Новый год в Ленинграде

      — Вот сюда, ребята, — крикнул Антонин, указывая поверх головы Гермионы на высокую тёмную дверь, как только они зашли в узкий переулок лабиринта домов.       Впереди идущий Фрэнк подошёл ко входу парадной и только хотел постучать, как перед ним распахнулись двери, и оттуда на дорожку пролился тёплый луч света, заставляя тонкий слой снега заблестеть.       — Добрый вечер, — неуверенно проговорил он от неожиданности.       — Заходите, детки, заходите, — послышался изнутри приглушённый голос Марты.       Первым зашёл Фрэнк, быстро исчезнув с переулка, следом — Адам и Джонатан, тут же поздоровавшись с хозяйкой и принявшись внимательно осматривать сумеречную парадную, а потом на пороге показался Том.       — Привет, золотце, давно не виделись, — жеманно улыбнувшись, тепло поздоровалась Марта, поправив край пёстрой шали, в которую укуталась сильнее.       — Здравствуйте, Марта, — вежливо улыбнулся тот и поклонился.       — Давай, залетай, — мягко подталкивая Гермиону в плечо, шепнул Антонин, и оба появились на пороге дома, в котором в последний раз были в конце лета.       Честно говоря, Гермиона не думала, что когда-то вернётся ещё раз сюда, но, видимо, судьба решила распорядиться иначе, чему она была очень рада: неоднократно приходилось скучать по этому дому, что когда-то на несколько месяцев пригрел её, и вернуться в тёплую, наполненную загадочностью атмосферу, да к тому же в праздник, было слишком волшебно.       Марта сильнее выгнула губы в улыбке, переводя затуманенные тёмные глаза на последних вошедших, и раскрыла ладони, в которые мгновенно протиснулся Антонин, позволив обнять себя.       — Снова дома, птенчик, — по-русски проскрежетала она, выпустила из объятий, поправила шаль и взялась пристально оглядывать каждого, продолжив более гортанно на английском: — Чувствуйте себя как дома, детки. Горбун вас проводит к вашим комнатам.       Старый домовой эльф пошаркал старенькими дырявыми тапочками по полу, подходя ближе к волшебникам, и низко поклонился, сгорбившись так, что кроме его горба и обвисших длинных ушей ничего не было видно, затем немного выпрямился, исподлобья обводя взглядом каждого, медленно развернулся и пошаркал к лестнице.       — Ужин будет? — поинтересовался Антонин, оборачиваясь возле перил на Марту.       — Не позднее девяти, ты же знаешь, — ответила та и, развернувшись, направилась в другую залу.       Ребята поднялись вслед за Горбуном на второй этаж, и тот завёл их в единственный коридор, проходя который Гермиона заметила дверь комнаты, в которой ранее жила здесь. Эльф как раз остановился напротив неё, схватился за дверную ручку и открыл, приглашающим жестом указав на Гермиону.       — Ваша комната, сударыня.       Та кивнула, ловко прошла между парнями и скрылась за дверью, в то время как Горбун отвернулся и направился дальше, низким голосом проскрежетав:       — Маленький хозяин поселится с кем-нибудь одним в своей комнате, а остальные — в другой.       Ребята переглянулись, и первым отозвался Фрэнк:       — Мне всё равно, но я могу поделить комнату с Тони — мне не привыкать.       — Отлично, тогда Фрэнк идёт со мной, а ты, Горбун, проводи ребят в их комнату. Встретимся в столовой, — согласился Антонин и махнул Лестрейнджу следовать за ним.       — Ещё бы знать, где тут столовая, — задумчиво выгнув губы, отозвался Адам, уставившись в спину Долохову.       — Я знаю, где столовая, — заверил его Том, когда они подошли к ещё одной двери, которую распахнул Горбун и пригласительным жестом махнул внутрь.       Трое вошли в комнату и бегло оглядели убранство. Здесь было три спальных места, расположенных по разные стены, дверь, ведущая в ванную комнату, и два деревянных окна, одно из которых было с узким балкончиком с видом на внешнюю улицу дома. Дальняя стена была завешана огромным ковром, и как раз к ней направился Адам, чтобы занять спальное место.       — Очень странный вкус у русских, — свернув губы в трубочку, произнёс он, заметив над изголовьем высокой кровати подвешенную за красную нитку тряпичную куклу с крестиками вместо глаз, затем протянул к ней руку и хотел уже схватить, как Том остановил его.       — Не советую трогать.       — Почему? — обернувшись на него, не понял тот.       Он ничего не ответил, лишь позволил лёгкой улыбке заиграть на губах, после чего отвернулся к своей кровати, раскрыл небольшую сумку и принялся доставать оттуда одежду, чтобы сменить дорожную.       Адам перевёл взгляд на Джонатана, который в задумчивости остановился возле окна над изголовьем своей кровати, что была расположена возле балкончика, и внимательно рассматривал двух кукол, что так же висели над подушкой, как и у ребят.       — Почему у вас по две, а у меня одна? — снова спросил Адам, сдвинув брови.       — Ты сам выбрал ту постель, так что не жалуйся, — насмешливо ответил Том, схватил вещи и направился в ванную комнату переодеваться.       — Джо? Ты знаешь об этом что-нибудь?       — Почему у тебя всего лишь одна кукла — не знаю, — медленно произнёс тот, не оборачиваясь, — а вот две и больше походят на стражей снов.       — Стражи снов? Это что ещё такое?       Джонатан наконец отвёл пристальный взгляд от кукол, что неожиданно медленно закружились над подушкой, и на выдохе пояснил:       — Есть поверья, что красная нить связывает этот мир и потусторонний, а некоторые существа, что как раз символизируют эти куклы, охраняют границы. Полагаю, если они висят над кроватью, то связаны со снами — охраняют границу сна и реальности, чтобы ты спал спокойно.       — Чертовщина какая-то, — фыркнул Адам, снова поворачиваясь к своей кукле. — И хорошо, что у меня одна: всё равно считаю это глупостями.       — И зря, — не согласился вышедший из ванной Том.       — Мне и так не снятся сны, да и сплю я крепко, так что…       — Ты серьёзно? — подняв бровь, спросил Джонатан.       — Что сны не снятся? Да, — легко отозвался Адам. — А тебе снятся?       — Мне кажется, он живёт больше во снах, нежели в реальности, — усмехнулся Том, складывая вещи в громоздкий шифоньер.       — Не обессудь, если тебе вместо приятных грёз снятся кошмары, — со смешком отозвался Джонатан.       — Так почему трогать-то нельзя этих кукол?       — Я не говорил такого, — покачал головой Том. — Просто лучше не трогать то, о чём не знаешь.       — Спроси потом у Антонина или у госпожи Долоховой, — посоветовал Джонатан, направляясь к шкафу, чтобы сложить и свои вещи.       — Адам, ты будешь располагаться или мы пошли в столовую? — когда оба закончили складывать всё, спросил Том, закрывая шифоньер.       — Потом, — отмахнулся тот, подходя к ребятам.       Они вышли из комнаты и направились к парадной, чтобы спуститься вниз, и когда Том привёл их в столовую, там уже находились остальные.       — А я думал, вы успели заблудиться, — вальяжно расплывшись на стуле, протянул Антонин, завидев их.       Привычному взгляду ещё не хватало, чтобы он закинул ноги на стол, но, кажется, об этом он здесь и мечтать не мог, потому что даже так к нему тут же подошла Марта и шарахнула подзатыльник, гортанно проскрежетав:       — Сядь ровно и спину выпрями, разбойник! Неприлично сидеть так, особенно при девушках.       Тот мгновенно поморщился, съёжившись от удара, и громко с недовольством протянул:       — Ба-а!       — Что «ба»? Спину выпрями, сказала!       Тот глубоко вздохнул и выпрямился на стуле.       — Ещё раз увижу, ложкой по лбу получишь, уяснил?       — А вы ему сразу сковородкой, чтобы наверняка, — согнувшись над столом, захихикал Фрэнк, покосившись на беззвучно фыркающего Антонина.       — А тебя, дорогой мой, это тоже касается, — жеманно улыбнувшись и посмотрев на него затуманенными глазами, мягко отозвалась Марта. — Ещё раз увижу, что вы смеётесь за столом, а не кушаете, — оба получите.       Фрэнк кое-как подавил смех, почти уткнувшись носом в стол, Адам выгнул бровь, наблюдая за разразившейся сюрреалистичной картиной, представляющей двух оболтусов, второй из которых ещё долго сидел с надутой моськой, а Том и Джонатан как ни в чём не бывало прошли к свободным местам и заняли их, абсолютно не обращая внимания на остальных.       Одна Гермиона схватила со стола конфету и быстро закинула себе в рот, подняв глаза на Марту, которая чуть склонила набок голову и полезла в карман за чётками.       — Кушайте, мои хорошие. Каждому по стакану молока — чтобы выпили, — добродушно протянула она и, прежде чем уйти, добавила: — Конфетки с собой хватайте и спать. До позднего часа не сидеть. Ночью не высовываться — Тоша, тебя это касается в первую очередь, понял? Не слышу.       — Да-а, — лениво протянул тот, снова по привычке откинувшись на спинку стула, но тут же выпрямился, опомнившись.       — Всё, давайте, золотки, добрых снов, — попрощалась она и, перебирая чётки, направилась из столовой.       Некоторое время стояла тишина, после чего, пристально оглядев стол, на котором были только сладости и фрукты, первым заговорил Адам:       — Это наш ужин?       — А ты рассчитывал набить на ночь своё тощее брюхо в надежде, что оно увеличится и превратит тебя в нормального человека не с тощей задницей? — издав смешок, весело отозвался Антонин, растекаясь на спинке стула.       — Тони, выпрямись, — произнёс Джонатан, исподлобья взглянув на него.       — Расслабься, она не вернётся, — отмахнулся тот.       Джонатан приподнял бровь, посмотрев на него как на умалишённого, тяжело вздохнул и отвернулся к Тому, поставив локоть на стол и вонзив пальцы в волосы, в то время как Фрэнк снова заржал.       — Дурак, заткись, — шикнул Антонин, стараясь подавить смешок, — а то правда вернётся.       Фрэнк вздохнул, успокаиваясь, и потянулся к стакану с молоком, в то время как сидящая рядом с ним Гермиона снова запустила ладонь в вазочку с конфетами и закинула одну в рот. Пока ребята взялись за всё, что было на столе, Антонин так и не сдвинулся с места, перевёл взгляд на Гермиону и, сбавив тон, чтобы предположительно его могла слышать только она, приглушённо произнёс:       — Как себя чувствуешь? В порядке?       — Здесь очень уютно — как будто вернулась к себе домой, — слабо улыбнулась та, немного повернув к нему голову, замечая, как напротив сидящий Том бросил на них короткий взгляд, явно стараясь прислушаться.       — Зимой здесь лучше, чем летом — скоро в этом убедишься.       Гермиона кивнула и чуть выше приподняла один уголок губ, затем отвернулась от Антонина, явно находясь в какой-то прострации и, кажется, совсем была не расположена к какому-либо общению, пропадая в задумчивости. Очень скоро она выпила до дна стакан молока, отставила его от себя и поднялась из-за стола.       — Не рано ли? — поднимая на неё голову, поинтересовался Фрэнк, прожевав мармелад. — Или мы не посидим в гостиной, Тони? Ты же хотел…       — Пусть идёт, — тут же отозвался Антонин.       — Время довольно позднее, — спокойно отозвалась Гермиона и, бегло обведя всех поверхностным взором, добавила: — Не пренебрегайте наставлениями Марты — лучше ложитесь до полуночи спать.       Том и Антонин, явно зная, что она имеет в виду, почти незаметно приподняли уголки губ в улыбке.       — Отвратительно жить по распорядку, — фыркнул Адам, даже не поднимая глаз на Гермиону, будто её здесь нет.       — В этом доме любят распорядок, — ответила Гермиона, посмотрев на него, на что тот снова фыркнул и брезгливо выгнул губу, промолчав, после чего та пожелала доброй ночи и удалилась.       — Вы явно дополняете друг друга, — поморщившись, тихо усмехнулся Адам, покосился на Антонина, и тот тут же издал смешок.       — Не начинай, Розье. В прошлый раз я не шутил насчёт сглаза, если ты снова собрался что-то скулить по поводу неё.       — Ты отвратителен, — тот закатил глаза, а Фрэнк не сдержался и прыснул, закусив губу.       — Вы когда-нибудь прекратите перепираться? — поинтересовался он.       — Очень глупый вопрос, — прокомментировал Джонатан, скрестив руки на груди.       — Учитывая, что Розье в каждой бочке затычка — да-а, — протянул Антонин, сильнее развалившись на спинке стула и вытянув ноги под столом так, что случайно задел Джонатана.       Тот мгновенно поднял на него настолько непроницаемый взгляд, отчего невольно складывалось впечатление, что он собирается им убить, но через мгновение отвёл и посмотрел на заговорившего Тома.       — Завтра утром действительно ранний подъём — Антонин говорил, что Марте нужно помочь разобрать чердак. Все вместе мы справимся за час, а после можете поисследовать город.       — А магией там никак не разобрать? В конце концов, домовой эльф… — начал Адам, слегка нахмурившись.       — Конечно, магией. У неё большой чердак — по сути весь четвёртый этаж, да и домовик такой, что… сам видел, — равнодушно ответил Том, пристально посмотрев на него.       Кажется, Адам хотел что-то ответить, но промолчал и, лишь сильнее скрестив руки на груди, склонил голову набок, позволив зачёсанной назад чёлке спасть на глаза. Антонин некоторое время так же сверлил его пристальным взглядом, ожидая, что он снова что-нибудь ляпнет, но, не дождавшись, с лёгким намёком на вызов произнёс:       — Ты можешь спать, красавица, если мирские дела ниже твоего высочества.       — Я просто уточнил, — мрачно отозвался тот, затем медленно поднялся из-за стола и примирительно добавил: — Раз здесь режим, значит будем соблюдать.       В наступившей тишине Адам задвинул свой стул к столу и удалился из столовой, после чего Том тоже отодвинул от себя тарелку и начал подниматься из-за стола со словами:       — Увидимся завтра.       — Остались совы, — протянул Антонин, посмотрев на Фрэнка и Джонатана. — Чем займёмся?       — В карты? — предложил Фрэнк. — Вроде так и предполагали…       — Пожалуй, откажусь, — покачал головой Джонатан.       — Хочешь, я тебя провожу в здешнюю библиотеку, дорогой? — заговорщически произнёс Антонин. — Я так и понял, что ты собрался тут спать в обнимку с книгами.       Фрэнк захихикал, в то время как Джонатан закатил глаза — эта шутка про сон с книгами будет, кажется, преследовать его вечность.       — Лишь бы не в обнимку с тобой.       — О, не переживай, я тоже не сильно горю желанием спать с тобой…       — Учитывая, что тебе есть с кем спать… — прыснул Фрэнк.       — Что за непристойности, Лестрейндж? — воскликнул Антонин, заулыбавшись.       — Это ты подумал о непристойностях, дурак!       Антонин схватил полотняную салфетку со стола и бросил в него, на что тот тут же отмахнулся и ещё громче засмеялся, сквозь хохот сдавленно произнеся:       — Так и знал, что у тебя огромные планы на мисс Грейнджер…       — Иди к чёрту, придурок!       Антонин схватил ещё салфетки и закидал ими Фрэнка, который уже спрятался почти под столом, согнувшись пополам от смеха, продолжая нести что-то бессвязное на тему до сих пор не состоявшейся парочки.       — Идиоты, успокойтесь, — скрестив руки на груди и скептически наблюдая за двумя оболтусами, протянул Джонатан, после чего под столом пихнул Антонина ногой, стараясь привлечь его внимание, но тот только с большей энергией принялся закидывать незатыкающегося Фрэнка салфетками, поднявшись и взявшись уже за ложки.       — …скажи ещё, что я не прав!.. — хихикал Фрэнк и уже сорвался со стула, чтобы отбежать от атак Антонина.       — Ой, сейчас кто-то отхватит!..       — Сейчас точно кто-то отхватит, — послышался за спиной голос Марты, которую даже Джонатан заметил не сразу и тут же выпрямился ещё сильнее, почувствовав себя как на иголках.       Она схватила со стола ложку и смачно треснула Антонина по макушке, из-за чего тот с ошарашенными глазищами обернулся, выпустив свою ложку, предназначенную для Фрэнка, и уставился на ведьму.       — Негодник! Ишь тут устроили! Кто кидается столовыми приборами?       — Он первый начал, — отступил на шаг Антонин, боясь, что та снова огреет его ложкой.       — Это я ещё первый начал? — завозмущался Фрэнк, пытаясь спрятать улыбку и стать серьёзным.       — Не важно, кто начал, а кто поддержал. Поели? А теперь вышли из-за стола и марш спать! Негодники — меня на вас не хватало…       — Ба-а, — закатив глаза, протянул Антонин, — мы просто баловались…       — За столом? — чуть прищурив мутные глаза, проскрежетала Марта, уперев руки в бока, и, заметив, как Джонатан поднялся из-за стола и отступил на шаг, готовый покинуть столовую вместе с ребятами, посмотрела на него и кивнула на стол: — Конфеты с собой возьми, милок, с мальчишками поделись.       Тот, как управляемый на ваге кукловода, тут же схватил горсть конфет и сложил в карман, не возражая, а Марта снова повернулась к Антонину, переводя взгляд с него на Фрэнка и обратно.       — Ещё раз увижу, что вы балуетесь за столом — пеняйте на себя, — твёрдо заявила та, убрала ладони с боков и начала кутаться в шаль, кивнув на бардак из столовых приборов и салфеток. — А теперь оба без палочки навели тут порядок быстро и пошли в свою комнату, чтобы сегодня я вас не видела, — она только собралась развернуться и уйти, как снова посмотрела на Антонина и добавила: — Даже не вздумай звать Горбуна и заставлять его убираться, ты меня понял? Хозяин-батюшка не для того в этом доме, чтобы убирать безобразие, которое вы тут учиняете.       Антонин закатил глаза и тяжело вздохнул.       — Что в этом такого? — возразил он, наклоняясь к полу, чтобы собрать салфетки, в то время как пристыженный Фрэнк уже поднимал ложки. — Мы всего лишь весело проводили время…       — Весело проводят время в гостиной, а не в столовой. Не позорь меня перед гостями, Тоша, — последнюю фразу произнесла та по-русски и причавкнула, на мгновение поджав губы и коротко посмотрев на Джонатана, затем развернулась и, уходя, глухо добавила: — Завтрак в восемь утра — не проспи, иначе останешься до обеда голодным.       — Что за лагерь строгого режима?.. — когда она ушла, выпрямляясь, тихо прошептал Антонин, скомкав собранные салфетки.       Фрэнк издал смешок, а Джонатан, разворачиваясь, чтобы уйти, почти неслышно констатировал:       — Тебе и он не поможет.

***

      Джонатан уже погасил тускло освещавший огонёк на конце палочки, убрал книгу на прикроватную тумбочку и отвернулся к стене, чтобы заснуть, а Адам до сих пор лежал под двумя шерстяными одеялами, прогретыми домовым эльфом, и не мог сомкнуть глаз, время от времени поглядывая на висящую над ним куклу, почти незаметную в блёклом свете фонаря, струящегося через окно и неплотно задвинутые шторы.       Кругом стояла абсолютная тишина, в которой Адам отчётливо различал тихое дыхание Тома, а через некоторое время и выровнявшееся дыхание Джонатана, — оба спали, а он так и не мог уснуть, ворочаясь под шерстью и невозмутимо поглядывая на застывшую в воздухе куклу.       Адам ожидал всё что угодно: любые хоромы Долохова из просторных светлых комнат, величественного убранства, так как у него само слово «Ленинград» ассоциировалось с чем-то царским и праздничным, — но не вот это всё. Ему было странным видеть завешенные коврами стены, потёртые, слегка почерневшие канделябры с сильно плачущими свечами, старые картины с изображёнными на них необычайными творениями каких-то художников, вырисовавших русскую природу, которую никогда в жизни не доводилось видеть, широкую оголённую парадную, вызывающую ощущение пустоты и несуразности своего присутствия, почти непроглядный мрак коридоров и комнат, в которые едва уловимо пробивался свет тёплых уличных фонарей, будто не рассеивая темноту, а наоборот, выразительно подчёркивая её, из-за чего у Адама складывалось очень необычное чувство, напоминающее удушающую тревожность.       