Шёпоты в библиотеке

Они даже не дошли до кровати. Рухнув в прихожей, едва дверь номера закрылась за ними, они схлестнулись в отчаянном и злом поцелуе, Малфой избавил её от низа купальника и одним гладким движением вошёл в неё, как нож в масло. Их протяжные, измученные ожиданием стоны сошлись в одном. Отвернув голову вбок, Гермиона смотрела на качающийся в глазах край покрывала, видела свой незакрытый до конца чемодан, щекой ощущала жёсткий ковролин, пока Малфой покрывал поцелуями и достаточно ощутимыми укусами её плечи и шею. Мозг впервые в жизни Гермионы был в таком полусознательном, восторженном состоянии полностью отпущенного контроля. С каждым толчком Драко будто ещё сильнее вонзал в неё зубы, парадоксально, вызывая ещё большее возбуждение. Между стонами Гермиона прохрипела: — Малфой, больно. Драко перенёс вес как-то иначе на предплечья и, казалось, боролся с собой несколько мгновений и проиграл: — Всё же твой первый раз? Если бы он ещё не был в ней и каждый толчок не был бы так жизненно важен сейчас, она бы заколдовала его ухмылку, его насмешливые глаза, за эту абсолютно детскую и неуместную сейчас шутку. — Малфой, зубы. Малфой продолжил целовать её шею, перестав терзать зубами кожу, позволив ей держаться за него, как за спасательную шлюпку, потому что она тонула. Гермиона не сразу поняла, что произошло, но почувствовала лёгкую вибрацию, проходящую близко к клитору, вместе с чувством наполненности, необходимого трения, горячей температурой члена внутри. Её пробило таким сильным и неожиданным оргазмом, что она ударилась затылком о пол, и только ковролин смягчил удар. — Что ты… сделал? Что это было? В тело запустило дрожью, вибрация затихала и усиливалась, ловила волну за волной остаточные сокращения, догоняя ощущения и продляя оргазм. — Подожди, Грейнджер, — Малфой сделал несколько глубоких, резких толчков и прижал её к полу с рыком. Может быть, Гермиона уже слышала от него такие звуки во время игры в квиддич, или однажды, когда слизеринцы с гриффиндорцами устроили месиво прямо на поле после проигрыша, откинув мётлы и палочки. Чувство истомы, томной и тягучей, разлилось по телу, как будто избитое солнечное сплетение пульсировало, Гермиона не чувствовала свои ноги вокруг Малфоя. Но чувствовала своё сердце где-то в горле, и хватку Драко, упершегося лбом ей в плечо. Они лежали обессиленные, минуты, часы, пока Малфой не встал, поправив брюки. Гермиона даже не поняла, что он был полностью одет, в отличие от неё — платье идеально отражало её состояние, тряпкой собравшееся на талии. — Грейнджер, ты как? — Малфой снял пиджак и бросил к её ногам, вынул запонки, закатывая рукава. — Как будто созвездия отпечатались у меня на сетчатке, — честно сказала Гермиона. Малфой закурил, во всполохе огня Гермиона увидела поблекшую метку на его левой руке. — Романтично, — усмехнулся. — Если сойдёмся на том, что там только созвездие Дракона, приму как комплимент. Приоткрыв минибар, Малфой повернулся и оглядел её полностью, с головы до ног, но Гермиона едва могла двигаться и смущаться. Потянувшись через бок, она скинула босоножки и натянула на плечи его пиджак. Она боялась любого разговора, который может сейчас последовать. Ей так не хотелось испытывать боль. — Смотреть на тебя приятно. Вид у тебя оттраханный, — сделал ещё одну затяжку, и вытянул из минибара такую же мини бутылочку вина. — Винтовая крышка, — осуждающе прицокнув языком о нёбо, открутил её и перевернул стаканчик на салфетке у зеркального столика. Гермиона поднялась, стянув платье на пол. В ладонь толкнулось прохладное стекло стакана и она сделала глоток. Красное вино терпко прошлось по горлу. Гермиона любила белое. — Что ты сделал? Малфой присел у её чемодана, сосредоточенно изучая его содержимое. — Могу ещё раз показать. — Нет, Малфой, лучше на словах объясни, что это было, — Гермиона присела на край кровати. — Это что, то, что я думаю? Гермиона подняла взгляд и увидела Малфоя, который держал в руках… да, тот самый самый развратный комплект, который она купила на Сицилии. — Как любопытно, Грейнджер, — Малфой