула руку на себя, но Малфой крепко держал её, буравил взглядом её зрачки. И что же ей ответить? Подарили? А вдруг старший Малфой владеет легилименцией, как и Драко? Что же делать? Насмешка судьбы, только так можно назвать момент, наступивший следом. Кольцо нагрелось, а Гермиона разом похолодела, разделив ужас Люциуса. Малфой-старший своими глазами видел, как туманный, матовый камень проснулся, почувствовав источник своей магии, волшебника, который колдовал над ним, взрезал Люциусу зрачки своим преломлением граней, рассыпал дрожащие блики, хватая в ловушку своих преломлений весь свет Атриума Министерства. Где-то рядом появился Драко. Люциус яростно заметался по толпе взглядом и почти сразу же вычислил своего наследника. Гермиона обмерла, проследив за ним. Драко стоял с Забини, ощупывая взглядом толпу. Астория, всё так же сияюще прекрасная, стояла в противоположной стороне зала, в окружении дам из Мунго, держала за руку свою сестру, Дафну Пьюси. Если бы не камень в кольце, Люциус никогда бы не догадался о таком вопиющем предательстве сына. Гермиона вырвалась из его хватки и вышла в коридор. Это оказалось слишком сложно. Она не была к этому готова. Она не хотела бы видеть, как Драко как ни в чём не бывало стоял бы в Зале под руку с Асторией. И он не стоял, он искал взглядом Гермиону, она чувствовала это. Она думала о том, что груз секретов и масок, который зачем-то на себя взяла, скоро раздавит её. Её окклюменция становилась сильнее с каждым днём, проведённым рядом с Малфоем, но она всё ещё не понимала, зачем добровольно согласилась на такую душевную боль, зачем наказывала себя? — Гермиона! Гермиона обернулась, Рон взял её под локоть, уперев ей в грудь руку с документами на развод, и завёл в нишу в коридоре. — Юридическая фирма Забини? Ты серьёзно? Гермиона потянула руку, стараясь закрыться от его прикосновений. — Просто подпиши и отправь обратно. Там всё максимально в твою пользу, я просто хочу покончить с этим поскорее. Взгляд Рона метался между её зрачками. — Гермиона, я никогда не хотел обижать тебя. Никогда не хотел сделать тебе больно. Я очень любил тебя. Ведьма посмотрела на его пальцы, схватившие её за локоть. — Я тоже любила тебя. Просто подпиши документы и мы больше не сделаем друг другу больно. Рон хотел что-то сказать, но справа хлопнула дверь из Атриума. Гермиона ещё даже не повернула голову, только краем глаза увидела знакомую платину, и сердце сразу зашлось в растревоженном стуке. Малфой держал Асторию под руку. Рон прикрепился к ним взглядом, пальцы на предплечье сжались крепче. — Как ты себя чувствуешь? — В голосе Малфоя слышалось ощутимое беспокойство. — Не очень хорошо. Понимаю, что только пришла, но ты не мог бы аппарировать меня в Мэнор? — Голос Астории прозвучал слабо. Малфой кивнул, изучая её лицо. Гермиона чувствовала хватку Рона на запястье. Они стояли в нише, скрытые в тени. Подсвеченная светом пара наоборот вышла в центр коридора, как актёры на сцену, как раз вовремя. — Драко. — Сказала Астория нежно, когда он аккуратно, как что-то хрупкое, обнял её, чтобы аппарировать. — Я люблю тебя. Малфой долго смотрел ей в глаза, тени пролегли на скулах и висках. Их кольца перемигивались в свете факелов. — И я тебя, Тори. Они аппарировали. Рон отпустил Гермиону и отошёл от неё. Она чувствовала, как камень в кольце моментально потух, как вся сила её личности, её характера вышла из тела, как певец уходит в темноту из пятна света прожектора, закончив