Новая модель

Ты можешь изображать живую тёплую тварь, ранимую, стремящуюся к очагу. На деле всё будет так: придёт слабоумный звонарь и размозжит твою голову о чугун. lllytnik©

Феерическое шоу в Париже, по размаху не уступающее Неделе моды, но куда более молодое, а потому менее громкое и растиражированное, но уже привлёкшее внимание общественности, которая смыслит в модных вопросах или хочет так думать, или хочет нажиться на том, чтобы приобщиться к прекрасному и яркому. Последние, разумеется, журналисты, которым по большей части без разницы, что освещать и кого облизывать. Джерри не был уверен в этом точно, но, кажется, в этом году Шоу проводилось всего в третий раз. Огромная арена. Целая толпа визажистов, помощников по одеванию и прочих. Отдельные гримёрные – комнаты подготовки, за что низкий поклон организаторам мероприятия. Сомнительное удовольствие в суете и перебранках толкаться с коллегами, тем более когда с тобой сопровождающий, не умеющий держать язык за зубами и руки при себе. Джерри уже был одет в штаны для выхода – чёрные легинсы из плотной, в меру тянущейся ткани с серебряными (в прямом смысле этого слова) молниями на боках бёдер и однослойным устойчивым брыжом белого цвета, пришитым изнутри, выходящим из-под пояса и потому напоминающим продолжение весьма эксцентричного нижнего белья, окружающим талию распущенным бутоном. Стоял перед шикарным трельяжём с большими зеркалами, двумя подвижными и одним, средним, статичным. Упирался в него руками, благодаря чему склонился вперёд и прогнулся в спине. Рассматривал своё отражение: макияж, причёску, оценивал степень совершенства. Оскар находился позади, стоял у двери, подпирая плечом стену и держа руки сложенными на груди, молча наблюдал. На трельяже были разложены кисти всех размеров и форм, плойка, утюжок для волос, паллеты теней, румян – всё необходимое для наведения и поддержания красоты. Беспрецедентный момент – моделям было разрешено самостоятельно поправлять макияж, если они считают, что справятся с этой задачей, и изъявят на то желание. Джерри не знал имени верховного учредителя сегодняшнего шоу [читай - спонсора], но он явно был тем ещё либералом, что довольно редкое качество для людей с толстым кошельком. - Джерри, сколько до твоего выхода? Джерри, взявший в это время кисть для пудры и поднёсший её к лицу, обернулся через плечо: - Ты назвал меня по имени? Ещё и по новому? Ого, - отвернулся обратно к зеркалу, взмахнул кистью, скорее просто для жеста, подкрепляющего идеальность, а не для того, чтобы что-то поправить. - Да, я подумал, что так правильно, тебя же так зовут. Уточнение Джерри не очень понравилось, но он сделал вид, что слова Оскара не кольнули напряжением, и спокойно, как ни в чём не бывало ответил: - Да, меня теперь так зовут. Спасибо, что наконец-то признал это. - Да, зовут, - кивнул Шулейман. – И всегда звали. А вот это уже не дурное предчувствие – это прямое заявление, удар. Джерри опустил кисть, повернулся к нему. - Что? – спросил с полным непониманием. - Та-та-та-там! – произнёс Шулейман звучно, с вибрацией. - Здесь должна быть такая музыка, но уж извини, поленился подготовиться и найти подходящую мелодию. Тебя всегда так звали, говорю. Тебя звали Джерри и зовут. - О чём ты? - О том, что ты не Том. Ты Джерри. - Оскар, что за бред ты говоришь?! – Джерри перешёл с демонстрации недоумения к раздражению. - Почему бред? Я знаю, что это правда, ты тоже. Спектакль окончен, актёрам можно снять маски. Джерри пару мгновений смотрел на него с таким выражением, что и сам бы себе поверил, что он не лжец и совершенно не понимает, о чём говорит доктор-алкоголик, что за претензия. Выдержав паузу, Шулейман в том же спокойно-уверенном тоне продолжил: - Нужно отдать тебе должное, актёр