Путь Левой Руки

17. Своя сторона

Летние травы

Там, где исчезли герои,

Как сновиденье.

— Почему ты позволяешь ему делать это? Китиара наливает вино в бокал, и красная жидкость рубиново струится по хрустальным стенкам. Она протягивает бокал Рейстлину, который сидит перед ней, упрятав руки в рукава, но он смотрит на нее и качает головой: — Я не пью вино, сестра. — Ну, хорошо, — Китиара ставит бокал на столик рядом и усаживается, закидывает ногу на ногу, вольно уронив руки на подлокотники кресла. — Итак, поясни, братишка, что я позволяю и кому. — Пытать пленника — Карамону. — Ах, это, — она небрежно смеется и щурит синие глаза. — А что тебе не нравится? — В целом, вся эта ситуация. — Ты как-то очень серьезно относишься к этому эльфу, Рейст. — Не к эльфу. К Карамону. Ты удивишься, но мне не хотелось бы, чтобы мой брат подвизался в роли палача. — А. Так если я велю допрашивать лазутчика кому-то другому — ты успокоишься душой? — интересуется Китиара, лукаво глядя на брата. Рейстлин не отводит глаза, но — молчит в ответ. — Что-то ты слишком щепетилен для мага в черной мантии, не находишь, братишка? — Это всего лишь маскировка. — Это черная мантия. Рейстлин чувствует, что сестра старается загнать его в словесную ловушку, и слегка качает головой: — Если ты пытаешься уличить меня в том, что я против бесчеловечных пыток — то тебе не надо трудиться, Кит. Я этого и не скрываю. Я уверен в том, что можно было бы узнать гораздо больше другими способами. Без истязаний и ломания рук. — Может быть, и даже скорее всего, ты прав, братишка. — Ты нарочно поручила это Карамону, чтобы он мог выслужиться? — Я поручила ему узнать информацию у лазутчика. Способ он выбрал сам, — сверкает улыбкой Китиара, — самый действенный и надежный. Молодец, братец. Такие люди мне нужны. — Палачи? — Умеющие выполнять порученное без размышлений. Тебе бы я подобное не поручила. — Очень надеюсь. Кит… — Рейст, — Рейстлин не очень понимает, в какой момент, но вдруг тон сестры неуловимо меняется. — Это лазутчик. Шпион. Он не просто так болтался вокруг лагеря. Его поймали, когда он пытался проникнуть сюда тайно. Причем — возле склада с оружием. И мне нужно как-то объяснить императору, почему кто-то послал своего шпиона именно сюда, выбрав из всех пяти армий именно мою. Кто-то, к большому сожалению, пока неизвестный. Это будет достаточно серьезный разговор с его величеством. Понимаешь, Рейст? Можешь разговорить его надежнее и скорее — так иди и делай. А нет — меня вполне устраивают проверенные методы Карамона. Думаешь, кто-то из них бы церемонился также с кем-то из нас, попади мы к ним в руки? Да твоей черной мантии — маскировки! — хватит, чтобы тебя потащили на костер в каком-нибудь Палантасе. — …Кит, — невозмутимо продолжает Рейстлин прерванную фразу, — спокойнее, я на твоей стороне. И я стараюсь донести до тебя, что старательность Карамона может привести к тому, что тебе, возможно, вообще нечего будет рассказывать императору. Если бы Карамон или ты в своей жизни прочли бы хотя бы одну книгу, то, возможно, знали бы, что эльфы выносливее, но при этом и хрупче людей. Он, может быть, и не умрет там, где умер бы человек, однако, если Карамон кнутом перебьет ему позвоночник — толку будет немного. Китиара некоторое время молчит, задумчиво глядя в свой бокал. Потом тянет: — И Карамон за это тебя не побил? Рейстлин чувствует, как краснеет. — Эти твои ссадины на лице, — продолжает Китиара, — и наверняка не только там. Ты его боишься, и мне это ясно видно. Мой маленький братишка не смог с ним справиться — и пришел ко мне. — Не только поэтому. Я, некоторым образом, перед тобой в долгу, сестра. И в уплату долга сообщаю — окороти Карамона, если не хочешь потерять