Шёпоты в библиотеке

Джеймс Сириус сегодня отправлялся в Хогвартс. Парень носился по второму этажу, каждый его шаг отдавался в висках у Гермионы, сжавшей кружку кофе в руке на кухне семейства Поттер. — Ты не забыл набор для метлы? — Джинни взмахами палочки, отработанными за годы материнства и профессиональной карьеры на чемоданах, помогала ему собираться. Оказалось, они с Гарри были так заняты работой и вечерним семейным досугом после, чтобы успеть больше времени провести с сыном, что не нашли время собрать Джеймса заранее. Поэтому сборы происходили в последнюю минуту, но дружно. Гермиона снова прислушалась к себе и всё было по-прежнему — она как не хотела детей, так и оставалось. Стабильно. Хотя Джеймс и стал ей близок и она была счастлива за друзей, за их семью. Она обернулась на ворвавшегося на кухню маленького Поттера и уловила ощутимую тоску в глазах Рона, который со своей кружкой кофе сидел рядом с Гарри, наблюдая за крестником. Гермиона закрыла глаза. Она не хотела себе в этом признаваться, но она думала о том, кого увидит на перроне Кингс-Кросса, и испытывала такую же тоску. И ненависть к себе и своему мозгу. Это она хотела быть человеком, который поставит в качающихся на запретной тяге отношениях с Малфоем точку. Но это он вдавил ей перо в сердце, поставив точку раньше. А потом ещё одну и ещё, превращая точку в многоточие, не позволяя ей отказаться от мыслей о себе. Когда они наконец-то оказались на Платформе 9 ¾, Гермиона, будто это было соревнование на скорость, сразу же увидела его. Скорпиус, казалось, вцепился в родителей так, будто терял их навсегда. Астория выглядела холодно и статно, но изящные пальцы, скрывшиеся в платине волос, наклон её тела ближе к сыну, полный нежности взгляд показывали её искренние чувства. Гермиона возненавидела себя в этот момент за ещё утром возникшее предвкушение встречи, разогнавшееся до одержимости встретить его взгляд своим. Это происходило само собой, против воли. Малфой, зажав сигарету в зубах, что-то сказал Скорпиусу и, присев, крепко обнял его. Джеймс уже попрощался с родителями — ему не терпелось наконец-то оказаться в Хогвартсе. Он обогнал толпу людей и заскочил в поезд ровно перед Скорпиусом, обернувшимся, бросившим последний взгляд на родителей. Гермиона почувствовала, как вокруг ладони разлилось тепло. Опустив взгляд вниз, она увидела руку Рона, которой он держал её, согревая прикосновением. Рон посмотрел ей в глаза. — Можешь представить? Он уже отправился в школу. Гермионе стало нехорошо от волнения. Она сжала его руку в ответ, стараясь не пролить откуда-то накативших слёз. — Да, это безумие, — тихо ответила она. Она кожей чувствовала взгляд, но стальной хваткой схватила себя за шею, не позволив ни на миллиметр качнуть головой в сторону. Гермиона аппарировала к одному из входов в Министерство почти сразу, как тронулся поезд, сославшись на загруженный день. На самом деле, 1 сентября многие работники провожали детей в школу и это был почти что выходной — так наплевательски к своим обязанностям относились люди, прощавшиеся с чадом до рождественских каникул. У неё в планах была встреча с Кингсли в 16:00 и встреча с астрологом Министерства — ей понадобилась помощь с расчётами для рубинов. Гермиона перехватила финансовый отчёт отдела, над которым провела весь вчерашний день — 4 квартал неминуемо наступал и нужно было подготовить план расходов и отчитаться перед Министром. Когда 20-летняя Гермиона с пышными волосами, сияющими глазами и уверенностью в мощи своего интеллекта переступила порог Министерства и вышла на свой первый рабочий день, она точно не думала о том, какое количество бумажной работы, отчётов, чисел ей предстоит осваивать каждый месяц. Законотворческий процесс, думала она, будет от слова «творческий». А не от слова «финансовый отчёт». Работа над артефактами казалась окружённой пурпурной, мистической дымкой, звучала кристаллической волшебной мелодией от прикосновений стальной палочки к треугольнику. На деле нужно было каждый день создавать, править и визировать тонну бумаг. Поэтому