Figure it out

      Когда из участка передали, что мистер Локи Лафейсон у них, Мобиус не удивился, пусть, друзья и условились встретиться сегодня в Нуар-Баре. Это же был Локи — человек движимый хаосом! Сорвавшись с места преступления, детектив скоро был уже на месте и заполнял подсовываемые девушкой-патрульным бланки; им не было конца. Свобода друга стоила Моибиусу выполнения чужой бумажной работы и внесения залога, который Локи, конечно, и не подумает ему возместить.       «Подпишите здесь и здесь, — наскоро выпроваживала их девушка. — Вот ваши личные вещи. Если обвинение будет предъявлено, вас известят. Впредь ведите себя скромнее».       Вышедший из камеры временного заключения Локи, выглядел скверно: рубашка навыпуск залита вином, лицо и предплечья исполосованны обещавшими стать синяками ссадинами, а верхняя губа и вовсе разбита. От Лафейсона разило потом, алкоголем и каким-то помойным смрадом с нотками сгнивших надежд. У детектива был нюх на такие дела.       — Почему так долго? — оказавшись на улице перед участком, спросил Локи.       С нахальством спросил — со скрещенными на груди руками и этой своей высокопарной иронией.       — Я приехал, как только позвонили, — ответил Мобиус. — Сидел, вот, рапорт твой заполнял. Со слов свидетелей, сначала ты был весел. Подбивал толпу петь с тобой, угощал всех дорогим вином, бил посуду, а потом, когда было предложено расплатиться по счету, ты, опять-таки, с чужих слов утверждаю, пришел в ярость. Стал называть себя Богом. Проклинать всех женщин, обвиняя их в половых связях с Сатаной.       — Я знаю что я делал. А ты где был?       — Работал. Ты забыл, мы договаривались на одиннадцать?       — Мог бы и пораньше приехать. Друг еще называется! Грош цена тебе, — Локи мельком уронил взгляд на разбитый циферблат наручных часов, — без пяти одиннадцать. Я знаю тут один бар неподалеку, пошли.       — Э, ну нет! На сегодня с тебя хватит, приятель. Вызову тебе такси до дома.       — Там она. Эта…       — Даже не думай, — перебил Мобиус. — Что бы там ни было, знай, я всецело на стороне Сильви.       При звуке имени «Этой» Локи закатил глаза. Осев на мокрый от дождя тротуар, он уронил лицо в ладони. Затем сжал кулаки и в исступлении замычал в них. Локи будто не знал больше, что с собой сделать — как прогнать терзающих его демонов.       Локи и Сильви расходились каждый раз навсегда и сходились вновь, как столкнувшиеся планеты. Эти отношения, кажется, и могли существовать только в тени Конца Света. Но подробностей Мобиус не знал — боялся спрашивать о том, что происходит там у них наедине. Для остальных это была обычная пара. Может, по-началу, никто не верил всерьез, что у шумного болтуна Локи и угрюмой, себе на уме, Сильви что-то получится, поэтому свадьбу им не пророчили. Так она и пробыла эти годы его подружкой. А он её… Ну, допустим, бойфрендом. Ломая голову, Мобиус всё не мог разгадать — что за сила такая держит двух не связанных никакими обязательствами людей; и, если это любовь, почему она похожа на ненависть?       — Все, надоел, переночуешь у меня, — Мобиус похлопал друга по плечу. — Вставай. Вот, умница!       Он помог Локи подняться и, превозмогая брезгливость, обнял.       — Она животное. Не человек. Злое, кровожадное животное, — пьяно пробормотал Локи.       Но больше он ничего не сказал. Позволил усадить себя в такси, отконвоировать до квартиры; без особых эмоций принял душ, переоделся и лег на расстеленный для него в гостиной диван. В общем-то, это была единственная комната в крошечной квартире Мобиуса, и, поскольку, самому ему устроиться на ночь было негде, детектив разместился на кухне с мыслью сколько сможет поработать над делом. Но он устал, и дело не шло.       Мобиус вспомнил, как Локи говорил, что Сильви может заснуть в любом месте и под любой шум: «Только отвернусь, а она уже посапывает на сложенных ладонях. Я как-то особенно впечатлен ею в такие моменты».       Вздохнув, Мобуси покачал головой и отложил бумаги. Смалодушничал — бросил взгляд на микроволновку, на которой разместился его скромный бар из открытого бурбона и зеленой бутылки подаренного коллегой егермейстера, которого он на дух не переносил.       — Напьемся вусмерть, друг мой, — послышался из-за спины решительный шепот.       — Угомонись уже, Локи, — обернувшись, Мобиус строго, словно ребенку, погрозил великовозрастному другу пальцем. — Я сделаю кофе.       — Без сливок, два сахара, — не стал спорить Локи.       Он сел за стол и потянулся было к папке с делом, но Мобиус успел перехватить документы и зашвырнуть их на холодильник.       — Вечно вы адвокатишки суете свой нос куда не просят.       — Это не профессия, это в моей природе.       — Слышал, кстати, что дела идут в гору. Ты теперь партнер в крупной фирме, и вообще…       Мобиус закашлялся. Не давались ему эти светские разговоры. Друзья либо выворачивали душу наизнанку в пьяной исповеди, либо молчали. Доброе это было молчание, слаженное! И казалось в нем какое-то священное мужское единение, которое, наверное, и принято называть дружбой. Мобиус никогда не навязывал свое общество, а Локи никогда не обещал хранить преданность, и даже в этом они были отличной командой.       В тишине, перебиваемой лишь плеском разливаемого кофе об этом подумал и Локи. Он улыбнулся сквозь боль от разбитой губы и сквозь ту, что была у него на сердце и поднял кружку на манер коньячного бокала.       — Разобьешь — с тебя новый сервиз, — предупредил Мобиус, за давностью дружбы осведомленный о привычках Локи.       — Эту кружку из детского набора какао «Несквик» ты называешь сервизом? Да у нее скол на ручке! Как тебе вообще не стыдно такое гостям предлагать?       — Эта кружка нравится моей дочери. Считай, что тебе оказана величайшая честь.       — Да, но только вот дочь твоя в учится колледже. Жена переехала в Лос-Анджелес с мелким актеришком. А ты — здесь. «Наслаждаешься» своим одиночеством.       — Локи…       — Нет, я, наоборот, понимаю тебя. Мы похожи в этом. Только, вот, я настолько боюсь одиночества... Настолько сильно боюсь быть тобой, что пригрел змею на сердце.       — Отношения не бывают простыми, — попытался утешить его Мобиус. — Это просто период, который будет нелегко пережить. Но все люди через это проходят. ­      — Люди, люди! Порождение крокодилов! Ваши слезы — вода! Ваши сердца — железу подобны! Поцелуи — кинжалы в грудь! — воскликнул Локи, в ярости грохнув кружкой об стол.       Чуть поразмыслив, Мобиус припомнил, что это из Шиллера. В больном исступлении Локи бывало сыпал цитатами классиков: Шекспир, Бодлер… Шиллер, кажется, прозвучал из его уст впервые. Детективу бы насторожиться этой перемене, но тут запищал дверной звонок.       Локи весь как-то обмяк на своем табурете. Сложил руки на коленях и потупился, будто школьник, ожидающий наказания. А Мобиус пошел открывать.       Это была Сильви. В зеленом мешковатом дождевике, резиновых сапожках и с грустной, чуть виноватой, улыбкой на взрослом лице.       — Я войду? — спросила она своим обычным располагающим тоном.       Мобиус посторонился, пропуская женщину. Она сделала пару шагов вглубь квартиры, даже не взглянула на Локи, не осмотрелась, и развернулась на пятках.       — Спасибо, что приютил Локи, — сказала Сильви Мобиусу, — надеюсь, он не доставил много хлопот.       — Обычные мужицкие посиделки, — пожал тот плечами. — Может, разрешишь ему ненадолго остаться? Обещаю, не спаивать и к утру возвратить домой.       В ответ Сильви лишь усмехнулась. Её такой поворот событий не устраивал. Локи, тем временем, сидел сгорбившись, и под тканью рубашки было видно, как напряжены его спина и плечи.       Ради друга Мобиус продолжил уговоры:       — Ну же, Сильв! У него работа, у меня работа. Мы так редко теперь видимся.       — Да, но Локи сегодня лучше…       — Брось, всего один вечер. Это же не Конец Света?       — Не Конец Света, — эхом вторила она. В голубых глазах отразились истинная её властная натура, но женщина мигом опомнилась и махнула рукой. — Ну конечно, мальчики, повеселитесь тут!       — Спасибо, Сильви, я тебя обожаю! В целом, тебе я тоже всегда рад, — говорил, Мобиус, захлопывая за ней дверь.       Когда он вернулся к Локи, тот был бледен и отчаянно пытался не подавать вида, что его буквально трясет от одного только присутствия этой женщины. Чтобы не давать места словам и вопросам, Мобиус щелкнул пультом висевшего на стене телевизора. В эфире передавали новости: песчаная буря шла на Лас-Вегас, прогремела очередная стрельба, а ситуация на Ближнем Востоке все накалялась. Однако чем хуже были новости, тем большей жизнью наливалось лицо Локи. Наконец он расслабился, его дыхание выровнялось.       Когда репортаж прервался на рекламу, Локи взглянул на друга с благодарностью, которую никогда не осмелился высказать бы словами.       — Я у тебя в гостях уже сколько? Часа три? А ты так и не удосужился предложил гостю поесть. Я хочу самую большую пиццу, какая влезет в печь в местной круглосуточной забегаловке! С салями и острыми перчиками, чтобы прямо-таки огнем плеваться.       — Господи, боже... — вздохнул Мобиус и потянулся к телефону. В тот момент он уже жалел, что не избавился от Локи; что бы там между ним и Сильви ни произошло.