fortunate son

      — О чём она так долго с тобой разговаривала? — спрашивает завёрнутый лишь в простыню Майкл, сидя на краешке дивана рядом со своим дядей.       Конечно то, что под простынёй ничего нет, немного смущает, но отец и дядя Скотт решили сбегать на улицу около часа назад, чтобы купить что-нибудь перекусить, а оставаться в гнезде парню не очень-то и хотелось. Запах отца успокаивал, но только до определённого времени; очевидно, он жаждет больше контакта, нежели простых объятий, поэтому, в поиске ответов, Майкл решил разыскать дядю Винсента.       Дядя Винсент же, с бокалом вина в одной руке, сидел на диване, смотря отрешённым и пристальным взглядом в потолок.       — Она спрашивала меня о родителях.       От ответа у Майкла сводит живот.       — Зачем? Хотела поговорить о них?       — Это был очень напряжённый разговор, но я, после пары её вопросов, вроде как понял, что твоя мать пытается из меня выудить. Я просто не люблю о них вспоминать, — Винсент крутит свой бокал, но не делает глоток. Пока что. — Уилл не так много рассказывал обо мне, да? Никому из вас.       Майкл прикусывает губу. Правда, конечно, глаза колит, но и лгать дяде не хочется.       — Нет. Эта тема… У нас в семье довольно щекотливая.       — Ммм. Тогда понятно, почему она так обо всём расспрашивала. Полагаю, я не должен прямо уж расстраиваться, однако… — Винсент замолкает, а затем, наконец, выпрямляется и делает глоток, слегка морща нос. — У неё сложилось впечатление, будто у Уильяма есть какие-то накопившиеся мысли по поводу меня, с которыми он не справляется или, по крайней мере, до сих пор не может разобраться. Она не стала прямо об этом говорить, но сказала достаточно, чтобы можно было собрать всё воедино. Я и так уже догадывался об этом.       Рассуждения остаются без ответа. Майкл и в самом деле не понимает, почему отец так себя чувствует, ведь Винсент кажется таким замечательным человеком. Он даже как-то держится наплаву и справляется со своей жизнью, чего на данный момент нельзя сказать о семье Афтонов.       — Я честно понятия и не имею, что произошло между вами. Чтобы всё стало настолько плохо.       Винсент пожимает плечами и делает ещё один глоток вина.       — Думаю, дело в том, что я ушёл — вот и всё. Знаешь, я просто должен был уйти, но я не мог взять его с собой. И я в курсе, что наши родители ужасно относились к нему, но мне было всего восемнадцать. Что я мог сделать? Угодить в полицию и предстать перед судом с обвинениями в похищении? Я бы никогда не выбрался из британской тюрьмы.       — Мне кажется, отец знал, что ты не мог забрать его, — Майкл не должен вмешиваться в это. Это не имеет к нему никакого отношения, и он всецело это осознаёт; парень ничего не может сделать, чтобы как-то это исправить. Они должны разобраться в этом сами. — Просто он… Расстроен, я думаю. Из-за этого всего. Наверное, он просто был огорчён тем, что тебя не стало, и к тому времени, когда отец смог уйти от родителей, он всё ещё скучал. Ну, знаешь… просто затаил на тебя обиду.       — Так и есть. Ты хорошо знаешь своего отца. — Винсент протягивает ему стакан, но Майкл качает головой. Алкоголь его не интересует.       Вместо этого он теребит уголок простыни, покручивая торчащую на шве нитку, но вскоре перестаёт.       — Думаешь, именно поэтому всё это происходит?       — Я искренне надеюсь, что нет, потому что совсем не хочу думать о вселенной, в которой мой младший брат фантазирует обо мне… вот в таком плане, — Винсент снова морщит нос, и Майкл тихо хихикает. — Поверь: когда я говорю, что не возражаю против того, что вы двое делаете, — это на самом деле так. Это желание—… От него никуда не сбежать. Я знаю, каково это. Когда у меня впервые началась течка со Скоттом… Господи.       Майкл слегка наклоняет голову; лицо теплеет при мысли о том, о чём хочется спросить, но что, чёрт возьми, ему ещё остаётся делать? Кто ещё расскажет ему, как всё это работает?       — Что за «желание»? О чём ты?       — Буду откровенен с тобой, потому что, думаю, ты должен знать обо всём этом, тем более, что рассказать о таком тебе больше некому, — Винсент, наконец, осушает стакан в два глотка, и Майкл морщится при виде этого. — Мы с ним уже жили вместе, когда это случилось. Я, конечно, старался быть нежным и аккуратным. Но просто никак не мог оторвать от него своих рук.       Ладно, понятно. Этот разговор не настолько уж и неловкий; Винсент прав. Майклу нужно услышать это от кого-то, кто сможет объяснить все эти странности.       — Ну да. Я… Вроде у меня было так же. В ночь перед тем, как я к вам приехал, я очень хотел прикоснуться к нему.       Винсент потирает рукой подбородок и тяжело вздыхает.       — Да уж, этот разговор был бы намного проще, если бы я не говорил со своим племянником о своём брате… В общем, Скотт ушёл на работу, и мне казалось, что я реально сойду с ума, пока его нет. Когда у меня в самом деле началась течка, это было ужасно. Ему пришлось взять четырёхдневный отпуск, но, по крайней мере, он никогда так не делал, поэтому начальство несильно возражало.       Четыре дня.       — Это, получается, большой срок для течки или…?       — О, нет, вовсе нет. Но я не мог позволить ему оставить меня, — Винсент печально улыбается и пожимает плечами, а затем поворачивается лицом к Майклу, убирая длинные фиолетовые волосы со своего лица и наматывая их на пальцы. — Раньше, до него, я ведь трахался и с другими, но никогда не чувствовал чего-то подобного.       Майкл делает паузу.       — На что ты намекаешь?       — Не знаю. Я редко общался с другими гибридами и даже не подозревал об этом, пока не испытал на себе. Просто так я вёл себя только со Скоттом. А сейчас я что-то не слышу, чтобы ты спрашивал о парнях из своей школы. — Винсент слегка ухмыляется, и парень опускает голову, отворачиваясь от него. Наверное, это правда.       Не то чтобы он не влюблялся, просто… Ну, как бы. С отцом всё по-другому. Парень не знает, как вообще можно это описать, потому что, кажется, дело вовсе не во влюблённости. Майкл не думает, что это слово здесь вообще применимо, что это означает одно и то же. То, как он относится к отцу, — слишком трудно объяснить, всё так запутанно и странно; слишком много всяких разных эмоций, чтобы можно было выделить одну. Но они сильные. И Майкл уже скучает по нему.       — Ты справляешься лучше меня, — внезапно говорит дядя, и Майкл поднимает на него взгляд. — Ты в самом деле позволил Уильяму покинуть квартиру. Я бы ни за что никуда Скотта не отпустил. Чёрт возьми, да я едва ли позволял ему покидать гнездо. Только при условии того, что с ним выходил и я.       Звучит как настоящий ад. Настолько ужасно осознавать, что парень не может всё это контролировать, а тем более, если бы всё проходило так, как у Винсента, и он бы никак не мог остановить отца, упросить его остаться с ним… Да, это уже слишком. Настолько, что и думать не хочется.       — Ну… Скотт, вроде, не то чтобы против.       — Не говори так, — произносит Винсент, но лёгкий румянец на его щеках явно выдаёт мужчину: он, возможно, скромничает намного больше, чем сам готов себе в этом признаться. — Скотт, спасибо Боже, никогда не был против и не отказывал мне. Он терпит меня уже более двух десятилетий. Он оказался единственным, кто приютил такого глупого подростка и смог так долго его терпеть. Я его обожаю.       Ты заслуживаешь его. Эта мысль быстро проносится в голове парня, но он решает сдержать её при себе, потому что не думает, что об этом вообще нужно говорить. Даже если Винсент не так сильно в это верит, это не имеет значения; Скотт никуда не денется, и это ясно, ведь он просто спокойно всё это принимает. Принимает то, что племянник и брат его мужа трахаются прямо под крышей его дома. Он хороший парень.       Майкл едва знает своего дядю, но…       — Я отчасти понимаю, почему отец был так расстроен, что тебя не было рядом. Даже без учёта того, как ужасно, вероятно, относились к нему твои родители, когда ты ушел… Потерять тебя для него, должно быть, было удручающе.       — Не то чтобы я не скучал по нему. Конечно же скучал. Просто мне тоже нужно было продолжать жить дальше, — Винсент снова вздыхает, и видя, как его уши слегка опускаются, Майкл протягивает руку, чтобы положить её на его, нежно и аккуратно сжимая свои пальцы. — Спасибо. Если бы я знал, что это так сильно повлияет на его жизнь, как об этом говорит твоя мать, я бы настаивал на наших разговорах и встречах сильнее. Но ведь именно я ушёл от него. Мне казалось, что настаивать и как-то давить на твоего отца будет не очень правильно.       Майкл уверен, что теперь, когда отец и дядя вновь найдут место друг для друга в своей жизни, всё будет в порядке. Похоже, что они действительно оба нуждаются друг в друге.       — Я слышал, что она говорила по телефону. Ей кажется, что отец проецирует свои проблемы с тобой на меня, и именно поэтому он так меня защищает, когда она… Ну. В смысле… Я понимаю, почему она так думает.       — Мне кажется, её мысли и чувства абсолютно несправедливы по отношению к тебе, но, в то же время, я понимаю, как она пришла к такому выводу, — Винсент поджимает губы, медленно проводя большим пальцем по костяшкам пальцев Майкла. — Скотт задавал много вопросов, и мне приходилось на них отвечать. У него не было других знакомых гибридов. Если у меня и были какие-то причуды в поведении, он их совсем не понимал. Некоторые звуки звучат одинаково, но означают совершенно разные вещи. Ему пришлось научиться читать язык моего тела. Это произошло не по щелчку пальцев.       — Да я, на самом деле, тоже не в курсе о большинстве этих причуд. Кое-что я просто почувствовал и открыл для себя сам. — тем более, у кого он мог об этом спросить? Чудо, что одноклассники вообще общались с ним до инцидента на вечеринке. Чудо, что у него вообще были друзья.       Сейчас всё совсем не так, и, вероятно, друзей у него уже никогда и не будет, но ничего страшного. Правда. Потому что он просто никак не сможет этого изменить.       Мужчина сжимает руку Майкла в ответ, переплетая их пальцы вместе, и выдыхает через нос.       — И всё равно это, очевидно, не значит, что Уилл знает обо всём. Всегда найдётся что-то, чего не поймёт человек, но будет знать только гибрид. Однако я бы правда хотел, чтобы он внимательнее относился к этому ради тебя, даже если осознавать это будет для него больно или неприятно. И если у него не получалось, ему следовало позвонить мне.       — Он гордый, — предполагает парень, и Винсент тихо хмыкает в знак согласия, хотя уголки его рта всё ещё немного опущены. — Наверное, он хотел исправить всё сам, но он не мог заставить себя… Пойти на разговор. Просто, ну, вот такой он человек. Какой есть…       — Что ж, теперь, по крайней мере, всё должно стать лучше. Но я правда не в курсе, что он планирует делать с твоей матерью, — дядя слегка пожимает плечами, а Майкл молчит. Если он ещё не знает о разводе, то, возможно, сейчас не очень подходящее время поднимать эту тему. — Наверное, она вбила себе в голову, что твой отец больше заботится о тебе, и поэтому ей нужно проводить больше времени с твоим братом, чтобы как-то компенсировать это, хотя кажется, что всё намного сложнее.       Упоминание Эвана вызывает у Майкла лёгкую боль в животе. Парень замечает, что так происходит всегда; он не знает, как вообще можно забыть о том, что он натворил, даже если остальные уже «проехали» этот инцидент.       — Мне больно осознавать, что она хотела выгнать меня из дома, но… Вообще я думал, что, наверное, они оба захотят сделать это.       — Мои родители тоже угрожали мне подобным, — говорит Винсент, и парень вздрагивает от этой мысли. Учитывая то, что Винсент тогда был ребёнком, это звучит намного хуже. Намного больнее, намного трагичнее. — До этого, очевидно, дело хоть и не дошло, хотя…       — Даже представить не могу, насколько это было страшно. По-моему, ты совсем этого не заслужил. — а если бы и заслужил, то Майкл бы об этом знал. Отец обязательно бы упомянул это в одном из тех редких разговоров, когда он вообще вспоминал о Винсенте.       Мужчина смотрит на него печальными голубыми глазами.       — Ты ведь понимаешь, что ты тоже этого не заслужил, так? Понимаешь, что нет никаких оснований отправлять тебя в место, где ты, вероятно, рано или поздно просто бы покончил с собой.       Тяжело слышать суровую правду, но Майкл всё равно делает самое храброе лицо, на какое только способен.       — На самом деле она бы этого не сделала. Она просто боится.       — У меня тоже сложилось такое впечатление. Если бы она хотела это сделать, она могла бы уже настоять на своём. Чисто юридически у неё больше прав на тебя, чем у твоего отца, учитывая тот инцидент, однако… — Винсент пожимает плечами, и Майклу хочется, чтобы всё было проще. Чтобы всё то, что происходит с ним, он мог объяснить своей матери. — Тем более… Скорее всего, что вот это желание, которое ты испытываешь сейчас, лишь подлило масла в огонь и усилило твою ревность. Ты сейчас проходишь период полового созревания как гибрид. Твоя первая течка — это не тупо какая-то фигня на несколько дней. Это всё определённые процессы, гормоны, вызвавшие её. Всё это дело — не всегда приятная штука.       Да ничего из этого «приятная штука». Единственным по-настоящему приятным моментом был тот раз, когда он лежал на диване с отцом, и он абсолютно не знает, как вернуться к этому после того, как это всё закончится. Мать точно будет что-то подозревать; развод, возможно, волшебным образом не решит всех их проблем. А если этого не произойдет, то что они будут делать дальше?       Майкл не хочет возвращаться к тому, что было раньше. Он уверен, что просто не сможет, и абсолютно точно не хочет знать, какую, возможно, животную реакцию это может в нём вызвать, если парень будет вынужден притворяться, будто с ним всё в порядке.       Рука Винсента аккуратно обхватывает подбородок Майкла, приподнимая его лицо, пока их глаза не встречаются друг с другом.       — Но, честно, даже к такому Уилл не был готов. По правде говоря, даже если бы я дал ему некоторое представление о том, к чему стоит подготовиться, мне кажется, что даже так ни он, ни я бы не ожидали, что ты так сильно захочешь его пометить.       Пометить. Майкл слегка морщит нос при этом слове, выдёргивает подбородок из руки Винсента и тяжело вздыхает.       — Пометить?       — Да, звучит странно, — Винсент откидывается на спинку дивана, подтягивая одно колено к груди, позволяя другому свисать с дивана к полу. — Но слово, честно, придумал не я. Это когда ты устанавливаешь с кем-то особенную связь. В моём случае всё было гораздо непосредственнее, чем в твоём, но ты ведь прожил с Уильямом всю свою жизнь.       От этой мысли Майклу становится странно тепло; он всегда был близок с отцом — это правда, поэтому потеря этой связи, существовавшей на протяжении многих лет, действовала ему на нервы, пока он в итоге не сорвался. Набросился на брата и сестру, в особенности на Эвана, на свою мать… Он поджимает губы и тихо вздыхает про себя. Возможно, ему стоило разобраться в своих чувствах и так или иначе успокоиться, но не похоже, что он вообще знал, что с этим делать. Даже не был готов встретиться лицом к лицу с последствиями своего поступка.       Как бы отнёсся к этому отец, если бы они оба осознали эту правду до того, как у Майкла началась течка? Воспринял бы он это так же спокойно?       Тихий стук в дверь отвлекает их обоих от размышлений; Винсент грациозно поднимается на ноги, вытягивая руки над головой. Он, выгнув спину и глубоко вздохнув, встаёт на цыпочки и потягивается, дружелюбно взмахивая хвостом и проводя руками по волосам. Несмотря на всё напряжение и некоторое замешательство, сейчас он кажется более расслабленным. От этого и самому Майклу становится легче.       — Это, должно быть, они, — дядя подходит к двери и, не заглядывая в глазок, распахивает её. — Что-то долго вы двое—… Оу.       Голос мужчины обрывается на полуслове, а хвост безвольно опускается вниз; Майкл поворачивается на месте, вытягивая шею, чтобы разглядеть своего дядю и пришедшего гостя. Как только он замечает прядь рыжих волос, виднеющуюся через плечо Винсента, он вскакивает на ноги, кутаясь в простыню так сильно, как только может. Пиздец. Твою мать. О Боже, нет.       — Клара, — Винсент слегка откашливается, обхватывая рукой край двери и крепко сжимая её. — Не ожидал, что ты придёшь.       Мать Майкла тихо усмехается, но совсем без какого-либо намёка на радость.       — Извини, что вот так врываюсь к вам, но мне нужно увидеть Майкла. Поговорить с ним. Знаю, что здесь Уильям, но сейчас ведь ему этого недостаточно.       Недостаточно? Что происходит? О чём она говорит?       Винсент, кажется, колеблется, а затем оглядывается через плечо, встречаясь глазами со взглядом парня, и Майкл понятия не имеет, что делать или говорить. Лишь резко пожимает плечами; глаза бессвязно мечутся по всей комнате. На нём ничего, кроме простыни. У него течка. Отец может вернуться в любой момент и застать здесь маму, и Майкл совершенно не знает, как может пойти их разговор, учитывая их последнюю перепалку.       Всё то, что они двое сказали друг другу… Ох, Господи.       — Майкл? — говорит Винсент низким и мягким голосом, в котором отчётливо слышится незаданный вопрос, заключённый лишь в одном этом слове. Впустить её?       Майкл не уверен, чего хочет. Он правда хочет, хоть и не совсем верит в это, увидеть маму; дела дома обстоят хуже некуда, и он, даже не стараясь, улавливает беспокойство в её голосе. Да, он должен поговорить с ней. Должен понять, чего она хочет, и, возможно, попытаться сгладить разногласия между родителями, учитывая, что именно он стал причиной стольких страданий в их жизни. Возможно, всё, что ему нужно сделать, — так это поговорить с ними обоими, и это поможет им разрешить весь этот конфликт.       Мама ведь не может… По-настоящему испытывать к нему такие чувства. Не может. Майкл готов смириться с тем, что она расстроена, напугана или сбита с толку и огрызается на него так же, как и он, но никогда не поверит в то, будто она совсем не хочет его видеть.       — Наверное. — парень с трудом сглатывает. В одной лишь простыне. И всё. Но он может многое объяснить, и, возможно, мама даже не обратит на это внимание.       Как только Винсент отходит с дороги, в квартиру входит мама. Она выглядит слегка измотанной, несмотря на то, что в целом с одеждой и со внешним видом у неё всё в порядке; её глаза с небольшими тёмными кругами, широко раскрытые и обеспокоенные, мгновенно находят Майкла. Когда она наконец заходит в комнату, её охватывает облегчение; тихими шагами женщина подходит к нему. Прежде чем парень успевает что-либо сказать, она обнимает его.       Он ведь всё ещё ребёнок. Он понимает это. Никакие циклы и гормоны этого не изменят. Когда мама обнимает его, Майкл прижимается к ней, закрывая глаза и расслабляя мышцы, чувствуя, как всему телу становится теплее. Она не ненавидит его. Просто не может ненавидеть его.       — Мне так жаль, — произносит мама прежде, чем он успевает придумать, что сказать. Она, нежно проводя рукой по волосам парня, гладит его и не отводит взгляда от его ушей. Раньше она никогда так не делала. — Я должна столько раз извиниться перед тобой, милый. Мне так жаль, что я не была для тебя нормальной, заботливой мамой. Я понятия и не имела, что всё стало настолько плохо.       Майкл открывает рот. И закрывает его. Не знает, что сказать. Не знает, что думать. Она просто напугана. Ему, вероятно, не следует её защищать, но ведь он простил отца за то, что тот отдалился от него, за то, что он настолько увеличил дистанцию между ними. Учитывая то, что он натворил… Ничего удивительного в том, что они оба старались держаться от него подальше, тут нет. В попытке понять, что делать.       Он закрывает глаза и кладёт голову ей на плечо, не совсем уверенный, что сказать или о чём сейчас думать. Приятнее, наверное, просто не утруждать себя всеми этими мыслями и просто принять всё это таким, каким оно есть. Сейчас мама рядом с ним, держит его в своих руках и, по-видимому, её совсем не волнует тот факт, что он стоит перед ней голый, завёрнутый лишь в простыню, — и это нормально. Так и должно быть, ведь Майкл совсем не против.       Его семья так или иначе распадётся, и он осознаёт это, потому что просто не может позволить отцу поступить с матерью так, как должен поступить со своей женой нормальный муж. Но всё же. Всё же.       Входная дверь закрывается, и Винсент прочищает горло.       — Клара, я не думаю—…       Женщина начинает отвечать ему, не отпуская Майкла и поглаживая одно из его ушей, в то время как другая рука крепко обнимает парня за плечи.       — Я должна извиниться перед тобой за своё поведение, когда мы говорили по телефону. В семье у нас вокруг сплошной стресс, и мне очень трудно с этим справляться, поэтому... Прошу прощения.       — Ну да. Ладно, — дядя подходит ближе почти бесшумными шагами, и Майкл на мгновение задумывается, что Винсент ступает так же тихо, как и он. Интересно, это у них врождённое? — Уильяма сейчас здесь нет. Они с моим мужем должны вернуться с минуты на минуту, так что, если хочешь, можешь присесть подождать их.       Блять. Точно. Скоро ведь вернётся отец, и они с матерью собираются… Что? Поспорить у всех на глазах? Начнут ругаться и по-настоящему тут драться? Майкл не хочет лицезреть всё это. Он понимает, что все их разногласия — его вина, и он прекрасно слышал всё это во время их разговора по телефону, но совсем не хочет смотреть на то, как с треском рушиться его семья. Совсем не хочет присутствовать при этом.       Рука касается его поясницы. Рука Винсента. Не мамина.       — Тебе стоит пойти прилечь, пока мы с твоей мамой тут поговорим, ладно? Ты всё ещё неважно себя чувствуешь.       Парень с трудом сглатывает. Верно. Кому-то ведь придётся объяснить ей его течку; даже с учётом того, что он сам позволял собственному отцу трахать себя часами напролёт, он вообще не хочет ничего объяснять. От одной только мысли об этом неприятно скручивает живот; какой стыд. Если бы он был нормальным ребёнком, проходящим через нормальное половое созревание, ему вообще не пришлось бы ничего объяснять. Мама просто знала бы об этом и сама.       — Ты немного тёплый, — женщина чуть отодвигается от него назад, чтобы посмотреть на парня, убирая несколько прядей волос с его лба, а затем слегка целует его. Майкл сейчас точно расплачется. — Тебе стоит и вправду пойти в кровать. Я подожду, пока вернётся твой отец.       Может, тебе всё же не стоит этого делать. Но Майкл знает, что им так или иначе придётся поговорить.       — Хорошо. Тогда я буду в спальне, ладно?       — Конечно, — женщина снова целует его в лоб, а затем в последний раз крепко обнимает, прежде чем отпустить парня спать. — Поспи немного, милый. Тебе это точно будет полезно.       Выскользнув из гостиной, Майкл чувствует, как у него начинает кружиться голова; парень тихо возвращается в спальню и закрывает за собой дверь, прежде чем забраться в гнездо. Всё вокруг в основном окутано именно его запахом, хотя что-то всё ещё чувствуется и от отца. Он с облегчённым вздохом опускается на постель, сворачиваясь в маленький комочек.       Какой же непонятный период наступил в его жизни; он хочет думать, что всё будет хорошо, но в то же время прекрасно знает, что это не так. Майкл точно солжёт, если скажет, что мечтает о том, чтобы всё вернулось на круги своя, ведь хочет, чтобы отец принадлежал только ему, как бы эгоистично это ни было с его стороны. Он не хочет делиться им с матерью, а это значит, что отношения между ними должны пойти по негативному сценарию.       Всё так запутано. И парень совершенно не хочет задумываться об этом.       Он забирается под одеяло и закрывает глаза, желая, чтобы отец поскорее вернулся, и чтобы всё это наконец закончилось. Майкл не знает, как будет выглядеть конец всей этой истории, но точно знает, чего хочет от этого больше всего.       Вздохнув, парень переводит взгляд на стену; на мгновение он задумывается о том, как Элизабет и Эван всё это перенесут. Он чувствует себя виноватым за то, что почти совсем о них не думает, рискуя всей их семьёй из-за своих эгоистичных желаний, своего собственного влечения к отцу, которого у него даже не должно было возникать. Всё это произошло из-за того, что он натворил с Эваном, из-за того, что Майкл даже ни разу не задумался о своих чувствах и о том, что о них следует рассказать.       Всё в порядке, думает он. Всё должно быть в порядке. Потому что, если это не так, то получается, что он разрушает всё, что у них есть, безо всякой на то причины, и простить себя за это Майкл точно не сможет. Не в этот раз.       Не после всего того, что он сделал со своей семьёй, и особенно со своим младшим братом.