концерт. Рон покачал головой, он смотрел на пока ещё документально свою жену с жалостью. — Гермиона, я и подумать не мог, что это невзаимно. Какая разница, если они всё равно были обречены. Малфой в очередной раз сыграл свою роль и в очередной раз зритель, даже невольный, поверил. К тому же, это не выглядело, как игра. Малфой звучал искренне. Язык его тела говорил со словами в унисон. Он любил Асторию. Как в «любимой» книге Малфоя, «Великом Гэтсби», при всей большой любви к ней Гэтсби, Дэйзи любила своего мужа Тома во многих моментах совместной жизни. Малфои были семьёй, у них был общий ребёнок, глупо было на это обижаться. Объяснять что-то Рону она не видела смысла. — Просто подпиши документы, Рон. Ты мне уже больше никак не поможешь. Она вернулась в свой кабинет, закрывшись в нём магией, и скинула туфли. Ей бы нужно было присутствовать на речи Кингсли, но она хотела только лечь на этот ужасный диван и накрыться одеялом с головой. Гермиона могла бы заснуть и проснуться через год, когда всё утихнет, когда будет не так больно. Она проснулась от знакомого движения руки вдоль её тела. — Отличное платье, Грейнджер. Гермиона поднялась, встречая в темноте серый взгляд Малфоя, присевшего рядом с ней. — Не зелёное, извини. Гермиона оттолкнулась от дивана и прошла к бару, появившемуся в её кабинете вместе с Малфоем, налила огневиски, почувствовав на себе его руки, краем глаза увидев дым вокруг. — Слизеринский зелёный? Это было бы пошло, — покачал головой Малфой, скользнув ладонями вдоль её талии, обогнул бёдра. — А вот змеиная текстура — идеально. Он прощупал сгиб её бедра. — Надеюсь, стринги на тебе? — Нет, я забыла их надеть. Малфой одобрительно хмыкнул, горячей ладонью погладив её по голове, как благодарную, соскучившуюся по прикосновениям кошку. — Твой брак был обречен. — С момента, как ты залез ко мне в голову? — Гермиона больно прикусила кончик языка, чтобы не позволить себе ни одной слезы. — Раньше. Но с момента, как я залез тебе в голову, у тебя не осталось шансов на реанимацию, — Малфой звучал уверенно, без тени сожаления. — Дело не в позах, не в опыте. Ты просто реагируешь на меня, — прокрутив кольцо с печаткой, — так. Мне даже не нужно ничего делать. — Гермиона открыла глаза, бросив на него раздражённый взгляд через плечо. — Не обижайся. Ты влияешь на меня абсолютно так же. Тебе даже ничего не нужно специально делать. Только смотреть. — Драко, мне больно. Я так больше не могу. Малфой развернул её к себе, долго изучал ей лицо. — Наконец-то хочешь открыть всё обществу? Гермиона покачала головой. Малфой осторожно прикоснулся к её виску. — Мне всё труднее читать твои мысли. Я горжусь тобой. Она обняла его, слышала стук его сердца за грудной клеткой, чувствовала дерево в огне, пресловутую вишню в дыме. — Разве это было возможно — открыть всё обществу? Малфой обхватил её обеими руками, одной вдоль лопаток, второй вдоль поясницы. — Я был готов ещё в Лиссабоне. Гермиона усмехнулась. — Это неправда. — Ты всегда можешь использовать омут памяти и открутить на несколько глав назад и убедиться в том, что я спросил тебя и ты засобиралась к мужу. Гермиона тяжело вздохнула и обняла его ещё крепче. — Я не буду это проверять. Я не помню этого, не помню интонаций, я помню, что ты был груб. Ты не предлагал мне прямо. Даже если так — это должно было бы оправдать тебя? Малфой вздохнул так же тяжело. — Нет, я худший вариант для тебя. Но я рад, что ты выбрала меня.

