ДНК судьбы

      Одному Мерлину было известно, как сильно она старалась держать себя в руках, чтобы, уходя, не хлопнуть дверью. В её воображении эта дверь уже разлетелась на миллион крошечных осколков.       Помещение, которое она покинула, было пропитано чистым негативом, и в воздухе витали гневные искры. Ярким контрастом выглядело просторное помещение паба, которое для этого памятного дня увеличили в несколько раз.       Несмотря на то, что здесь сегодня происходили драматические события, общая картина «Трёх мётел» осталась неизменной: в воздухе чувствовались запах медовухи, вишнёвого ликёра и едва уловимый аромат закусок, которые подавались в честь дня памяти.       Дышать было намного легче, но всё равно хотелось как можно скорее покинуть это здание.       Гермиона окинула взглядом опустевшие столики, отметив, что нигде нет ни Гарри с Джинни, ни Рона. Лишь Мадам Розмерта всё так же стояла рядом с барной стойкой.       Негромко попрощавшись с хозяйкой паба и маневрируя между столиками, Грейнджер направилась к выходу.       Едва она оказалась за порогом и с улицы на неё подул лёгкий ветер, всё её самообладание исчезло.       Её тело сантиметр за сантиметром заполнялось злостью — плавным потоком, из груди до кончиков пальцев, заставляя руки нервно дрожать.       Гермиона не знала, на кого она злилась больше…       На Малфоя, который за короткий промежуток времени сумел вывести её из себя своими неизменно гнусными речами? На себя, за то, что в порыве злости её саму понесло не туда? Или, может, на саму судьбу, за то, что свела все пути в этот день?       Злость, заполнившая её, была настолько сильной, что на глазах выступили слёзы.       «…ты собралась предложить свою неоценимую помощь?..»       Слова Малфоя всё ещё звенели у неё в голове, под конец, как бы издеваясь: «В любом случае, ты не подходишь!»       «О нет, что ты! — мысленная перепалка продолжилась в её голове. — Я подхожу под этот чёртов ритуал! Я — Гермиона Грейнджер, меня уже признали одной из лучших волшебниц своего времени!» — Ей стало немного неловко от этой нескромности. — «Моя магия достаточно сильна, чтобы помочь твоему ребёнку! Но с чего ТЫ решил, что я буду тебе помогать? Ты отверг мою помощь, которую я даже не собиралась предлагать!»       Удивительно, что злость отнимает так много энергии. Первой её мыслью было идти вперёд, просто шагать от паба как можно дальше. Словно это поможет скрыться от событий этого вечера.       Но она ощущала себя абсолютно опустошённой, как будто её ноги принадлежат тряпичной кукле, из которой вынули весь наполнитель — опора исчезла, и она совсем не могла идти.       Ступив неуверенными шагами вперёд и оставив позади главный вход в паб, Гермиона завернула за угол и оказалась во внутреннем дворике, напоминающем террасу, примыкающую к зданию «Трёх мётел».       Здесь и там стояла россыпь складных столиков и стульев — ещё немного, и они, вероятно, были бы расставлены на летней площадке у мадам Розмерты. Осмотревшись, она заметила несколько подвесных садовых кресел, которые уже были установлены в тени деревьев.       Осторожно вышагивая, она подошла к одному из кресел и, не совсем изящно, устроилась под деревом.       Благодаря сгустившимся сумеркам она могла остаться незамеченной: даже если кто-то вдруг пройдёт мимо, здесь её вряд ли заметят. Лишь негромкий звон цепей, державших кресло, выдавал непрошеную ночную гостью.       Ей хотелось только пять минут тишины и покоя. Всматриваясь в темноту, она думала о том, что друзья её не дождались.       Это было неприятно, больно кольнуло где-то в области груди. А ведь у них были планы на оставшийся вечер… Это совсем на них не похоже, но Гермиона решила разобраться с этим позже.       