Хроники Орбиты и Космоса: Janteloven

      Я подхожу ближе к сцене. Киара говорит, что принесёт мне что-нибудь выпить. Она не принимает возражений, заявляя, что мне захочется напиться после того, что будет. И от этого мне ни на грамм не легче. Я тру руки, потому что они совсем ледяные, я даже не уверена, что чувствую пальцы. Внезапно свет перестаёт мигать и все софиты направляются на сцену. Там появляется…Тимофей. На нём светло-голубой пиджак, белые брюки и белая майка, которая, к моему огромному сожалению и счастью, чертовски сексуально на нём сидит. Пытаюсь не смотреть на его грудь и пресс. Чёрт… - «Но даже не стремясь ко злу и не стараясь сделать кого-то несчастным, можно совершить ошибку и нанести душевную рану», - произносит Тимофей, и его слова, видимо, транслируются сзади на экране на норвежском языке. – Так пусть мы не идеальны. И пусть раним тех, кого любим. Мы всё равно готовы отдавать им сердца на избиение и на сохранение. Какой бы история любви не была запутанной, она настоящая. Любовь настоящая. Любовь – не миф. Но не всегда всё просто, да?       Начинается тихая мелодия, которая интенсивно усиливается. Тимофей подносит микрофон ко рту и закрывает глаза. И сейчас у меня появляется ощущение, что я его не знаю, что я вижу этого человека в первый раз. На руке у него надеты серебренные браслеты и часы, на левом запястье красуется плетёный браслет с бусинами-рунами, я вижу перстень на пальце и одно керамическое кольцо, копия которого сейчас надета на мою руку.       Я узнаю музыку. Это РLC «Мелочи». Не слышала этот трек давно, но сейчас кажется, что я оторвана от времени вовсе. - И ты даже не ждёшь извинений, - поёт Тима. Да, я не ждала извинений, потому что понимаю, что сама такая же, - ведь вроде бы нам жалеть не о чём… Всё было так, как могло быть, просто развей на ветру! Из последних сил делаю вид, будто это всё мелочи, Пытаясь себя убедить, будто бы я так смогу. И всё будет хорошо, мы оба знаем. Ведь все так говорят всегда, а им виднее. Я тебя прошу, только не плачь, малая, Смотри красиво как зажгутся звёзды под песню о тебе! А остальное - это мелочи, не ищи Меня, ведь это не за чем, ооо! Все эти огни, что сияют во тьме, Заполнив пустоту, напомнят тебе, Что остальное это мелочи, не ищи Меня, ведь это не за чем, ооо! Все эти огни, что сияют во тьме, Заполнив пустоту, напомнят тебе… Она ловит мой взгляд, роняет свой на пол, Я не подберу, она спрячет всё обратно, - помню, как опускала глаза, когда в них смотрел Тимофей. - Никогда не лгал ей, но сегодня так надо, Если в ложь поверить, она станет правдой, - неужели это он о том, что сказал мне о той девчонке? Он сам хотел, чтобы вероятность отсутствия измены была 90 процентов. Хотел, чтобы эта ложь стала правдой. - Эта пропасть без дна, чёрно-белые кадры Мотаем назад, понимаем как надо, - да уж, только сейчас, в этом времени, мы понимаем, как надо было поступать тогда, в начале отношений. - И мне «честно» по-фану…чисто по факту, Всё, что было бесценно, мы отдали бесплатно. Ты спасла меня в той катастрофе, но терять всё, что дорого - в этом я профи. Я вынужден бросить всё на алтарь, ведь они меня просят дать это вновь им. Всё, что останется после - звёзды, что в зале зажгут эти строки. Всё, что согреет под утро - сиги и кофе, сиги, сиги и кофе. И всё будет хорошо, мы оба знаем, Ведь все так говорят всегда, а им виднее. Я тебя прошу, только не плачь, малая, Смотри красиво как зажгутся звёзды под песню о тебе. А остальное - это мелочи, не ищи Меня, ведь это не за чем, ооо! Все эти огни, что сияют во тьме, Заполнив пустоту, напомнят тебе, Что остальное - это мелочи, не ищи Меня, ведь это не за чем, ооо! Все эти огни, что сияют во тьме, Заполнив пустоту, напомнят тебе…       Тимофей замолкает. Эта песня из моего плейлиста. Я знаю её наизусть, но сейчас каждая строчка приобретает новый смысл. Будто бы он…извиняется передо мной. Он…господи. Тимофей просто восхитительно поёт. Сцена? Тимофей поёт на сцене? Я смотрю на него, как заворожённая, будто он звезда с голосом чёртовой сирены. - «Мне снились в жизни сны, которые потом оставались со мной навсегда и меняли мой образ мыслей: они входили в меня