Сомнамбула

Вопль рвался из груди, хлынул потоком, надрывный, ломающий голосовые связки, трахею, шейные позвонки. Он вырвал бы зубы и язык, если бы мог, если бы хватало сил. Но воздуха в лёгких не хватило на большее. Эн затихла, но лишь для того, чтобы набрать ещё воздуха и завопить снова. Ещё громче. Ещё сильнее. До хрипоты. Мама семенила где-то рядом и чуть не рыдала, краем глаза Эн иногда вырывала картину: мама вытирала глаза ладонями и размазывала тушь вперемешку со слезами по щекам. Кажется, Эн и сама ревела, навзрыд, словно сумасшедшая, у которой отобрали плюшевого мишку, и теперь этого большого ребёнка ничем не унять, так что зовите санитаров. Впрочем, они уже и так здесь. Вели-тащили-тянули её под руки, пока она выла-вопила-рыдала. — Солнышко, всё будет хорошо! — мамин голос срывался-дрожал-вибрировал на высоких нотах. Эн в ответ кричала ещё громче, с остервенением. Если бы санитары не тащили её под руки, она рвала бы на себе волосы. — Тебе помогут! — мамин голос поднимался и падал в пропасть. Туда, где звуки превращались в пепел. Эн сжимала пальцы в кулаки, впивалась ногтями в кожу, причиняя самой себе боль, и снова срывалась на крик. Если бы она могла, то прокусила бы себе запястья, чтобы истечь гадко-красной слизью и сдохнуть прямо тут, на холодном полу, скорчившись и засунув пальцы в рот, воя в них и через них. Санитары, двое здоровых амбалов, оба в белом, что ангелы смерти, крепко держали её под локти. А Эн в отчаянии то и дело мотала головой, нестерпимая досада и злость нападали на неё, накатывали девятиметровой волной, и она тонула в ней, не могла дышать, хватала ртом воздух, глотала его, захлёбывалась. Впивалась зубами в губы, рвала их, рыдая ещё отчаяннее от страшной боли, но это всё, что ей оставалось. Если бы санитары отпустили её — о, если бы только они её отпустили! — она непременно набросилась бы на одну из сраных бело-серых стен и размозжила себе голову. — Пустите! — в остервенении выла Эн. Волосы лезли в рот, в нос, налипли на лицо, разметались по плечам. Дайте ей задушить себя ими! — Энни!.. — мама на грани. А Эн уже за гранью — в пропасти. В пасти у темноты. Голодной, жадной до чужих воплей и страданий. Эта тьма душная и вязкая, зловеще-бездонная. Это не просто тьма, это мазут, болото, последнее прибежище вопля ужаса. — Я точно в окружной психиатрической больнице? — едкий голос замедлил процессию. — Что это за концерт? Один из санитаров кивнул на Эн. — А, доктор Крейн, здрасьте! У нас тут сложный случай. Деваха того… Эн вонзила взгляд сумасшедших красных глаз на Крейна и страдальчески завыла: — Я их убила! Я! Я убила их! Крейн поправил очки и, сморщившись, спросил у санитаров: — Преступники должны содержаться а Аркхеме, у вас тут нет условий для убийц. Второй санитар ухмыльнулся и покачал седой головой. — Да в том-то и дело, что девчонка никого не убивала! Эн меж тем повисла на руках санитаров, едва касаясь коленями пола. Голова упала на грудь. Распятая сумасшедшая. Святая психичка. Крейн приподнял правую бровь, выдавая тем самым интерес. В его взгляде так и читалось: «Разве?» — Кто-то грохнул её соседей, а деваха на фоне этой новости так свихнулась, видать, вот её мамаша и привезла к нам. Крейн перевёл взгляд на невысокую женщину, стоявшую чуть позади от санитаров и вытиравшую лицо. — Моя Энни обожала миссис Бенишу! Энни… ей стало очень плохо, когда она узнала, что… миссис Бенишу и её мужа убили, — мама снова принялась растирать слёзы, на этот раз стараясь вытереть тушь. — Вот как! — заинтересованно выдохнул Крейн и перевёл взгляд на Эн. Санитары же подтянули её повыше, и Эн ничего не оставалось, как пойти следом, еле