она так зацепилась за своё исследование рубинов. Это было чистое творчество, там её интеллект разворачивал свою силу, чувствовал течение магии, ощущал настоящий результат. Кингсли предложил ей присесть, распорядившись верной помощнице о кофе. Потом внимательно изучил лицо Гермионы, задумавшись о чём-то. — Ко мне сегодня пришёл Малфой и настойчиво предложил своё спонсирование проекта с кровавыми рубинами. А я и не знал, что оно прекращалось. — Так вышло, — уклончиво ответила Гермиона, подцепив ногтями вишенку с брауни, любезно предложенного Гертрудой. — Настойчиво предложил — то есть нажаловался на меня? — Скорее пришёл давить на меня. Не знаю, что произошло, но не отталкивай руку, которая может нам помочь. Дай ему поиграться с этими несчастными рубинами, Малфой может быть очень полезен. — Кингсли. Зачем нам помощь Малфоя, если у нас всё в порядке с финансированием и рубины, очевидно, нужны ему в его частных целях? — Затем, Гермиона. Кто платит, тот и заказывает музыку и танцует девушку. У него есть интерес? Я бы на твоём месте не стеснялся потратить его деньги и перевёл министерское спонсирование с рубинов на обучение твоих сотрудников или другие статьи расходов из этого отчёта. — Постучав кольцами по свиткам, Кингсли отпил кофе из кружки. — Взяв у него деньги, мы действуем не из позиции силы, а из позиции подчинения. Ты прав, кто платит, тот и танцует девушку, но он затанцует её до смерти. Малфой влезет в законопроект и будет править его так, как ему нужно, потому что он за это заплатил. — Для этого и нужна ты, Гермиона. Разве ты позволишь ему это сделать? — Взяв у него деньги, я как будто бы буду обязана? — Усмехнулась Гермиона. — Вовсе нет, — покачал головой Кингсли. — Можно хорошо провести время за его счёт, изучить рубин, а потом всё ему запретить. У нас с ним подписан контракт, по которому он спонсирует твой отдел и получает полную свободу над законом? Нет. Захочет всё прекратить — прекрасно, твой отдел ему ничем не обязан. Поэтому не вижу абсолютно никакой проблемы вступить во взаимовыгодные отношения. — Кингсли, — Гермиона посмотрела на него неодобрительно, но в глубине души посмеялась над его аналогиями со свиданиями. Если, конечно, он говорил о них. — Кроме того, что это аморальные деньги, заработанные на аморальных законах. — Грейнджер, — Кингсли посмотрел на неё строго. — Не вздумай только сказать так Малфою. Накопленные многовековой деятельностью семьи, абсолютно чистые по документам деньги. Малфои не так трясутся над чистотой крови, сколько над чистотой денежных потоков. Он отпил кофе и поставил кружку на её отчёт. — Скажу тебе честно. Деньги в твоём отделе, да и в министерстве в принципе, порой более аморальны, чем деньги частного бизнеса. Это политика и это грязные игры. Хорошо, что ты не испорчена и у тебя есть идеалы и стремления. Я не переживаю, что ты не удержишь Малфоя в узде. К астрологу Гермиона шла уже не в таком приподнятом настроении, потому что она вспомнила, что ей не нравилось в алхимии. Эта наука тесно соприкасалась с астрологией, наделяя элементы свойствами связанных с ними космических объектов. Гермиона сдавала СОВ по астрономии, но астрология была частью прорицаний, что ведьме было невыносимо терпеть даже в одном с собой предложении. Она разобралась с магией крови и пламени дракона, у неё были планы на собственную кровь, используемую в рубине, у неё уже была кровь единорога. Но вот океаническая волна, правильно выбранные водоросли в составе вызывали у неё головную боль, потому что она сделала несколько сотен расчётов и едва сдвинулась с места. Нужен был свежий взгляд. У неё было два варианта водорослей — «Волосы Афродиты» и «Волосы Вероники». Поскольку алхимия была связана с астрологией и звёздными телами, логичнее всего было отталкиваться от второго наименования водорослей, потому что на небе было созвездие «Волосы Вероники». Нужно было сделать расчёт в какой географической точке и когда можно собрать магией шипящую воду в пик цветения водорослей. Гермионе было тяжело это признавать, но она не была уверена