своего лазутчика, а после получить удар от тех, кто его послал. То, что это совпадает с моей нелюбовью к жестоким пыткам — приятное дополнение. — Так он и правда тебя колотит? — Да, — Рейстлин изо всех сил старается не отвести взгляд, но понимает, что стискивает пальцы под защитой черных бархатных рукавов так, что они отдаются резкой болью. — И часто? — Китиара. Сестра тянется, поскрипывая доспехом — не новеньким, как у Карамона, а видавшим виды, потертым, много ношенным — и стремительно встает, чтобы огладить каштановую макушку Рейстлина. Ее сильные, загорелые пальцы зарываются в мягкие пряди, слегка ерошат, растрепливая волосы юного мага. Рейстлин замирает под ее рукой, а после чуть ведет головой в сторону, уходя от прикосновения. — Что ж, тогда я не расскажу ему о нашем разговоре, братишка. *** Рейстлин снова в яме, опять приходит осмотреть своего “пациента”. Тот лежит, неловко сжавшись в комок и уронив голову. Когда поверху, снаружи, кто-то проходит, стенка слегка осыпается мелкими земляными комьями на спину эльфа, на повязки. Рейстлин вдруг остро чувствует, как здесь пахнет земляной внутренностью, разрытой почвой, открытой могилой, кровью, снадобьями и грязными бинтами. Он подходит ближе и присаживается, чтобы заняться повязками. — Тебе лучше. Пленник уже привычно слегка подвигается, чтобы предоставить лекарю доступ к ранам. Поднимает голову, обиженно и насмешливо скалится: — Мне хуже… — Это потому что заклинание перестает действовать. Но ранам — лучше. Рейстлин снова обрабатывает, проверяет швы и смазывает. Уверяется в том, что ничего не гноится и не воспаляется. Снова закрывает бинтами истерзанное худое тело, такое хрупкое, до невесомости, хрупче его самого. Пока он занят этим, эльф молчит, а потом оборачивается через плечо. Глаза у него — светло-серые, кристально чистые, за это время умытые слезами до неземного блеска. — Он твой брат? Я слышал… Руки Рейстлина, накладывающие повязку, замирают на секундочку, а после продолжают неспешно и бережно двигаться. — Да, — подтверждает он. — Он мой брат. — А я думал сперва, что ты просто нанятый маг. Потом думал, что слуга. — Спасибо. — Он тебе полнородный брат или, может, вы сводные? Может, ваш отец его мать наряжал в шелка, а твою — обесчестил?.. Или, может, бросил ее ради его матери?.. — Полнородный. — Но я не понимаю. Ты ведь носишь черную мантию... Почему ты не на стороне родного брата? — Я на его стороне, — отвечает Рейстлин. Я на своей стороне, — думает он. Рейстлин мимолетно оглядывается наверх, но стража, уже привыкшая к его визитам, не обращает никакого внимания на происходящее в яме. Маг проскальзывает рукой в рукав, а затем слегка тянет пленника за плечо, прося обернуться и протягивает на ладони несколько голубовато-зеленых листков. Обернувшийся эльф замирает и сбивается на вдохе, глядя на эти листочки в бледной руке. — Chabao aur nigal jao.* — О… — дыхание пленника дрожит, а в глазах появляются слезы. Рейстлин не может поручиться, что это слезы радости. — Ты решился... Main… dhanyavaad…** Эльф в ужасе озирается и косится наверх, боясь, что их застанут, хватает листочки и поспешно отправляет их в рот, тщательно жует. Пальцы у него ходят ходуном. Он вдруг не выдерживает, вздергивает плечи, закрывает лицо ладонью и долго всхлипывает, сухо и очень горько. И Рейстлину остро, невозможно хочется прижать его к себе, закрыть рукавами мантии, укутать, спрятать, увести куда-то подальше отсюда. Потом пленник едва слышно спрашивает из-под руки: — Как… как все будет? Kya main jaldee mar jaoonga?*** — Уверен, что еще не скоро, — усмехается Рейстлин одними губами. _____________ * Разжуй и проглоти. (эльф.) ** Я… благодарю…(эльф.) *** Я умру быстро? (эльф.)