ты феноменальный. Мои тебе аплодисменты, - похлопал и вернул руки в прежнее положение. – Ты гениально играл «Тома изменившегося» и показывал проблески «Тома прежнего», особенно момент с истерикой по поводу моего предполагаемого смеха, когда тебя укусила Ананас – это выше всяких похвал… - Ты меня специально выводишь из себя? – со смесью раздражения и затаённой обиды, как мог бы ответить на такое Том, перебил его Джерри. – У меня и так сейчас напряжённое время, скоро показ начнётся. Не желаю вдобавок тебя выслушивать, а потом с трясущимися руками на подиум выходить. - Вот снова – потрясающая актёрская игра. Признаться честно, тебе удавалось довольно долго водить меня за нос. Я не мог поверить в то, что Том мог стать таким, но всё равно верил, потому что – не подкопаешься. Видел даже некоторые несоответствия, но не придавал им должного значения, потому что – так не может быть. Но тут уже заслуга ещё и моего образования – психиатрия не делает оговорки, что альтер-личность может обладать памятью личности реальной и притворяться ею. Джерри снова молчал несколько секунд, хлопая ресницами, затем спросил: - Раз так быть не может, о чём ты говоришь? - Я уже подхожу к этому. Или тебе вкратце вывод? Его я уже озвучивал – ты не Том, ты Джерри. Но я думал, что тебе будет интересно послушать, как я к нему пришёл. - Что в этом интересного? Я знаю, кто я. И я очень надеюсь, что ты шутишь, а не в самом деле думаешь, что я Джерри – не по имени. - Чувствуешь, как зад подгорает, да? – оскалился в усмешке Шулейман. - Чувствую, что ты… Да я не могу подобрать слово. Оскар, прошу, успокойся, - Джерри устало выдохнул, прислонился к ребру трельяжа. - Я – Том. Можешь забыть про то, что по паспорту я теперь Джерри, если тебя это напрягает. - Меня это не напрягает. Твой выбор. Был бы, если бы ты был Томом. Так вот, о чём я говорил – ты играл потрясающе и сейчас тоже держишься достойно «Оскара». Но ты всё-таки допустил ряд ошибок. Послушаешь, каких? Джерри снова вздохнул, в этот раз с затаённым, таким же наигранным, как и всё остальное, раздражением, скрестил руки на груди и ответил: - Хорошо, говори. Даже интересно, что тебе в голову взбрело и что ты там в моём поведении увидел. Тем более ты всё равно не намерен останавливаться, как я вижу. - Да, не намерен. Что я, зря готовился? Ладно, шучу, я не готовил эту речь. Так вот, первое это… - затянул паузу, щёлкнул пальцами, указывая на Джерри. – Будут предположения, в чём ты прокололся? - Ты всё-таки надо мной издеваешься. - Ладно, говорить буду я. Как раз мне надо к этому привыкать. У тебя другая мимика. - Что? - У вас с Томом абсолютно разная мимика. - Вообще-то мимика меняется. - Она не меняется – её можно изменить. Но не так кардинально. Том всё время хмурился, так, что брови едва не сходились в одну. А у тебя я этого ни разу не видел. - Я не хочу, чтобы в двадцать пять мне пришлось прибегать к уколам или вообще пластике, чтобы убрать морщины со лба, я же в том числе лицом работаю. Вот и отучил себя хмуриться. - Допустим. А глаза? Том их всё время таращил. - Это смотрится по-идиотски, от этого я тоже отучил себя. - Согласен, что смотрится по-идиотски. Но это неотъемлемая часть Тома. Идём дальше. Губы. Том постоянно их дул, как дитё малое, обиженное, а ты поджимаешь. А ещё коронное его – одновременно брови в кучу и губы дуть, как дурачок в клиническом понимании этого слова. - С губами то же самое, что и с бровями – не хочу преждевременных морщин. На второе ты сам ответил – я не хочу больше выглядеть дурачком. Джерри говорил спокойно и рассудительно, так, как будто это был всего лишь диалог, являющийся для него глупым, а про себя поражался. Да, мимика всегда на виду, особенно если она яркая, но со временем, если человек