постепенно, пронизывая насквозь, как смешивается вода с вином, и постепенно меняли цвет моих мыслей…» И все сны были с твоим участием, – Тимофей не смотрит на меня. Возможно, он даже не видит меня в зале, но я точно знаю, к кому обращены эти слова. Эти цитаты… - Если бы небо, двигалось с нами в такт, Если ты море, то я твой ночной маяк. Если бы птицы вдаль унесли меня, Если бы ты, если бы я... Если я твой, ты моя в квадрате, В каждом сантиметре, в каждом гигабайте. Твои родные объятия, вместо всего мира, Вместо любой знати. К чёрту это сослагательное. Мою совесть разрывает на шпагате тут, Гордость и апатия, горы твоих платьев - Снова ссоры, sorry – хватит… - хватит ссор. Да. Хватит с нас обоих ссор. - В душе моей – муссоны, В сердце – соловьи. Слова весят тонну, где найти мне сил? Чтобы всех "ex" вычеркнуть из пьедестала, Чтобы свой текст выдрочить до идеала, Чтобы мысли не травили меня, как мышьяк, Чтобы лишь ты, чтобы лишь я... Если бы ты, если бы я... Если бы ты, если бы я... – Всегда это долбанное «Если бы». А если бы я не ушла? А если бы я не отвергла его? А если бы он не стал за мной ухаживать? А если бы мы не переспали? - Если бы небо двигалось с нами в такт, Если ты море, то я твой ночной маяк. Если бы птицы вдаль унесли меня, Если бы ты, если бы я... Если бы тебя не знал, то опять влюбился б! Bang, bang – убийство, Если ты моя рулетка, то я проиграл, Это очевидно, Карл! Банкро-банкрот, всё верно-верно, - что? - Headshot, headshot - я первым нервы Нам здорово ведь потрепал, Но за все плачу через Paypal. В душе моей – муссоны, В сердце – соловьи. Слова весят тонну, где найти мне сил? Я честно - zero, я деспот террора, Оркестр и хор, я бес и Пьеро, Ты крест и перо, мой тестостерон, Ты вместо корон, ты вместо всего! – громким эхом раздаётся его голос, и я понимаю, как глубоко засела в его сознании. - Если бы небо, двигалось с нами в такт, Если ты море, то я твой ночной маяк. Если бы птицы вдаль унесли меня, Если бы ты, если бы я... Если бы небо, двигалось с нами в такт, Если ты море, то я твой ночной маяк. Если бы птицы вдаль унесли меня, Если бы ты, если бы я... - «Никогда не отправляйтесь в путешествие с теми, кого не любите…» - Я поехала в Норвегию с Тимофеем. И я не нарушила запрет Хемингуэя. Я люблю Тимофея.       Снова музыка. И снова то, что знаю я. Он все песни из моих взял? Он меня добьёт такой откровенностью. С одной стороны, есть дикое желание залезть на сцену и утащить его за шкирку в кулисы, потому что он рассказывает десяткам людей о нас так откровенно, что мне становится стыдно и неловко, будто я стою там голая, и каждый считает необходимым посмотреть на меня и пощупать каждый сантиметр моей кожи, но с другой стороны, это исповедь, и прерывать то сакральное, что сейчас происходит в метре от меня, просто незаконно! - Полная луна укажет мне след, Я тебя найду, найду хоть где! Когда заживёт больное крыло, Ты вновь улетишь так далеко… - Крылья? Снова он на мою «ангельскую» сущность намекает? И снова он намекает, что я его бросила, что я виновата. Ну хоть честно… - Полная луна укажет мне след, Я тебя найду, найду хоть где. Когда заживёт больное крыло, Ты вновь улетишь... Я люблю твои волосы, волосы, волосы, - волосы…мои волосы. Да, отменная часть меня. - Они так круто летают... Когда ветер касается их не могу устоять, Да и в целом не знаю... А ты любишь мой голос, мой голос, мой голос, И кажется, это навечно, Но тогда почему мы с тобой потеряли Всё то, что казалось так вечно? Разбери меня по частям, посмотри, как тебя терял! Удиви меня, удиви меня вновь! Сколько слов я дарил тебе! Вспоминай меня, когда холодно по весне, Но я верю, что мы вместе снова найдём то тепло… Я не боюсь уже высоты, Я не боюсь уже дикой боли, - Тимофей не любит высоту, потому что Есения умерла именно из-за высоты. И ему там некомфортно. Неужели я причиняла ему боль сильнее? Неужели это уже не кажется ему таким страшным? Я чудовище. Я начинаю плакать. Киара поглаживает меня по спине, но я даже не поворачиваю голову. Я заворожённо смотрю на надрывающего свой голос Тимофея. - Я лишь боюсь тебя не найти, Ведь та луна от меня тебя скроет! Полная луна укажет мне след. Я тебя