***

Первым делом, она через Поршу нашла Малфою кабинет и выставила его за пределы своего, очистив воздух от дыма, угол от бара, трансфигурировала обратно кресло для посетителей и наконец-то разобралась с бумажным складом на своём столе. Теперь у неё будет стол, как у хорошего руководителя — чистый. — Тебе больше нельзя в мой кабинет. Даже через Поршу. У тебя теперь есть свой. — Почему он так далеко от твоего? Малфой надкусил яблоко. Он решительно, одним днём бросил курить. Гермиона мысленно дала ему два дня, не больше. — Чтобы ты не отвлекал меня от работы. Следующим этапом стала подготовка к получению своей сливовой мантии. Гермиона понимала, что Малфой подружился с Беатрикс и уговорил её принять предложение Ильверморни, чтобы создать вакантное место в Совете и протащить туда Гермиону. Она, конечно же, ему этого не позволит. Гермиона хорошо изучила вопрос влияния Малфоев на Министерство в течение нескольких поколений. Примечательно, что ни один Малфой не стремился к роли министра магии, но семья часто и уверенно прикладывала руки к течению политической власти, меняя направление потока по своему усмотрению. Они помогали финансировать избирательные кампании своих привилегированных кандидатов, неизвестно каким образом избавляясь от оппозиционных конкурентов. Малфои в принципе были теми ещё мудаками. Николас Малфой, XIV век — под видом чумы убрал неугодных магглов-арендаторов его земельных участков. Септимус Малфой, XVIII век — влияние его было так велико, что министр магии Анктуоус Осберт очевидно был не более чем марионеткой в его руках. Абраксас Малфой, XX век — и далеко не первый, но самый известный тайный заговор против магглорожденного министра Нобби Лича, ушедшего со своего поста досрочно в 1968 году. Против Малфоя, естественно, не нашлось никаких доказательств. Люциус Малфой, XX век — позор на чистокровном древе Малфоев, не просто оступился, организовав помощь Волдеморту, а рухнул стремительно вниз, потеряв палочку. Он, конечно, отряхнулся и пошёл дальше, как истинный представитель своей фамилии. А теперь был Драко, и в эту занимательную политическую статистику Гермиона не хотела вставать с ним в одно предложение. Поэтому для Гермионы стало делом принципа убрать Малфоя со своих радаров на работе, не принять его помощь, не позволить ему диктовать, как использовать членов Визенгамота, начитавшись их мыслей, за Гермиону найдя к ним подход. Возможно, Кингсли сказал бы ей: «Ну и дура! Используй его на максимум». Она просто не могла принять его помощь. Гермиона всё сделает сама. И третье. Рубин. Она видела, как ломало Драко, какой невероятный секрет он создал и хранил. Гермиона не знала, почему он так старался «защитить» её от рубинов, почему не мог рассказать про них прямо, но у неё не было ни времени, ни желания трясти из него эту информацию. Секрет так секрет. Она создаст рубин сама. И запретит его, либо разрешит. И больше не вспомнит о нём. И четвёртое. У Гермионы по-прежнему не было дома. Она отвезла Живоглота к родителям, а сама каждую ночь оказывалась в темноте отельного номера, чувствуя горячие руки Малфоя вокруг себя. Гермиона засыпала в тепле, наконец-то без боли. Она перестала себя ненавидеть, потому что больше не обманывала. Со своей стороны почти никого, ей ещё предстоял разговор с Гарри и Джинни. Но вопрос дома стоял всё ещё остро. Квартиру нужно было ждать ещё две недели, Малфой больше не заговаривал о конкубинате, поддерживал обещание и каждую ночь проводил с ней рядом. Гермиона быстро привыкла к отелю, к ощущению гладкого постельного белья, к «подвешенности», как бы украденному времени у обычного бытового распорядка дня. Она смотрела в потолок и думала: «женщина, дом, гнездо». «Вить гнездо». Хотела ли она вить гнездо? Создавать очаг, уют. Гермиона бы не хотела быть хозяйкой большого поместья. У неё не было на это времени и желания. Устраивать балы? Посещать званые ужины, благотворительные вечера? Нет, она никогда этого не хотела. Традиционно женские, хозяйские функции она не хотела выполнять. Значит, она была бы плохой супругой чистокровному волшебнику с активной социальной жизнью, от которого общество требует придерживаться определённых светских правил. И пятое. Мигрени. С ними нужно было что-то сделать, что привело её в кабинет Парвати Патил. — Гермиона, я очень сожалею. — Парвати сразу же протянула руку через стол и взяла ладонь Гермионы в заложники своей эмпатии и сочувствия. — Я не знала. Даже не представляю каково тебе. Если тебе нужна будет любая помощь от