выпрямился и медленно подошёл к ней, нависая тенью. — Примерь, хочу посмотреть. — Ты его уже видел, Малфой, — горько усмехнулась Гермиона. — Надетым для меня — ещё нет. Хотя только мой пиджак на тебе мне тоже очень нравится. Надевай. Гермиона протянула руку и взяла у него ворох кружева, Малфой обменял его на стакан, отпив вина и скривившись. Чуть соприкоснувшись пальцами, они всё равно срезонировали — смешно, учитывая, что контакт уже был более тесным сегодня, чем просто соприкосновение на кончиках пальцев. Скользнув руками в петли бюстгальтера, Гермиона завела руки назад, застёгивая его между лопатками, подняла чокер и застегнула его под волосами, бретель ровно легла по центру груди, соединяясь с лифом. Поднявшись, Гермиона натянула стринги, кружевом прикрывшие слишком маленький участок кожи. Между ног было влажно, Гермиона почувствовала, как капли скатились по внутренней стороне бёдер. Пояс на талию скрутился и у неё не получалось его расправить, когда она почувствовала ладонь у себя на горле, прошедшие по шее сбоку пальцы. — Оставь. Гермиона подняла взгляд и посмотрела ему в серые радужки. Малфой мягко улыбался ей. Сжал кружево на груди, на доли секунды довольно прикрыв глаза. — Ты не представляешь, как мне приятно смотреть на тебя в белье, которое Уизел даже не смог с тебя снять. Гермиона дёрнулась в его руках, нежное прикосновение на шее превратилось в хватку. Малфой достал палочку и прошёлся от её ярёмной впадины, груди, к животу, останавливая острие палочки у паха. — Разрезал моё самое красивое бельё? — Гермиона смотрела ему в глаза, пока он стянул с неё верх, низ, бесформенное кружево и лямки. Хорошо, что его можно восстановить репаро, потому что комплект ей очень нравился. Малфой бросил его на зеркальный столик и взмахнул палочкой, отправляя в него инсендио — всё тончайшее кружево, самая тактильно приятная вещь в её бельевом ящике, вспыхнуло и мигом сгорело. — Не хочу, чтобы ты снова его надевала. Он потянул её вверх по кровати, нависая над ней. Пиджак смялся под ними, когда Малфой расположился между её ног. — Итак, Грейнджер, ты хочешь небольшой семинар о сексе волшебников, которые помнят, что у них есть палочка в руках? Гермиона молчала, едва кивнув, как хорошая студентка, которая любит новые знания. 13 ей было, 30 — неважно. — То, что ты, похоже, впервые в жизни испытала сейчас — простейшее вибрирующее заклинание, которое известно любому волшебнику лет с 14. Показать движение палочки? Малфой протянул ей свою палочку и Гермиона обхватила древко ладонью. Магия палочки не приняла её, но пальцы Малфоя легли сверху, крепко прижав гладкое дерево к коже. — Лёгкое движение запястьем, рисуй спираль в два оборота. Вот так. Так просто, — Гермиона почувствовала вибрацию снова и дёрнулась. Вибрация сразу прекратилась. — Как ты ей управлял в процессе? — Мысленно. Домашнее задание — попробовать самостоятельно. Можешь написать для меня эссе о своих ощущениях, скажем 3 свитка будет достаточно. — Ты такой идиот, Малфой. Драко улыбнулся ей снова: — Как оказалось, не такой уж и идиот. — Не стоило сжигать моё бельё. Оно мне очень нравилось. — Не хотел, чтобы Уизел прикоснулся к нему хоть пальцем. Я много думал о тебе в нём. О том, как красиво оно смотрится на груди. Гермиона прикрыла голую грудь руками. — В школе ты совсем другое говорил. У меня долго был комплекс из-за твоих слов. Всё ещё был, раз ей захотелось закрыться. — Грейнджер, у тебя красивая грудь. Мне было 15, и я тогда ни черта не смыслил. — Никогда бы не подумала, что пройдёт ещё 15 лет и Драко Малфой скажет мне, что теперь размер — это не главное. Малфой прикрыл глаза и горько ухмыльнулся. — Нет, Грейнджер, размер важен. Просто так получилось, что теперь я ослеплён. Он приобнял ладонью её грудь и большим пальцем прошёлся по соску. Казалось, что ладонь была такой большой, и обхватывала грудь так, как будто пыталась взвесить. — Теперь, когда я наконец-то чувствую тебя под собой, размер груди — это последнее, о чём я думаю. Он приподнялся на предплечьях и бросил ещё один оценивающий