Promise

      Отравление Ёнджуна воспринимается как попытка покушения на королевскую семью, поэтому Субин отдаёт приказ усилить охрану во дворце, досматривать все повозки, попадающие внутрь замка, и проверять еду перед подачей на стол.       Тэхён опрашивает всех кухарок и придворных, имеющих доступ в королевскую столовую, но никто ничего не знает о том, как соус из белладонны попал в блюдо. Королевский повар клянётся, что отдавал прислуге обычное мясо оленя средней прожарки, без каких-либо добавок, а мальчишка, накрывавший на стол, уверяет, что не обращал внимания, кто и когда проходил мимо блюд с завтраком. Лорд Кан злится из-за нестыковок в показаниях, пытаясь уловить ускользающую из рук нить, которая должна привести к разгадке.       Субин возвращается к делам государства спустя два дня после инцидента, старательно изучая все предоставленные ему бумаги и хмуря брови. Возвращение к скучной рутине угнетает альфу, но он старательно контролирует все порывы вновь вернуться в пропахнувшую кардамоном и лавандой спальню. Ёнджун чувствует себя намного лучше, но слабость всё ещё не покидает организм омеги. Всю эту пару дней, что они провели вместе, южанин много спал, прижимаясь к крепкой груди, а когда просыпался, требовал много ласки и поцелуев.       Поэтому сейчас, перебирая плотную бумагу с королевским гербом, Субин всё ещё ощущает на кончиках пальцев фантомное чувство мягкой кожи своего возлюбленного.       — Мой Король, — альфа приподнимает голову, оглядывая вошедшего в кабинет лорда Пака, — мои люди сегодня сообщили информацию, которую думаю стоит знать и вам.       — Слушаю, — он кивает в кресло напротив стола, приглашая лорда присесть, но тот лишь отрицательно мотает головой, оставаясь стоять на месте.       — В деревне, что рядом с виноградными плантациями, недавно появился чужеземец, и он расспрашивал местных жителей о том, как попасть в Анвард, — докладывает Сонхун, немного нервно перебирая пальцы и смотря на правителя. — Он представился лекарем, который хочет пополнить запасы лечебных трав.       — Хорошо, — кивает Субин, откладывая бумаги и обращая свой интерес на собеседника. — И?       — Он был одет как кто-то с юга и был немного раздражительным, — добавляет лорд Пак, — Я приказал своим людям найти этого чужака и доставить во дворец. Понимаю, что это может быть просто совпадение, но, знаете… в нашей ситуации проверка не будет лишней.       — Понял, спасибо за помощь, лорд, — кивает Субин, делая пометки на краю тонкого листа. — Если найдёте этого лекаря, то я хочу с ним поговорить лично.       — Да, мой Король, и ещё… — лорд на секунду заминается, думая, стоит ли произносить возникшую в голове мысль, но затем, решительно вздохнув, выпаливает. — Мне кажется, вам стоит отправить письмо в Ташбаан и поставить в известность Тисрока Кая Камала о происходящем.       — Я пока сомневаюсь, стоит ли это делать, — Субин немного раздражённо дёргает рукой. Он занимает престол не первый год и не любит, когда подданные дают ему советы, о которых он не просил, но в чужих словах всё-таки присутствует смысл. — Тем более когда один из подозреваемых южный лекарь.       — Но это может быть кто-то, кто просто им притворяется, и Тисроку стоит тоже быть на чеку, — всё ещё немного неуверенно настаивает на своём младший альфа.       — Да, я понимаю, — сжимает зубы Субин. Так странно, что это первый раз, когда он злится на кого-то из своего близкого окружения практически ни за что. Наверное, дело в кардамоне, уже практически не чувствующемся на его коже. Блаженное спокойствие покидает его привыкшее к этому запаху за пару дней тело вместе с последними крупицами сладкого аромата. — Мне нужно немного времени, чтобы принять решение об этом. Не видел случайно моего мужа? Хочу поговорить с ним.       — Да, мы встретились в саду, — кивает лорд. — Думаю, он ещё там.       — Спасибо, Сонхун, — кивает альфа, вставая из-за стола. — То, что ты рассказал, правда ценно. Буду ждать новостей о поисках.       — Не за что, мой Король, — кланяется младший альфа. — Это мой долг — защищать Орландию.