перестаёт делать лицом так или иначе, в памяти знающих его она смазывается, подменяется на новую. Отчего-то он совсем не думал, что Шулейман подметил все эти моменты настолько чётко, он же вообще редко на Тома смотрел, гораздо чаще в телефон. - Идём дальше. Жесты. Скажешь мне, Джерри, какой у Тома есть отличительный жест? Тут Джерри на самом деле растерялся на секунды, не мог понять сразу, что имеет в виду Оскар. Для себя он всегда считал отличительными чертами Тома – широко распахнутые глаза и хлопанье ресницами. К последнему и сам часто прибегал, но чаще с другим выражением. Шулейман сам ответил на свой вопрос: - Том всё время тянул в рот и прикусывал большой палец. Куда эта привычка делась, если ты Том? – развёл кистями рук. Удивил. Почти. Джерри настолько претило тянуть пальцы в рот, что это было единственной особенностью Тома, которую он и не думал использовать, даже когда притворялся им, и не подумал о ней ни домыслом, когда горе-доктор спросил. Или это было единственной настолько личной частью Тома, что его никак не касалось. - У меня маникюр, - Джерри поднял руки тыльными сторонами к Оскару, говоря так, как будто это элементарно и понятно, а тот идиот. – Логично, что я больше не могу грызть ногти и пальцы. - Эта привычка явно из глубокого детства, нервная, связанная с кормлением грудью, во время которого мать держит ребёнка у сердца, и ребёнок ощущает себя максимально защищенным и потому спокойным, - парировал Шулейман. – Такие вещи остаются с людьми на всю жизнь, даже если кажется, что победил привычку – как только стресс, она возвращается, потому что такие привычки - самоуспокоение. Но ты почему-то руку ко рту ещё не тянешь. - Так у меня и нет сейчас стресса. - Есть. Ты нервничаешь, причём сильно, это заметно. Глаза у тебя бегают. Человек сам этого часто не ощущает, но со стороны прекрасно видно. Нервничаешь, потому что я тебя раскрыл, как я понял – это твой худший кошмар. - Я нервничаю, потому что у меня впереди напряжённая работа, а ты мне мозг имеешь ересью какой-то. - И вот мы вернулись к тому, что ты нервничаешь, но пальцы в рот почему-то не тянешь. - Я очень старался победить эту привычку, потому что она дурацкая и вредная. А сейчас я не настолько нервничаю, чтобы сдаться и вернуться к ней. Доволен? Что ещё? Надеюсь, ты не пойдёшь со мной на подиум и не продолжишь там убеждать меня, что я не я?! - И снова браво. Просто – браво, - Оскар вновь поаплодировал. – Ты не сдаёшься, да? И правильно, в принципе. Всё то, что я перечислил, действительно не стопроцентные аргументы в пользу того, кто ты есть. Я сам на всё это закрывал глаза, пока не произошёл один момент, который обличил тебя. Я ещё мог бы поверить в то, что Том перекроил свою мимику, жестикуляцию, начал курить, без проблем раздевается на камеру, поборов все комплексы, и завёл себе сильно старшего любовника, но есть неопровержимый факт, который никаким боком не про Тома. Помнишь, как мы дурачились с ножами? - Помню. Что, скажешь, что нож в руки может брать только Джерри? - Не скажу. А скажу, что – я случайно спровоцировал тебя показать свою истинную натуру. Помнишь, как выбил у меня нож и наставил свой нож на меня? - Первому меня научили на тренировках, я говорил, что занимаюсь. А второе… Погорячился. Я испугался, что ты мне горло порежешь, вот и отреагировал рефлекторно, защищаясь. - Да, это логично. Но показательный момент, который я имею в виду, кроется не в том, что ты так резко отреагировал, а в том, как ты это сделал. - И как же? Я смотрел на тебя так, «как смотрит убийца»? - Ты держал так нож. - Как, так? Оскар, ты меня начинаешь пугать. - Обычные люди всегда целятся в сердце, инстинктивно устанавливают оружие на его уровне. Ты же нацелился на моё горло. - Невелик смысл