меня — я рядом. А потом: — Какое красивое кольцо! Гермиона мысленно откинула её слова за ширму окклюменции. Чтобы Парвати не знала о Лаванде, своей лучшей подруге? Но Гермионе и правда нужна была её помощь. — Меня одолели мигрени, я ничего не могу с ними сделать. Может быть, ты порекомендуешь мне что-нибудь? Парвати сразу же открыла ящик стола и вытащила бланк. — У меня есть один очень хороший курс, он проходит в Мунго для всех желающих и всем помогает, чары для снятия приступа, у меня многие его проходили, Падма, Лав... — Парвати осеклась и сразу же продолжила, — даже Малфой приходил ко мне с таким запросом, вероятно у Астории такая же проблема. Что странно, кстати, потому что по статистике мигрени у женщин проходят с возрастом и почти всегда с рождением детей. Знаю, что это звучит ужасно в XXI веке, но тебе нужно родить. Гермиона чувствовала, каким тяжёлым стало выражение её лица, казалось, под тяжестью её взгляда Парвати хорошо прижало к креслу. Если от мигрени было единственное лекарство — родить — Гермиона собиралась страдать, пока мигрени не уйдут с возрастом. Она поблагодарила её, даже не стараясь быть искренней, и аппарировала обратно на работу. Слой за слоем, кирпич на кирпич, она возводила окклюменционную стену. Порши не было на месте. Гермиона тяжело вздохнула и толкнула боком дверь в свой кабинет, чуть не выронив из рук папки. Знакомые светлые волосы, знакомый силуэт. Драко и правда был очень похож на отца. Люциус, в чёрной, как будто поглотившей весь свет мантии, длинные платиновые волосы были перетянуты бархатной лентой в хвост, стоял у книжного шкафа и крутил в руке её песочные часы. И почему только они не давали Малфоям покоя? Чёртова Порша и правда не могла устоять от улыбок блондинов, пропуская их в кабинет Грейнджер, как в проходной двор. Он явно пришёл поговорить с вероломной любовницей сына. Нет, сегодня этого не произойдёт. — Люциус. Извините меня за грубость, но покиньте мой кабинет. Я ухожу на слушание. У неё не было времени на разговоры, не было желания выслушивать никаких мыслей и комментариев. Она прекрасно знала, что он собирается ей сказать. — Пять минут вашего времени, миссис Уизли. Гермиона положила папки на стол. Кольцо обжигало ей палец. Камень по-прежнему оставался матовым, несмотря на присутствие другого кровного Малфоя в помещении. — У меня нет пяти минут, Люциус, прошу, — она рукой указала на дверь и сама проследовала к ней. — Зато у вас было всё время мира, чтобы окрутить моего глупца сына, — ядовито произнес Люциус. Гермиона открыла дверь и махнула ему ладонью: «на выход». Люциус не сдвинулся с места, сверкая глазами. Если он думал, что её могут напугать серые кинжалы, направленные ей в сердце — она к ним привыкла, они уже по самую рукоять вонзились ей и в сердце, и в мозг. Его взгляд тяжело опустился на её руку с кольцом. — Я не знаю, что вы сделали с Драко, но он, очевидно, заигрался с вами. И я вынужден вас предупредить, и я максимально серьёзен: Малфои никогда не разводятся. — Мне это известно, — твёрдо сказала Гермиона, позволив двери за ней закрыться. Она прошла мимо пустого стола Порши, чувствуя, как кольцо нагрелось. Бросив взгляд на руку, она увидела, как матовая поверхность камня выпустила преломление граней, засияла, ослепляя глаза, будто кто-то протёр запотевшее стекло изнутри. В следующую секунду она оказалась в горячих руках Драко, только открывшего дверь. — Грейнджер, — зарядил мурашками, как от прикосновения кончиками пальцев к шее. Уперев ладони ему в плечи, она заметалась взглядом от камня в кольце к его глазам, таким же серым шпинелям радужки. — Драко, здесь твой отец. Ухмылка тут же скрылась за маской, объятие рук на талии превратилось в хватку. Дверь за спиной открылась, резко ударив в стену. Гермиона повернулась в кольце его рук. Малфой-старший, вероятно, хотел сказать ей в спину что-то оскорбительное, либо не позволить ей выйти в коридор, но, увидев сына, смотрел на них в гневе, пальцы побелели, сжав трость. — Отец. — В голосе прозвучала сталь. — Драко. Тебя не должно здесь быть. — Люциус тростью указал в пространство между ними. — Это — должно прекратиться. Гермиона закрыла глаза. Это было так по-детски, но вдруг, если она не будет видеть осуждение, гнев в глазах волшебника, которого она помнила сильно выше себя, взрослым уже тогда, когда она, по сути, была ребёнком, который сейчас смотрел на неё не как на зазнайку, обошедшую его наследника по всем предметам и подругу Гарри Поттера, а как на женщину, которая способна