Мысли о друзьях вытеснили воспоминания о маленькой комнате, примыкавшей к основному залу паба «Три метлы». Образ Астории, лежавшей на узкой кровати.       Её обезумевшие от боли и страха глаза… Её красивое, молодое лицо с отпечатком страданий и тотальной усталости. То, как она обнимала одной рукой живот, а второй старалась найти опору в Малфое.       Ужасная смерть Астории впечатлила её. Словно уходя, Астория прошла сквозь Гермиону, оставив свой отпечаток на её теле и душе.       Гермиона была уверена, что это ещё очень часто будет сниться ей в кошмарах.       Стук двери где-то совсем рядом вывел её из оцепенения, и она ясно осознала, что её лицо было влажным от слёз. Настолько, что воротник её любимой рубашки основательно промок и сейчас неприятно касался шеи влажными краями.       Она упустила момент, когда слёзы злости сменились иным потоком — скорбью, болью, несправедливостью. Последние несколько лет, работая в госпитале неотложной помощи, она видела умирающих очень часто.       Она не вела список умерших — их просто было слишком много, и всех не запомнишь. Но она отчётливо помнила, как ревела, когда умерла добрая тётушка Мегз.       Бедная старушка страдала сердечной недостаточностью и часто приезжала в карете неотложки. Она была первым человеком, которого Гермиона «провела» в мир иной.       В то время она была новичком в госпитале — это была её вторая неделя пребывания там, её тогда ещё даже не утвердили в штат. Мегз ушла тихо и с улыбкой.       Она была частым пациентом их госпиталя, поэтому попрощаться с ней пришёл весь персонал смены. Гермиона плакала, в то время как остальные проявили больше сдержанности.       Эта ситуация наглядно продемонстрировала, что, если она действительно хочет быть медиком, ей нужно учиться держать себя в руках. И после этого случая она взяла свои эмоции на особый контроль.       Почти всегда ей блестяще это удавалось.       Лишь спустя год ещё одна кончина застала её врасплох. Мальчишка, посыльный, лет четырнадцати. Тимоти. С двенадцати лет он приносил к ним газеты по утрам. Иногда он любил поболтать с кем-нибудь из санитарок или волонтёров. Худощавый, в потрёпанной курточке, но всегда с лучезарной улыбкой на лице. После смерти матери он подрабатывал, чтобы не пропасть с голоду вместе с сестрёнкой.       В один из дней его привезла скорая — всего избитого, в кровоподтёках, плечо неестественно вывихнуто... Практически полуживого, его было сложно опознать. Мальчишку успели внести на носилках в палату и переложить на кровать, оставив под присмотром Гермионы, пока медсестра убежала за доктором. Буквально несколько минут ожидания, но у него не было этого времени.       В страхе он схватил стоявшую рядом Гермиону за предплечье. Его тело неестественно выгнулось, глаза закатились, из уголка рта тонкой струйкой побежала алая кровь, и его просто не стало. Ни слова, ни звука. Ничего. Гермиона дрожащей рукой погладила его по русой макушке и прикрыла ему глаза. После этого, дождавшись врача, она убежала на верхний этаж, где просидела до приезда полиции.       Одновременно с полицией в госпиталь зашёл отчим Тимоти, который после смерти матери стал опекуном для Тимоти и его сестрёнки. Он утверждал, что мальчишка упал с лестницы. Крошечная белокурая девочка, лет пяти, стояла рядом с мужчиной и испуганно кивала.        Полиция, осмотрев мальчика, решила, что это был несчастный случай, но им ещё предстояло задать несколько вопросов отчиму Тимоти. Пока мужчина сбивчиво отвечал на все вопросы, девочка, стоявшая с ним, вырвалась и убежала в сторону приёмного покоя, где лежал её брат.       — Тим. Просыпайся. — Девочка встала на цыпочки и дотянулась до края кровати, хватаясь маленькими пальцами за руку брата. — На улице снег пошёл. Ты обещал мне, что мы пойдём кататься на санках. — Её голос дрожал, тон был испуганным и умоляющим.       