целиться в сердце, тем более ножом, попасть в него и так сложно из-за того, что оно в движении, а лезвие ещё запросто может попасть в ребро и отскочить. - Тебя так научили на твоих курсах юного бойца и киллера? - Да, меня так научили. - Допустим. Это тоже логично. Но неужели тебя учили и на практике горло резать, давали тебе смертника, и ты убивал его? - Нет конечно. - Вот и я так думаю – нет конечно, никто не будет такому и таким образом учить. Но тем не менее ты действовал именно так, что было видно – ты умеешь это, очень хорошо умеешь. - Я уже вообще не понимаю, к чему ты клонишь и о чём говоришь. - Ты держал нож весьма специфическим образом – под наклоном, так идеально не колоть, а рассекать – перерезать горло. И отреагировал ты тогда рефлекторно, не задумываясь, до такой степени навык без практики никогда не закрепится. Ты повёл себя знакомым для себя образом, столкнувшись с опасностью, тем образом, которым точно знаешь, что можешь наверняка обезвредить противника. Вывод – ты делал это раньше, резал горла, причём удачно. А кто у нас этим занимался? Правильно – Джерри. На это Джерри было нечего ответить. Просто нечего. Какая наблюдательность. Какой анализ. Горе-доктор оказался не таким уж и «горе». Он оказался совсем не таким дураком и не конченным раздолбаем, которому на всё плевать, каким выглядел. Тем временем Оскар продолжал: - После этого я попробовал отбросить то, чему меня учили и что есть правило, и взять за основу то, что альтер-личность может быть сверхличностью, включающей в себя всю память и обладающей полными характеристиками личности настоящей, полноценной. Припомнил все предшествующие этому случаи мелкие странности и взглянул на них с этого ракурса, и всё встало на свои места. Взять хотя бы то, что Ананас укусила тебя. Она за свою жизнь укусила всего один раз – моего друга, который сильно лез к ней. - Наверное, где-то внутри я продолжаю бояться крыс, - подал голос Джерри, - и она это почувствовала. - Я бы поверил. Но в таком случае она должна была кинуться и на Тома, но она этого не сделала. Видимо, у моих домашних животных какая-то особая чуйка на тебя. Дами ведь тоже на тебя кидалась, когда ты появился у меня дома, и потом ощетинилась в первые секунды, увидев Тома, но, поняв, что это он, сразу успокоилась. Не зря говорят, что животные видят и чувствуют гораздо больше людей. - Прекрасно. Меня укусила твоя крыса, я как-то не так подержал нож - и вот, я Джерри. Гениально просто! – воскликнул Джерри, вкладывая максимум нервных эмоций, всплеснув руками. – Что дальше? Может, вторую альтер-личность во мне откроешь, ту, на которую можно списать всё, что не моё, по-твоему, и то, что и Джерри тоже не подходит?! Джерри же убийца, он ненормальный, но ты почему-то ещё жив! Как назовёшь его, нового? Или, может, её, чтобы тебе смешнее было?! - Какая экспрессия. Кстати, Джерри, своей талантливой актёрской игрой ты тоже прокалывался. Как раз в подобные моменты – очень эмоциональные. Ты отлично изображаешь состояния на грани истерики: лицо, жестикуляция, интонации, даже вегетативные проявления прослеживаются. Но ты успокаиваешься, как только видишь, что в дальнейшей истерике нет необходимости, по щелчку буквально. Подлинные возбуждённые состояния так не проходят. Вывод – ты играл, да и сейчас играешь. А кто у нас игрок, актёр и лжец? Джерри. Ты, Джерри. - Я всегда был отходчивым, если ты вдруг не помнишь или не замечал этого. - Да, Том отходчивый. Но ему для того, чтобы успокоиться, нужно или хоть какое-то время, или шугануть его нужно, или должен появиться новый стимул, который переключит его. Тебе же ничего такого не требовалось. Потому что ты не испытывал эмоции на самом деле, а только изображал их. Даже сейчас изображал – ты выслушал меня до