И сейчас, лёжа на высокой кровати и ощущая под собой плотный матрас и пуховые тяжёлые подушки, он перелистывал в воспоминаниях всё увиденное и испытывал какое-то неудовлетворение от нахождения здесь, чувствуя, что он абсолютно не вписывается в эту обстановку.       Не только дом был странным, но и его обитатели слишком отличались от привычных наблюдений — чего стоил домовой эльф! Если бы не длинные свисающие уши, хоть как-то напоминающие, что это домовик, то Адам явно перепутал бы его с невесть каким странным и даже пугающим существом: он был настолько искорёжен и горбат, вечно устремляя голову к полу, что казалось, будто по дому ходит бесформенный светлый халат, а не эльф, при том ещё так выряжен необычно — старенькие тапочки и чистая длинная туника, на подоле и воротнике расшитая красными нитками, — что слишком отличало его от всех эльфов, которых доводилось видеть. Но это меньшее из необычного — направляясь из столовой и увидев в проходной комнате, как госпожа Долохова заботливо вкладывала в маленькие ладошки эльфа блюдце с молоком, что-то на русском нашёптывая на ухо, Адам сначала аж остолбенел и ожил только тогда, когда эльф что-то глухо запричитал, очевидно, в несусветной благодарности, упал на пол в ноги хозяйке, а после поднялся, вцепился в блюдце, жадно покосившись на Адама, будто запереживав, что тот может отобрать, притянул его к груди, обхватывая маленькой ручкой, и забился в угол. Тогда он не смог проронить и слова, пока госпожа Долохова не показала ему жеманную улыбку и воркующим тоном не отправила идти к себе в комнату.       Он в жизни не видел такого обращения к домовым эльфам, не говоря про самого эльфа, а его хозяйка так вообще вызывала какой-то диссонанс в голове.       Невысокая женщина, разодетая в длинное тёмное платье с разнообразием пёстрых узоров, укутанная в такой же узорчатый платок и доверху в шерстяную шаль. Лицо её уже прилично морщинистое, бледноватое, но на этом фоне так броска яркая помада, что невольно замечаешь, как она при разговоре двигает неровными губами, иногда причмокивая или поджимая их. Но что больше наводило неуютное ощущение, так это тёмные глаза, затянутые мутной плотной плёнкой, говорящие о том, что она абсолютно слепа. Ловишь её взгляд и мечтаешь отвернуться, а они так пристально смотрят, что не понимаешь, как тогда она всё видит?       Она была такой же странной, как сам дом и эльф, что живёт здесь и с хорошо видимой любовью прислуживает ей. И Адам до глубины души поражался тому, что Антонин вырос именно здесь, под крылом этой странной, наводящей какую-то тревожность женщины, которую называет бабушкой.       И нельзя не отметить, что Антонин в этих стенах тоже стал казаться другим — слишком тёплым и смягчённым, превратившимся в мелкого пакостника, будто ему не двадцать, а каких-то десять лет.       Адам перевернулся на подушке на бок и посмотрел на две другие кровати, где спали ребята.       Том уже бывал в гостях у Долохова и оставался таким же невозмутимым, как и всегда. Более того, он так легко расположился, да и видно, ему здесь всё в привычку, что думается, будто он чувствует тут себя как в родном доме, в который с неким облегчением вернулся спустя годы странствия. Наверное, к этому дому просто нужно привыкнуть, изучить, понять его скрытые прелести и так же почувствовать себя уютно.       