Хроники Орбиты и Космоса: Janteloven

      Я собираюсь на концерт. Есть ощущение, что джаз — это всегда прекрасная идея. Наверное, для идеального вечера хватит ванны с огромным количеством пены, свечей и джазовых мелодий. Джаз — это музыка души. И она прекрасна, особенно, если исполняется в живую. Я люблю композиции этого жанра, но никогда не интересовалась теорией. Да и, полагаю, я называю джазом совсем не то, что подразумевается в классической методике, но я всё равно рада, что именно такого рода концерт сегодня на повестке дня.       Джаз ассоциируется с красной помадой и рождеством. Не знаю, от чего такие мысли, но он такой же тёплый, как и праздники зимой. Поэтому моё зелёное платье дополняют идеальные стрелки и матовая алая помада. Мы должны выезжать через пятнадцать минут. Я надеваю платье и убираю волосы в хвост. Я их немного подкрутила, но с той влажностью и ветром, какие есть в этой великолепной стране, это ненадолго. — Детка. Мы опоздаем. Я жду, — выхожу к Тиме. Тот в чёрном поло и бежевых брюках. Вот это удивительный выбор на вечер джаза. Я думала, снова будет костюм… (эх)       Подъезжаем к какому-то зданию с шикарными балконами. Тимофей ведёт меня за руку. Мы поднимаемся по лестнице, наверху которой уже ждёт его мама. Тима приветственно кивает, и я тоже здороваюсь с Лидией Дмитриевной. Потом мы заходим в какое-то офисное здание и поднимаемся на шестнадцатый этаж на лифте. Тима говорит, что это вечер его знакомого, и что тот отличный джазовый музыкант. Это всё в зале картинной галереи, где недавно было открытие новой выставки современного искусства. Я чувствую себя настоящей светской леди: выставки, джазовые концерты, ужины в ресторанах. — А там много твоих знакомых? — Нет, слава богу.       Я улыбаюсь и сжимаю руку Тимы ещё крепче. Мне нравится чувствовать такой контакт с ним. Он прав, прикосновения для меня чертовски важны, и я придаю им огромное значение. Когда мы оказываемся у входа, Тимофей называет свою фамилию, и нас тут же пропускают. Звуки фортепиано сразу согревают душу. Помню, когда я была маленькой, я очень любила слушать, как моя бабушка играет на рояле. Какой-то бархатный мужской голос исполняет композицию о любви, как я могу понять. Тимофей провожает маму к картинам, а я рассматриваю одну конкретную работу. Здесь огромное количество оттенков синего, а работа с текстурами потрясает. Я никогда не была сильна в искусстве, всё чувствовала интуитивно, душой. Но никогда не была равнодушна. Любая картинная галерея меня удивляет. И всегда это большие эмоции, которые не поддаются бытовому описанию. А тут джаз, картины и шампанское — как можно остаться в своём уме? — Excellent work. The artist is very sensitive to color, — сзади меня раздаётся мужской голос, и это хотя бы язык, который я могу понять. О боже! Передо мной известный, по крайней мере, мне, исполнитель. У него какое-то сложное сценическое имя, но это не важно! Важно, что он русский, и что я слушала его песни, когда…рассталась с Тимой. — Я не говорю по-английски. — О, вы из России? — он со мной любезничает? Офигеть… — Да, именно так. — Ну, от этого работа не становится менее чудесной, — Оо показывает на картину, и я соглашаюсь с ним. — Что вы здесь делаете? Какими судьбами? — Мой друг даёт концерт. Но вы, полагаю, тоже его подруга, потому что здесь все его знают. — Вообще-то, мой парень его знакомый. Я чести не имела. Но сегодня это изменится, я полагаю. — Вот как? Любите джаз? — Музыка души, не находите? — кажется, я совсем разучилась флиртовать. — Безусловно, так. — Ксюша, — Тимофей присоединяется ко мне и, «как настоящий мужчина», сразу помечает территорию. Он прижимает меня к себе за талию. — Тимофей, — я смотрю на него и понимаю, что мы с Мотом даже не обменялись именами. — Матвей, — он протягивает руку Тиме и представился полным именем. Ну а я чего хотела? — Тимофей, — сейчас эта встреча кажется мне забавной. Матвей — имя моего бывшего, и Тимофей…моё всё, полагаю. Они встретились, хотя бы так. — Приятного вечера, Ксения. Тимофей, — голос моего разбитого сердца кивает головой и покидает нас. — Оставил на пару минут, а ты уже во всю флиртуешь? — У него жена есть. Я просто вела светские беседы. Сам виноват, оставил незащищённую девушку одну в компании джазовых