волоча ноги. Она то и дело всхлипывала: «Я убила их… Ох… Это сделала я… Пожалуйста…Я должна ответить за это…» Мужчины завели её в палату, Крейн вошёл следом. — Кто её лечащий врач? — уточнил он, переложив кейс из одной руки в другую. Пытаясь справиться с Эн, более молодой санитар ответил: — Вы же знаете, что нам не хватает персонала, врачей в том числе, поэтому дежурные доктора будут по очереди брать её лечение в свои руки. — Безобразие, — высказал своё мнение Крейн. — Нет, так не пойдёт. Дайте мне её карту, я буду её лечащим врачом. И запросите для меня дело об убийстве тех соседей. Если спросят, так и скажете: для её лечащего врача. Замешкавшись, санитары переглянулись. — Э… Хорошо. Только вроде вы сами говорили, что в этой богодельне станете работать только в исключительном случае… Крейн с долей высокомерия и недовольства ответил: — Этот исключительный случай настал. Эн за руки подтолкнули к больничной кровати — продавленный непромокаемый матрас, обтянутый пожелтевшим от времени и от сотен стирок покрывалом — и она рванулась назад, потянув за собой руки, будто поводки. Однако санитары и не с такими справлялись и вцепились пальцами-клещами. Эн взвыла и рванулась вперёд, оттолкнулась пятками — и назад, рывками раскачивая себя в руках мужчин. Они дёргались ей в такт, но не выпускали. Крейн наблюдал за полем боя, а когда санитарам всё-таки удалось уложить Эн на кровать и начать привязывать её, продолжавшую изворачиваться, он нажал на тревожную кнопку и велел вошедшей медсестре, пришедшей после вызова: — Быстрая транквилизация. Девушка кивнула и вышла из палаты. Когда она вернулась, то поставила поднос на рядом стоявшую тумбу. Надела перчатки, обработала их антисептиком. Взяла ампулу, обработала горлышко. Хлоп! Обезглавив ампулу, медсестра открыла упаковку со шприцем. Эн бесполезно забилась, связанная по рукам. Один из санитаров попытался поймать её ногу, но не тут-то было! Эн поджала к себе вторую и спружинила. Этого оказалось достаточно, чтобы оттолкнуть от себя мужчину. — Вы не понимаете! Вы все! Никто не понимаете! Мне нельзя спать! — истерично, на грани безумия верещала Эн, продолжая выкручивать руки. То и дело она пыталась встать в истерическую дугу, однако тут же падала на спину и продолжала извиваться. В неё не вселились демоны! Ей не нужна эта чёртова помощь! Мама закрыла лицо руками и замотала головой, кажется, не веря в происходящее. Крейн обернулся к ней, оглядел её и обратился к санитарам: — Выведите её в коридор. Вернувшись, мужчины наконец скрутили Эн, и без того прикованную к кровати по рукам, чтобы освободить доступ к плечу. Эн кричала. Билась в истерике. Мотала головой и верещала до хрипоты. Пыталась укусить кого-нибудь, кто окажется в зоне её досягаемости. Но эту битву за свободу она проиграла. Игла проколола кожу. Эн сжала зубы и выгнулась, зажмурившись так сильно, что темнота под веками поплыла бензиновыми пятнами. Лекарство подействовало быстро. Как ни сопротивлялась Эн, как ни ворочалась, ей не удавалось справляться с тяжелеющими веками. Она уже не кричала, а бессвязно приоткрывала рот. Бесшумно. Как рыба, выброшенная на берег. Тошно. Темно. Становится тихо. Эн ещё пыталась предупредить их всех, что ей нельзя спать, но язык к этому моменту онемел. Всё тело разом стало чужим, будто оно всего лишь оболочка, а она, Эн, внутри, как медуза под толщей воды. Отблески солнца в воде меркнут, глубина постепенно поглощает, последние робкие лучи остались во тьме навсегда. *** Джонатан вышел из палаты, когда пациентка уснула, затем дал задание санитарам: выдать ему постоянный халат, с именной табличкой, а пациентку наконец облачить