конца, не перебил и – о, чудо! – ты снова необъяснимым образом сам по себе успокоился и вернулся к ровным рассуждениям за какую-то минуту. - То есть на тебя орать надо? - Я знаю, что ты сейчас скажешь: я старался это победить в себе… Нет, не старался. Ты был такой изначально. Ты этакая идеальная версия Тома без каких-либо сходств, помимо внешности и общей памяти. Хотя и внешность у вас разная в том смысле, что вы ею по-разному распоряжаетесь. Это стоит отметить отдельно. Джерри носил длинные волосы, макияж и красил ногти ещё в юности, и сейчас я вижу то же самое. Совпадение? Не думаю. - Это мой образ. Я тебе это уже много раз говорил. - Во-первых, у Тома своего рода комплекс – что он не очень похож на мужчину, он бы ни за что не выбрал для себя такой образ. Во-вторых, ты всё это делаешь и вне работы, тебе это очевидно нравится. Джерри помолчал пару секунд и пожал плечами: - Я же говорил, что допускаю, что соединение уже произошло. Наверное, мне это досталось от Джерри. - Какого пола Джерри? – внезапно, непонятно к чему спросил Оскар. - Что? - Какого пола мышь, крыса, не знаю, кем он там был… Короче, какого пола грызун из мультика «Том и Джерри»? - Я никогда об этом не думал… Мальчик. Наверное. - А я думаю, что Том или сам думал как-то, что Джерри девочка, или ему сказал так названый отец, что и отразилось на тебе. В тебе нет женских качеств, по внутренней составляющей ты чистый мужчина, а внешность – некоторые прекрасные дамы могут позавидовать. Как раз маленькие дети делят по половому признаку исключительно на основе внешности. Вот и получилось, что ты мужского пола, но то сомнение наложило на тебя отпечаток в плане того, что тебе нравится использовать для себя внешнюю женскую атрибутику. Либо же – ты так делаешь как раз из-за комплексов Тома, вы же в некотором смысле зеркальные отражения друг друга, противоположности. Том стесняется себя, ты эксплуатируешь; Том боится, ты делаешь; Том ни на что не способен, ты, как настоящая крыса, всегда и везде пробьёшь себе дорогу. И так во всём. - И чем это противоречит тому, что я сказал, про соединение? - Ты же теперь и сам психиатрией увлекаешься, знаешь много, вот и скажи мне. А я двигаюсь дальше, иначе мы до утра не закончим. - Тебе даже сейчас, когда ты возомнил себя суперспециалистом и героем, лень тратить время на кого-то, кроме себя? - Это тоже о тебе, Джерри, кстати – манера отвечать вопросом на вопрос, чтобы отвести внимание собеседника от основной, первоначальной темы. Хороший приём, к слову. И язвительность тоже о тебе. - Откуда тебе знать, каким был Джерри? - Насчёт язвительности это моё личное наблюдение. А многое другое – думаю, тебе знакомо имя Яна Бакюлара д’Арно? Внутренне Джерри перекосило. В таких обстоятельствах упоминания имени того, кто как-то всё ему разрушил, не могло вызвать иную реакцию. Не дожидаясь ответа, Шулейман продолжил: - Уверен, что знакомо. Ты его должен особенно любить, он же тебя раскусил и закрыл в прошлом. Так вот, он как приближённый к тебе человек, составил описательное досье, которое шло приложением к твоему делу в центре, оттуда я и подчеркнул то, каков ты и на что горазд. Но вернёмся к главному. Тебе, видимо, мало аргументов, чтобы признать своё поражение. Или нет? Может, мне не продолжать? - Не продолжай. И уходи. - Понятно. Продолжаю. После эпизода с ножами я решил устроить тебе пару проверок, чтобы убедиться, что моё предположение верно. Первой я добивался другого, но получил двойной результат. Я говорю о твоём фото в моём инстаграме. Помнишь, что ты попросил меня не делать? - Я попросил тебя ничего не рассказывать обо мне. - Да, как умный человек, ты прикрыл основную просьбу ещё одной, идущей первой, чтобы вторая в глаза не бросалась. И попросил меня о