найду, найду хоть где! Когда заживёт больное крыло, Ты вновь улетишь так далеко. Полная луна укажет мне след. Я тебя найду, найду хоть где! Когда заживёт больное крыло, Ты вновь улетишь... Мне свет укажет дальняя тропа, На ней увижу снова я тебя. Вокруг дурные люди и слова, Я смотрю в глаза, ей смотрю в глаза! Сколько мне ещё надо звёзд, чтобы найти тебя? Сколько мне ещё надо слов, чтобы забыть тебя? Если даже потерял к тебе тот самый путь, Обязательно найду одинокую луну… Я не боюсь уже высоты, Я не боюсь уже дикой боли. Я лишь боюсь тебя не найти, Ведь та луна от меня тебя скроет! Полная луна укажет мне след. Я тебя найду, найду хоть где! Когда заживёт больное крыло, Ты вновь улетишь так далеко. Полная луна укажет мне след. Я тебя найду, найду хоть где! Когда заживёт больное крыло, Ты вновь улетишь... Далеко-далеко, где кончается море. Далеко-далеко, где кончаются звёзды. Далеко-далеко, где кончается небо. Далеко-далеко, где кончается море…       По Тимофею ясно, что он измотался. Он тоже плачет. Чёрт, он плачет на сцене. В зале все околдованы им. Такие эмоции, такая власть над людьми. Только дьявол может так управлять толпой. Дьявол, который губит и меня, и себя, и всех вокруг… - «Как много эгоизма в любви…» Увы, мы слишком эгоистичны, чтобы говорить не о любви. Гитара и тихая музыка. И его бас…. - Говори не о любви, а о чём угодно. Говори о том, что пробки и за окном вода. Говори, что подпускать к себе близко уже не модно. Да и нам слишком сложно Раз и навсегда. – Тут он верно подметил. Сколько раз мы с Тимофеем сходились и расходились? Сколько ссор и всяких трещин было между нами? Не можем мы взять и стать одним целым. - Говори не о любви, а о том, что жарко. Между этими столами, где ходят люди, А мы сидим. Говори о том, что мы так светили ярко, А теперь молчим, а теперь молчим… А именно что привело нас в это мгновение? – что именно заставило нас быть сегодня здесь? Как давно мы шли к этому моменту? - В котором мы догораем с тобою в свободном падении. Мы не ждём извинений, слёз и прочей такой ерунды. Прошу говори, о чём тебе будет угодно, но не говори о любви. Мы встретились где-то с тобой за пределом пространства и времени. Будучи друг другом найдены, но для целого мира потеряны, - вспоминаю нашу первую встречу. Мы нашли друг друга, но я стала забывать, что есть мир, помимо Тимофея. Я была потеряна для общества, да и он, думаю, тоже. Его друзья были недовольны, что я так много занимаю времени. - Я - упрямый мальчишка с несовместимыми с жизнью душевными травмами, мечтами и идеями, Но ты в меня верила, - я улыбаюсь и ещё больше выжимаю влаги из глаз. Он действительно мальчишка с душевными травмами. Одни его приступы чего стоят? Но мне было так всё равно на это. Я с ним верила в любовь и в реальность чувств. - Я всегда ненавидел то, что в тебе оставалось загадочным. – Да, он постоянно пытался выведать мои секреты. - Моя девочка-сон, со своим в животе кладбищем бабочек… - бабочки сдохли, как только ты появился. Ты объяснил, что любовь – это не бабочки в животе. Это тепло в каждой клеточке тела, которое всегда с тобой… - И сколько же зла ещё и сколько добра ещё Мы могли бы с тобой пережить. Надеюсь, ты была счастлива. – Да, чёрт возьми…Тимофей резко поворачивает голову в мою сторону и смотрит прямо в глаза. - Я без тебя завтра встречу рассвет. Что будет дальше, я знать не желаю. Ответь, за причиненное счастье нужно прощать или нет? Прощай. Я тебя прощаю.       После этих слов я престаю воспринимать его речь. Прощание? Чёрт, мы расстаёмся? Почему я...я…я закрываю руками лицо и отворачиваюсь. Я слышу, что голос Тимы дрожит. Он тоже весь на эмоциях. И я понимаю, что это была последняя композиция. Киара всё ещё стоит рядом и тоже плачет. Тима растрогал не только меня. Половина зала на пределе. Вот она, сила искусства и его любви.       Я смотрю на сцену, но там больше никого нет.       Неужели это всё выдумал он? Выйти, произнести цитаты Остен, Бронте, Хемингуэя? Как так? Как он мог знать, что я точно пойму? Откуда это всё? И специально ли он выдумал эти песни? Специально ли именно те, что знаю я?       