в смирительную рубашку. Так надёжнее. После Крйен подошёл к сидевшей на лавочке женщине, она склонила голову и смотрела на скомканную в руках влажную салфетку. — Миссис?.. — встав напротив неё, Джонатан сложил руки за спину. Женщина подняла голову, незрячий до этого взгляд будто сбросил пелену, женщина сфокусировалась на докторе. — Мисс Бертран. Хоть я и в разводе… — она сглотнула и замолчала. Крейн никак не отреагировал, но спросил о другом: — Кем вы приходитесь пациентке? Мисс Бертран вздохнула и осунулась. — Я её мама. — Понятно, понятно… — сам себе прошептал Крейн, затем спросил, сдвинув брови: — Что ваша дочь имела в виду, когда кричала: «Я убила их»? Женщина пожала плечами и покачала головой. — Энни… Она очень любила нашу соседку, а миссис Бенишу души не чаяла в моей девочке. Энни ходила к ней, читала ей и её мужу. Они старики, понимаете... Точнее, были… Миссис Бенишу учила Энни готовить. Женщина осеклась и исподлобья посмотрела на Крейна, проверяя, дескать, не начнёт ли тот отчитывать её. — Так. А полиция что же? — уточнил Джонатан. Мисс Бертран развела руками. — Никаких улик против Энни не нашли. — Вообще не нашли или их недостаточно? — уточнил Джонатан. Женщина удивлённо посмотрела на него и медленно покачала головой, будто не веря своим ушам. — Вообще никаких не нашли. Она не то что не обвиняемая, Энни даже не свидетельница в этом деле. Поэтому я… — Что ж, понятно. Я позвоню вам, если будут ещё вопросы, — с этими словами Джонатан развернулся и собрался уходить. — Постойте! Погодите! — женщина быстро поднялась со скамейки. — Скажите, а долго Энни тут… ну… сколько времени она проведёт в больнице? Джонатан почти доверительно ответил: — Пока я не могу ответить на этот вопрос, сначала я должен понять, что происходит с вашей дочерью, — выдержав паузу, добавил: — Поезжайте домой. Мисс Бертран кивнула. *** — Доктор Крейн! — запыхавшаяся медсестра без стука распахнула дверь в кабинет. Кажется, она была чем-то напугана. Джонатан не успел ничего спросить, как девушка затараторила: — Там с новой пациенткой… что-то с ней не то! Пожалуйста, пойдёмте! Он быстро поднялся из-за стола, вышел из общего кабинета и быстрым шагом последовал за медсестрой. Та не стала входить в палату, лишь открыла дверь ключом и отступила на шаг назад, открывая дорогу Крейну. Он встал в дверном проёме и нахмурился. Энни, его новая и единственная постоянная пациентка в окружной психиатрической больнице, стояла посреди палаты. Смирительная рубашка не давала свободу рукам, но девчонке всё же как-то удалось подняться на ноги. Пока она спала после инъекции, санитары развязали её и облачили в смирительную рубашку. Девушка перекатывалась с пятки на носки и обратно. Стопы подкручены внутрь, то ли как у ребёнка, то ли как будто она не умела ходить. Голова опущена, волосы каскадом спадали вниз. Спутанные, растрёпанные. — Ханна! — Джонатан окликнул девушку её полным именем. Ханна наклонила голову вбок и из-под свисающих волос посмотрела на него. Она видела его, но в то же время выглядела незрячей. Красные из-за полопавшихся капилляров глаза смотрели в упор. Энни скривилась. — Скажи мне, доктор, — прошептала она, — ты боишься чудовищ, что ползают под твоей кроватью? К этому моменту к палате быстрым шагом подошла другая медсестра, маленькая рыжая девушка, видимо, её вызвала постовая. Та, что вызвала Крейна. Так вот, рыжая несла стакан с водой. И, шмыгнув в палату, выплеснула воду в лицо Энни. Энни испуганно ахнула и отшатнулась, едва не упав, но вовремя припав спиной к стене. Её глаза распахнулись, и она, пребывая в ужасе, заозиралась по сторонам, не понимая, что происходит и где она.