в своём расчёте. Но астролог внимательно просмотрела свитки и, покачнувшись в кресле, достала из стеллажа карту, развернув её на столе. — Гермиона, думаю, что географическую точку ты выбрала верно. Это либо побережье Австралии, либо запад Португалии. Вот только ты ошиблась со временем. Если ты хочешь собрать эти водоросли, то тебе нужно будет отправиться туда 4 сентября. Собрать воду лучше на закате, когда начнёт темнеть, либо ночью, до рассвета. Гермиона почувствовала, как нагрелся возбуждённый от планов мозг. Это было идеально! Теперь ей только нужно потренироваться с чарами стазиса и она соберёт пенящуюся волну в бутылку. Останется только соединить всё вместе в правильной оболочке. Рубин будет готов. Они поработали с картой и выбрали верную точку, которую Гермиона сразу же перенесла в приложение «Карты» на своём телефоне. Казалось, что всё тело подрагивало в нетерпении, ей тяжело было усидеть на месте, хотелось отправиться в Португалию уже сейчас, на 3 дня раньше. Гермиона своим упругим, прыгучим шагом вышла в Атриум Министерства — она сегодня на радость Рону будет дома пораньше — но увидела спину Забини у лифтов Министерства, и волшебника рядом. Гермиона сразу узнала край мантии и светлые волосы. Она решила зайти обратно в тень, дождаться, когда они отправятся куда они там собирались. Но у Малфоя словно стояли уведомления на неё, когда волшебница оказывалась поблизости, потому что он сразу же чуть отступил в сторону, встал полубоком, скользнув по Гермионе скучающим взглядом. Она почувствовала его прикосновение к мыслям. «Нажаловался на меня Кингсли?» — Гермиона гадала, слышит ли Малфой тон её голоса? Потому что у неё в голове её голос звучал насмешливо. Драко сказал что-то посмеивающемуся Забини. И снова бросил на неё торжествующий, полный превосходства взгляд. «Пусть так. Хочешь потратить свои деньги на мой проект — я не против. Но я остаюсь главной, за мной остаются все решения. Ты не прикоснёшься к рубинам без моего ведома». Глазами Малфой огладил овал её лица, но ухмылка стала жёстче. Они не поцеловались взглядом, но пожали друг другу руки, закрепив невербальный договор. Забини чуть покачнулся, отступив в сторону, и Гермиона увидела рядом с Малфоем Асторию, которую супруг держал за руку. Прикрыв глаза и зло усмехнувшись, Гермиона оттолкнулась от тени, в которой всё это время стояла, прошла к каминам и перенеслась домой. Рона в квартире не оказалось. Он снова уехал в Эдинбург. Она снова забыла об этом.

***

Четверг Гермиона потратила на проверку работы своих сотрудников, на тренировку чар стазиса и чтение отчётов о магии крови — с последним вышла самая неприятная проблема, потому что она решительно не понимала, что должно окружать кровь волшебника в рубине так, чтобы он активировался и никого вокруг не подорвал. Вечером в пятницу она сидела за своим столом, когда Порша уже ушла, и раскручивала магией водоворот в стакане, стараясь плавными движениями палочки перенести его в бутылку, когда в её кабинет буднично, будто каждый день в это время, вошёл Малфой. Положив свёрнутую газету на стол, он опустился в кресло для посетителей и ослабил узел галстука. Он снова пах деревом. Гермиона смотрела на него в изумлении, поток воды на полпути в бутылку всплеском опустился на поверхность рабочего стола, задев папки. — Грейнджер, знаешь, что отличает хорошего руководителя от плохого? Она прикрыла глаза. Его голос был самым приятным звуком за весь день, но то, что он собирался сказать, вряд ли состояло в той же лиге вещей, по которым она скучала. — Малфой, мои приёмные часы на сегодня закончились. — У хорошего руководителя — пустой стол. Работу должны делать подчинённые. У тебя же здесь бумажный склад. — Я устала. Что ты хочешь? Малфой провёл свой обычный ритуал: щелчок портсигаром, сигарета, инсендио, вдох, долгий выдох. Гермиона едва заметно втянула вишнёвый дым в лёгкие. — Почему я узнаю, что ты заказываешь портключ в Португалию и не ставишь меня в известность? Она едва не поперхнулась этим вишнёвым дымом. — А я должна? Малфой смотрел на неё