Понятия не имею, как я сейчас выгляжу. Надеюсь, тушь не сильно растеклась. Я сообщаю Киаре, что иду в туалет. Она кивает и показывает, куда идти. Я захожу в коридор с крафтовыми серыми стенами и светодиодными розовыми лентами. Стильно, не поспоришь. В конце коридора Тимофей. Он кивает головой, указывая, что мне надо идти за ним. Как глупая бабочка-однодневка я лечу за своим светом, маяком. Как он там пел? «Если ты море, то я твой ночной маяк». По всей видимости, ночной, дневной - я вся его. Вот только хочет ли он быть рядом? Теперь я в этом сильно сомневаюсь.       Никогда раньше не замечала, но перед действительно важными событиями в нашей жизни что-то внутри появляется особенное. Будто открывается, медленно и со скрипом, новая дверь. И мы чувствуем, что сейчас жизнь изменится. Но вот что за той самой дверью - не ясно пока никому. И лишь в течение этого самого «чего-то» мы понимаем, тьма там нас ожидает или же свет. Я чувствовала, что этот разговор с Тимофеем примет какую-то новую и неожиданную форму. Но вот только что это нам даст – я не понимаю. Он был совсем другим на сцене. Будто я и не знала никогда его. Никакой сдержанности, контроля, выдержки – одна экспрессия и душа нараспашку. Чувство, что ты не знаешь того, с кем хотела быть всю жизнь, обескураживает меня. И оно не покидает меня ни на секунду с момента возвращения Тимофея. Кто он, чёрт побери, такой? Чего от него ожидать? И будет ли что-то с его стороны, чего мне знать не надо? Голова гудит. А ведь мы пока только идём к кабинке. - Проходи, – Тима пропускает меня вперёд, напоминая этим жестом, что я хоть что-то, да знаю про него. Он вежливый. - Поговорим? - Поговорим. - Мы стоим в дверном проёме почти минуту и смотрим друг на друга. Будто оба испытываем болевой шок, не дающий нам пошевелиться. Но Тимофей первый сдвигается и проходит.       Мы садимся. Свет приглушён, обстановка куда более интимная, чем предполагала я до этого, так что я сразу собираю все мысли в кучку. Я не имею права отвлекаться, расплываться в собственных ощущениях. - Полагаю, что у тебя вопросов больше. Так что предлагаю начать тебе.       Вдыхаю и кладу руки на стол. Он пел, и в своих песнях отвечал на вопросы, которые я не решалась задать. Но сейчас решусь. - Хорошо… «Банкро-банкрот, всё верно, верно…» Пояснишь? Тима усмехается и потирает переносицу. - Пока я был в тюрьме, отец заблокировал все мои счета. Те деньги, что там были, там и остались, но средства туда больше не поступают. Раньше было иначе. Автоматически на карту капали деньги, и не малые. А поскольку я не отличаюсь праздным образом жизни, у меня там скопилась приличная сумма. Но, – Тима замолкает, - скажем так, клиника требовала много денег, и я практически всё потратил. На данный момент, вложения не принесли пользу. У меня была квартира и машина в Москве. Ты спрашивала, почему мы не ездим на моей машине, так вот – я продал их: машину и квартиру. И последние деньги ушли на…Норвегию и тебя. Мне не одобрили последнюю лицензию, потому всё, что я уже начал делать в здании, практически испаряется, потому я выживаю на скопленные средства здесь, в Норвегии. - Банкрот... - произношу это слово ещё раз. Как странно. Тимофей был мажором, и, ясное дело, не привык к работе и самостоятельному труду. И как ему теперь? Чёрт, а зачем он тратился тогда так на меня? Идиот. – Твой отец – последний сукин сын. - Да. - А Слава? Как он отреагировал? Он принял это? - Ксюш, у него мать на реабилитации, у него не сладкая жизнь была чёрт-те сколько. Он не может позволить себе гордость, и просто взять и потерять работу и отца. Папаша делает вид, что ничего не делал, и, если сейчас я вдруг ему позвоню, он будет говорить так, будто всё нормально. Но я ни за что не обращусь к нему, даже если буду голодать и умирать от рака. Он просто лишил меня средств к существованию при удобном случае, переписал на Славу и Риту всю недвижимость, что была моей. Ещё вопросы? - Ты собрался без меня завтра встретить рассвет? – Тима снова улыбается и откидывается на спинку кресла. - Ты все вопросы будешь начинать с цитаты песни? - Да. Потому что там ты говорил раз в десять искренне, чем всё, что было между нами. Ты на сцене вообще другой. - Да, ты права. - Расскажи, как