любителей в период сильного сексуального неудовлетворения. Они априори романтики и жутко богаты. — Да ты и правда превращаешься в светскую львицу, — я целую Тиму в щёку и посмеиваюсь. Мне нравится такая непринуждённость. Мне кажется, что я в Чикаго или в Новом Орлеане. Сейчас уши ласкает звук трубы, и я нежусь в этом обществе людей с прекрасным музыкальным вкусом. — Ты познакомишь меня со своим джазовым другом? — Было бы неправильно вас не знакомить. Но он очень плохо говорит на норвежском, и я просто не смогу перевести его болтовню. Я сам половину не понимаю, если честно. Так что мы просто послушаем его творчество и покинем этот рассадник элиты.       Мы с Тимой ходим и смотрим картины. Потом свет меркнет, и всех приглашают к сцене. Там молодой афроамериканец приветствует всех гостей, говорит небольшую вступительную речь и презентует новые композиции. Он встаёт с трубой, а потом кивает, и из зала поднимаются ещё три человека. К моему изумлению, Тима тоже встаёт. Он немного покраснел и явно смущается. Боже, он такой милый! — Disse menneskene vil hjelpe meg med min presentasjon i dag, — на сцене один садится за фортепиано. И это тот самый, теперь уже, мой новый знакомый! Один к контрабасу, а Тима за саксофон. Джаз-бенд из прекрасных мужчин на любой вкус? О боже, гормонам не ужиться в моём теле.       Начинает соло на трубе, потом приятный мотив добавляется на клавишах чёрно-белой гаммы, и потом, как волна за волной, новые музыкальные инструменты вступают в общую картину. Я пребываю в диком восторге. Тимофей так самозабвенно играет на саксофоне. Он отдаётся музыке (мне бы он так отдавался). А он хорошо так губами владеет. Мой джазовый музыкант…чёрт, сколько ещё сюрпризов будет? Он точно стал другим человеком. Или был всегда таким, но я не видела? Тима улыбается и, кажется, сам от себя в восторге. Со сцены он уходит раскрасневшимся и с улыбкой до ушей. — Джаз? Саксофон? — Да. Знаю, это странно, но это мой маленький секрет. — Чёрт, Коротков. Ты просто чересчур seksuell, — это то слово, которое я должна знать на всех языках мира. — Du er veldig syndig… — Переведи. — Нет, ни за что. Я пойду, поздороваюсь с друзьями. Составь компанию маме, — Тима целует меня в лоб и уходит. И вот, леди в Чикаго снова одинока.       Я подхожу к маме Тимы, которая беседует с незнакомцем на английском. — О, Ксюшенька, спаси меня, он не понимает русского. — Э, да. Я составлю вам компанию, — мама Тимы извиняется перед мужчиной и говорит, что очень занята. — Ты моё спасение, — Лидия Дмитриевна посмеивается и берёт меня под руку. — Лидия Дмитриевна, у меня к вам очень деликатный вопрос, и я сразу прошу прощения, просто моё шальное воображение… — Проще, девочка моя. Просто спрашивай, не извиняйся. — Лидия Дмитриевна улыбается. Да, спонтанное решение, но когда, если не сейчас? Тем более Тима вряд ли знает ответ на этот вопрос… — Я тут задумалась, и пришла к выводу, что очень странная история со Славой, сыном Евгения Родионовича. Просто… — не знаю, как корректнее это спросить, и корректно ли это само по себе, — он точно родной отец Тимы и Риты? Мама Тимофея становится серьёзнее. Чёрт. — Умная ты девушка. Даже мои дети ничего не заподозрили. По крайней мере, не задали нужных вопросов. Ты не просто так засомневалась, и ещё год назад я бы яро защищала эту ложь, но не сегодня, не после того, как он поступил с моим сыном. — Лидия Дмитриевна делает акцент на слове «моём». — Он не биологический отец моих детей. — Ахренеть. — Как так? — Брат Жени, Дима, был самым чудесным человеком, и я влюбилась. Я приехала в Москву из Севастополя, и осталась там ради Димы. Мне было семнадцать, ему двадцать три, и как только мне стукнуло восемнадцать, мы стали безудержно любить друг друга. — Мама Тимофея улыбается. — Дима был очень целеустремлённым и богатым. Он сам заработал всё, и был готов обеспечивать меня. А потом я забеременела Ритой. Мы не были расписаны с Димой, как-то не думали об этом, и я родила ему дочку. Дима был благородным, а погиб он в пьяной драке. Защищал честь девушки, которая сбежала. Его пырнули ножом, и у него не было шанса выжить. Я ждала его дома с новостью, что у нас будет ещё один ребёнок, но так и не дождалась. Зато мне позвонил его брат-раздолбай и сказал, что Димы больше нет. Завещания