взгляд вниз, который, казалось, волной прошёлся по её коже. Как минимум, она ощущала как вслед взгляду тело отзывчиво раскрывалось навстречу, пока мозг пытался ухватить хоть одну из бросившихся врассыпную мыслей. — Теперь, когда я знаю, какая ты на ощупь, я не могу думать ни о чём другом. Ладонь снова вернулась к её коже, проскользнула между грудей, лёгко легла на горло. Он не сжимал пальцы, казалось, что он и не делает ничего такого, не прижимает к отельному матрасу замужнюю коллегу, которую всю школу жестоко избивал словами, на корню срубая уверенность в себе. Просто проверяет пульс, который зашкаливает от осознания его слов. Гермиона чувствовала, как слюна становится вязкой и в голове возник образ Астории в красном шёлке, обтянувшем грудь, в отблеске свечей, углубивших тени, сделав соблазнительный вырез ещё более притягательным. Гермиона была женщиной, но сама с трудом тогда оторвала взгляд, вернув его к очерченным красным губам и ножке бокала шампанского в руке миссис Малфой. — У Астории большая грудь. Смешно рассуждать о размерах, когда у самого под рукой такой внушительный экземпляр. Ну вот зачем ей, самой блестящей ведьме своего поколения, язык? Чтобы хотя бы в этом противостоянии обойти Малфоя и сделать себе больно самостоятельно? Взгляд серых глаз метнулся к её глазам, а ухмылка стала ещё более острой и неприятной, будто расправила Малфою плечи. Гермиона отвернула голову к бутылочному стеклу лампы на прикроватном столике. Она не хочет слышать то, что он сейчас скажет. Пока не поздно, надо уходить. Горечь растеклась на языке — уже поздно. С момента, как он сжёг её белье и выгнул там на полу в первом за, кажется, вечность оргазме, поэтому надо уходить, и быстро. То, что она сделала — она подумает об этом потом, прижжет свои чувства и закопает в работе и амбициях, но сейчас — надо идти. Она ещё может купить билеты и добраться до Лондона на самолёте, к чёрту порт-ключ, она хоть и ведьма, но маглорожденная. Она всё же хотела того, что произошло, глупо это отрицать, но ей не избежать всей той боли, в которую она окунётся, оказавшись в своём кресле у прохода. Она резко выдохнула, когда Малфой притянул её к себе и сомкнул зубы на плече, потом ощутимо укусил в место соединения плеча и шеи, мазнув кончиком носа по щеке, прикоснулся губами к уху. — Ммм, Грейнджер. Хочешь поговорить о моей супруге? Сейчас? Ладонь горячим движением обогнула живот и талию, как патруль, обошедший территорию подведомственной крепости, разворот запястья — и ладонь легла на её лобковую кость, тяжело придавив к кровати. — Ни Астории, ни Уизелу не место здесь. Я бы хотел, чтобы они сгорели в аду. Он шлёпнул её там и Гермиона дёрнулась в его хватке. — Я хочу, чтобы здесь… Ещё один звук шлепка разлил по её лицу румянец стыда, Гермионе было неловко, ей было невыносимо, потому что чувственное сейчас тело реагировало совсем не так, как её рациональный мозг. Малфой, всё ещё державший свой вес на предплечье у её лица, прикоснулся кончиками пальцев к виску, как ласковую кошку погладив кончик тёмной брови. — …и здесь, в твоём огромном мозгу, был только я. Не позволив и секунде проскочить между словом и делом, Малфой снова скользнул в неё, не встретив препятствий, и Грейнджер бы зло засмеялась от того, в каком диссонансе живут её тело и мозг, потому что вырвавшийся против воли стон будто определил ещё одну черту от точки невозврата. Ресницы дрогнули и глаза окунулись в спасительную тьму, пока тело, как на волнах, отдалось покачиваниям и ладному движению навстречу, доверилось спутнику, как в самом классическом танце. Без таких кружащихся в вальсе складных пар на блестящем паркетном полу невозможно представить ни одного бала миссис Малфой или любой другой чистокровной семьи. Как вышло, что тело так предательски легко сдавалось в танце на простынях, что мозг, как будто вступивший в тайный сговор, томился от звука голоса Драко, его тембра, его хриплого «Грейнджер», обжигающего ухо, пока он вбивался ей между ног, что звучало так греховно, но так естественно. Пальцы Малфоя сомкнулись