ты попал на сцену? - Это очень долгая история. - Расскажи. Как. Ты. Попал. На сцену. Сейчас. – никаких «но» и «если» я не приму. Пусть говорит. - Первое время в Норвегии я только и делал, что учился и пил. Не долго, но это был заметный этап жизни. Чёрт…не знаю, просто однажды Эл припёрла меня сюда. В этот клуб. На сцене выступала Кайли. Та самая… Она очень клёво поёт. Она из семьи артистов. Держаться на сцене она умеет. Без этого она себя и не помнит. - Полагаю, Тимофей имеет типаж, как ни крути, ему нравятся артистичные девушки: Лукреция, я, Кайли - все мы публичны. - Но в какой-то момент она сорвала голос, и она не могла петь. Я услышал, как она истерит в туалете. Было важное выступление, важные гости, и их нельзя было разочаровать. – Тима замолкает и поджимает губы. – Такая вот особенность моего характера: не могу я пройти мимо плачущей женщины. Я спросил, могу ли я чем-то помочь. Ну, короче, после недолгого диалога, я пошёл на сцену. Я неплохо читаю рэп. Дикция на высоте. В итоге – я вышел на сцену. И мне понравилось. Кайли хрипящим голосом предложила мне работу тут. Три дня в неделю петь или читать. Мне нужно было это. Потом мы с Кайли стали устраивать совместные шоу. Мы хорошо спелись. - Не объясняй даже. Если честно, вопрос про неё я задавать хочу меньше всего, – я вздыхаю и опускаю голову. - Пытаешься вспомнить, что я ещё напел там? - Да, прокручиваю тексты у себя в голове. - Ксюш, извини, что всё вышло именно так. - Ты прав. Я даже не жду извинений, Тим. Не ждала я их, - я замолкаю и закидываю голову к потолку. – Во что превратилась моя жизнь? Я в Норвегии, в стране моей мечты. Но всё, что мне хочется делать - плакать. Рыдать. - Ты не простудилась? - Нет. - Зачем ты убежала? Это было очень глупо. - Я знаю, гений. Но что я могла поделать? Меня переполняли эмоции. Тимофей, я привыкла к стабильности! А последние месяцы…какая к чёрту стабильность! Просто я устала от всей этой истории любви, Тимофей, понимаешь? – я набираю воздух в лёгкие. – Я не могу представить жизнь без тебя, но я так заколебалась…от всего. Знаешь, часто говорят: «Хотите понять, любите ли вы человека или нет, то представьте, что его вообще никогда не существовало». И знаешь, моя жизнь кажется мне ужасно скучной, серой, вообще ненастоящей. Но без тебя…всё было бы так статично. И сейчас я хотела бы этого. Уверенности. Неужели тебя не напрягает это всё между нами? Ты ко мне даже не прикасался, та ночь не считается, уверена, ты бы хотел всё отмотать обратно! Ты стал похож на…не знаю. Это просто не ты. Не тот, кого я полюбила. Ты ведёшь себя сдержанно, интеллигентно, как будто бы прям выточенный до идеала принц из графита. Мне не нужен такой, ясно? Я чувствую себя истеричкой рядом с тобой. Но я не понимаю тебя… - Я жалею, Ксюш, – Тима замолкает и накрывает лоб ладонью. – Обо всём. О наших отношениях. Ты хоть понимаешь, как ужасно было ощущать себя уродом. Ты считаешь, что тебя пытались, но не изнасиловали? Неправда. Изнасиловали. Я сделал это. Я надругался над тобой. Не важно, было ли это по твоему желанию или нет – я не должен был так поступать. Сейчас, когда я на всё посмотрел иначе, я понял суть эмоций человека. И в тот момент, когда Дориан пытался тебя опорочить, ты была сама не своя. Твои мысли и действия не принадлежали тебе. И всё, что ты делала, было побочным эффектом страха. Адреналина. Его легко спутать с желанием. И я воспользовался тобой. Всё должно было быть иначе. Все отношения. Я жалею, что поцеловал тебе руку тогда, жалею, что решил завоевать твоё расположение, жалею, что позвал на этот сбор новичков, который, вообще-то, никогда не проводился в школе. Просто я хотел произвести впечатление. Я понял, что тебя надо удивлять широкими жестами. Я жалею, что поцеловал тебя в лифте и на крыше, что позвал на бал, что я творил на Хэллоуин… Мне жаль, что заставил тебя любить. Я не должен был так делать. - Ну класс, - во мне вскипает ненависть…он жалеет, что встретил меня. Ничего больнее и быть не может. - Да, Ксюш. Это правда. Все мои действия – это главная ошибка в моей жизни. Ты не была готова. Да и я тоже не был. Понимаешь, что в то время я думал, что я самый умный. Что я знаю о