Адам заметил какое-то движение у себя над головой и покосился к потолку, а затем быстро повернул голову, наблюдая, как одинокая кукла ни с того ни с сего медленно начала крутиться вокруг своей оси.       Сквозняк?       Он чуть приподнялся с подушки, обернулся на окна, потом посмотрел на входную дверь и убедился, что всё плотно закрыто, а никакого намёка на ветерок в комнате даже нет. Да и кукла медленно кружилась вокруг себя, а не куда-то в сторону.       Адам полностью лёг на спину и принялся за ней наблюдать, и спустя полминуты заметил, что та незаметно увеличивает свою скорость вращения, а спустя ещё минуту она уже довольно быстро кружилась на красной ниточке.       Стало как-то не по себе.       Он снова поднял голову с подушки, внимательно осмотрел всю комнату, заметив, что куклы над головами Тома и Джонатана так же начали плавно покачиваться, и обратно перевёл взгляд на свою куклу, однако взяться за неё так и не решился, припомнив рекомендацию Тома.       Вдруг кукла стала замедляться, и Адам просидел на кровати, неотрывно разглядывая её силуэт, до тех пор, пока она почти не прекратила кружиться. Убедившись, что она полностью замерла, он ещё раз огляделся, отметив, что остальные куклы так же застыли, затем опустился на подушку и устало прикрыл глаза, тяжело вздохнув. Ему необходимо как-то уснуть, иначе завтра утром он будет в очень плохом состоянии.       Адам поудобнее устроился на пуховой подушке, поправил шерстяные одеяла, укутываясь плотнее, и предпринял ещё одну попытку заснуть, насильно удерживая веки закрытыми.       Ему доводилось засыпать чёрт знает в каких местах и это всегда происходило легко и быстро, а тут глаза просто не хотели смыкаться, хоть и веки были тяжёлыми, а разум достаточно сонным.       Поворочавшись ещё немного, Адам уловил удобное положение для сна и вроде как начал засыпать, как вдруг тишину разрезал какой-то шаркающий звук, показавшийся настолько громким и раздражительным, что он мгновенно распахнул глаза и даже приподнялся с подушки, отчётливо различая размеренное шебаршение где-то рядом. Вперившись в темноту округлившимися глазами, стараясь зацепить хоть какое-то движение, Адам замер, осознав, что пугающий звук смолк.       Может быть, ему показалось это во сне, когда разум впал в быструю фазу сновидений?       С полминуты он внимательно рассматривал очертания комнаты, затем обратно опустился на подушку и насильно закрыл глаза, пытаясь заглушить поднявшийся уровень тревожности, снова подумал о разнообразии мест, в которых доводилось легко засыпать, и решил, что его дискомфорт не оправдан.       Только сон теперь абсолютно не шёл, а несколько мгновений спустя раздалось шарканье, которое точно не во сне! И точно где-то рядом!       Адам резко подскочил, достал палочку из-под подушки и тут же зажёг на конце огонёк, рассеивая мрак. Вглядываясь всюду, он не обнаружил ничего необычного, да и шарканье снова смолкло.       Что за шутки?       Посмотрев на ребят, Адам уверился, что они крепко спали, и их сон явно ничто не тревожило, а после заметил, что куклы над их головами опять начали плавно покачиваться, потому поднял голову на свою и нахмурился от того, что та оставалась неподвижной. Тревожность стала сильнее, чем прежде, потому Адам выше поднял на себя одеяла, повёл палочкой в ладони, чтобы осветить каждый тёмный уголок комнаты, и прикрыл на пару секунд глаза, заставляя себя успокоиться.       В этот момент где-то у двери послышался протяжный скрип, и он мгновенно распахнул глаза, не удержав возглас:       — Кто здесь?       Никакого ответа не последовало, а рассеивающий мрак ослепительный свет ясно дал понять, что у порога никого нет.       Только вот глухой стук будто о дерево его кровати разразил слух.       