Она посмотрела на него глазами, полными надежды, словно её слова могли разбудить его, заставить снова улыбнуться. Приподнявшись ещё выше, она попыталась дотянуться до его лица, но кровать оказалась слишком высокой. Отчаявшись, девочка начала трясти его за руку, тонким голоском почти рыдая:       — Тим, просыпайся! Пожалуйста! Мне страшно…       В палату вошла Грейнджер в компании молодой девушки с густой копной шоколадных завитков. Девушку звали Эрика — она была местным психологом на полставки и, по совместительству, единственным человеком в госпитале, который буквально заставил Гермиону с собой дружить. Эрика подошла к девочке и присела рядом на корточки.       — Малышка, здравствуй. Меня зовут Эрика. Давай с тобой познакомимся? — Мило улыбнувшись, она осторожно протянула ей руку.       С подозрением посмотрев на протянутую руку, девочка сказала:       — Джесси. — Она перевела взгляд с Эрики на Гермиону. — А вы кто такие?       — Мы тут работаем. Моё имя я тебе уже назвала, а это Гермиона. Она тоже здесь работает, — заговорчески нагнулась к девочке Эрика. — Только знаешь, она не очень любит разговаривать. Мне порой кажется, что она тайная шпионка.       Девочка удивлённо посмотрела на Гермиону и в притворном испуге прикрыла рот ладошкой. После чего опасливо покосилась на Грейнджер и Эрику. Гермиона на это лишь закатила глаза.       — Она что же, совсем как Тимоти?       Девушки непонимающе переглянулись.       — Ну… Тимоти тоже шпион. Ммм… Ну, как это… понарошку. Он шпион и супергерой. — Девочка с обожанием посмотрела на кровать, где лежал её брат. — Его основная задача — оберегать меня от самого главного босса всех злодеев.       — А кто у вас босс всех злодеев? — Гермиона решила помочь Эрике разговорить ребёнка.       — Папа Рори. Он там, — девочка махнула в сторону двери, — разговаривает с полицией. Он иногда… ну… почти очень часто пьёт вонючий, гадкий напиток, а потом превращается в чудовище.       Девочка в страхе ещё ближе придвинулась к кровати и снова взяла брата за руку.       — И что Рори делает, когда становится чудовищем? — осторожно спросила Эрика у девочки.       Девочка, немного поразмыслив, можно ли доверять этим тётенькам, всё же пришла к положительному ответу и тихо продолжила:       — Он начинает громко кричать на нас и говорить много плохих слов. Только я не могу вам сказать, каких. Тимоти совсем-совсем не разрешает мне их повторять и всегда говорит: «Только слышишь плохое слово, закрывай уши и беги наверх в комнату».       Грейнджер начинала подозревать, что дело здесь не чисто, и едва ли мальчик действительно просто свалился с лестницы, как утверждал его отчим. Волна негодования накрыла её. Эрика же невозмутимо продолжала расспрашивать девочку:       — Зайка, а что происходит после того, как ты бежишь к себе в комнату?       — Тогда мы играем с Тимоти в прятки. Я прячусь в шкафу или под кроватью и жду, когда Тимоти победит чудовище и спасёт меня. Совсем как принцессу.       — А сегодня вы тоже играли в «прятки»?       — Сегодня нет. — Малышка расслабилась в обществе девушек, её речь становилась всё более свободной. — Это было вчера. Тим сказал мне бежать в комнату и ждать. Я ждала его, ждала, а потом уснула. Хотя это было сложно — Рори очень громко шумел. А сегодня утром я нашла Тимоти, лежащего на полу в гостиной. Рори сказал, что он упал с лестницы.       Шокированная догадкой, Эрика повернулась к Гермионе:       — Ты можешь увести Джесси отсюда? Мне нужно поговорить с полицейским.       — Конечно. — Гермиона повернулась к девочке и протянула ей руку. — Принцесса, тебе нравятся феи?       — Я знаю только Динь-Динь.       — Тогда пойдём со мной, у меня есть чудесная раскраска с волшебными феями. Ты поможешь мне раскрасить её? Мне кажется, я в этом не очень хороша. — Она взяла девочку за руку и вывела из палаты.       — А ты точно знаешь, кто такая Динь-Динь? — подозрительно уточнила Джесси.       — Конечно знаю. Это верная подруга Питера Пэна.       — Ух ты! Значит, ты и правда шпион, как Тимоти. — Лицо Джесси засияло, и она радостно затараторила: — Тимоти обожает книгу про Питера Пэна! Он говорит, что все шпионы любят её.       Гермиона завела девочку в комнату отдыха медсестёр и усадила за стол.       — Подождёшь меня тут минутку?       — Конечно.       Гермиона подошла к шкафу и начала искать альбом с раскрасками. Время от времени больнице завозили карандаши и альбомы для детей, ожидающих приёма. Но сейчас попадались только пустые альбомы и раскраски с машинами.       Обернувшись, она заметила, как Джесси задумчиво смотрит в окно. Гермиона достала волшебную палочку, тихо взмахнула ей над пустым альбомом, и на обложке тут же появилась фея.       — Я нашла! — Гермиона улыбнулась и положила альбом перед девочкой.       Джесси просияла и тут же потянулась за яркими карандашами.       — Ух ты! — Она провела пальцем по обложке. — А я могу выбрать любой рисунок?       — Конечно!       Этот простой вопрос тронул Гермиону. Наверное, у этой девочки было совсем мало радостей в жизни.       — Тогда я выбираю… вот этот! — Джесси наугад открыла альбом и ткнула в первый рисунок.       На странице была изображена Динь-Динь вместе с Питером Пэном.       Наступила тишина. Джесси, высунув кончик языка, сосредоточенно закрашивала рисунок, а Гермиона сидела рядом, мысленно составляя список дел:        • Заменить постельное бельё в пятой и шестой палатах, • Добавить журнальный столик в третьей, • Перед уходом заглянуть к мистеру из десятой палаты.       Каждый рабочий день Гермиона читала этому пожилому мужчине истории перед окончанием смены.       Из размышлений её вывел тихий голос Джесси:       — Как ты думаешь, Тимоти скоро поправится?       Гермиона замерла. Ей совсем не хотелось быть той, кто расскажет девочке правду.       — Ты знаешь, иногда болезни — как злые чудовища, а врачи — как супергерои. Но бывает, что даже супергерои не могут победить…       — И тогда люди становятся ангелами? — Джесси посмотрела на неё широко раскрытыми глазами.       — Да, ангелами…       — Моя мама тоже стала ангелом… — Джесси шмыгнула носом. — А твоя мама, она ангел?       — Нет. — Гермиона почувствовала, как что-то сжимается у неё внутри.       — Тогда ты очень счастливая! Но… — голос девочки стал ещё тише, — мне не нравится, что Тимоти тоже станет ангелом. Тогда он уйдёт к маме, а я останусь совсем одна.       Гермиона сглотнула ком в горле.       — Это в сто тысяч раз страшнее, чем когда папа Рори кричит.       Джесси подняла на неё полные слёз глаза, и сердце Гермионы сжалось от жалости.       Грудную клетку Гермионы сдавило ощущение безысходности. Перед ней стояла маленькая девочка, которая нуждалась в защите, заботе и, конечно, материнской ласке. Но Гермиона знала, что не может позволить себе обнять Джесси и утешить её. Такие дети слишком быстро привязываются, и потом им становится ещё больнее.       В этот момент дверь в сестринскую открылась, и вошла Эрика.       — В коридоре ждёт Рори, — сухо сказала она. — Требует, чтобы девочку немедленно вернули ему.       Джесси нахмурилась, с сожалением посмотрела на неоконченный рисунок и тихо вздохнула:       — Почему у меня нет хотя бы одной маленькой феи? Или единорога? Они бы помогли мне не бояться…       Её голос дрогнул, и взгляд испуганно метнулся к Эрике. Неохотно она начала сползать со стула, будто не желая уходить из этого маленького, безопасного уголка.       — Подожди! — остановила её Гермиона. — У меня есть для тебя небольшой подарок.       Она подошла к вешалке, порывисто начала искать что-то в своей сумочке, а затем вернулась к девочке с маленьким брелоком в руках.       — Вот, возьми. — Гермиона протянула крошечный чёрный брелок в виде фестрала с расправленными перепончатыми крыльями. — Конечно, это не фея и не единорог, но это тоже волшебный конь. Он будет тебя защищать и обязательно принесёт удачу. Я сама его сделала.       — Не знала, что ты любишь мастерить такие… странные и пугающие вещи, — пробормотала Эрика, разглядывая брелок с лёгкой долей смущения.       Но Джесси, в отличие от неё, смотрела на подарок с восхищением. Её глаза загорелись, и она осторожно провела пальчиком по крошечным крыльям.       — Вот это да! И вовсе он не страшный! — воскликнула девочка. — Он такой красивый… Большое спасибо!       Её голос звучал так искренне, что Гермиона почувствовала, как тёплая волна растопила ледяной обруч на сердце.       Когда Эрика повела девочку к выходу, Джесси неожиданно выскользнула из её руки и подбежала обратно. Она крепко обняла Гермиону, и её тихий голос, полный благодарности, шепнул:       — Спасибо, я очень рада была с тобой познакомиться…       Гермиона замерла, чувствуя, как её сердце болезненно сжимается.       Эта история потом чуть не сыграла с ней злую шутку…       Грейнджер вернулась из темных закоулков своей памяти…       Да, Мегз и Тимоти были единственными, чей уход она переживала особенно болезненно… До сегодняшнего дня.       В какой-то момент её разум свернул не туда. Первая волна слёз смыла всю злость, оставив место чистой, безграничной скорби. Вместо того чтобы блокировать воспоминания или отстраниться от событий прошлого вечера, её сознание решило позволить себе горевать. Она оплакивала кончину молодой женщины.       Так иногда бывает: ты идёшь по улице, случайно встречаешь похоронную процессию и вдруг чувствуешь, как что-то переворачивается внутри. Тебе становится жаль этого почившего, незнакомого тебе человека, жаль его родных и близких. Безмерно грустно.       Люди умирают каждый день. Сотнями тысяч. Но об этом редко задумываешься. Ты живёшь своей обычной жизнью, пока однажды не становишься тем самым случайным прохожим.       Гермионе было жаль Асторию, несмотря на то, что они оставались друг для друга почти незнакомками. Разница лишь в том, что они знали имена друг друга. Даже то, что Астория была супругой Малфоя, не могло заглушить внезапный всплеск жалости и скорби.       Ещё больше её потрясала сама ситуация: умереть в крохотной комнате для отдыха, примыкающей к пабу. Без возможности попрощаться с дорогими людьми, без тепла и утешения. Да, рядом с Асторией был Малфой — её муж. Но, глядя на него, сложно было поверить, что это его хоть как-то задело.       Гермиона не могла избавиться от ощущения, что он едва ли будет оплакивать её.       Некоторое время Гермиона провела в беззвучной истерике, сопровождаемой лишь обильным потоком слёз. Когда её глаза наконец высохли, остались лишь противная головная боль и колючие, слипшиеся ресницы — единственное напоминание о минутной слабости. Она несколько раз усиленно поморгала, пытаясь сфокусировать взгляд на окружающем.       В последние десять минут её не покидало странное чувство, что за ней кто-то наблюдает. Это отчасти помогло ей быстрее прийти в себя. Покрутив головой по сторонам и никого не обнаружив, кроме маленького воробья, мирно спящего в гнезде на ветке метром выше её головы, она всё же осторожно сжала в руке волшебную палочку. Так было спокойнее.       Откинувшись спиной на кресло и прикрыв уставшие глаза, Гермиона думала: «Не так уж и плохо, если меня здесь кто-нибудь найдёт. Может, Рон или Гарри наконец вспомнят, что оставили меня одну?» Близкие друзья рядом — вот что ей было нужно больше всего в этот момент.       