том, что для тебя действительно невероятно важно – чтобы я молчал о том, что ты лечился. Видимо, ты опасаешься, что если об этом узнают, то как-то смогут раскрыть тебя, после чего снова отправят на лечение и «выключат». Я ведь прав? Прав, ты боишься разоблачения больше всего, потому и опекуна своего убил когда-то. Потому и от меня пытался избавиться, считал меня опасным. Что скажешь на это? - Я не буду ничего говорить. Всё равно ты меня не слушаешь, у тебя какая-то своя правда в голове. - Окей. Второе – ведущая рука. Скажешь, что и её ты тоже переучил? - Я всё делаю левой рукой, ничего не изменилось, - Джерри поднял нужную руку. - При мне да. Ты ел, курил, даже резал продукты левой рукой. Последнее, должно быть, было особенно неудобно, за что моё тебе уважение. Но при нашей случайной встрече в клубе Флоренции, когда ты ещё не видел меня, ты почему-то держал сигарету в правой руке. - Мне так было удобнее, левая болела. - Почему болела? - Я её ломал, и не очень удачно срослась, бывает, тревожит. - Почему же тогда потом, когда мы уже сидели вместе, ты курил левой? Моё присутствие тебя исцелило? - Да, исцелило. - Я и не сомневался, что всё было именно так, - иронично, с практически неприкрытым чувством победы в голосе ответил Оскар. – Интересно, что же случилось потом? Когда я резко бросил тебе мяч и – чудеса, левша на глазах превратился в правшу. Более того – я намеренно проверил этот момент не один раз - мало ли, погрешность всегда имеет место быть, а устроил игру. Итог – в первый раз ты словил правой рукой, потому что среагировал рефлекторно, той конечностью воспользовался, которая ведущая, чтобы мяч тебе лицо не разбил. А потом я не дал тебе задуматься и перестроиться и втянул в игру, и ты все разы ловил и подавал той же правой рукой. Вывод – то, что я видел в клубе, не исключение, а закономерность, которую ты удачно скрывал от меня, да не скрыл, потому что даже самое железное самообладание кончается там, где начинаются бессознательные реакции. Шок. Иначе было состояние Джерри не назвать. Он в самом деле в начале среагировал рефлекторно – а как иначе, когда тебе в голову что-то со скоростью летит, Шулейман абсолютно верно сказал. А потом не успел задуматься, дезориентированный абсолютно невинным с виду энтузиазмом того, и продолжил игру той же самой рукой, своей ведущей. И потом, уже после игры, не понял этого, поскольку Шулейман гениальнейшим образом не подал вида о том, что что-то не то увидел. Только сейчас, прокрутив ту минуту, в памяти, осознал, какой рукой пользовался. И то, наверное, не вспомнил бы, до такой степени действовал на автомате, если бы не слова бывшего дока. - Я переученный правша, - сказал Джерри. – Видно, это и вылезло из подсознания. - Только что придумал? Хотя как иначе? Но и это ещё не конец. Что скажешь по поводу своего поведения во время поездки к психиатрической клинике? - То есть нет на самом деле у тебя там никакого друга? – пошёл в атаку Джерри. – Проверял меня снова? Ну ты и урод. - Там на самом деле работает мой однокурсник, правда, мы с ним не были друзьями, но вполне хорошо общались, когда я приходил в универ. Так что я всего лишь немного приукрасил. А вот твою реакцию и приукрашивать не надо, она была предельно яркой. - А какую ещё реакцию ты ожидал у меня увидеть на психиатрическую больницу? Я их не люблю, ты знаешь это. - Так ты же, если ты Том, исцелился? Или от этого нет? - От этого я не лечился. Неприязнь перед больницами никак не мешает мне жить. - Сладко и складно поёшь. Но поверхностно. Во-первых, остро негативная реакция на психиатрические больницы у Тома идёт в связке с остальными его причудами, иначе просто не может быть. Так что если бы ты действительно был излечившимся и изменившимся Томом, то и на них