на её лице, как будто он хотел вскрыть ей голову и под лупой рассмотреть, что происходит в её мозгу, как сияют нейроны, вырабатывая эндорфины и как их пытается загасить стыд, притаившийся в тени, злобно поглядывающий на сошедшее с рельсов самообладание. Драко накрыл ладонью её скулу и обрушил на приоткрытые в тихих стонах губы свои, сцепившись с языком Гермионы в равной битве — она отвечала, не знала, как могла не ответить. Казалось, что всё влажное, что было внизу, стало ещё более смазанным, как будто по всему телу под кожей запустили вагончики американских горок, а в месте соединения двух волшебников определили самую опасную петлю. Разорвав поцелуй, Малфой замедлился на несколько мгновений, грубо сжав её щеки, вынуждая на ещё один взмах ресниц, ловя её полуосмысленный взгляд, впитывая звуки. — Грейнджер, я хочу, чтобы ты смотрела на меня. Я хочу, чтобы, ох, — Малфой подхватил ногу Гермионы под коленом, сменив угол. — Чтобы ты осознавала, что с тобой происходит. Кто делает это с тобой. Если бы Гермиона могла, она бы всё остановила. Она понимала, что делает Малфой, отдавала себе отчёт, почему его голос и то, что он говорил, как прикасался к ней, отправляло закованный в правила и здравый смысл разум в отставку и взывало к иррациональному, набирающему оборот, отзывчивому к каждому движению. Она никогда такого не испытывала раньше. Ни в одной прочитанной книге не было ответа как с этим бороться, потому что это звучало, как смертный приговор — отказаться от подобных ощущений. Подождать три года, потому что любовь живёт столько? Или у страсти другой тайминг? Потому что Гермиона не знала, что это было. Движения стали более размашистыми, более резкими, от каждого рывка, похожего на то, что Драко отталкивал её в плечи, оставляя член центром, связующей силой — если бы они могли завязаться узлом, как самым крепким объятием — они бы сделали это, правда, это сюжет немного другой истории. Гермиона не отрывала взгляд от его глаз, казалось, видела искры в серебре радужки и пыталась понять, как это возможно. Глаза искрились… Как глаза могут искриться в реальной жизни, это не какая-то глупая книжка Джинни с бесконечным описанием секса одними и теми же оборотами. Но она видела искры собственными глазами и думала — а есть ли у неё такие же сейчас? Видит ли их Драко? Она бы спросила, если бы не стоны, вырывающиеся сами по себе, ей даже не пришлось бы ничего симулировать, а она знала в этом толк. Вернее, ей так казалось, но теперь, после лавины чувственного удовольствия, после того, как её волшебство прямо из магического ядра разливалось внутри, сняв ограничения с голосовых связок, с инстинктов зажать бёдра, не позволить себе отдаваться не интеллектуальному, а физическому делу с тем же рвением, после этого неуправляемого пожара внутри, Гермиона не понимала, как она смогла симулировать эти ощущения, только сейчас познакомившись с ними лично. Ещё несколько рывков и Малфой сжал её грудь, удерживая взгляд, дернувшийся член внутри неё, мыслями тоже погрузившись в её мозг до самого дна. Гермиона чувствовала прохладу его присутствия, но не могла его вытолкнуть. Обессилено опустившись на неё, Драко обхватил её запястье и нашёл ладонь, сжав фаланги в поддерживающем жесте, понимающем, зовущем её по имени. Уставившись на лепнину гипсового плафона, окружившего тёмную люстру, Гермиона запустила вторую руку в платиновые волосы, поглаживая их обладателя. Она чувствовала слабость в конечностях, как будто она сделала тысячу упражнений с нелепейшим названием бёрпи, как будто она очень хотела убежать, споткнувшись, упала, настигнутая монстром, но обернувшись, увидела всего лишь себя. Она кожей ощущала нити легилименции, которые Малфой паутиной протянул между своим разумом и её, и сейчас чувствовал то, что чувствует она, упивался этой дрожью, приятным спазмом в груди. Знал, что это он стал причиной её грехопадения. Но пока ещё они не встретились с жестокой реальностью, она решила парить в этих ощущениях. Гермиона смотрела в потолок и понимала, что её жизнь никогда не будет прежней.