жизни всё. Что я серьёзнее сверстников. Я думал, что я просто не ровня им. Я считал себя талантливым. Гиперодарённым. Гением. Думал, я особенный. Но я приехал в Норвегию, и меня опустили с небес на землю. Думаешь, программа, по которой я заканчиваю, для умных? - Пять лет за два года? Это достойно уважения. - Я не закончил пять лет за два года. Я не прошёл программу. Нет! Чёрт возьми, нет. Ксюш, - смотрит он на меня, - я не подавал надежд, как психолог. Я был слишком самонадеян и эгоистичен. И мой преподаватель сказал, что у него есть предложение. Меня сочли амбициозным и мыслящим. И он сказал, что мне надо переключиться. Я буду изучать психологию и получу образование, но… Тимофей улыбается очень иронично. - Он сказал, что я не способен понимать души, потому что не верю в их наличие. И он, мать вашу, прав. Он сказал, что вся теория психологии создана как помощь. Не как универсальный урок, а просто вспомогательный материал. И должна быть предрасположенность, определённое мышление. У меня её нет. И вся программа, которую я писал, не была сложной работой. Да, я не спал ночами, но не потому, что сидел и работал, а потому что у меня были бессонницы, пока я тут жил. - Те фотографии с начала года. На сайте выложили фото студентов, на котором Тимофей стоял и улыбался во весь рот. Он был так счастлив. И я думала, что та жизнь, которая у него была без меня, была гораздо лучше. Думала, что он посвящал себя любимому делу. Что был лучшим, что чувствовал себя на своём месте. А сейчас я понимаю, что он ненавидел это всё. Ну конечно! Его силком затащили туда, внушили, что он гений. А по факту он был обычным. Его бросила девушка, которую он позволил себе полюбить. Он покинул родной дом и оказался в компании более талантливых. Это полный…пиздец. Вообще-то. Я такая дура. Закрываю лицо и пытаюсь не плакать. - Вот только не надо слёз. Я сожалею, что тебе пришлось пройти через всё, что приготовили для тебя мои родители. И вообще, я должен был всё предусмотреть. Я не должен был вообще так с тобой поступать, Ксюш. Не имел права… - На что? На мою девственность? На моё сердце? Скажи ты уже это! Ты забрал право забыть тебя. Любая девушка будет помнить свой первый секс! Сколько бы не было парней, тот будет особенным. Гадким, ошибочными или прекрасным – она будет помнить! И я не могла тебя забыть. Не могла. Это единственное, что ты забрал у меня – место в моей памяти. Ты навечно оставил след в жизни и на моём теле. Но ты хоть представляешь, как это выглядело со стороны? Вся наша долбанная любовь? Наше расставание! Знаешь, как это было? – Я вскакиваю и кричу. Хватит развозить сопли. Мы полные идиоты и вся наша история идиотская! - Я, перепуганная шестнадцатилетняя девочка, вообще ничего не знающая об угрозах и прочем, вдруг натыкаюсь на человека, который знает мой номер телефона, который звонит мне, пока я гуляю с другом, который приглашает меня куда-то к себе домой. И только потому, что я училась у вас в школе, я согласилась поехать одна по данному адресу. Я потеряла мозг в вашей школе. Я чудом доехала! Я не ориентируюсь на местности! Вообще не ориентируюсь. И я приехала. Меня встретила расфуфыренная женщина. Она говорила со мной так, будто я прислуга. Будто я не достойна её времени, но ей очень надо поговорить. И я была полностью уверена, что это твоя мать. И в тот момент, когда я поняла, что твои родители, главные люди в жизни человека, считают меня недостойной их сына… Это было ужасно! Я бью кулаком в стену. - Я не думала о возрасте! У меня свет клином на тебе сошёлся. Меня в тот момент убили. Я выпала из жизни. Душа покинула чат! А потом приходилось врать тебе. С каждой встречей я любила тебя всё сильнее. Но я должна была врать, потому что это были не пустые угрозы. В какой-то момент моей маме сообщают, что её могут уволить, меня – попереть из школы. Я так испугалась… Я бы не вынесла, если бы мои родители лишились работы, потому что их наивная дурная дочь влюбилась в красавчика, в дерзкого мажора с завышенным чувством собственной важности и диким обаянием. Это моя ошибка. Не их. Ужасно, если близкие страдают по твоей вине. Не важно, как сильно им плохо. Тебе от этого дерьмовее раз в пять! - Прости меня… - шепчет Тима. - Нет! Не ты виноват! Ты тут роли не сыграл… Я знаю, что отвергать тебя вот так было глупо. Очень. Но кажется, это как раз для девочки в шестнадцать лет. Импульсивно и тупо. А я ведь тоже считала себя умнее остальных! В тот момент я отвергла часть себя, ясно? Ты представляешь, как сложно было отрывать кусок самой себя? То же самое, что взять раскалённою сковородку и приложить к своему лицу. И держать всё то время, что я врала тебе, - я тычу пальцем в грудь Тимы. Я не знаю, как я вынесла это. Сейчас от эмоций сносит крышу. Это такой кошмар. Это ад. - Тим, я думала, что если изменюсь я, то боль утихнет. И я ушла в разнос. Но это мало чем помогло. Ничего не лечит от любви, тем более неразделённой. Разорванной, но не разделённой. Думала, если я перестану быть той, кого ты полюбил, то и я перестану тебя любить. И это оставило след. Дикий след. - Как ты выбралась из ямы? Я знаю, как это, но не понимаю, как ты справилась… - Тимофей проводит рукой по моей щеке, и я льну к его ладони. - Я поставила себе табу на парней, глупые поступки. У меня экзамены. Семья. И там появился Матвей. Он был хорошим. Это идеальное для него слово. Он был идеальным. Он умел вовремя флиртовать, вовремя был груб и нежен. Но его характер меня не заводил. Не его душа, а тело. А в тебе меня заводит душа. Это та самая грань, когда пошлость и желание отмечаются любовью. Комбинация тела и души – любовь. Только тело – фу. И с Матвеем было классно из-за тела. Но я стонала твоё имя, когда кончала, потому что позволяла себе быть искренней. Я сильно тосковала, так сильно, что, казалось, у меня души не было. Не просто дыра. И Матвей отвлекал меня от этой пустоты. Но он не мог быть вечным Тимофеезаменителем, - я отворачиваюсь от Тимы и обнимаю себя руками. - А потом вышел на свет жизнерадостный терминатор. Я улыбалась, веселилась, работала. Я набрала очень хорошие баллы на экзаменах. Очень. Но я решила сбежать из Москвы. Из города личных трагедий. - Но я и тот город испортил, да? - Да. Ты прав. Вернулся ты без души. Зачем ты вернулся, если жалеешь обо всём? Ахренеть. Жалеешь о том, что я могу назвать лучшим периодом в моей жизни. Класс. - Я жалею о своём поведении, не о встрече с тобой, а о том, что было после. До всей этой истории с Дорианом, я не думал о правильности отношений. Я хотел быть рядом с тобой. Это была моя цель. Но потом я видел тебя с другими парнями. Я понимал, что всё, что я себе придумал – просто мечты. И ты не соответствуешь им. Это моя выдуманная реальность. Я недолжен был продумывать твою жизнь. Но я был похож на озабоченного подростка. И я дал ложную надежду. А потом история с убийствами… - Тима вздыхает. Чересчур тяжело… - Ты что-то знаешь? Ты что-то мне не рассказал? - Этот твой груз, что это всё из-за тебя…это правда. Он действительно мстил тебе и мне. Глаза он вырезал потому, что нет больше девушек с таким цветом глаз. Это тёмная сторона тебя, твоей сущности. Это глаза дьявола, а не ангела. И я очень боялся, что ты сразу поймёшь, потому что…ты уже сказала, нет ничего хуже, чем понимать, что ты виноват в чьём-то горе. – Тима то сжимает, то разжимает кулаки… - Из-за меня они всё погибли. Из-за того, что я не дала парню, погибли люди. Абсолютно невинные! – я кричу и плачу, потому что это чудовищно. Я заслужила весь тот ад, через который прошла. Я грешна, дико греша. Я убийца. Их кровь на моих руках, и это даже не подвергается сомнению… - Я не могу так жить…с этим всем…- Я плачу и утыкаюсь в грудь Тимы. Он не обнимает меня. - Поверь, мы справимся. Мы сможем. Я обещаю. Ты больше не обязана учиться и работать…мы сходим к психологу. Хорошему. Мы многое пережили. Очень многое. Нельзя справляться с этим в одиночку. Мы не вдвоём против всего мира. Мы можем попросить помощи. – После этого Тима обнимет меня и целует в макушку. – У мамы Дориана была шизофрения. Так что у него предрасположенность к этому. У него биполярное расстройство и шизофрения. Его даже не посадят. Он признан невменяемым. И он пожизненно будет в клинике в смирительной рубашке. И виновен в этом я. У него как тумблер в голове щёлкал. Иногда Дор был нормальным, а иногда психом. И