совершенно без эмоций. — Раз уж ты согласилась на спонсирование, то у меня есть несколько правил, и первое — ты никуда не отправляешься одна, без сопровождения. — И что это значит? — Это значит, что ты не будешь забираться в волны одна или ездить в одиночестве по полям с единорогами. Гермиона оттолкнулась каблуками от пола, отъехав на стуле почти вплотную к стене. — Я такого бреда ещё в жизни не слышала. Какое сопровождение, ты что, живёшь в 1910-е? Малфой потянул уголок губ в ухмылке. — Ты всё лето мотаешься по Европе, собирая ингредиенты для рубина, думая, что другие, более опасные волшебники не делают то же самое? Рано или поздно твои с ними пути пересекутся. — Ты сейчас про себя говоришь? — засмеялась Гермиона, но взгляд Малфоя оставался холодным. — Я понимаю, зачем ты едешь в Португалию. Но ты не поедешь одна. Малфой окинул выразительным взглядом набухшие от воды папки, стакан, бутылку с завихрениями воды внутри, и выдохнул дым, сбив пепел в чернильницу. Просто в чернильницу, он даже не трансфигурировал её, как делал обычно. — Оставь свой патриархат за пределами этого кабинета, — Гермиона поднялась над ним, схватив своё портмоне и прикрепив его на пояс. За лето она поняла, что удобнее использовать обе руки, как бы она ни любила ощущение гладкой кожи под пальцами. Малфой медленно поднялся над ней. — Патриархат — это лучшее, что можно было придумать для женщины. Если бы ты была мудрее — ты бы свила из меня верёвки. Гермиона неприятно ухмыльнулась ему, скопировав его обычный изгиб губ, как могла. — Жаль, что я такая неудобная феминистическая идиотка. Малфой вложил в её чернильницу сигарету, как поставил точку. — Действительно, жаль. Гермиона осторожно, как с диким зверем, обошла стол и волшебника напротив по дуге, и вышла из кабинета, аппарировав сразу к каминам. Малфой не был официальным сотрудником Министерства, поэтому аппарация в этих стенах ему была недоступна. Он бы не смог её догнать.

***

В субботу Гермиона отправилась в Португалию портключом так быстро, как могла. Но никто ей не препятствовал, никто не ждал её в приёмном пункте для внутриминистерских путешествий через портключ. Она добралась до своего отеля, бросив чемодан на пол. Гермиона никогда не была в Лиссабоне, поэтому день она провела поднимаясь и спускаясь по бесконечным холмам, любовалась кружевным лифтом Санта-Жушта, накупила подарков друзьям, поужинала и вернулась в отель. Ей ещё нужно было добраться до сохранённой точки на карте, дорога на автомобиле заняла бы около часа. Она кинула купальник в портмоне, прикрепила на пояс бутылку для волны, когда в дверь постучали. Гермиона напряглась. Почему в отельных дверях не делают глазок? Хотя она и так знала, кто это был. Гермиона открыла дверь и под острым серым взглядом сдвинулась влево, пропуская Малфоя внутрь. Он осмотрелся, голос его звучал неодобрительно. — Порше не следует и дальше бронировать номера. — У неё есть бюджетный лимит, это хороший номер. Малфой посмотрел в окно, отодвинув штору. — Зачем ей бюджетный лимит, если у тебя теперь платиновая чековая книжка? Гермиона закатила глаза. Ей ещё нужно было успеть арендовать машину. — Ты не поедешь на машине, ты не успеешь до заката. Гермиона закипала. — Откуда тебе вообще известно где я нахожусь? Малфой крутанул в ладони портсигар. — Запросил у Порши отчёты о твоих перемещениях с июля. Даже подумать не мог, что ты обгоняешь меня почти на шаг. Тепло ликования разлилось в груди Гермионы одновременно с глухой яростью — на Поршу, на Малфоя, на то, что она прямо сейчас теряла свободу действий, к которой привыкла. — Я заказал нам портключ сразу на точку, которую тебе рассчитали в Министерстве. Гермиона отказывалась от слова «нам», отказывалась соглашаться на изменения в своём плане, она отказывалась просто из вредности. — Можешь поехать на машине и всё пропустить, — Малфой дёрнул бровью, вытягивая из кармана что-то, завёрнутое в платок. — Водоросли можно собрать на закате и до рассвета, — поправила его Гермиона, наблюдая, как он раскрыл платок, показав круглый бок морской