он в двадцать шесть не писал, так что всё перешло брату. Женя был младшим и тупым братом. Ему нужен был статус, а это могла дать семья. Он предложил стать его супругой в обмен на обеспечение детей. Естественно, по паспорту они его. Так что да, он не их отец. Но я уже стала забывать это, он воспитывал их, любил. Ну, я так думала. Но к детям он испытывал всё, кроме любви. По крайне мере, к Тимофею. — Это так ужасно. Я соболезную вашим утратам. — Всё уже в прошлом. Я впервые за двадцать лет снова влюблена. И всё прекрасно: от дома до секса, — мама Тимофея, улыбается как пятнадцатилетняя девчонка, но я немного смущаюсь. — Да брось, я знаю, что между двумя молодыми людьми есть место сексу. И мой сын явно не против этого дела. Но как бы хорошо сейчас всё ни было, через двадцать лет будет ещё круче, по опыту говорю. Ах, секс…видимо, через двадцать лет я его и получу.       Лидия Дмитриевна просит не говорить Тиме про всю эту историю и обещает, что сама расскажет скоро. Я соглашаюсь. Через несколько минут к нам подходит Тимофей и уводит нас домой. На удивление, я не испытываю угрызений совести из-за того, что скрываю это от Тимы.       Вечер кажется абсолютно чудесным. Когда мы идём домой, на небе полная луна. Я тянусь к губам Тимы, и мы целуемся. Поцелуй в полнолуние? Слишком романтично. Горы, море, полная луна и любимый человек. Да, чёрт возьми, я счастлива. Из меня выплёскиваются эмоции, я вся парю от того, как великолепно себя чувствую.       Я целую Тиму всё глубже. Море сильно разбушевалось, ветер усиливается, на берегу становится совсем беспокойно. В каменный фундамент бьёт волна, и наши с Тимой ноги омывают воды Северного моря. Тимофей кружит меня, а я счастливо смеюсь. Тима поскальзывается, и мы почти падаем. К счастью, сзади фонарь, который помогает держать равновесие. Тима прижимает меня к фонарю и снова целует. Я провожу руками по его спине и чувствую то тепло, по которому так сильно скучала. Тимофей не отталкивает меня, не просит прекратить, не мешает мне быть собой и с собой. В какой-то момент мы останавливаемся и просто смотрим друг другу в глаза. Описать то, что происходит между людьми в моменты такого чувственного молчания, разумеется, можно, но мне кажется это простым обесцениванием того неосязаемого, что появляется в таких случаях. Как говорить о тишине? Только молча. Полагаю, любой, кто хоть раз это испытывал, поймёт.       И наша тишина перетекает в страстные поцелуи. — Домой, — Тима немного сбил дыхание. Идём в квартиру. Как только заходим, закрываем дверь, я накидываюсь на своего джазового музыканта, будто он рок-звезда, а я влюблённая фанатка. Мы сейчас переспим, только бы он не стал сопротивляться. То ли это всё перед месячными, то ли Норвегия, но я не могу терпеть, я чувствую себя животным, которое обязано произвести на свет потомство, а для этого ему нужен дикий животный секс. — Ксюш, — Тима пытается сопротивляться, но я начинаю расстёгивать его ремень. Я поступаю опять неправильно, не уважая его желаний. — Детка, нет. Иди в душ, вечер был очень насыщенным, я не могу.       Глубоко вздыхаю, стараясь не выдавать крайнего разочарования, и ухожу в душ. В ванной тихо бешусь и выворачиваю руки, будто меня на самом пике прервали. Я кричу в скомканное платье, так что меня не слышно.       Включаю воду, но вспоминаю, что полотенце сушится на батарее в туалете. Иду туда (на минуточку, только в трусах и лифчике, в том самом светло-голубом комплекте, который нашла Яна). Вот чёрт!       Передо мной Тима, который держит свой член в руке, и его член вполне себе эрегирован и готов к действию. Да Тима тут мастурбирует! Ахренеть можно. Застать парня в туалете за дрочкой — это стрёмно. Это очень стрёмно. Просто зашкаливающий уровень стрёмности. — Неловко, — говорит Тима, но руки с объекта моего вожделения не убирает. — Серьёзно? Неловко? Это всё, что ты можешь сказать? — я готова начать истерику. Чёрт, не хочу быть сексисткой, но истерика у девушек в крови! — А что я ещё скажу? Слова здесь ничего не изменят, — Тима смотрит на меня, оглядывая просто с ног до головы, и его член только твердеет. Я отсюда это вижу. — Ты мастурбируешь вместо того, чтобы просто взять меня! Ты же хочешь этого. Поверь, отсутствию касаний я тоже придаю огромное