он поехал в клинику после произошедшего с тобой… - я отхожу от Тимы и пристально смотрю. Он скрывает что-то от меня, а когда ты видишь одну тайну, ты понимаешь, что их ещё очень много. Я совсем не знаю Тимофея… - Что ты натворил? - Я не хотел… - Тимофей что-то сделал, и он чувствует вину. Сильную. - Он выходил из больницы. Он увидел меня. Он стал извиняться и говорить, что вовсе не хотел, что это всё его болезнь и так далее. Но я был так зол на него…из-за тебя и моих чувств к тебе, что даже не слушал. Я затащил его за угол и избил. Сильно. Его пришлось оперировать. И после этого тумблер в его голове заело. С тех пор он псих. Он плохо говорит, мало соображает. И я узнал, что это последствия какой-то черепно-мозговой травмы…а я знаю, какой. Я преступник, Ксюш… Я сломал жизнь человеку, - Тимофей плотно прижимает руки к лицу. Он сломлен, и сломал он себя сам. - Я пыталась делать Дориана врагом, но он жертва. Жертва нашей любви. Как и Рита, которая пережила разбитое сердце. Если бы не мы, у них могло бы что-то сложиться. А ещё под нашу раздачу попал Слава, который из-за меня, сходящей с ума от горя, отказывал девушкам, потому что думал, что у нас что-то выйдет. А ещё Матвей… И твоя девушка… И все те, кто погиб. Разве нужна такая любовь, которая топчет жизни, наплевав на всё остальное? - Нам надо расстаться? Станет лучше? – Тимофей спрашивает абсолютно серьёзно. И сейчас что-то должно решится. Но я устала принимать решения. - Я не знаю. Кажется, это невозможно… У меня был идеальный парень, но я думала о тебе. У тебя была идеальная дама, но ты думал обо мне. Сколько надо времени? Пять лет? Восемь? Мы всё равно вернёмся друг к другу. - Я люблю тебя. Я готов стараться ради тебя. - Я люблю тебя. И я готова на всё…почти. - Так мы остаёмся парой? - Я не могу тебя потерять. Мне сейчас слишком плохо, чтобы я теряла ещё и тебя. Тим… Я дура и нелогичная, но я не могу тебя потерять…- сколько бы он не совершал, что бы не говорил, я его люблю. Это так странно. И это оправдывает всё. Абсолютно. Это такое ёмкое слово – любовь. Оно заполняет самые широкие пустоты. И сейчас я понимаю, что люблю Тимофея. Раз и навсегда. Будет сложно, будет много ссор, но мы больше не разрушим чужие жизни. Мы останемся торнадо, но мы будем торнадо в чистом поле и не заденем крыши чужих домов. Мы сможем. Всегда могли. - Выходи за меня? – я посмеиваюсь… - Попытай удачу в следующий раз. - Ты несносна. - Взаимно, - я крепче прижимаю Тиму к себе и наслаждаюсь его близостью. Мы расходимся, и я понимаю, что хоть мы и не ссоримся, мы ещё ничего не решили. - Мне нужно подумать. Я хочу переночевать где-то вне дома, не с тобой. Когда мы рядом, сейчас, я могу думать только о поцелуях, обниманиях, милых улыбках и откровенных разговорах. Я не могу терпеть гнёт недомолвок и ссор. Считай меня истеричкой, чокнутой, но моя психика не выдерживает этого, и я начинаю плакать, а мне это не нравится. - Знаю, я вижу, что тебе со мной рядом сейчас тяжело. И мне труднее контролировать себя. Может, мы останемся вместе, попытаемся, свыкнемся со всем, что узнали, но поодиночке. На ночь я тебя оставлю, и утром я тебя заберу. Послезавтра нам улетать, так что у нас есть всего одна ночь. - У тебя нет денег, ты не можешь снять мне номер в отеле, у меня только рубли. Можем поменять, конечно… - Может, останешься у мамы? Можешь даже обсудить мои свинские поступки с ней. Поверь, ты её не удивишь, а тебе станет легче. Я всё равно не тяну на сына года. – Тима выглядит отчаявшимся. Думаю, я выгляжу примерно также. - Хорошо. Если твоя мама не против, я останусь у неё.       Тимофей звонит своей маме, и та с огромным удовольствием соглашается принять меня. Мы заезжаем домой, я беру пижаму и одежду на завтра. Я не хотела ехать к Лидии Дмитриевне в той одежде, в которой была в клубе, но Тима сказал, что я могу не переживать, и тем более у нас мало времени. У трёхэтажного здания машина Киары останавливается, и Тима провожает меня в квартиру его мамы. Мы обнимаемся на прощание, но решаем обойтись без поцелуя.       Самый близкий человек внезапно становится таким холодным и чужим, но даже этот холод кажется мне самым родным на всём белом свете.