ракушки. Малфой неодобрительно посмотрел на неё. — Ты знаешь, как выглядит океан ночью? Я уже понял, что ты львица, но я не потерплю слабоумия и отваги в деле с рубинами. Гермиона закипела, схватила ракушку из его ладони и активировала её, отправившись к океану одна. У неё дрожало всё тело от негодования, от злости, она накалилась добела. Рядом раздался треск аппарации. — Просто, блять, поверить не могу, что ты думала, что я не изучил тут всё заранее и не аппарировал бы за тобой. Гермиона метнула в него раздражённый взгляд, отбросив портал ему под ноги. Малфой вдавил ракушку в песок и выхватил сигарету из портсигара. Палочка осветила его серые пронзительные глаза на фоне темнеющего неба. Они молчали, пока Гермиона остывала. — И что теперь? — на дымном выдохе. Гермиона отвернулась к воде, шумно нападающей на берег. — Теперь нужно зайти в океан и набрать пену от волны в месте, где находятся водоросли «Волосы Вероники». — Это можно сделать магией, не заходя в воду? — Малфой курил и взглядом просматривал горизонт. Солнце уже опустилось. Небо темнело стремительно. — Нет, это нужно сделать вручную, магией нужно наложить заклинание стазиса, сохранить пену в бутылке. Они стояли на песке, Гермиона скинула босоножки, думая с какого места лучше зайти в океан, чтобы проще было выбираться на берег обратно. — Если ты ждёшь, что я сунусь в воду — этого не произойдёт, Грейнджер. Гермиона сделала глубокий вдох. Ей хотелось сейчас быть здесь одной, без его хмурой вероломной тени над ней, его насмешливости, его издёвки. — Я ничего от тебя не жду, Малфой. Ты свободен в действиях и можешь уйти в любой момент. Я бы предпочла, чтобы ты сейчас же ушёл. Это мои кровавые рубины, мой проект, я сделаю это в любом случае. Гермиона достала из сумки купальник и покрутила головой в поисках переодевальных кабин. Их не было. Пляж был пустынен, все купающиеся испарились куда-то, красный флаг развевался почти у кромки песка. — Малфой, ты не мог бы отвернуться? Малфой сделал ещё одну затяжку и прикрепил к ней взгляд. Безотрывный. — Я уже всё там видел, Грейнджер. Раздраженно зарычав, Гермиона подцепила лямки трусиков и стянула их вниз, не снимая платья, натянула купальник. Отвернувшись от Малфоя, выдыхающего дым в её сторону, через голову сбросила лёгкую ткань, заправила грудь в чашки лифа и затянула лямки как могла крепко сзади на шее. — М, слитный купальник. Не люблю такие. Гермиона запихнула платье в портмоне и достала палочку, движением запястья прочертила руну и привязала крепкой нитью волшебства древко к ладони. Теперь, какая бы сильная волна не встретилась ей на пути, палочка останется в руке. — Хорошо, что мне абсолютно всё равно, что тебе нравится, а что нет, — Гермиона резинкой перетянула волосы в пучок на затылке. От одной мысли о температуре воды всё тело охватило дрожью, фантомной болью. — Грейнджер, не дури, давай сделаем это магией. Вода наверняка ледяная. Нет. Это должно быть, как с самой страшной горкой в её жизни. Она просто сделает это и уже после будет думать, что делать дальше. Самое страшное — ожидание, страшнее, чем сам заезд. Она не позволит нескольким минутам холода, страшно разбивающимся о берег волнам, Малфою с его разрушающей её устоявшуюся жизнь энергетикой напугать блестящую выдающуюся волшебницу. Гермиона столько времени потратила на учёбу, на работу, на расширение своих магических способностей, чтобы так легко сдаться из-за какой-то температуры воды. — Грейнджер. — Жди меня здесь. Гермиона закрепила на талии пояс с пустой бутылкой и сорвалась с места, хотя песок цеплялся за её лодыжки, утяжеляя внутренние пружины бега. Если она не зайдёт в воду резко, а будет погружаться постепенно — она никогда не решится. Вода обожгла ступни, колени, бёдра. Она была не просто ледяная, она не просто схватила «соски в тиски», как обычно говорил Рон про холодную морскую воду — это была океаническая волна пронизывающего холода, до костей, кажется, выбившего из Гермионы всю душу. Грейнджер нырнула и поплыла в волны, представляя себя самым острым волнорезом — она наберёт эту