разрушить семью. Его семью, его наследие. А, и самое главное. Ещё и грязнокровку. — Грейнджер, иди на своё слушание. — Малфой вытолкнул её в коридор. Она вспыхнула. — Вы не останетесь в моём кабинете! — Останемся, — Драко закрыл дверь прямо у неё перед носом и запечатал её магией. Гермиона забарабанила в дверь, прислонила ухо к деревянному полотну, но абсолютно ничего не услышала, ни звука. Она, конечно же, не пошла на своё слушание. Меньше, чем через 5 минут Люциус так впечатал дверь в стену, дрогнул, казалось, что весь этаж. Увидев её, прислонившуюся к стене, сложив руки на груди, Малфой-старший окатил её неприязнью во взгляде, но Гермиона не была напугана. Перехватив трость крепче, Люциус скрылся за поворотом, хлестнув мантией по изгибу коридора и тёмным министерским стенам. — Грейнджер, почему не на слушании? — голос Драко звучал строго, он выдохнул дым в проём двери, убирая портсигар в карман. — Что ты ему сказал? — Ничего. Больше он тебя не побеспокоит. — Мне бы хотелось знать предмет вашего разговора. Малфой осторожно отогнул её мантию, поправил ей воротник, в другой руке зажав сигарету. — Изучи легилименцию получше, если хочешь получить от меня эту информацию. В ином случае — то, что было в комнате, остаётся в комнате. А теперь иди на своё слушание. — Что случилось с яблоками, которыми ты заменил сигареты? — Усмехнулась Гермиона в ответ. Малфой выдохнул дым в сторону, прикрыв глаза: — Съел штук двадцать и больше не могу их видеть. Гермиона пошла на своё слушание, но на нём не звучало ничего полезного и важного. Всё же иногда судебная и законодательная власть забивали календари абсолютно бессмысленными встречами. Поэтому все её мысли были заняты алхимией. Она перечитывала копии с алхимических фолиантов и они сводили её с ума. Вот, невозможно ничего понять: «Помимо идеи prima materia важную роль играют идеи воды (aqua permanens) и огня (ignis nosier). Несмотря на антагонизм этих двух элементов, составляющих типичную пару противоположностей, они суть единство, одно и то же. Подобно prima materia у воды тысяча имен, даже указывается, что она должна быть первоосновой камня. Красное и белое — это Король и Королева, которые могут праздновать свою „химическую свадьбу“ на этой стадии». «Порядок стадий алхимического процесса у разных авторов зависит главным образом от индивидуальной концепции цели; иногда это белая или красная тинктура (aqua permanens), иногда философский камень, который, как гермафродит, содержит обе субстанции, или — панацея (au.ru.rn potabile, elixir vltae), философское золото, золотое стекло (uitrum aureiim), ковкое стекло (uitrum malleabile). Концепции цели были так же неопределенны, как и каждый отдельный процесс.». «…автор утверждает, что золото, которое он ищет, не является — как предполагают глупцы — обычным золотом (aurum vulgi), а есть философское золото или даже волшебный камень, lapis in isibilitatis (камень-невидимка), или lapis aethereus (эфирный камень), наконец, труднопредставимый гермафродитный rebis (рис. 125)…». Малфой не собирался создать философский камень, но собирался создать камень-панацею. Мерлин знает для какой цели, Гермиона решила, что для своей метки. При этом они почти всё собрали, но камень не запускал свою магию. У Гермионы даже руки задрожали от того, как она захотела оказаться в своей лаборатории и попробовать снова, но сразу после слушания её перехватил Малфой и они отправились в Андорру — ему снова нужна была кровь единорога. Магозоолог Ксавьер уже не наглаживал единорогов и как-то стушевался под серым прицелом взгляда — он сразу не понравился Малфою. Предложений приехать зимой кататься на лыжах тоже больше не поступало, казалось, что Ксавьер вздохнул свободно, когда они наконец-то аппарировали. — А я ещё думал, где ты достала кровь единорогов без моего финансирования. Гермиона отмахнулась от него. — Где мы? Это не похоже на отель. Малфой прикоснулся к ней палочкой, снимая тёплые чары. — Не хочу в отель. Блейз предложил погостить у него в доме, тут в Андорре, купили, чтобы быть ближе к миссис Забини. Гермиона взяла протянутую руку и прошла за ним на кухню, где он усадил её на барный стул. — Я скучаю по Живоглоту. Малфой обхватил ладонями её лицо. — Осталась всего неделя. И мы переедем к тебе. Гермиона сама поцеловала его, притянула к себе, краем сознания замечая зелёный всплеск в камине, знакомый цвет волос, облако каминной пыли, хлынувшей на пол, знакомый голос, который прогремел в голове, как выстрел. — Драко? Ну это просто охуеть!