Когда слёзы высохли, а на смену отчаянию пришёл покой, мысли об Астории начали отступать. Едва в её голове всплывал образ измученной блондинки, тихий голос, схожий с шелестом ветра, словно шёпотом приказывал: «Остановись. Достаточно. Это не твоя вина. Ты ничего не могла сделать. Ты не будешь её оплакивать».       И затем — пустота. Воспоминания о событиях этого вечера, как будто спрятанные за прозрачной стеной, оставались видимыми, но больше не могли причинить ей боли. Они утратили власть над ней. Тихий шелест в её голове перекатывался эхом, убаюкивая, и её уставшие веки становились всё тяжелее.       Она пообещала себе, что ещё минуту отдохнёт и обязательно покинет это укрытие. Но вместо этого её сознание начало медленно погружаться в дрёму.

***

      Раскат грома вырвал Гермиону из дрёмы. За ним послышался шум птиц, которые всполошились в предчувствии близкой грозы. Казалось, она прикрыла глаза всего на мгновение, но этот короткий сон удивительным образом придал ей сил. Теперь она была готова наконец выбраться из своего укрытия и покинуть Хогсмид.       Вставая из кресла, Гермиона заметила, что на улице значительно похолодало. Удивительно, но ей самой было совсем не холодно. Она протянула руку к креслу, дотронулась до обивки, и приятное тепло, исходящее от неё, коснулось её пальцев. Это согрело её руку, покрытую мурашками от холодного ветра.       Только тогда её осенило — подвесное кресло, в котором она провела последние минуты, было окутано согревающими чарами. Но ведь она не помнила, чтобы накладывала их. Мысль о том, что это могло быть зачарованное кресло, которое всегда сохраняет тепло, проскользнула в её голове. Однако это предположение разбилось о воспоминание: когда она садилась, обивка была прохладной.       Разбираться в причинах этого волшебного явления Гермиона не стала. Её желание как можно скорее уйти из этого места пересиливало всё остальное.       Грейнджер вышла на улочку, где паб граничил с соседним зданием, готовая аппарировать. Она намеревалась отправиться к дому Поттеров, но в последний момент перед глазами всплыл образ мечтательной подруги. Почему-то аппарация вместо этого перенесла её к дому Полумны и Невилла.       С миссис Долгопупс Гермиону связывала крепкая дружба, выдержавшая испытание временем и войной. Она взглянула на часы — половина десятого. Не так уж поздно, особенно по сравнению с теми визитами, когда она приходила значительно позже. Как и всегда, после стука в дверь ей открыли почти сразу.       — Гермиона! — взлохмаченная блондика с всё такими же туманными глазами, какими их помнила Грейнджер с их первой встречи, явно была рада непрошеной гостье. — Ты знаешь Брауни, — сказал мне, что сегодня стоит ждать поздних гостей. — Полумна склонилась к подруге в приветственном объятии и чуть тише добавила: — Только, пожалуйста, не говори об этом Невиллу. Его немного раздражает моё новое знакомство.       Гермиона грустно улыбнулась, понимая подругу, и переступила порог. Странные знакомые, которых заводила Полумна, уже давно не вызывали у неё удивления. Её скорее могло поразить, если бы она пришла в дом Долгопупсов и там не происходило ничего необычного.       Полумна, впустив гостью, неторопливо направилась на кухню, оставив Гермиону раздеваться.       Дом Долгопупсов был небольшим, но по-своему удивительно уютным. Здесь царила неповторимая атмосфера, наполненная эксцентричными элементами, которые казались неотъемлемой частью жизни его обитателей. Повсюду стояли диковинные подставки для цветочных горшков, мастерить которые обожала Полумна. В этих горшках росли самые причудливые растения, многие из которых были привезены из далёких стран. Они удивляли даже тех, кто привык к странностям волшебного мира.       