post tenebras spero lucem

ночная служба подходила к концу. вечерня пролетела совсем незаметно, настало время литургии. в ней принимали участие все "проживающие" в церкви. эхом по главному помещению разносился громкий общий голос - голос десятков мужчин, вытягивающих низкие тона. прославление Господа Бога слышалось из всех углов, каждый вносил лепту в это выражение покорности и верности. никто не старался выделиться больше других - в вере все равны, не нужно соперничать, строить козни, подставлять друг друга. просто верить и Бог возлюбит тебя в ответ. 4:20:21 — «Возлюби Ближнего своего как самого себя»

радуйся, земле ненасеянная! радуйся, купино неопалимая! радуйся, глубино неудобозримая, радуйся, мосте, к небесем преводяй!

в сегодняшний день литургия проводилась самими работниками церкви, благочестивые прихожане лишь молча внимали, покорно опустив свои покрытые и непокрытые головы. 6:3: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим»

радуйся, Божественная стамно манны! радуйся, разрешение клятвы! радуйся, Адамово воззвание, с Тобою Господь!

голоса стихали, хотя эхо все еще разносилось по помещению. диаконы постепенно стали расходиться, епископы оставались на своих местах, ведь работы у них было ещё много. мирный народ наконец поднял головы, расходясь в стороны, каждый по своему назначению. покорное сборище рук перекрестилось по несколько раз, шепотом произнося молитвы, превращаясь в одно большое существо - в солнце, в свет и веру протодиакон Ода Сакуноске ушел вместе с другими диаконами. сейчас остается лишь отчитать молитву о Жертве бескровной рядом с Алтарем, что всегда являлось необходимым действием после литургии. каждый день практически одно и то же, одна покорность, одна вера. и Оду это более чем устраивало. он считал, что ничем не отличается от других работников церкви, и дело было вовсе не в равенстве перед Богом. он правда не считал себя кем-то выделяющимся, знал, что таких верующих, как он, на целой планете миллионы, да их миллионы даже в этой церкви. но и это никак не колебало вечно спокойное и просветленное лицо протодиакона. "свят он, от того и молчалив!", "святыня сама на его лице просветлена", "мудр тот, кто молчит" - так говорили про него верующие прихожане. Сакуноске мирно слушал эти высказывания и иногда даже дарил кроткую улыбку добрым людям. все же некоторым уважением среди них он и правда обладал, по крайней мере верующие смотрели на него со светом в глазах. интересно, что бы они подумали, если бы узнали.. а что бы сделали все остальные в церкви? в лучшем случае - попытались бы очистить грех и изгнать из святыни. в худшем же.. страшно представить Божественное наказание Ода уже очищался от своих грехов. не были чисты его руки, совсем наоборот. как-то еще подростком нашел его Батюшка да принял к себе. дал надежду на новую, славную, чистую жизнь. Ода верил, что Святое очищение возможно. он не знал, настолько ли он верит в Бога, насколько верит в собственное прощение и покаяние. Ода был готов покаяться и успокоиться, лишь бы очиститься от грязи своей грешной жизни. 21,1: «Если ты согрешил, не прилагай более грехов и о прежних молись». Ода молился. каждый день, не только на “работе„ , но и дома, если его место можно назвать домом. есть ли у него дом? есть ли место в этом мире? даст ли ему Господь место, что можно назвать домом? где он сможет сбежать от собственных грехов.. - ну что, все довольны? ) рядом с плечом молящегося возникла хитрая мерзкая улыбочка. Ода уже не вздрагивает как в первые разы, лишь тихо вздыхает, прикрывая глаза и поправляя черную скуфию на своей голове. на это движение обладатель широкой улыбки тихо смеется, и этот смех слышен лишь Оде. всегда - лишь Оде. это существо не видит никто другой, просто потому что он дал себя увидеть только Оде. протодиакон тихо откашлялся, привлекая внимание других диаконов. молитва уже закончилась, отчего Ода медленным движением поклонился, после чего неспешно ушел от алтаря, направляясь в, так сказать, "служебное помещение", где на него никто не обратит внимание. мерзкая улыбочка направилась прямо за ним - я ведь знаю, что ты беспокоился, что я не появлюсь сегодня! уже столько раз задумался обо мне, что это грешно даже для тебя! Ода тихо цыкнул, прикусывая губу. да, он прав. как может Ода очиститься от своих грехов, когда напрямую связан с одним из них? вернее, даже не одним, а целым воплощением их - Одасакуу, ну я же несерьезно! я же сейчас тоже в церкви, а для меня это непозволительнооо, так что мы квиты, хихихи Сакуноске поднял взгляд на существо, парящее рядом с ним. от подобного внимания что-то, схожее с человеком, только с темными красными крыльями и небольшими рожками, улыбается еще шире, оголяя совсем человеческие зубки - вот именно, Дазай.. зачем