чертову пенную воду с частицами водорослей и выплывет на берег, только для того, чтобы выплеснуть её Малфою в лицо и ещё раз сплавать и набрать новой, уже для дела. Почти полностью стемнело и она с трудом видела водорослевый участок впереди. Волны шумели так громко, что Гермиона не слышала собственных мыслей. Шею и затылок обжигало холодом, волшебница плыла брасом, прямо в волны, пока не почувствовала между пальцев гладкие водоросли. Волосы Вероники. Вода пенилась и шумела, как в самом ледяном джакузи в её жизни. Набрав полную бутыль, Гермиона наложила стазис и запечатала её. Пенная вода, раздражённо шипя, облизывала стекло изнутри, как будто Гермиона заключила океан в бутылку. Развернувшись, Гермиона попробовала нащупать ногами дно, чтобы оттолкнуться, но почувствовала только манящие прикосновения водорослей к ступням. Гермиона сделала несколько мощных гребков, но не почувствовала, что сдвинулась с места. Наоборот, Океан утягивал на глубину, чем напугал её до самой древней глубины мозга, отвечающей за первичные потребности выжить любой ценой. Волшебница попробовала заклинание поддержки на воде, воздушной волны, попыталась привязать себя за талию магическим тросом, закидывая его к берегу — лента магии скользнула по разбившимся в пену шипящим накатам воды и растворилась. Это было жутко и неправильно. Глаза разъедало от соли, Гермиона не видела берега, накрываемая волнами с головой. Казалось, она даже тела своего больше не чувствовала, не то, что температуру воды. Океан был злой, она чувствовала это на подкорке. Вспенивая воду круговоротом, Океан не позволял ей приблизиться к берегу, как бы отчаянно она ни пыталась выбраться. Гермионa быстро выбилась из сил. Она думала про детскую сказку про упорство и труд, про лягушку, которая упала в кувшин с молоком, барахталась из последних сил, пока не взбила масло и не выбралась. Такая же умная, как и Гермиона, которая решила, что достаточно подготовлена для борьбы со стихией. Она чувствовала обруч магии на запястьях и на талии, возможно Малфой и пытался помочь ей выбраться, но его магия так же не срабатывала. Гермиона заключила с собой сделку — если она сейчас выберется отсюда живой, она позволит себе всё, что угодно. Она очень хотела жить, ей не хотелось умереть в воде, да ещё и такой ледяной, ей хотелось, чтобы её магия срабатывала, её интеллект работал, но остались только физическая сила и выносливость, то, на что Гермиона никогда не тратила достаточно внимания и времени. Когда Грейнджер почувствовала под ногами дно, она почти заплакала от облегчения. Волны всё ещё разбивались об неё, прогибая в пояснице, руки болели, палочка больно врезалась в ладонь, ноги изрезало песком и галькой на дне. Океан затягивал её к себе, на глубину, а потом выносил волной к берегу, ударяя водой по заднице. Гермиона наконец-то почувствовала хватку магии на талии, которая потянула её к берегу быстрее. Слёзы от соли текли по щекам, она пробиралась буквально на ощупь в темноте, чувствуя потоки ветра, леденящие мокрую от воды кожу. Было очень, очень холодно. Гермиона почувствовала, как вошла в поток горячего воздуха, одеялом накрывшего её с ног до головы — вода хватала её за лодыжки и колени, но она была уже почти на песке, когда упала Малфою в руки. — Твою мать, Грейнджер, — Гермиона засмеялась, откидывая голову назад, чувствуя горячие прикосновения везде, на талии, руках, плечах, бёдрах. Как будто Малфой вручную проверял, что всё цело и она не потеряла какую-нибудь конечность в водах океана. — Ты здорово напугала меня, я ненавижу тебя за это, — от звука его голоса Гермиона чувствовала себя почти счастливой, она была жива, снова купаясь в энергетике самого ненавистного волшебника в её жизни, и эти чувства были взаимны. — Ты же говорил, что больше никогда не прикоснёшься ко мне, — несмотря на магию Малфоя, горячими потоками воздуха обхватывающую Гермиону от ступней до кончиков волос, зубы стучали. Всё её тело дрожало, холод пробрался внутрь, куда согревающая магия не могла проникнуть. — Ну, я солгал, — сказал ей Малфой, потянув