Этот опыт со мной навсегда...

Стук... пауза... стук, стук, стук... Микки снял очки, отодвинул ноут и пошёл открывать дверь. Он сегодня не ждал курьера с документами и еду ещё не заказывал. Поэтому и охватила его волна некоторой нервозности — он никого не ждёт, а его никто не ищет. Всё, что выходило за рамки его рутины, было предварительно напряжно. Он успокаивал себя, представляя там каких-то ублюдков с дежурными фразами типа: «Вы верите в Бога?» или «Могу я Вас заинтересовать продукцией орифлейм?». Успокаивал, успокаивал, да не успокоился. Что не странно, за четыре-то шага до входной двери (квартика была действительно маленькой). Он спрятался за дверью и приоткрыл её лишь на маленькую щель, только чтоб разглядеть кто за ней стоит. Мэнди... Ëбаный в рот кожаный мяч... Он выдыхает воздух, который не помнит даже когда вдохнул. И он рад ей, он скучал по ней. Но вот он стоит сейчас столбом, всё так же прячась за дверью и борется с желанием захлопнуть еë перед сестрой. Просто потому что... потому что... Это его безопасное место, где он тонет в одиночестве и ему это не то, чтоб нравится, но это его жизнь, такая, какая она есть. И любые перемены заставляют его бояться, что всё покатится к чертям, весь устрой рухнет и он не уверен, что сможет начать всё сначала. В первый раз ему повезло, никто не прознал какой он грязный и пользованный. Повезёт ли во второй? Останутся ли у него клиенты, не побрезгуют ли? Сможет ли он оплачивать этот угол, если заказов не будет? Мэнди толкнула дверь рукой и ему пришлось отступить, чтоб не соскребать потом свою физиономию с дрянной обшивки. Всё такая же... Знает, чего хочет и берёт, не спрашивая. Он любит её, правда, любит. Когда Микки было 16 и случилось то, что случилось, только Мэнди могла его "видеть". Первое, что он почувствовал тогда, это желание стечь по половым доскам и разлиться грязной лужей на полу подвала. Исчезнуть, раствориться в пространстве или стать невидимым. Никто не должен видеть его, тогда и отвращение на их лицах не будет ранить. Он даже старался не делать глубоких вдохов, чтоб не дай Бог, никто не заметил его присутствия в комнате. Терри, конечно, замечал, потому что искал любую удобную грушу для битья. А Мэнди видела его, именно его, своего старшего брата. Она его видела. Грязного, пользованного, такого сломленного и проебавшегося, но видела. Именно поэтому сейчас Микки молча склонил голову и позволил ей войти. Они не виделись шесть лет. Как только Микки стал совершеннолетним, он продал всё, что смог и свалил из отчего дома. Там уже не было Терри, не было братьев, но и находится там парень не мог. Воспоминания вспышками застилали пеленой глаза и он просто переставал существовать в этот момент, находясь ментально в своём таком дерьмовом прошлом. Настоящее тоже было дерьмовым, но было "настоящим". И вот когда не смог он больше терять действительность, тогда и свалил. Чертовски верное решение, если спросите меня. Мэнди первые пару лет пыталась навязать ему свою компанию, что сама называла заботой. Но и её руки опустились. Поняла, видимо, что от проёбанных ждать нечего. Тогда она уехала со своим всратым Кеньятой и пропала с радаров вовсе. До сегодняшнего дня... — Привет, солнышко наше ясное, — сказала она с издёвкой, глядя на хмурое лицо брата. Мэнди уже успела занести из коридора дорожную сумку и какую-то переноску. — Даров, — не размыкая губ, ответил брюнет. — Познакомься, твой племяш. Микки, это Мик. Мик, это твой дерьмовый дядюшка Микки. Ты, блять, хоть тапки какие дай, совсем одичал. Воду оплачиваешь? Мне бы чайку́ с дороги затрепать. И Микки даже не пытался предлагать ей чувствовать себя как дома, у неё и без разрешения прекрасно получалось. Она скинула грязные ботинки и прошла в кухню, ребёнок остался мирно спать в переноске. Его не удивляло наличие ребёнка, девчонки с Южной стороны начинали рожать лет с 13, а Мэнди не то чтоб воспитывалась в целомудренной среде. Вся ситуацию была каким-то сюром: вот Мэнди стоит здесь с чайником в руке, малыш лежит в переноске. И это всё как-то... вроде он и рад, но и не его вот это вот всё, так не должно быть. Он планировал умереть в этой же квартире, в одиночестве и, возможно, даже сидя за ноутбуком. Чем раньше, тем лучше. А тут — вот. Люди. И не прогонишь же и рад ей, а что-то внутри сковывает, даже шагу не ступить. Страшно немного. Мэнди тогда не поняла, но теперь-то стала старше и увидит, и поймет — проебался. Скорее бы. Ожидание неизбежного режет грязными ногтями его изнутри, хочется зажмуриться и спрятаться. — Ты боишься, что пол уедет из под ног, поэтому ты к нему так прирос? — метнула она в него. — Давай дам малыша подержать. Симпотный, да? Микки сделал шаг в сторону переноски и остановился, как вкопанный. Мальчишка был голубоглазым и пухлым, а кожа такая белая... Брюнет убрал руки за спину. Он не может к нему прикасаться. Микки грязный, Микки мерзкий, он не должен испачкать собой что-то настолько невинное и чистое. Он не может, он хочет, но не может. — Эй, придурок. Это ребёнок, он не кусается, — подоспела Мэнди, пытаясь вырвать его из собственных мыслей. — Серьёзно, Микки, я помню, что ты не тактильный, но он не причинит тебе вреда. — Дело не в нём, а во мне... — он не сможет закончить это предложение, не вслух. Тогда он станет видимым, а, значит, уязвимым. И Мэнди поймёт что он из себя представляет. Проебался же... Он со всех ног рванул в свою спальню и закрыл за собой дверь. Хотел захлопнуть, но закрыл, там же ребёнок. Микки может и мудак, но не абсолютный. — Да, да, — услышал он голос Мэнди, - чувствуйте себя как дома, можете пропылесосить... Микки слабо улыбнулся — чëрт, он любит эту девчонку. Смелая, дерзкая, наглая. Он тоже мог бы таким быть. Но проебался же...