ты появляешься в церкви? - да зачем-зачем, тебя раньше времени увидеть! ты же отсюда совсем не выходишь до самой ночи вокруг так называемого "Дазая" в воздухе парили длинные бинты, что были цепями демона. этими самыми цепями демон любил играться с Одой, запутывая его руки в них и не давая молиться. мешая тому на службе, на церковном пении. да попросту ввязываясь туда, куда не только не надо, но и куда совершенно непозволительно. но что самое главное - этому мелкому (а ведь по меркам мира Сатаны данный демон и правда был молодым, чуть ли не подростком) демоненку все прощалось. все его детские капризы и игры, производимые прямо в церкви. просто Сакуноске знал, что грех, связывающий его с демоном, никогда не будет прощен, собственно говоря, зачем стараться избавиться от него? все равно Ода уже погряз. да и не сказать, что этот грех был ему ужасно ненавистен или противен.. наоборот, демон был довольно таки забавным. нет, вернее.. суть не в демоне, а в самом факте его существования рядом с протодиаконом. хотя, когда речь в мыслях Одасаку с самим собой заходила об Осаму, мысли становились неприлично теплыми и заботливыми. порой, даже приятней мыслей, связанных с церковью. просто Одасаку понимал, что в церкви он никогда полноценным не станет, сколько лет церковной службы ни отслужит. он всегда будет "тем самым протодиаконом, что раньше убивал". Мих. 6.11: «Могу ли я быть чистым с весами неверными и с обманчивыми гирями в суме?» он хочет написать книгу. он хочет стать писателем, но считает, что будучи грешным человеком с ужасным опытом из крови сделать он это не сможет. он давно ушел от убийств, давно пытается очистить свою душу и верит в ее очищение, но оно все не приходит. глупо надеяться, ведь Господь Бог справедлив. даже за искреннюю веру от грехов не откупиться, каждому воздастся за то, что он совершил. в прочем, Ода и не спорил. он вовсе не страшился Божьего суда, так как считал его вполне справедливым и был готов к наказанию. очиститься от грехов он хотел для самого себя зато рядом с демоном он чувствовал себя.. живым. как бы странно это не звучало. Сакуноске и сам не понимал, с чем это связано, но рядом с Дазаю ему и правда было интересно. тот рассказывал много чего забавного, а когда был серьезен в чем-то, то Ода понимал, что невольно соглашается с его размышлениями о греховности мира и о непонимании того, кем является человек. сам же Ода поражался своему соглашению, ведь он, церковный служащий, соглашается с демоном в вопросах того, как устроен этот мир. но размышления Осаму вовсе не напоминали демона, он размышлял как.. умный человек. не демон, а человек. мудрый и поживший свое. демоны в основном болтают о жажде мести и о подчинении людей. но они это делают без особой причины, просто из того факта, что они поклоняются Сатане. а Дазай.. он и правда скрашивал одиночество Оды Сакуноске. он был другой.. они оба были другие. неполноценные. не подходящие своим "сородичам". но нашедшие и понимающие друг друга. возможно единственные понимающие друг друга. они были друзьями тем временем Дазаю надоело играться со своими бинтами и крыльями, переворачиваясь в воздухе, и он стал пытаться теребить Оду, чтобы тот наконец-то вылез из мира своих глупых человеческих мыслей и обратил внимание на нечеловеческое рядом. Ода на это лишь вздохнул, пытаясь перебить этим свои мысли и действительно перевести свой взор на Осаму, который пролепетал своим голосом - знаешь, вот ты все думаешь да думаешь о грехах, да о наказаниях, совсем неприлично перед демоном таким заниматься! - а ты откуда узнал? я же молчал - да по твоему лицу все видно! слишком просветленное, Одасаку, аж тошно! Осаму подлетел с другой стороны, прямо напротив Сакуноске, и улыбнулся, уже не так противно, как при других служащих, а даже.. доброжелательно? Ода порой поражался. к сожалению, он видел отношение этого демона к другим людям. с какими черными глазами он смотрит на них и что говорит про людей, что служат в церкви. это явно не мнение, просто заложенное в демона как в существо Сатаны. это личная проблема. ведь и демоны были людьми.. Одасаку никогда не спрашивал, не его это дело интересоваться жизнью демона. вероятно.. К римлянам 3.10-13: «..