На стенах висели необычные картины, которые невозможно было точно интерпретировать, а на каминной полке громоздились вычурные сувениры — словно напоминания о путешествиях или причудах их хозяйки. Этот дом словно говорил: его жители — люди необычные, с уникальным взглядом на жизнь. И хотя обстановка была эксцентричной, любому гостю здесь было удивительно комфортно.       Отношения Невилла и Полумны начались в тот тяжёлый год, когда директором школы стал Северус Снейп. Они составляли странную, но удивительно гармоничную пару: немного рассеянный, но отважный Невилл и чудаковатая Полумна, всегда витавшая где-то в облаках. Вместе они противостояли семейству Кэрроу, доказывая, что смелость и вера могут сломить любые преграды.       Во время битвы за Хогвартс Невилл признался, что был влюблён в Полумну с пятого курса, когда они вместе изучали защитную магию у Гарри. Тогда он взял с неё обещание: если они переживут войну, она обязана стать его женой. Судьба оказалась к ним благосклонна, и уже в августе того же года они обвенчались.       Свадьба, как и всё, что касалось Полумны, была далеко от традиционной. Полумну так и не убедили надеть подвенечное платье, хотя женская часть семьи пыталась всеми силами.        Вместо этого она вышла к жениху босиком, в длинном свободном одеянии, которое никто так и не смог классифицировать. Наряд был подпоясан тонкой бронзовой цепочкой, в руках Полумна держала букет полевых цветов, а голову венчал венок из тех же цветов. На предплечьях сверкали широкие браслеты в синих тонах, придавая ей вид лесной нимфы, будто сбежавшей на праздник.       Невилл, напротив, был облачён в традиционную парадную мантию. Вместе они смотрелись довольно нелепо, но сияние в глазах жениха говорило одно: он любил её настолько, что внешний вид был для него абсолютно неважен. Позже Полумна рассказала, что духи леса подсказали ей такой наряд — якобы он принесёт счастье в семейной жизни.       И, похоже, это было правдой: их брак оказался крепким, полным любви и взаимного уважения. Иногда, наблюдая за ними, Гермиона не могла удержаться от мысли, насколько ей не хватает такой же близости и тепла. Ощущение одиночества становилось особенно острым, когда она видела, как искренне счастливы её друзья.       Пожалуй, было к лучшему то, что аппарировала она именно сюда. Ей сейчас отчаянно нужно было с кем-нибудь поговорить, и Луна казалась идеальным вариантом. Она умела слушать, а её странности нередко оборачивались удивительной способностью находить нужные слова.       Когда девушки оказались на уютной кухне и заварили чай, устроившись на диване, Гермиона не таясь выложила подруге всё, что произошло за этот вечер. Она рассказала и о моменте, когда они с Джинни укрылись в комнате, и о родах, и о перепалке с Малфоем.       Особенность Луны заключалась в том, что она была лучшим слушателем из всех, кого знала Гермиона. Не перебивая, она внимала каждому слову, лишь изредка выдавая эмоции сменой выражения лица. Когда рассказ подошёл к концу, Полумна ободряюще сжала ладонь подруги, словно стараясь забрать часть её горечи и усталости.       — Ох… милая, мне так жаль, что меня не было рядом. Мы только час назад как вернулись домой. Невилл был очень занят, ты же знаешь…       — Ну что ты, конечно, всё нормально, — Гермиона понимала, что оправдания излишни. Это скорее ей самой стоило извиниться за то, что она вот так, непрошеным гостем, заявилась и выложила свои тяготы.       — Ты уже отправила сову Гарри? Может быть, у них что-то случилось? — Луна задумчиво помешивала сахар в чашке.       — Нет. Я ещё не успела. Я хотела отправиться к ним, но случайно оказалась у тебя…       — Знаешь, может, это и к лучшему, — Полумна осторожно пригубила чай. — Мне кажется, Гарри бы не одобрил твоё желание помочь Малфою.       — Я… — Гермиона вздрогнула и с сомнением посмотрела на подругу. — Я не собираюсь ему помогать! Я же говорила, что лекарь меня неправильно понял.       Полумна взглянула на неё внимательно, с лёгким оттенком недоверия.       — Но ты как-то неубедительна в этом. Я слишком хорошо тебя знаю. Друг или враг, ты помогаешь всем без исключения. Или Малфой слишком большой враг?       — Он мне не враг… Никогда им не был. Враг — слишком громкое слово… — Гермиона устало смотрела в пустоту. — Просто надоедливый мальчишка из школы… Школа осталась далеко позади, я переросла школьные обиды.       — Что тогда тебя останавливает? — Полумна снова ободряюще сжала её руку. — Если у тебя есть вопросы или тебе нужен совет, ты же знаешь, я всегда рядом.       — На одну крошечную секунду я была готова предложить свою помощь… Но…       — Но что?       — Малфой не нуждается в моей помощи, — тихо произнесла Гермиона. — Он сам мне об этом сказал. Со всем возможным отвращением.       — Малфой — нет, но его дочь — да, — мягко заметила Полумна. — Посмотри на это с другой стороны: есть ребёнок, которому нужна помощь. Ты можешь дать часть своей магии, которая потом восстановится.       — А если он не примет помощь? Если снова начнёт выливать весь свой мусор на меня? — Гермиона попыталась найти любой изъян в доводах подруги.       — Есть шанс, что он тоже вырос из этого.       — Пф-ф… — Гермиона только хмыкнула, недоверчиво глядя на неё.       — И всё же, я не думаю, что Малфой станет плохо относиться к тому, кто спасёт его дочь.       — А если ребёнок всё же не выживет? — В голове Гермионы вспыхнул образ хрупкой девочки, похожей на скелетик. Она в отчаянии прикрыла глаза рукой. — Что, если этот ритуал не сработает? Я раньше никогда о нём не слышала. Как быть со всем этим?       — «А если», «а вдруг»… В любом случае твоя совесть будет чиста. Ты захочешь помочь, ты сможешь, ты сделаешь. — Луна задумчиво посмотрела на подругу. — А будет ли твоя совесть чиста, если ты пройдёшь мимо? Ответь себе честно.       — Я не знаю… — Гермиона отставила чашку, чувствуя приближение новой волны головной боли.       — К тому же этот ритуал… Ты говоришь, что никогда о таком не слышала. Сквибы ведь редки в нашем мире. А вдруг это твой шанс узнать об этом ритуале больше? Если он поможет ребёнку Малфоя, он может помочь и другим.       — Помочь Малфою? Да он вряд ли позволит, чтобы я была связана магическим обрядом с его дочерью! — Гермиону передёрнуло при воспоминании о взгляде, которым он смерил её в комнате умирающей Астории.       — Люди, оказавшиеся в отчаянии, способны на многое. Особенно ради своих детей, — Полумна вспомнила своего отца и время, когда она была пленницей в поместье Малфоев.       — И ты всё ещё считаешь, что я должна ему помочь?       — А как иначе? Мы все живём эту жизнь впервые. Мы все ошибаемся. Если бы судьба не давала нам второго шанса, мы бы давно пропали.       Сомнение всё ещё отражалось на лице Гермионы, но Полумна была уверена, что подруга пойдёт предложить помощь. Такова была её природа — спасать всех, кто в этом нуждается.       — Если боишься реакции Гарри и Рона, просто пока не говори им.       Мысль об обмане близких неприятно кольнула Гермиону. Её передёрнуло, но она ничего не ответила.       — Я запуталась, — тихо произнесла она, вставая с дивана.       — Тогда вспомни, зачем ты оставила министерство ради медицины, — заметила Полумна, убирая чашки со стола.       Ответа она не дождалась. Гермиона попрощалась и, передав привет Невиллу, аппарировала домой. На этот раз аппарация прошла гладко, без сюрпризов и происшествий.