Путь Левой Руки

31. Путь Левой Руки

Тишина кругом.

Проникает в сердце скал

Легкий звон цикад.

Рейстлин ощущал блаженную пустоту и наслаждался ей в качестве заслуженного и, возможно, недлинного отдыха. Он стоял возле окна, в библиотеке, спрятав руки в широкие черные рукава и оставив на подоконнике раскрытую книгу, которую он пролистывал, и теперь смотрел вниз, на улицу. По пустынным улицам текло раннее утро, холодным туманом, тяжелыми прядями оседающее на ставнях и низких крышах. Внизу, напротив, “Драконий хвост” наконец к этому часу опустел, так как повесы и пьяницы наконец угомонились и разошлись на отдых. Рейстлин видел, как Руни вышла вместе с двумя другими официантками, устало прислонилась к дверному косяку, перекинув полотенце через плечо и развязывая передник, чтобы немного подышать свежим воздухом, а после отправиться отдыхать. Девушки переговаривались между собой, но потом и они ушли, закрыв двери трактира. Прачечная чуть дальше по улице, напротив, словно проснулась ранним утром, и из ее труб заструился дым. Прачки приступали к работе как раз тогда, когда заканчивали трактирщицы. К Рейстлину подошел мастер Хоркин, который двигался удивительно неслышно для кого-то, кто выглядел настолько неповоротливым. — Что ни говори, — сказал он, остановившись рядом, плечо к плечу, — а все же, чувствуется, что Нуитари на ущербе. Есть нечто эдакое в воздухе. Не смотри на меня так, Каштановый. Я ее не вижу, но расчеты-то я делаю. Ты всю ночь просидел с книгами? — Не всю, учитель, — ответил Рейстлин. — Только часть. — Да уж знаю, что ты явился за полночь, — фыркнул бурый маг, и юноша подивился, что Хоркин знает обо всем, что происходит в Башне, хотя, когда Рейстлин тихонько пробрался в свою комнату, вернувшись из соседнего сада, никакого Хоркина он не встретил и в помине. Они некоторое время молчали, стоя рядом. Рейстлин чувствовал себя слишком усталым и слишком успокоенным разрешенной наконец задачей. И — одновременно настолько раздерганным, что ночью он не мог и помыслить о сне и предпочел читать и твердить заклинания до самого рассвета, чтобы привести нервы в равновесие. Хоркин же просто ничего не говорил, безмятежно созерцая замершую в ранний час улицу, словно это зрелище его умиротворяло. — Учитель, — позвал Рейстлин. — Ну? — Думаю, что я выполнил твое задание. — Это которое? — Ты велел мне подумать, что такое Путь Левой Руки. И без того невеликие глазки Хоркина сделались еще меньше от того, что он улыбнулся. — Да? И что же, ты подумал, Каштановый? — спросил он. — Полагаю, что да. И мне кажется, я кое-что понял, мастер. — Излагай, — велел Хоркин, кивнув. — Я думаю, это фундаментальное положение, ставящее содержание над формой. — Каштановый, — старший маг обозначил некое движение, напоминающее подзатыльник, даже не коснувшись макушки Рейстлина, — это опять что-то на магическом? — Прости, мастер Хоркин, — покладисто поправился Рейстлин. — Думаю, что я понял суть и пользу Пути Левой Руки. Он позволяет нам не искать опоры вовне — только в самих себе, поскольку это единственный надежный источник, и сверяться только с собой, тем самым оставаясь с собой в согласии. “Главный инструмент мага — его ум. Но главное оружие мага — его воля. И то и другое надлежит сохранять в неизменном порядке, подобно другим рабочим приборам, неукоснительно, и оттачивать непрестанно.” — А. Рогир Санкристийский, если я ничего не путаю? — Да. Я давно запомнил это наставление и старался ему следовать, но понял, кажется, только теперь. Прости, я снова на магическом, но я подумал, что эти инструменты — единственные, на которые следует рассчитывать. — Лунитари тебя побери, Каштановый, как ты витиевато излагаешь фразу “думать своею головой”, — фыркнул Хоркин. — Тебе вбили в голову про Путь Правой Руки, а ведь с самого начала ты и одной ногой не ступал на этот путь. Иначе бы все еще выполнял приказы своего брата, как бишь его… — Карамон. — Да, его. Так-то, Каштановый. Считай, что задание ты выполнил. Хоркин потянулся, с удовольствием разминая плечи. — В другой раз, — сказал он, — постарайся справляться без синяков и вывихнутых рук. Рейстлин машинально тронул еще вчера вывернутое братом запястье, над которым позже поколдовал бурый маг. — Такого больше не повторится, наставник, — заверил он искренне и серьезно. — Никогда. Хоркин искоса глянул на него, то ли довольно, то ли хитро. — Ну, — сказал он, — раз уж ты управился, дам-ка я тебе следующее задание. — Слушаю, учитель. — Тут уж все будет проще, Каштановый, — пообещал он. — Отправишься в Косой Горб и передашь там кое-что. Побудешь моим курьером. Да и из Нераки тебе неплохо покамест убраться. — Слушаюсь. А где это, мастер Хоркин? Бурый маг посмотрел на него и прищелкнул языком: — Ах, Каштановый, у тебя в голове содержится столько всякого заумного вздора, а самые простые вещи ты упускаешь. Завтра же сядешь за карты и вытвердишь окрестности Нераки и названия местных деревушек. Не все тебе “К некоторым вопросам использования пространственно-временных и метафизических категорий пустоты и ничто при производстве опытов по обращению неживого в живое, а также по выращиванию гомункулов и о вопросе начальности и конечности бытия” читать. Косой Горб — это деревушка в двух днях пути. — Вытвержу, мастер Хоркин, — с готовностью пообещал Рейстлин. — Но разве ехать мне прикажешь не завтра? — Послезавтра. День терпит, а тебе следует отдохнуть. И, вот, кстати, брось книги и отправляйся спать. Слегка пристыженный Рейстлин кивнул: — Слушаюсь, но… — Если слушаешься, то “но” быть не должно.