реагировал бы спокойно. - Так ты сказал, что сдашь меня туда! – перебил Джерри. – Как ещё я должен был реагировать?! - Тише ты, мышка, а то охрипнешь к концу беседы. То, о чём ты сказал, как раз моё «во-вторых». Во-вторых – твоя реакция на клинику и мои слова о твоём временном переселении туда не имела ничего общего с реакцией Тома. Вот ты орёшь сейчас, потому что понимаешь, что беда, и стараешься максимально выдать мне Тома, а Том бы орал тогда. Или трясся бы. Или умолял не делать этого. Или из машины бы выскочил сразу, предварительно ударившись об дверь, поскольку наверняка бы попытался выйти до того, как открыл её. А ты – сидел тихо и слово лишнее боялся сказать. Потому что наверняка подумал, что я тебя раскусил, и опасался, что любой своей репликой можешь загнать себя ещё глубже. Вопросы задавал максимально аккуратные и милый сразу такой стал. И потом какое-то время был милый и тихий, не огрызнулся ни разу, без проблем прикасаться к себе позволял, а не как обычно. Вот только не знаю – то ли прибило тебя так видом и перспективой клиники, то ли старался максимально хорошим для меня быть, чтобы я тебя туда всё-таки не отвёз. - Я плохо себя чувствовал. Мне не до того было, чтобы огрызаться с тобой и отпихивать тебя. - Да, я заметил. Думал уже, прям там на месте отключишься, и вернётся на свет дитё малое, неразумное. Но ты сильный, молодец. Шулейман выдержал паузу, чтобы закурить, и, выпустив дым, добавил: - А вообще, Джерри, ты классный. Умный, находчивый, за словом в карман не лезешь. С тобой всегда интересно поговорить, можно круто потрахаться и многое другое. Ты лучший по всем параметрам. Вот только мне почему-то милее Том. Абсурд, да? Джерри всё больше не находил, что отвечать. Ощущал себя стоящим среди осколков идеальной иллюзии, которую собственными руками воздвиг и в окружении зеркального круга которой жил. Его оборона пала. С каждым новым высказыванием Шулеймана – точным, правдивым, острым, всё больше казалось, что нет уже смысла пытаться защититься и вырваться из его осады. Но Джерри попробовал. Пока есть хоть какая-то возможность продолжать бой, он не проигран. - Неудивительно, что раньше я тебе больше нравился, - сказал он, - когда в тряпочку помалкивал, все твои слова воспринимал всерьёз и зависел от тебя. - Да нет, - просто ответил Оскар. – Просто ты насквозь фальшивый и по этой причине абсолютно пустой. Но, может, я ошибаюсь. В этом ключе у меня к тебе просьба – сними уже маску, покажи, какой ты есть на самом деле, Джерри. Может, ты вполне живой, нормальный человек и понравишься мне. По всем-то остальным параметрам ты заметно превосходишь своего «младшего брата». Давай уже, расслабься, открой лицо. Не бойся. «Открой лицо» - такое простое предложение, элементарное. И Джерри под внимательным, сощуренно-выжидающим взглядом Шулеймана на мгновение задумался о том, что, может, в самом деле открыться. Открыться, а потом договориться. Но нет. Он не мог признаться в том, кто он есть. Не мог просто, необъяснимо, поскольку это по умолчанию было тайной. И по более прозаичной причине тоже не мог. Шулейман уже показал, насколько он непрост, он играл с ним, с Джерри, смеялся, дурачился и вёл себя как ни в чём не бывало, когда уже знал, кто перед ним. В губы целовал, тискал, в одной постели с ним спал и не только спал, и ни на долю мгновения не дрогнул. Был собой, вечно пьяным раздолбаем, не придирался ко всем мелочам, чем со временем усыпил бдительность, и потом остался при том же поведении и том же отношении, что не позволило Джерри ничего заподозрить. Горе-доктор, поленившийся нормально лечить единственного в своей жизни пациента, пофигист, алкоголик и папенькин сынок стал тем, кто его обыграл. Незаметно превратил его, Джерри, игру в свою игру, до