за собой на берег, в дюны белого песка. Гермиона не отслеживала, как он натянул на неё платье, как снял с талии бутылку с пеной, застегнул босоножки, как накинув руку на плечо повёл справа от себя по берегу. Когда они оказались на пороге прибрежного бара, где никого не было, кроме мужчины лет шестидесяти за барной стойкой, с обветренной и будто бы просоленной кожей, Гермиона остановила Малфоя и одними губами прошептала: — Я только что чуть не умерла. Осознание накрыло её, иронично, волной, и она посмотрела Малфою в глаза, цепляясь за зрачки, как за спасательный круг. Малфой тяжело вдохнул, притянув её к себе и прошептал ей в макушку. — Знаю. Оперевшись о барную стойку, Гермиона увидела у себя в ладони волшебную палочку и начала незаметно сматывать ленту магии, чтобы спрятать её в сумку. Кстати, где её сумка? Малфой толкнул ей один крошечный бокал портвейна, затем второй. — Выпей. Гермиона молча опрокинула портвейн, как стопку, внутренности обожгло, но не так сильно, как можно было бы ожидать от огневиски, например. Второй бокал она пила медленнее, глоток за глотком. Малфой забрал у неё палочку, убрав в карман, выпил свой портвейн, не отрывая взгляд от её лица. Она не могла прочитать его эмоции. — Теперь иди в уборную. Одна половина Гермионы поднимала шерсть на загривке от его командного тона. Она взрослая женщина и сама решит, что ей пить и куда потом идти, что делать по жизни. Другая, млевшая от его голоса половина, когда Малфой брал в руки управление их необъяснимой связью, всё время оказывалась сильнее. Она зашла в уборную и затылком почувствовала его за собой. Порывом открылась и закрылась за спиной дверь, оглушительно хлопнув — гильотина, висевшая целое лето над ними, наконец полетела вниз. Головы с плеч. Щелчок двери — Малфой повернул замок. Горячая ладонь легла на живот, спину притянуло назад, к нему вплотную. Гермиона дёрнула головой, чтобы повернуться, но второй рукой Драко взялся за её горло, не позволяя завершить движение. — Не двигайся. — Что ты… Он же сейчас подумает, что ты… Что мы… — О, даже не сомневайся, Грейнджер, мы сейчас потрахаемся. Но не здесь. Он потянул платье по плечам вниз и оно послушно спустилось к талии и локтям, развязал ослабевший узел купальника у 7 позвонка — чашки последовали за платьем. Ладони обожгли прикосновением грудь, Малфой поцеловал её в шею, откинув волосы спутанной полувысохшей волной вперёд и втянул кожу, языком прикоснувшись к месту, где бился пульс. Драко явно намеренно оставлял на ней отметины. Горячий шёпот, разгонялся по ушной раковине и звучал как будто сразу в голове: — Грейнджер, у меня все ладони будут в порезах, у тебя так остро стоят соски. Гермиона отклонилась назад, ещё сильнее раскрываясь навстречу его рукам, копчиком упираясь ему в пах — она поднялась на носочки и даже сама не заметила. Малфой прошёлся пальцами по её животу и, миновав отгиб платья на талии, скользнул между ног. Кольцо с печаткой на большом пальце, показавшееся обжигающе горячим, нагревшимся от температурного Малфоя, прикоснулось к клитору, выбив у неё искры из глаз. Казалось, всё чувственное в ней взорвалось импульсами по всему телу, до кончиков пальцев. Ей нужны были прикосновения везде. — Разверни меня к себе, — голос прозвучал хрипло. — Любое твоё желание — закон, Грейнджер, — Малфой держал её крепко, но Гермиона всё равно вцепилась в него, не доверяя ногам. Она увидела платину волос, его глаза, серой бликующей шпинелью пронзающие её, рука снова оказалась между ними, между её ног. — Малфой, — глаза прикрылись сами собой. — Знаю, — голос Драко звучал так же хрипло. — Грейнджер, почему ты такая мокрая? Вытянув пальцы из-за платья, он с громким звуком втянул их в рот, не отрывая от неё взгляд. Гермиона тяжело задышала. Нежно скользнув рукой по её шее к затылку, Драко запустил пальцы в волосы и потянул на себя. Гермиона даже не успела ощутить напротив уха стук его сердца, прижавшись к груди, как треск аппарации и тянущее чувство в желудке завернуло её тело в самолётик и отправило за сотню километров от побережья.