значение! Некасания причиняют боль гораздо больше! — Тима накидывается на меня, и сразу поднимает над полом. Я хватаю ногами его, и член, который итак уже не может ждать, упирается мне между ног. Тимофей сдёргивает резинку с моих волос, и я моментально воспламеняюсь. — Я исполню свою мечту, — Тима сажает меня на барную стойку и снимает мои трусы. Боже мой, я ложусь на стол и прогибаю спину. Тимофей целует меня в живот и пальцами ласкает там, где должна быть другая часть его тела. Я кричу, и не собираюсь сдерживать голос даже самую малость. Лицо сводит от того, что я открыла рот и не закрываю. Мои руки плотно впиваются в плечи Тимофея, и я боюсь, что оторву от него кусок кожи. Тима засасывает кожу на шее и входит в меня. От того, что это происходит быстро, от того, что этого не было давно и от того, что я возбудилась очень сильно, мне даже немного больно. Я придерживаю Тиму за попу, чтобы он пока не двигался. — Ты же принимаешь противозачаточные? — Да, да, чёрт возьми, и как же я этому рада! — мы с Яной заходили в аптеку и взяли те же таблетки, что принимает она. С момента их покупки я принимала их регулярно, так что, надеюсь, они работают. Если нет, то…да к чёрту.       Я издаю животный крик, и Тима снова входит в меня. Он берётся за барную стойку и очень, очень, ооочень стремительно в меня входит. Я готова порвать кружева на своём лифчике, лишь бы моё тело трогали. Сейчас мне нужен абсолютный контакт наших тел. Тима немного поднимает колено к стойке, чтобы удобнее было меня таранить. Стол всё-таки высоковат. Я свешиваю голову вниз, лёжа на спине, и тянусь руками к своему клитору. Это необдуманные жесты. Моё тело само так решило. — Только я, — тяжело дышит Тима и убирает мои руки. Он нажимает большим пальцем на эту нуждающуюся часть тела, и я готова на всё ради оргазма. Всё же секс делает людей уязвимыми и податливыми, но мы оба не кончаем, и это так прекрасно. Я встаю на пол и поворачиваюсь к Тиме спиной. Руками я опираюсь на стойку, и Тима берёт меня сзади. Он сжимает грудь, и сейчас она особенно чувствительна. Я хватаю Тиму за голову, за волосы и прислоняю к своей шее. Он её целует, и я очень громко и бурно и несколько раз подряд кончаю. Тимофей тоже. Чувствовать, как он кончает в меня — это как-то по-особенному. Надеюсь, я не залечу. А в остальном — всё просто потрясающе. Фееричный секс. Я дико вспотела и покраснела. — Вот теперь в душ. А потом спать, иначе мы просто не остановимся.       В этот раз я соглашаюсь, и мы идём в ванную вместе. Тимофей намыливает меня, и мы ещё раз решаем заняться сексом. Лёжа в ванной делать это очень неудобно, потому что всё такое жёсткое, но от этого какой-то особенный кайф. Тима впивается руками в края ванной, а я компактно помешаюсь в пространство белого сосуда. Мои ноги — на плечах Тимофея. И нам обоим это очень нравится. После того, как мы решили принять душ, нам снова нужен душ. Но наши голые тела рядом не могут находиться в ином взаимодействии сегодня. То ли луна, то ли любовь, но это правда. Тима даёт мне время, но немного, иначе он придёт и накажет за то, что я так долго моюсь. Сказать, что я не хочу, это равно соврать. Но нам правда пора спать. Да и мы можем просто перетрахаться до потери сознания.       Уже через двадцать минут мы лежим в постели. В этот раз никакой дистанции. Это слагаемое дополнило картину и сделало её абсолютно идеальной.       Когда у женщины идеальный секс — она идеализирует и остальные отношения. Но у нас всё было идеально и до секса, так что я не боюсь попасть под чары тестостерона, хотя такая вероятность всё еще остаётся.       Тимофей засыпает довольно быстро, а я лежу и смотрю в потолок. В этот чёртов зеркальный потолок. В моей голове зреет куча плохих и развратных мыслей. В каких только позах я нас сейчас не представляю…       Сколько же всего рождает моя фантазия…мне кажется, что мы с Тимой на грани, и ходим по очень тонкому лезвию босыми ногами. Сейчас всё так хорошо, я так хорошо себя чувствую рядом с ним, но наша любовь одновременно самая крепкая связь в мире и самое уязвимое место. Кажется, будто одна мелочь может разрушить столь прочное сооружение. Чтобы не думать о вероятных крахах, прокручиваю в голове каждую секунду нашего недавнего секса, и именно с этими мыслями засыпаю…