последнего позволяя думать, что тот у руля, и разбил в итоге вчистую, разобрав буквально по костям. Невозможно было поверить. Но верил. Он ведь и правда совсем не Том, не привык обманываться. Мажор и алкоголик оказался и умнее него, и хитрее. Ничего не мешает Шулейману и сейчас обвести его вокруг пальца. Добиться чистосердечного признания и… Джерри не стал предполагать, что может последовать после «и». Спросил со вздохом: - Что тебе показать? С ножом на тебя кинуться? Обязательно. Но как-нибудь в другой раз. - Не признаешься? - Мне не в чем признаваться. Но, Оскар, ты подумал головой, что бы было, будь перед тобой на самом деле Джерри? Ты действительно настолько безбашенный? Забыл, кто он? - Это ты мне так тонко намекаешь, чтобы отступил, пока не поздно? Я тебе отвечу. Я тебя не боялся и не боюсь. Ты не тронешь меня, потому что, во-первых, я дал тебе уже тысячу поводов для этого, но, как видишь, я жив и здоров, не считая того, что были царапины и синяки, но это у нас с тобой было взаимно, так что не в счёт. Во-вторых, ты умный, очень умный и ты прекрасно понимаешь, что если ты убьёшь меня, то уйдёшь вслед за мной, - Оскар говорил совершенно спокойно, просто объяснял, как есть. – Или попадёшь за решётку до конца ваших с Томом общих дней, где тоже вряд ли протянешь долго. Ты не пойдёшь на это, просто не сможешь. Знаешь, почему? Потому что ты Защитник, ты не можешь сделать то, что заведомо принесёт непоправимый вред тебе, Тому, вашему телу. Ещё один сокрушительный удар, стопроцентное попадание в правду. Да, Джерри не собирался на самом деле причинять ему вред, потому что понимал, что точно заплатит за это, дорого заплатит. К тому же, даже если бы хотел что-то сделать, не смог бы, такое место и время Шулейман выбрал для честного разговора – за дверью куча народа, репортёры, камеры. - Так что тебе остаётся только пугать и пытаться выкрутиться как-то иначе, - продолжал говорить Оскар. - Поделишься ощущениями, как чувствует себя крыса на тонущем корабле? – усмехнулся. - Наверняка ты сейчас ощущаешь себя именно так. Джерри помолчал, сглотнул и, опустив глаза, спросил: - И что дальше? В клинике меня запрёшь? – поднял взгляд обратно к парню. – Оскар, ты понимаешь, что ты мне этим жизнь испортишь? Именно поэтому я и не хотел, чтобы ты был в моей жизни, тебе же всё шутки и развлечения, а мне – сломанная жизнь. - Это ты ещё от лица Тома говоришь или уже от своего? Ладно, отвечу для обоих – нет, в клинику я тебя сейчас не повезу, я уже говорил, что лечить тебя мне не надо. Джерри позволил себе выдохнуть не только внутренне, всей грудью. - И на том спасибо. - Пожалуйста. Не созрел ещё для каминг-аута? Джерри взглянул на часы и произнёс: - У меня выход через пять минут, а я ещё не одет. Давай продолжим разговор потом, хорошо? - Хорошо. Джерри кивнул, радуясь тому, что выиграл время. Сейчас отгуляет показ, а потом – бежать, неважно, куда, как и какова будет цена свободы. Или… Или остаться и продолжить игру, посмотреть, к чему из неё можно выйти. Отошёл к передвижной вешалке с нарядами для шоу, сказал: - Оскар, прошу, не выкидывай ничего. Это моя работа, для меня это важно. - Не буду, не беспокойся. Я в состоянии дождаться конца мероприятия, чтобы продолжить. - Спасибо. Шулейман взял с ближайшей полки увесистую статуэтку дикого дизайна в стиле современного искусства, подошёл к стоящему к нему спиной, застёгивающему пуговицы на блузе Джерри. Замахнулся. Джерри слишком поздно увидел метнувшуюся по полу тень от рассекающего воздух движения руки. На затылок обрушился оглушающий удар. Сбив вешалку, Джерри без чувств упал на пол. Оскар внимательно вгляделся в его лицо, затем поставил статуэтку на трельяж и отряхнул ладони одна об другую как будто от невидимой грязи.