как написано: нет праведного ни одного; нет разумевающего; никто не ищет Бога; все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного» в прочем, Сакуноске и правда не понимал, что в нем такого особенного, отличающего его от других служителей. если на других Осаму смотрит с искренним презрением, то что выделяет его? он ведь даже не самое низшее положение в церкви занимает, глубоко в религии завязан. что сделало Оду.. другом Дазая Осаму? Рим. 15,7: «Посему принимай друга своего, как и Христос принял в славу Божию» - ты сейчас думаешь, что в тебе особенного? спокойное выражение лица Одасаку практически не изменилось, но чуть более распахнутые глаза выдали его удивление. способности читать мысли у Демонов пока не наблюдалось, пусть протодиакон и не мог знать наверняка. но нет, Дазай просто прекрасно понимал, о чем могут думать или волноваться окружающие, и в этот раз обладатель бордовых волос не был исключением. Одасаку ничего не ответил, поэтому Дазай решил продолжить свой же вопрос уже сам - ты другой. ты молишься, ты веришь в свое исправление, но не веришь во всемогущество Бога. а они.. видел, с какой они покорностью молятся? как низко готовы опустить головы. говорят, Бог с людьми равен, так почему ему все поклоняются? увидели бы его - пошли бы ему ноги облизывать, будто собаки своего хозяина. а если бы им деньги за работу не платили, половина церковки бы разбежалась. так отмаливают грехи, а сами только о деньгах и беспокоятся.. К римлянам 6.18: «Освободившись же от греха, вы стали рабами праведности» Одасаку помолчал. он не имел права соглашаться. не имел права так говорить о своих "сослуживцах". но это было правдой. и снова из уст Дазая. Ода хотел кивнуть головой, чтобы выразить свое согласие или внимание ко словам бинтованного демона, но после лишь вздохнул, тихим голосом интересуясь не совсем верным вопросом - ты же демон. разве ты не должен поддерживать эти грехи? кажется, взгляд Дазая слегка потух при произнесенном голубоглазым предложении. ну не может же быть Сакуноске о нем такого плохого мнения? хотя он же демон. самый жестоко павший. разве это справедливо, что за собственное мнение всех готовы спустить в эту грязную дыру под названием «Ад»? ведь изначально все попадают в рай. даже он, даже с руками, грязными по локоть в крови. ведь был же. и пал, просто потому что отличается мнением от других? дают такую ложную надежду в начале, ведь так будет больнее падать - я не всегда был демоном, ты знаешь. то, что у меня красные крылья, еще не значит, что я поддерживаю это лицемерие. я и сам раньше пытался замолить свое Иуды 1:6 – «И ангелов, не сохранивших своего удела, но оставивших свое жилище, соблюдает Он в вечных узах, под мраком, на суд великого дня Сакуноске с беспокойством заглянул в карие глаза. в карих виднелась такая обида, сравнимая лишь с той, из-за которой может вспыхнуть восстание по сожжению планеты, либо сравнимая лишь с детскими слезами несправедливости. эти два понятия сравнимы в своей важности. слезы детей недопустимы. “ничто в этом мире не стоит одной слезы на щеке невинного ребенка”. Одасаку всегда так считал. дети для него были святыми существами, особенно сироты. они были несправедливо обделены теплом и любовью этим жестоким миром. у Оды никогда не было романтических отношений и тем более детей, но в его доме жили целых пятеро сорванцов. четверо мальчиков и одна девочка сироты, что очень его любили. и он любил их. они ничего не сделали, чтобы мир над ними издевался, они были просто невинными детьми. и поэтому Ода пытался сделать все, чтобы восполнить украденное судьбой детское счастье. тут что-то в голове Сакуноске щелкнуло. Осаму действительно был похож на ребенка. на сироту. обделенного детским счастьем. да, он демон. отродье Сатаны. грех во плоти. но если выглядит он так, значит, и умер в подростковом возрасте - ой, вот только не надо на меня так смотреть! мне твое сожаление ни к чему, Одасаку. пошли лучше на звезды смотреть, сегодня небо ясное! Сакуноске промолчал и лишь прикрыл глаза, кротко улыбаясь. улыбка была не таким частым явлением на лице протодиакона, но в компании Дазая появлялась она куда чаще. даже в разы чаще, чем в церкви. все же он привязался к этому демону. проводил с ним столько приятных моментов, улыбался этому ребенку. демону, но ребенку. однажды даже рука Оды касалась макушки Дазая, трепая его по голове, заставляя волосы вокруг рожек быть взвитыми и лохматыми, на что Осаму ещё долго жаловался. хотя Сакуноске прекрасно видел, с каким удивлением демон реагировал на такое касание. с каким приятным и теплым, детским удивлением. ведь коснуться демона - значит, погубить себя. особенно тому, кто связан с церковью. но никто не умер. опять понапридумывали люди себе страхов.. да, Дазай был страшен. а ведь Сакуноске никогда не видел его "в действии". никогда не видел истинной демонической силы, что у такого, как Дазай Осаму, может быть действительно ужасна. нет, он не видел демона Дазая. он видел несчастного ребенка, что в один день лишил себя жизни он, служитель церкви, в таких тесных взаимоотношениях с отродьем Сатаны. "я втесался в игру демона. нет, не просто демона, самого Дьявола". но он, кажется, и не против. все же про созвездия этот демон знает куда больше него..

Бытие 1:3: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет»