ДНК судьбы

      Вдохнув полной грудью, Грейнджер замешкалась в поисках ключей. Ориентируясь больше на ощупь, чем на зрение, она рыскала рукой в кармане сумочки, но ключи никак не находились. Дезориентация после аппарации была ужасна: она всё ещё не могла привыкнуть к этим ощущениям, когда тебя сдавливает со всех сторон, и на несколько секунд ты теряешь способность сделать хотя бы один вдох. «Вот чёрт! — выругалась она мысленно. — И почему это я не аппарировала прямо в квартиру? Ведь направлялась же домой!»       В этот момент из кармана донёсся тихий звон ключей. «О, вот они!»       Ловким движением она ухватилась за связку, вытащила её и быстро вставила ключ в замочную скважину.       В доме, где она жила, царили полумрак и тишина, нарушаемая лишь тихим уханьем маленького воробьиного сыча, который тут же всполошился, как только почувствовал возвращение хозяйки.       Гермиона щёлкнула выключателем на стене и едва успела прикрыть лицо: крошечная птичка тут же сорвалась с места и стремительно полетела к ней, явно намереваясь клюнуть за ухо. Таким образом сыч выражал своё недовольство. Ещё бы: хозяйки не было дома больше четырёх дней.       — Ну, прости, прости! Я думала, что отпустила тебя полетать, — сказала она, выглядывая из-за растопыренных пальцев и выискивая своего питомца.       Сычик сделал несколько попыток щипнуть её за ухо и даже клюнуть в нос, но вскоре, махнув крыльями, уселся на крышу своей клетки. Он глядел на Гермиону сердито и обиженно, словно укорял её за долгое отсутствие.       За последние годы она несколько раз меняла место жительства, нигде не задерживаясь дольше года. Гермиона всегда арендовала небольшой домик или квартиру. Сначала это был Лондон, потом окраина, затем пригород. И каждый раз она оказывалась всё дальше от столицы. Сейчас в её жизни не было места, которое можно было бы с уверенностью назвать домом.       Для Гермионы дом — это то место, где тебя ждут и любят, но её никто не ждал. Где бы она ни обосновывалась, везде была одна и та же картина: пустые стены, минимум мебели и оглушающая тишина. Эти временные пристанища невозможно было назвать обжитыми, а уж о том, что их хозяйка — волшебница, не напоминало вовсе..       Сейчас её домом был Кеттеринг. Как и все предыдущие места, где она жила, он не был по-настоящему обжитым — она проводила там мало времени, чаще всего лишь ночевала. И вправду, откуда взяться жилому виду, если иногда она отсутствовала дома по несколько дней, как и сейчас.       Гермиона часто оставалась в госпитале на ночные дежурства, иногда проводила вечера у Поттеров или Долгопупсов, но чаще всего её путь лежал в Нору. Несмотря на то что с Роном у них ничего не сложилось, Молли Уизли всё так же ждала её в гости. Для Гермионы Молли стала кем-то вроде матери. Когда-то миссис Уизли пообещала миссис Грейнджер заботиться о её дочери. Теперь, всякий раз, когда Гермиона отправлялась в Австралию к родителям, Молли передавала для них свои фирменные пирожки, сладкую выпечку и небольшие записки.       Между этими двумя женщинами, такими разными и принадлежащими к разным мирам, сложилась теплая, почти дружеская связь. А Гермиона, играя роль их «совы», доставляла послания. Сначала ей это казалось забавным, но со временем она привыкла — всё стало таким привычным, будто так и должно быть.       И всё же, возвращаясь в пустой дом, Гермиона каждый раз ощущала, как одиночество холодом проникает под кожу. Неважно, сколько людей её окружало днём или как искренне её встречали в гостях, по вечерам она оставалась одна. В таких моментах стены дома казались ей особенно безразличными — они не хранили ни смеха, ни воспоминаний, ни тепла.       Теперь же эта пустота и тишина, которые обычно угнетали её, оказались как нельзя кстати. Чтобы не натворить глупостей, нужно было всё основательно обдумать.       Джинни… Что бы она сказала по поводу этой ситуации с Малфоем? Гермионе было любопытно узнать мнение ещё одной подруги, но это было слишком рискованно. Джинни наверняка рассказала бы всё Гарри, а тот — Рону. Они бы ни за что не позволили ей помогать Малфою.       Луна была другой. В этом заключалась её особенная прелесть — она всегда верила в добро и умела вдохновлять людей на добрые поступки. Для Луны не существовало деления на однозначно плохих и хороших — были только заблудшие души, которым нужно было помочь найти путь.       Гермиона прошла на кухню, сняла с полки одиноко стоявшую там банку с кормом для сычика и направилась к его клетке.       — Иди сюда, пожалуйста, — примирительно позвала она, насыпая еду в мисочку. — Тебе нужно покушать, а потом отправить письмо.       Сычик нехотя спустился с клетки, бросив на неё укоризненный взгляд, но голод взял верх, и он принялся клевать корм. Если бы он мог думать, то наверняка решил бы, что его хозяйка — жестокая и безответственная. Бросает его одного взаперти на несколько дней, а потом, едва накормив, сразу отправляет на работу.       Гермиона тем временем вырвала лист из ежедневника и достала шариковую ручку. Пергамента у неё не было уже давно, как, впрочем, и чернил с перьями. Ещё бы, в госпитале бы точно решили, что она сошла с ума, если бы делала рабочие заметки пером на пергаменте. Она быстро написала: «Я уже дома. Сложный был вечерок, верно? Как у вас дела? Я, конечно, немного расстроилась, что вы покинули Хогсмид, не дождавшись меня, но уверена, что у вас были на то веские причины. Буду ждать ответа. Гермиона.»       Дождавшись, пока пташка закончит трапезу, Гермиона аккуратно сложила записку, привязала её к лапке сыча и открыла окно.       — После того как доставишь, можешь гулять несколько дней, — добавила она.       Сычик возмущённо ухнул, но, взмахнув крыльями, вылетел в окно. Гермиона проводила его взглядом, затем устало направилась в душ.       У неё в последние годы выработалась одна привычка: каждый раз, возвращаясь домой, ей нужно было сразу идти в душ, иногда практически с порога. Чем сложнее выдавался день в госпитале, тем сильнее было это желание. Оказавшись под струёй обжигающе горячей воды, она неистово, до боли скребла себя губкой, словно пыталась смыть с себя всё накопившееся за день. Казалось, вода уносила с собой часть её эмоций и переживаний.       Эрика же считала, что у Гермионы проявляются первые признаки ОКР — обсессивно-компульсивного расстройства. Эта мысль забавляла Грейнджер, ведь, если верить Эрике, в госпитале не было ни одного психологически здорового человека.       Вернувшись домой, она старалась гнать прочь все мысли о Малфое и его дочери, едва они начинали маячить на горизонте. Но это получалось не всегда.       Покончив с душем, переодеваясь в пижаму и готовясь ко сну, она вновь увидела перед собой ту же картину: как открывает глаза и видит в своих руках крошечный свёрток, лежащий неподвижно. В этот момент подходит старый лекарь, открывает младенцу рот, капает каплю зелья и подмигивает Гермионе.       Как бы она ни старалась, мысли всё равно возвращались к Малфою. Её поразило, с какой поспешностью и ожесточением он отверг даже малейший намёк на её помощь. Словно она была грязной, отвратительной, недостойной… Кто же она для него? «Грязнокровка». Конечно, всё дело в этом.       Спустя год после окончания войны вскрылась одна шокирующая новость: начиная с первой магической войны и вплоть до Великой победы, тысячи маглорожденных детей, одарённых магией, не получили своих писем из Хогвартса или других школ. Письма перехватывались Пожирателями смерти и даже некоторыми чиновниками Министерства магии. Волшебный мир Англии потерял огромное количество волшебников, погибших в войне.       Сейчас же, в попытке восстановить сообщество, главным было только одно — наличие магии. Разделение на чистокровных, полукровок и маглорожденных попросту исчезло. В Хогвартсе теперь учились толпы маглорожденных, заполнившие пустые места.       Но Малфой, конечно же, всё это отвергает. Для него она всё так же остаётся «грязнокровкой», которая чудом пережила войну.       Отдать его ребёнку часть своей магии, стать волшебным донором, помогать и — что самое важное — жить с ним под одной крышей. Да уж, лучше залезть в логово со змеями! Ведь это же Малфой, тот самый, кто годами называл её «грязнокровкой», кто постоянно донимал их с Гарри и Роном по малейшему поводу. Тот, кто на втором курсе желал ей стать следующей жертвой василиска.       Смогла бы она действительно оказать ему помощь?       Противоречивые чувства разрывали её на части. С одной стороны, это Малфой — человек, которому хотелось помочь меньше всего. От таких людей хочется держаться как можно дальше.       Но с другой стороны — ребёнок. Чистый, неиспорченный, такой маленький и уязвимый.       Однозначного ответа, да или нет, у неё не было. Мысли путались, сомнения сбивали с толку, а внутри росло чувство неразрешимого конфликта.       Уже лёжа в кровати Гермиона прокручивала слова сказанные Луной: «…вспомни, зачем ты оставила министерство ради медицины…»

***

Несколько лет назад...       — Мисс Грейнджер, вы можете войти, Министр Магии вас ожидает, — сказала старая ведьма преклонного возраста, отрывая взгляд от бумаг и внимательно посмотрев на Гермиону.       — Спасибо! — ответила Гермиона и шагнула в кабинет. В голове же, на миг, пронеслось: «Наконец-то! Я думала, что сойду с ума, если проведу в обществе этой старушки ещё хотя бы пятнадцать минут».       Эта старушка имела привычку бубнить себе под нос во время чтения бумаг. Гермиона просидела у кабинета министра час, и уже спустя двадцать минут это бубнение начинало раздражать до предела.       В просторном кабинете её встретил мужчина, который, поднимаясь, протянул руку для приветственного рукопожатия.       — Гермиона! — тепло улыбнулся Кингсли. — Присаживайся, рассказывай, с каким делом пришла.       — Спасибо, Министр, — немного смутившись от радушного приёма, она присела на край стула.       — Ну что ты, не стесняйся. Здесь нет лишних ушей. Ты можешь называть меня просто Кингсли.       — Хорошо, — немного приободрившись, она собрала мысли и сказала, помедлив: — Я пришла за помощью.       — Ты снова хочешь сменить отдел? Тебя опять достаёт мистер Квинс? Он приходил ко мне, жаловался на тебя, что ты донимаешь его своими порядками. Но, к сожалению, я не могу перевести тебя сейчас. Тебе нужно отработать ещё три недели. — Кингсли проговорил это густым басом. — Но после этого обещаю — без промедлений переведу тебя в любой отдел, какой выберешь.       — Квинс затребовал отчёт по всем спасённым животным за последние десять лет: масти, породы, текущие местонахождения. А ещё нужно составить список тех, кто дал потомство, в каком количестве, и многие другие подробности. Мне предстоит собрать этот отчёт за три недели.       Кингсли едва сдержал улыбку, мысленно отметив, что Грейнджер знатно допекла Квинса. Он явно решил затруднить её работу до последнего дня её пребывания в его отделе.       Не обращая внимания на реакцию министра, Гермиона продолжила:       — Я здесь не для этого. — Она сделала паузу, чтобы собраться. — Ты ведь знаешь, что, уходя, я изменила воспоминания своих родителей. Прошло уже больше пяти лет, и за это время я несколько раз пыталась вернуть их память, но не смогла. Каждая попытка приносила им лишь боль. Я не могу пробиться к их воспоминаниям о себе. Скажи мне, ты знаешь способ вернуть их мне? — её взгляд был умоляющим, а голос едва сдерживал слёзы.       — Хмм… Воспоминания — это сложная материя. С заклинаниями, изменяющими сознание, нужно работать, когда следы ещё свежи. Какое заклинание ты использовала? — с интересом уточнил Кингсли, поднимая брови.       — Обливиэйт.       — Теоретически это заклинание должно быть легко отменяемо. Возможно, причина в том, что они не волшебники, и мощь твоего заклинания была сильнее, чем нужно.       — Я готова сделать всё, что угодно, лишь бы вернуть их память. — её слова прозвучали как отчаянная просьба.       — Ты знаешь, сколько маглов и волшебников подвергались изменению сознания? — вопрос прозвучал как риторический. Он вспомнил весь хаос, который творился после войны. — Я помогу тебе. Гермиона облегчённо вздохнула.       — В ближайшее время в министерство приедет человек, который много работал с восстановлением памяти у пострадавших. Он поможет твоим родителям. Если у него не получится, то я не знаю, что нам с тобой делать… — Кингсли развёл руки, как бы выражая беспомощность.       — Чем я могу помочь? Нужно ли что-то с моей стороны? — спросила Гермиона, стараясь сохранить спокойствие.       — Не спеши. Я не хочу тушить твой энтузиазм, но стоит понимать, что каждый случай имеет свои подводные камни. — Кингсли сделал паузу, его выражение стало серьёзным. — Я знаю способ, как обойти старое заклинание Обливиэйт, но не могу обещать, что они вспомнят о тебе сразу. Восстановление памяти может занять годы. И я не могу гарантировать, что они вспомнят всё, что связано с тобой.       — Нужно ли мне что-то делать? — Гермиона вновь спросила, теперь с твёрдостью в голосе. — Мне будет достаточно, если они просто вспомнят, что у них есть дочь, которая очень их любит, — добавила она, пытаясь смягчить тон.       — Для этого мне нужно несколько воспоминаний из твоей головы, — Кингсли поднял палочку, взмахнул ею, и перед Гермионой на столе появился маленький сосуд. — Первое яркое воспоминание о твоих родителях. Последнее воспоминание перед изменением их памяти. И одно промежуточное воспоминание. Также будет полезно, если ты принесёшь пару памятных вещей, это ускорит процесс.       — Звучит довольно просто, — разочарованно проговорила Гермиона. — Всё, что связано с нашей памятью, совсем не просто, — Кингсли сдвинул брови, немного сердито. — Ты можешь прийти, как только он приедет, и познакомиться с ним. Возможно, вам будет нужно обсудить нюансы. — он продолжил, добавив: — Он будет работать с твоими воспоминаниями, впоследствии проникнув в сознание твоих родителей. Нужно будет найти отклик в их памяти, что бы он мог «запустить» процесс. Если всё будет сделано правильно, их воспоминания о тебе станут триггером для восстановления всего остального, и блокировка от Обливиэйта исчезнет, как карточный домик.       — Легилименция? — Гермиона поняла, в чём суть, и на её лице отразилось понимание.       — Если кратко, то да.       — Будет ли им больно?       — Возможно. Но это единственный способ избавиться от последствий этого заклинания. — Кингсли встал и, если Гермиона больше не имела к нему вопросов, добавил: — Если у тебя больше нет ко мне дел, я, к сожалению, вынужден откланяться.       — Спасибо, Министр. — Гермиона тоже встала, взяла сосуд для воспоминаний и последовала за ним к выходу. Кингсли остановился, галантно пропуская её вперёд.       — Всё будет хорошо, мисс Грейнджер, — напоследок подмигнул он ей и улыбнулся.       Оставшуюся половину дня Гермиона не могла сосредоточиться на работе. Мысли всё время возвращались к вопросу: какое же первое яркое воспоминание из детства она сохранила? У неё было много «промежуточных» воспоминаний, как назвал их Кингсли, и было последнее. Но первое? Трудно было выбрать, ведь она помнила, как получила письмо из Хогвартса, как радовались её родители, первый поход в Хогсмид, первое прибытие на платформу девять и три четверти. Но эти воспоминания не подходили. Что-то было раньше, до того, как она узнала, что станет волшебницей.       После работы, спешно собравшись, она отправилась домой. Подгоняемая нетерпением, чуть не упустила свою очередь в портал, через который волшебники приходят в Министерство и уходят из него. Портал, метро, и три остановки — и вот она уже дома.       При изменении воспоминаний родителей Гермиона постаралась избавиться от всех памятных вещей, ведь в то время любой мелкий, на первый взгляд, пустяк мог стать причиной бед. Но кое-что осталось.       И тут её озарило. Точно! Небольшое рождественское дерево, украшенное всякой всячиной, в канун Рождества. Оно было не больше двадцати сантиметров в высоту. Она наряжала его с друзьями в последний учебный год. Каждый из них должен был повесить что-то особенное для себя, как символ того, что они уже взрослые. Гермиона, как самая ответственная, оставила его себе. Оно всегда было рядом, как напоминание о друзьях, и стояло на книжной полке, прячась среди стопок книг.       Гермиона взяла в руки горшок с маленьким деревом и начала крутить его в руках. На его ветках висели: старая шахматная фигура коня, принадлежавшая Рону; уменьшенная фигурка хвостороги, с которой Гарри столкнулся на чемпионате между школами; вечно красная напоминалка Невилла; и ещё много других маленьких предметов, символизировавших их приключения. С того времени, казалось, прошла целая вечность.       Взгляд Гермионы задержался на крошечной фигурке девочки в белом платье, которая была среди украшений. Она сняла её с дерева и направила на фигурку свою волшебную палочку. Платье вдруг отделилось от фигурки и стало увеличиваться, превращаясь в детский медицинский халат. На нагрудном кармане, красным цветом, было вышито всего две буквы: ГГ. Вот оно — памятная вещь. И то самое первое яркое воспоминание…

***

      Она зачарованно наблюдала за тем, как работает папа, с каким мастерством он управляется с этим жужжащим инструментом, который называл бормашиной. Ей хотелось посмотреть, как работает мамочка в соседнем кабинете, но оттуда доносился громкий крик девочки, и Гермиона немного побаивалась. Тётенька, сидящая в кресле перед папой, не кричала, только стойко терпела все манипуляции, что мистер Грейнджер проводил с её зубами. Гермиона, устав от созерцания, задремала, а проснулась уже тогда, когда её папа осторожно нёс её на руках к машине.       — Проснулась, моя булочка? — ласково обратился к ней папа.       — А где мамочка? — спросила Гермиона с беспокойством.       — Мама уже ждёт нас в машине.       Открыв заднюю дверцу машины, папа осторожно усадил её на сиденье.       — Ты выспалась, соня? — мама, сидящая впереди у водительского кресла, обернулась и взглянула на неё.       — Не очень. — Гермиона сонно потёрла кулачками глаза.       — Мы идём сегодня в гости к Харперам. Их сыну исполняется шесть. Совсем скоро ты пойдёшь с ним в младшую школу.       — Метью? — Гермиона обиженно надула губки. — Он мне не нравится, он говорит, что мои волосы похожи на паклю, а зубы, как у бобра.       — Ну что ты, мы с его мамой дружим с самого детства. Вот увидишь, как только он узнает тебя получше, вы станете друзьями. — Миссис Грейнджер улыбнулась дочери. — Он очень славный мальчик.       Маленькая Грейнджер ничего не ответила. Мама совсем не понимала её. Гермиона отвернулась к окну и стала считать проплывающие мимо деревья. На пути к Харперам их оказалось семьдесят восемь.       Мистер и миссис Харпер встретили гостей на лужайке у дома. Где-то с другой стороны дома играла весёлая детская музыка, а крики и смех детей доносились со всех сторон.       Мама Гермионы всё это время держала в руках большую коробку с радужной упаковкой. Подарок передали Гермионе, и она отправилась искать именинника. Родители остались обсуждать с Харперами вопросы по замене оборудования в медицинском кабинете Грейнджеров. Родители Метью тоже были врачами — мама хирург, а папа отоларинголог.       Обегая большой дом Харперов, Гермиона начала подпевать песенкам и бежать вприпрыжку. Она обожала праздники и вечеринки, и даже вредный Метью не мог помешать тому, чтобы её настроение улучшилось. Детская зона была украшена множеством надувных шаров, а среди детей — мальчиков и девочек лет пяти-шести — прохаживали аниматоры в костюмах клоуна и супермена. Почти все дети были ей незнакомы, но девочки дружелюбно махали ей и звали играть. Ей хотелось пойти с кем-нибудь познакомиться, но она ещё не вручила подарок Метью, а руки уже устали. Коробка была тяжеловата, и она немного загораживала обзор.       Когда весёлая песенка закончилась, и наступила секундная пауза между мелодиями, Гермиона услышала крики мальчишек за ближайшими кустами и направилась туда.       — Отдай! Это моё! — сердито кричал мальчишка, которого Гермиона не знала.       — Это не может быть твоим! — отвечал ему второй, и Гермиона узнала в нём Метью. — Мне это сегодня подарили!       — Ты врёшь!       — А вот и не врёшь! Мальчики не могли поделить новую игрушку — грузовую машинку с откидным кузовом. Они перетягивали её из стороны в сторону, явного победителя не было.       — Привет, Метти! — позвала его Гермиона. Метью повернулся к ней, но в этот момент его соперник вырвал игрушку из его рук.       — Ты! — лицо Метью мгновенно стало красным. — Зачем ты пришла?       — Я принесла тебе подарок! — растерянно протянула она радужную коробку.       — Я не принимаю подарки от таких зубрилок, как ты! — Метью вырвал коробку из её рук, бросил её на пол и принялся прыгать на ней. — Если бы ты меня не позвала, он бы не забрал у меня машинку! — он тыкнул пальцем в сторону другого мальчишки. Губы Гермионы начали дрожать от горькой детской обиды.       — Фу, ты ещё и плакса! — он злым жестом отпихнул её в сторону и выскочил из кустов.       От неожиданности Гермиона пошатнулась и упала на газон, сильно ударившись головой о что-то твёрдое. Мальчик, с которым она не была знакома, отбросил игрушку в сторону и поспешил ей на помощь.       — Вставай! — он присел рядом с ней на колени.       — Уйди! Я сама могу встать! — раздражённо сквозь слёзы ответила она.       — Почему ты на меня сердишься? — удивлённо спросил он. — Разве это я тебя толкнул?       — Нет!       — Вот видишь, — он тихо рассмеялся. — Вы, девочки, такие странные. Если кто-то вас обидел, вы сердитесь на всех.       — Я вовсе на тебя не сержусь! — Гермиона ответила, отвернувшись. Мальчик засмеялся, потом помог ей подняться.       — И это вовсе не смешно! Только дураки смеются с других, когда им больно! — она отвернулась и пошла прочь.       — Постой! — обеспокоенно крикнул мальчик. — У тебя сзади кровь... На шее.       Гермиона остановилась, потрогала руками голову в том месте, где она ушиблась. Боль от падения уже прошла, но там было влажно. Она убрала руку и увидела, что ладошка вся красная от крови. Испугавшись, она побежала искать маму.       Праздник для многих так и не начался. Пока Гермиона выкарабкивалась из кустов и бегом направлялась к маме, вся её одежда сзади уже была окрашена в яркий красный. Музыка стихла, и дети, испугавшись, подняли тревожный крик, заметив её. Миссис Грейнджер замерла, её лицо побледнело, и она едва не потеряла сознание от ужаса. Вскоре прибежала мама Метью с аптечкой, быстро осмотрела рану Гермионы, наложила марлевую повязку и, не теряя времени, предложила отвезти её в больницу. Мама Метью совсем не походила на своего сына — пока мистер Грейнджер старался приободрить свою жену, поглощённую шоком, и стремился как можно быстрее добраться до больницы, миссис Харпер бережно держала Гермиону на руках и тихо рассказывала ей что-то успокаивающее. Несмотря на лёгкую панику, царившую в машине, маленькая Грейнджер чувствовала странное спокойствие. Она лежала, наблюдая за красивым лицом миссис Харпер, и в голове у неё крутились вопросы: «Почему у такой хорошей тётеньки такой плохой сын?» И хотя ей хотелось сказать, что это Метью её толкнул, Гермиона почему-то не решалась. Её удивляла сама мысль, что ей жалко Метью.       В больнице, где работала миссис Харпер, Гермионе наложили пять швов, а потом забинтовали полголовы. Для другой девочки это могло бы быть большим потрясением, но не для Гермионы. Вместо того, чтобы переживать, она с интересом наблюдала за всем происходящим. Это происшествие неожиданно открыло для неё новый мир — мир хирургии. Когда процедура завершилась, миссис Грейнджер с дочкой ожидали приезда такси, чтобы поехать домой, а папа Гермионы собирался отвезти маму Метью обратно. Миссис Харпер продолжала извиняться за то, что случилось с их дочерью, но Гермиона, не переставая, задавала ей вопросы о хирургии и медицине.       На следующий день Гермиона с гордостью объявила родителям, что больше не хочет быть дантистом — теперь её мечта стать хирургом. Она не переставала задавать вопросы: что нужно изучать, чтобы стать хирургом? Какие существуют хирургические инструменты? И как врач решает, кому нужна операция, а кому нет? Её вопросы не прекращались, и родителям было невыносимо сложно угнаться за её любознательностью. Устав от бесконечных расспросов, в один из обычных дней папа подарил ей детскую анатомию и справочник по медицине. Мама преподнесла дочке детский медицинский халат, который она, не совсем уверенно, сшила для неё сама. Гермиона сразу переоделась, с гордостью подняв нос и выхаживая по дому с книгами под мышкой. Однако ей было немного грустно, что на её халате не было тех самых инициалов и опознавательных знаков, как на халатах родителей. Но и эту проблему мама решила — она отнесла халат в ателье, где машинной вышивкой нанесли две красные буквы — ГГ.       — Спасибо, мамочка! — сказала Гермиона, когда получила свой халатик обратно.       — Всё для тебя, наша девочка! — ответила мама, обнимая её. В этот момент к ним подошёл мистер Грейнджер и, подхватив дочку на руки, спросил:       — Кто станет выдающимся хирургом?       — Твоя любенькая доченька! — гордо ответила Гермиона, обхватив его шею руками.       — Кто-кто? — переспросил её папа, смеясь.       — Я! Я буду хирургом! — заявила она, ткнув пальцем в карман, где теперь красовались её инициалы. — Гермиона Грейнджер — самый лучший хирург в мире!       — Тогда скорее собирайся, мы поедем снимать швы, а после нас ждёт небольшой праздничный семейный ужин. — сказал папа, осторожно опуская её на пол. Перед тем как побежать в свою комнату, Гермиона остановилась на проходе. Она тихо наблюдала, как папа обнимает маму, и, чувствуя тепло и любовь в их объятиях, думала: «У меня самые лучшие родители на свете!»

***

      Воспоминание висело на кончике волшебной палочки, тонкой серебристой ниточкой, едва ощутимой. Гермиона поднесла его к пузырьку, уже заполненному почти на две трети, и аккуратно опустила туда. С мукой на лице она отложила палочку, затем вручную закупорила пузырёк. Рядом на столе лежал аккуратно сложенный детский халатик, такой знакомый, такой родной. «Только бы это сработало!» — думала она, скрестив пальцы, с нетерпением и надеждой. — «Пожалуйста, пусть они меня вспомнят!»       Мысленно возвращаясь к предыдущим воспоминаниям, Гермиона ощутила лёгкое давление в груди. Она готова была отдать всё, что угодно, чтобы вернуть тот драгоценный контакт, вернуть их, тех, кого она так давно утратила. Всё ради этого мгновения.       Но мысли о прошлом быстро унесли её снова к настоящему. Мистер Квинс, поглощённый докладами, совсем потерял связь с реальностью. После разговора с Кингсли, Гермиона вернулась в архив. Работы было столько, что ей хотелось бы снова найти маховик времени. Стандартное количество часов в сутках было далеко не достаточно для всех её задач.       Скинув усталую мысль о воспоминаниях, она утащила с полки толстый том «Реестр спасённых животных Британии — кусачих и не только». На корешке книги висел стикер: «Обновление от 10.02.98». Тяжело вздохнув, Гермиона открыла том на нужной странице и принялась изучать параграф о клаббертах, этих проклятых созданиях, которые так быстро распространяются по территории. Читая его несколько раз, она выделила важные моменты и принялась делать записи на пергаменте.       Наложив чары на перо, она тихо произнесла слова и начала диктовать текст, пока перо с точностью повторяло каждое её слово. Несмотря на скорость, почерк был аккуратным, точным, и каждая буква казалась продуманной. Работа шла быстро, но утомляюще. Следующим на очереди был моко — серо-зелёные ящерицы, которых часто отлавливали ради их шкурок. Следить за их популяцией было очень трудно. Гермиона записывала, перо не останавливалось, но усталость всё больше начинала её одолевать.       Проработав несколько часов, она наконец вздохнула с облегчением и отправилась в свою комнату, готовая хотя бы немного отдохнуть. Но где-то в глубине сердца, её мысли снова вернулись к воспоминаниям, которые она так жаждала вернуть…       Весь следующий день Гермиона провела в нижнем отсеке Министерства Магии, в архиве. Утром, спускаясь в лифте, к ней на плечо опустился бумажный самолётик, который оказался запиской от Кингсли. Он написал, что ждёт её у себя в кабинете сегодня в семь часов вечера. Во время обеда к ней подошла та старушка, что работает в секретариате Кингсли. Она должна была забрать у Гермионы воспоминания и памятные вещи. Грейнджер хотела передать их лично Министру, но старушка была настойчива. Не выдержав её напора, Гермиона отдала всё, иначе та не дала бы ей спокойно пообедать. Закончила с обедом — и снова бросилась в архив, но работать было сложно. Она постоянно теряла концентрацию, поглядывая на часы.       Ближе к вечеру Гермиона так замоталась, что, едва не опоздав, понеслась в лифт, нагруженная стопкой книг, а сверху — охапкой перевязанных пергаментов. Она с трудом высвободила одну руку, чтобы нажать кнопку лифта. Нужно было ещё занести всё это в отдел на третьем этаже, где она работала. Как назло, именно в такие моменты, когда ты опаздываешь, кажется, что мир одновременно ускоряется и замедляется. Лифт остановился на первом этаже, и в кабину вошли несколько волшебников. В переполненной кабине и так было мало места. Волна вошедших сдвинула Гермиону к задней стенке, и она почувствовала, как её прижало к кому-то стоящему позади.       — Прошу прощения, — сказала она, пытаясь повернуть голову, но безуспешно.       — Ничего страшного, — ответил мужской голос из-за спины.       — О, мисс Грейнджер! — повернулся к ней один из вошедших волшебников, невысокий мужчина лет тридцати пяти. — Как ваши успехи? — елейно спросил он.       — Всё отлично, мистер Квинс! — вымученно ответила она, улыбаясь.       — Что ж, похвально! — мужчина обшарил взглядом её лицо, скрытое за книгами. — Вы уже закончили?       — В целом — нет, но на сегодня — да! — Гермиона перевела взгляд на книги и свитки. — Нужно занести это на рабочее место.       — Как насчёт ужина сегодня в очаровательной компании? — хохотнув, предложил он. — Что? — Гермиона услышала, как окружающие начали шушукаться и хихикать. Мужчина, стоящий позади неё, едва сдерживал смех. Прижимаемая к нему спиной, Грейнджер чувствовала, как его грудная клетка дрожала. Она тихо ткнула локтем назад, и судя по его реакции, попала в цель.       — Мне очень жаль, но мне нужно попасть к Министру, — сказала она, стараясь выглядеть извиняющейся. — В любой другой день я с удовольствием, если вы хотите провести со мной время и улучшить свои знания как глава отдела, мистер Квинс! Его лицо стало пунцовым, и он отвернулся. Двери лифта открылись на третьем этаже, и Гермиона поспешила выйти. Проходя мимо Квинса, она почувствовала, как он толкнул её в плечо. Она упала на колени, выронив книги и свитки. Злость вспыхнула внутри, когда она повернулась и увидела его победное лицо, которое исчезло, как только двери лифта закрылись.       Мысленно обругав его всеми словами, которые могла вспомнить, она в спешке начала собирать книги. Одного свитка не хватало — он отлетел к двери ближайшего кабинета. Подняв его, она поспешила в свой кабинет. Когда всё было на месте и книги оказались на рабочем столе, Гермиона закрыла двери кабинета на ключ и снова направилась к лифту. На этот раз там было значительно меньше людей, и она без происшествий добралась до этажа, где её ждал Кингсли.       В приемной сидела та же старушка.       — Министр уже ушёл, — скрипучим голосом сообщила она. — Вы опоздали.       — Прошу прощения… — Гермиона взглянула на часы. 19:15. Она точно опоздала. — Может, Министр мне передал какое-нибудь сообщение? — спросила она с надеждой.       — Конечно, — не поднимая головы от своих бумаг, старушка протянула ей конверт.       — Спасибо, — ответила Гермиона, забирая конверт с печатью Министерства Магии. «Чёрт! Вот же дура! — ругала себя Грейнджер, направляясь к порталу через пять минут. — Упустила такой важный момент!»       На выходе из Министерства она заметила мистера Квинса, чьё лицо теперь покрывала мелкая сыпь, похожая на смесь волдырей и прыщей. Гермиона улыбнулась. Хоть что-то хорошее за этот сложный день. Заметив её взгляд, Квинс посмотрел на неё презрительно и скривил лицо в гримасе. Словно это она виновата в его внешности. Надутый индюк.       Перешагнув через порог портала в магловую часть города, Гермиона решила уединиться в кафе. Она сгорала от нетерпения прочитать письмо от Кингсли. Заказав чашку эспрессо, она села за столик у входа и вскрыла конверт, извлекая небольшой лист пергамента. «Очень спешу по личному делу, поэтому пишу тебе на всякий случай! Пегги, моя секретарша, уже передала мне все необходимое для восстановления памяти твоих родителей. Я собираюсь передать это нашему специалисту. Так что если ты получишь это письмо — значит, у нас всё прошло успешно. Я очень хотел, чтобы ты отправилась к родителям в Австралию сразу после того, как дело будет завершено. Увы, Квинс воспротивился. Он сказал, что если ты не отработаешь три недели, то вообще откажется подписывать бумаги о твоём переводе. Ты сможешь взять пару недель отпуска, как только закончишь свою работу! Держу кулачки, чтобы наша миссия увенчалась успехом! С наилучшими пожеланиями, Кингсли Бруствер!»

***

      Рваными потоками тёплый ветер ударил ей в лицо, едва она ступила на трап, ведущий вниз от самолёта. В глазах сразу зарябило от слепящего солнца и буйства зелени. Перелёт длился так долго, что она успела несколько раз пожалеть о том, что не использовала портал, предложенный Кингсли.       Впереди её ждал небольшой пузатый автобус, весь в ярких рекламах, который должен был довезти её до аэропорта. По её расчетам, уже через два часа она окажется у родителей и, наконец, не только украдкой на них посмотрит, но и поговорит, возможно даже обнимет.       Когда в архив залетел бумажный самолётик, отправленный Бруствером спустя несколько дней после того, как она опоздала, Грейнджер сначала немного насторожилась, но затем просияла. «У нас получилось! За Грейнджерами ещё некоторое время понаблюдают, но прогноз благоприятный!»       Это сообщение окрыляло её. Ноги не замечали ничего вокруг, когда, после прохождения таможни, она направилась к остановке. Таксист, который взялся везти её, с первого взгляда распознал в ней туристку и едва не обсчитал. Повезло, что в конце маршрута Гермиона уточнила, что едет к родителям. Таксист расстроенно решил, что она местная, и отказался её обсчитывать.       Родители жили в небольшом рыбацком поселке, в простом белом домике. Почти все дома на этой улице были близнецами друг друга. Через двести метров начиналась многокилометровая береговая линия, разделяющая сушу и океан.       Отыскав нужный домик, Гермиона неспешно подошла к входной двери.       Не успела она постучать, как двери распахнулись, и на пороге появилась миссис Грейнджер, держащая в руках что-то замотанное в пакет.       — Здравствуйте! — поприветствовала она Гермиону и, не переставая улыбаться, пригласила её войти.       — Здравствуйте, — растерянно ответила Гермиона.       — Знаете, мы не ждали вас так скоро! — миссис Грейнджер отложила пакет на пол и принялась обуваться. — Я сейчас отлучусь, буквально на десять минут, и сразу вернусь.       — Я подожду вас здесь, если вы не против, — спросила Гермиона, надеясь, что её не выставят за порог.       — Конечно, располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Мой муж с минуты на минуту вернётся, не пугайтесь. Сказав это, миссис Грейнджер выскочила за дверь, оставив Гермиону одну.       Постояв в ступоре, Гермиона сняла туфли и прошла вглубь прихожей. Как ни странно, в этом домике пахло точно так же, как в их прежнем доме, как она это помнила с детства. Прихожая вывела её в гостиную, где стоял небольшой диван в персиковых тонах с журнальным столиком, а напротив — большой телевизор. На журнальном столе лежало несколько газет, а рядом — папины очки для чтения. Гермиону охватили чувства — всё было другим, не таким, как в Лондоне. Но всё те же комнатные цветы на подоконнике, которые так нравились маме. На книжной полке над телевизором те же книги и справочники, принадлежащие папе. Она опустилась на стул, стоявший у стены. Все эти годы мама или папа сидели здесь, за книгой или делая что-то ещё. Гермиона всё ещё не до конца осознавала, что она действительно сейчас здесь, в их доме.       Со стороны прихожей послышался шум, и она поспешила утереть набежавшие слёзы. В дверном проёме появился мужчина, седины на его голове прибавилось, но это был он — её отец, который всегда подхватывал её на руки и кружил по комнате.       Не помня себя, она встала и поспешила заключить его в объятия. От него пахло рыбой и чем-то похожим на морской бриз. Это было так странно — спустя столько лет снова ощущать его в своих объятиях.       — У вас всё хорошо? — мужчина попытался отстраниться.       — Да, — ответила ей Гермиона дрожащим голосом, ухватившись ещё крепче. Постояв так ещё пару секунд, она разжала руки и отступила на шаг.       — Вы мне кого-то напоминаете, — сконфуженно проговорил мистер Грейнджер, внимательно изучая её лицо. — Как ваше имя?       — Меня зовут Гермиона Грейнджер.       Она не ожидала, что это имя вызовет у родителей какие-то воспоминания. Как и предполагала, на лице папы не отразилось ничего, что могло бы указать на то, что он её узнаёт.       — Уэнделл Уилкинс, — представился ей мистер Грейнджер, протягивая руку.       — Приятно познакомиться, — ответила ему Гермиона, испытывая небольшое разочарование.       — Хотя знаете, — он привычно потер затылок рукой, — в последнее время я совсем не уверен, что это действительно моё имя. Гермиона удивлённо взглянула на него.       — А моя жена и вовсе отказывается отзываться на имя Моника, — он прошёл по гостиной и выглянул в окно. — На прошлой неделе заявила мне, что её зовут Джейн и никак иначе!       — Она говорила вам что-нибудь ещё? — осторожно спросила Гермиона, радуясь, что мама начала вспоминать своё настоящее имя.       — Говорила... Сказала, что у меня есть дочь... или у нас есть. Я так ничего и не понял. Но вот что скажу: с тех пор мне снятся странные сны, где я помогаю какой-то девочке покупать странные вещи. — Он ещё раз внимательно вгляделся в лицо Гермионы. — Кстати, вы чем-то похожи на эту девочку. «Не рано ли я приехала?» — подумала Гермиона.       — А что эта странная девочка делала в ваших снах?       Гермиона надеялась, что если поговорит с папой, возможно, он быстрее всё вспомнит. То, что он рассказывал, явно указывало на то, что у них действительно всё получилось. Но, возможно, для него она всё ещё скрыта где-то в подсознании.       Мужчина на несколько минут замолчал, словно пытаясь что-то вспомнить. К её облегчению за окном появилась миссис Грейнджер, которая приближалась к дому.       — Дорогой, — крикнула она из прихожей, — Отправляйся в душ, ты пропах мне все кругом рыбой!       Мистер Грейнджер поспешил скрыться в спальню, а вместо него в гостиной появилась миссис Грейнджер.       — Давайте пройдем на кухню? — спросила она, чуть смущенно повязывая фартук.       — Конечно, — ответила Гермиона, ощущая, как сердце бьется быстрее. Мама… Она была здесь. Жива. Перед ней.       — Хотите поесть? — спросила мама, подходя к плите. Голос её был немного напряжённым, но в нем сквозила доброта, знакомая и такая чуждая.       — На самом деле, я чертовски голодна, — смущённо призналась Гермиона, поправляя волосы, чтобы скрыть дрожь. — Если это не будет обременительно.       Она почувствовала, как осторожность между ними продолжала висеть в воздухе. Непонимание того, кто перед кем сейчас сидит, не исчезло. Гермиона старалась угадать, что именно мать помнит о ней. Казалось, что каждый момент наполнен невысказанными словами.       — Ни в коем случае! — с улыбкой ответила мама, но эта улыбка была напряжённой, как будто она только училась быть счастливой. Она начала накладывать жаркое с картофелем в тарелку.       Гермиона сидела и смотрела на маму, не веря глазам. В отличие от папы, который успел поседеть, мама почти не изменилась. Та же гибкость в движениях, те же глаза, только теперь они были наполнены лёгкой настороженностью и… пустотой.       — Приятного аппетита, — сказала мама, ставя перед Гермионой тарелку. В её голосе была лёгкая робость, как будто она не была уверена, что именно нужно делать и говорить в этот самый момент..       — Спасибо большое, — ответила Гермиона, пытаясь скрыть тревогу и улыбнуться в ответ, прежде чем приступить к еде.       Миссис Грейнджер присела напротив и несколько секунд смотрела на дочь, как будто пытаясь увидеть в ней то, что уже исчезло, ускользнувшее в дымке забытых лет. Она медленно пододвинула к Гермионе корзинку с печеньем, но рука её дрогнула. Это был жест, наполненный неуверенностью.       После нескольких глотков компота Гермиона осторожно подняла глаза и встретилась с взглядом матери. Те же карие глаза, но в них теперь была другая боль — растерянность.       — Вы всегда так встречаете незнакомцев в своем доме? — с лёгкой улыбкой спросила она, пытаясь снять напряжение, но всё же чувствовала, как тяжело было искать слова.       — А разве мы с вами не знакомы? — спросила мама, поднимая бровь, но в её голосе прозвучала такая лёгкая нерешительность, как будто она ещё не совсем была уверена в своих словах.       — Мы знакомы, — сказала Гермиона, чувствуя, как что-то уходит из её груди, как облегчение. Но… — Но вы, наверное, меня не помните.       — Да, верно… — тихо ответила мама. — Но я думаю, с каждой минутой я начинаю вспоминать что-то большее… Особенно, когда ты рядом. — В её голосе была осторожная радость, как будто она боялась снова что-то потерять. — Диво дивное… проснуться ночью и осознать, что у тебя есть дочь.       Гермиона почувствовала, как сердце сжалось. Она даже выронила ложку, и та с глухим звоном упала на тарелку. Мама, кажется, поняла, что не должна спешить, не должна быть слишком уверенной, но в её движениях была какая-то робкая надежда.       Миссис Грейнджер вышла из кухни, а через мгновение вернулась с детским халатиком в руках.       — Это ваше? — спросила она, почти неслышно. Гермиона взглянула на халатик, и её сердце забилось быстрее.       — Это моё, — прошептала она, указывая на буквы вышитые на кармане. — Гермиона Грейнджер.       — Гермиона Грейнджер… — медленно повторила мама, как будто пробуя имя на вкус. — Самый лучший хирург в мире?       Её слова звучали с такой осторожностью, с таким трепетом, что Гермиона почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза. Мама начала осознавать, что перед ней дочь, но ещё не могла полностью поверить в это.       Миссис Грейнджер села, но вдруг её лицо исказилось от тяжёлых эмоций. Она схватила руки и прижала их к лицу, зарыдав. Это был не просто плач — это была боль от потери, которая вот-вот начинала растворяться.       Гермиона подскочила и обняла её. Она гладила мать по спине, ощущая, как в её теле трясётся каждая клетка от переживаний.       — Я не хотела причинять вам боль, — тихо сказала она, чувствуя, как душит её собственная вина.       — Мне вовсе не больно! — удивленно ответила мама, и, вытирая слёзы, подняла взгляд. — Я счастлива! — голос её дрогнул. — Каждое утро я просыпалась, чувствуя пустоту, и не могла понять, почему. Был Уэнделл, и я его люблю, но всё равно чего-то не хватало. Словно я проснулась от страшного сна… И теперь, когда ты рядом, всё кажется таким правильным, таким… полным.       Гермиона не могла сдержать слёзы. Она знала, что всё, что она сделала, спасло их. Но сейчас её мама нуждалась в том, чтобы всё вспомнить и поверить. И Гермиона была готова помочь ей в этом, шаг за шагом.       — Это не ваша вина! — прижала её к себе Гермиона. — Когда-нибудь я объясню тебе всё. Когда ты будешь готова, когда сможешь понять, ты всё поймешь.       — Я рада, что ты вернулась… к нам, — мама едва шмыгнула носом и слабо улыбнулась, но в её глазах была благодарность, несмотря на растерянность. — Ты стала старше, намного старше, чем я тебя помню. Но я сразу узнала тебя, когда ты вошла в наш дом. Гермиона почувствовала, как в груди всё расцветает от облегчения. Мама помнит её. И это было важнее всего.       — Но папа… — начала она, с тоской в голосе. — Кажется, он меня всё ещё не помнит…       — Мозг мужчин работает по-другому, — тихо сказала мама, с улыбкой, которая была полна уверенности, но в ней было нечто хрупкое. — Ему нужно немного больше времени. Могу я пообнимать тебя ещё немного?       Гермиона ответила на это объятие, чувствуя, как родная нежность снова заполняет её сердце. Мать не хотела отпускать свою вновь обретённую дочь из объятий. Гермиона кивнула — ей было так приятно ощущать себя снова в руках мамы, в этом знакомом и уютном тепле.       — Ты стала врачом, как и мечтала? — спросила миссис Грейнджер, в её голосе была тихая надежда.       — Да, — ответила Гермиона, не раздумывая, хотя внутри её терзало чувство вины за враньё. Ей не хотелось разочаровать маму, едва она вернулась в её жизнь.       — Я рада. Помогать людям — это лучшее, что могла бы выбрать моя дочь! — Мама улыбнулась, её глаза слегка затуманились от счастья.       Наобнимавшись вдоволь и успокоившись, темы их беседы плавно сменились. Мама начала рассказывать, как проходит их жизнь в Австралии. Когда к ним присоединился мистер Грейнджер, Гермиону представили ему как его племянницу. Мама считала, что папа ещё не готов стать настоящим отцом, как бы это странно ни звучало, и сдерживала вопросы, обещая дождаться, когда дочь сама решит, что пора.       Две недели отпуска пролетели незаметно, как один момент. Папа научил её рыбачить, а мама всячески баловала её любимыми лакомствами из детства. Все они были без сахара — та привычка, от которой она не смогла избавиться, даже не вспомнив, что они с мужем оба дантисты. Миссис Грейнджер обнимала дочь не меньше десяти минут, перед тем как отпустить её на самолёт.       Спустя несколько дней , Гермиона торопилась в Министерство. Её ждала новая должность, новые обязанности. В приподнятом настроении она не заметила, как по мостовой на неё на полной скорости мчался юный велосипедист, потерявший управление. Мгновение — и её откинуло в сторону, а мальчик, едва спасшийся от падения, оказался в другой части тротуара. Рядом идущие люди поспешили на помощь. Огромный мужчина быстро взял мальчика на руки и понёс за угол. Гермиона, отряхнув грязь с одежды и успокоившись, поспешила за ним. За поворотом оказался госпиталь неотложной помощи. Она увидела, как мужчина вносит мальчика внутрь и поспешила за ним. Подбегая к зданию Гермиона остановилась перед входом. На дверях висела вывеска: «В госпиталь на постоянной основе требуются: — психологи — медсёстры — санитары — волонтёры За всеми вопросами обращаться в отдел кадров, первый этаж, пятый кабинет.» Она вспомнила слова мамы: «…Помогать людям — это лучшее, что могла бы выбрать моя дочь…»       Меньше минуты ей потребовалось, чтобы принять решение. И с уверенным шагом она направилась к новому этапу своей жизни.