Адам мгновенно подскочил, но запутался в одеялах, споткнулся о них и кубарем свалился на пол, издавая нечленораздельные звуки и брыкаясь так, будто от этого зависела вся его жизнь. Высвободившись из шерстяного плена, он мгновенно отполз спиной к окну и поднял палочку, в ужасе тяжело дыша и разглядывая свою кровать, а затем и всю комнату.       — Ты чего там делаешь? — раздался тихий шёпот слева, и Адам от неожиданности охнул, направив палочку в ту сторону. — Совсем идиот? Свет погаси, придурок, глаза слепишь.       — Джо? — выдохнул тот, видимо, ещё не до конца осознавая, что это реально он.       — Нет, твоя скорая смерть, если ты сейчас же не уберёшь палочку, идиот.       Джонатан заёрзал под ворохом одеял, высунул руки и положил поверх них, переворачиваясь на спину, а Адам отвёл в сторону палочку, прислушиваясь к своему громко бьющемуся сердцу, и немного успокоился от того, что в комнате уже не один.       — Сам не спишь и другим не даёшь.       — Да я тут это… — Адам замолчал, лихорадочно соображая, что сказать, и ему в этот момент глупым показалось всё то, что он надумал за последнее время.       — Искал способ выбросить себя из окна, если ещё раз разбудишь меня своим шараханьем? — помог ему Джонатан, а потом сам не сдержался и издал тихий смешок.       — Видел хоть раз, как куклы кружатся? — не обращая внимания на прозвучавшие слова, тихо спросил тот.       — Увижу, если ты ещё умудришься разбудить Тома — вот он-то тебя так закружит, что долго в себя прийти не сможешь, — отозвался тот и отвернулся к стене. — Спи давай!       — Джонатан, я серьёзно.       — Я тоже, — буркнул тот, но спустя несколько мгновений развернулся и посмотрел на приятеля сонными глазами. — Нет, я не видел, как они кружатся, а что?       — Просто… чёрт, я просто выяснял откуда сквозняк, — так и не решился рассказать правду Адам, снова убеждая себя, что это всё усталость.       — Выяснил?       — Почти.       — А теперь иди спать. И свет выключи, — шепнул тот и опять отвернулся к стене.       Адам тяжело вздохнул, бегло осмотрел комнату, медленно поднялся с пола, хватая одеяла, и плюхнулся на свою кровать, заставив огонёк на конце палочки потухнуть. Прислушиваясь к тому, как Джонатан довольно часто дышал, он чувствовал некую защищённость и успокоение, потому мгновенно отвернулся, устроился поудобнее и решил любой ценой заснуть, пока не уснул тот.       Только идиотский сон ни черта не шёл! А когда прошло несколько долгих минут, Адам снова подскочил с подушки, услышав рядом с собой глухое непрекращающееся постукивание.       — Джо! Ты спишь?! — громко зашептал он в темноту и не получил никакого ответа, а стук опять затих, оставляя в ушах лишь отзвук больно рокочущей от тревожности и страха крови.       В этот раз Адам не стал выпутываться из одеяла, а наоборот, натянул до носа, забился в угол на подушках и принялся жадно разглядывать темноту, пытаясь зацепить хоть какое-то мельтешение, и чем больше он так наблюдал, тем страшнее ему становилось.       До глубины души он не понимал, что происходит, а когда снова раздалось размеренное шарканье, то едва преодолел желание подскочить с кровати и подбежать к кому-нибудь из ребят, чтобы разбудить.       Только мысль о том, что они назовут его трусом, посмеются или разозлятся, остановила его, поэтому Адам, скрипя сердцем, сглатывая подступивший страх, засевший комом в горле, и сдерживая крик полного ужаса, совсем спрятался под одеялами, обложился подушками и затаился, жмуря глаза и молясь уснуть.       Он так и не понял: спал или нет, было это в действительности или почудилось, да и как на утро оказался лёжа на кровати со взбитой подушкой и подоткнутыми одеялами, а не в сидячем положении, в каком был слишком долгое время, шугаясь пугающих странных шорохов, но успокаивало то, что мрак комнаты плавно переходил в утренний сумрак, а над ним навис бодрый Том, пытаясь привести его в чувство после сна, и заставлял подняться, объявляя о начале нового дня.