***

      Мысль о том, что отравление подстроено кем-то из южной страны, периодически закрадывалась в голову Субина всё то время, что альфа провел в покоях Ёнджуна. Он расписывал в своей голове все за и против, тщательно продумывая каждый аргумент, взвешивая его и вновь прогоняя из своего разума. Тисрок казался слишком приятным и добрым человеком, но это всё ещё не мешало ему играть по-чёрному с когда-то недружественной страной, тем более что Субин поставил его в не совсем удобное положение, забирая брата. У Тархистана нет сейчас ресурса развязывать новую войну, и Кай Камал не глупец, который этого не понимает. Но с другой стороны, окажись Субин в ситуации, где у него забирают Бомгю, он бы сделал всё возможное и пожертвовал всем чем угодно, лишь бы вернуть родного человека обратно домой и сделать счастливым. Но Ёнджун, кажется, вовсе не тоскует здесь, в Анварде, мастерски играя на чувствах короля и даже принимая его метку.       Всё это разрывает голову правителя, заставляя мозг постоянно искать подтверждения и опровержения. Он не знает, что может быть правдой, а что всего лишь глупыми догадками, но всё, что ему нужно сейчас, — это вновь увидеться со своим мужем и, возможно, украсть пару успокаивающих нежных поцелуев как подтверждение, что внутри них обоих вновь начинает прорастать когда-то замороженное на долгие двенадцать лет семя первой любви.       Как и сказал Сонхун, он находит омегу гуляющим по дворцовому саду. Небольшие, но аккуратно ухоженные клумбы с красными розами, кажется, привлекают Ёнджуна больше всего. Он нежно гладит пальцами пока не раскрывшиеся бутоны с зелёными упругими листьями у основания и вдыхает полной грудью терпкий, но изящный аромат, когда высокая тень нависает сверху, затмевая красиво подсвечивающий алые лепестки свет.       — Привет, — улыбается Субин, но не решается подойти ближе и нарушить умиротворённый покой, в котором до этого находился омега. — Как ты себя чувствуешь? — альфа убирает руки за спину, чтобы сдержать внутри себя порыв вновь прикоснуться к мягкой коже.       — Отлично, — Ёнджун мягко улыбается, подставляя лицо лучам солнца. — Как обстоят дела с расследованием?       — Пока что никак. Есть куча подозрений, но ни одно из них нельзя подтвердить, — король прикусывает губу, прежде чем продолжить разговор, и, не желая долго оттягивать неприятный вопрос, произносит. — Ёнджун… Твой брат или кто-то из Ташбаана мог бы сделать это? Может, в Тархистане есть кто-то, кто так и остался верен вашему отцу, даже после его смерти?       Наслаждение прогулкой быстро сползает с лица южанина, сменяясь на лёгкую надменность и раздражение. Омега впивается в короля свирепым взглядом, хмуря брови:       — Почему ты спрашиваешь об этом? Хочешь обвинить в случившемся мой народ?       — Я проверяю все возможные варианты и решил уточнить, потому что на границы с Тархистаном люди видели странника, интересующегося у местных жителей о том, как попасть в Анвард, и он назвал себя лекарем, — король произносит это как можно мягче. — Я ни в чём никого не подозреваю и тем более не хочу ложно обвинять.       — Тогда не задавай мне таких вопросов, — омега скрещивает руки на груди, поджимая губы в тонкую полоску и продолжая испепелять короля взглядом.       — Прости, если обидел тебя, — Субин делает шаг навстречу южанину, стараясь приобнять и, возможно, вновь восстановить начавшее слегка трещать хрупкое перемирие.       — Не трогай меня, альфа, — возражает Ёнджун, отступая на шаг назад.       — Ёнджун, я…       Но омега срывается вперёд, куда-то вглубь небольшого яблоневого сада, заставляя Субина следовать за собой, петляя между стволов небольших деревьев. Прячась и с озорством выглядывая, не давая схватить себя даже за край рукава, южанин будто превращается в хитрого зверька, заманивающего путника вглубь леса, чтобы разделаться с ним в самом сердце густой чащи. Вырвать из тела бьющиеся влюблённое сердце и насладиться его лавандовым ароматом, устраивая себе долгожданный пир. Но это не пугает короля, а лишь наоборот, будит внутри игривый азарт, заставляющий органы чувств сосредоточиться и стараться предугадать каждое следующее действие мужа. Он совсем не чувствует себя добычей, следуя вперёд за вспыхивающей то тут, то там яркой блестящей тканью лёгкой одежды. Он чувствует себя охотником, загоняющим свою жертву в угол, но стоит королю вытянуть вперед ладонь, как Ёнджун вновь растворяется, будто по волшебству, ускользая сквозь пальцы, будто нежно-розовый утренний туман на рассвете.       — Прекрати играть со мной, — стараясь отдышаться после бега, выпаливает Субин, прижимаясь к коре дерева, за которой прячется Ёнджун.       — А то что? — игриво шепчет омега, заставляя внимательно прислушиваться к каждому своему слову.       — Я всё равно тебя поймаю, — король выглядывает из-за дерева, ловя на секунду чужой взгляд, который дёргается в сторону.       — Попробуй, — усмехается омега и вновь срывается, чтобы исчезнуть среди хрупких веток.       Но инстинкты окончательно берут верх над Субином, и он словно каким-то природным чутьём понимает, что южанин побежит в противоположную оброненному взгляду сторону. Пара ловких и точных движений — и вот задыхающийся от неожиданности омега уже встречается спиной с большой яблоней, а его руки задраны вверх длинными пальцами, прижимающими запястье к грубой коре дерева.       — Попался, — шепчет Субин, не отрывая взгляда от чужого лица с раскрасневшимися от погони щеками. — Почему ты всегда пытаешься от меня сбежать?       — Потому что мне нравится, когда ты догоняешь, — произносит Ёнджун, дёргая руками в попытке снова стать свободным. — Мне нравится играть с тобой.       — Играть с моими чувствами? — приподнимает бровь Субин, а затем склоняет голову, прижимаясь носом к чужой шее и блаженно вдыхая с неё лёгкий аромат цитруса.       — Привношу остроту в наши отношения, чтобы они не были пресными, — дыхание омеги сбивается, и он подбородком старается оттолкнуть от себя чужое лицо, закрывая доступ к пахучей железе. — Не заслужил. Пусти.       — Разве? — альфа скользит носом по линии челюсти, находя своими губами рот омеги и нежно в него выдыхая. — Я поймал тебя, а значит, мне полагается приз.       — И что ты хочешь? — глаза Ёнджуна всё ещё следят за каждым движением короля в надежде, что тот ослабит свою хватку и даст возможность вновь ускользнуть.       — Хотя бы поцелуй…       — Слишком много хочешь, альфа, — обрывает южанин, закатывая глаза и вновь стараясь вырваться из объятий, но у него ничего не получается.       — Почему ты отталкиваешь меня сейчас? — Субин чуть отступает назад, вновь стараясь заглянуть в темноту чужих глаз. — Твоё тело и сердце приняли меня как альфу, но ты продолжаешь сопротивляться. Ёнджун, позволь мне любить тебя.       — Люби, кто тебе мешает? — омега склоняет голову к плечу, ожидая следующего действия.       А Субин лишь ближе склоняется к чужому лицу, замирая всего в паре миллиметров от губ.       — Можно?       Ёнджун сам подаётся вперед, соединяя их рты в поцелуе. Альфа ослабляет хватку на чужих руках, прижатых к дереву, позволяя им свободно упасть на свои плечи, а сам скользит ладонями к тонкой талии, прижимая омегу ближе к себе. Их языки плавно и немного лениво оглаживают друг друга, заставляя лёгкое возбуждение прокатываться по организму. Кардамон вновь смешивается с чем-то цветочным, наполняя лёгкие Субина и заставляя скользнуть мокрыми поцелуями на изящный изгиб шеи к лиловой метке. Красно-синий кровоподтёк давно уже побледнел, оставляя после себя лишь аккуратный след зубов и слегка фиолетовый оттенок, и как только пухлые губы короля слегка посасывают всё ещё побаливающее место, южанин выпускает лёгкий стон, зарываясь пальцами в волосы и ближе притягивая чужую голову к себе.       Субин большими пальцами приподнимает края выбившейся из брюк блуз, поглаживая подушечками нежную кожу и просовывает колено между стройных ног, слегка раздвигая их в сторону. Это первый раз, когда их поцелуй не просто целомудренное прикосновение губ друг к другу, а что-то большее. И король не понимает, виной тому небольшая азартная погоня, в которую его втянул омега, заставляя кровь внутри вен бурлить, или свежепоставленная метка, которая, словно маяк, каждый раз зовёт его ближе, заставляя вновь и вновь прижиматься к светлеющему засосу, вдыхать самый сладкий аромат и чувствовать его на своём языке.       Ёнджун извивается в его руках, тихо поскуливая и закатывая глаза от удовольствия. Омега не спеша трётся о подставленное бедро, стараясь снять напряжение с уже эрегированного члена. Он будто теряется в чужой ласке, наслаждаясь каждым касанием и желая получить большего, но король, собирая всю свою выдержку в кулак, отстраняется назад, выдыхая в чужие губы:       — Я не готов заниматься сексом прямо в саду.       — Боишься? — Ёнджун хитро щурит глаза.       — Да, — шепчет в самое ухо омеги Субин, опаляя горячим дыханием кожу. — Что нас могут прервать и я не смогу насладиться всем тобой. Зайдёшь ко мне вечером?       — Нет, — усмехается южанин. — Ты испортил момент, так что нам придётся ждать следующий. Хорошего дня, Мой Король, и заранее сладких снов.       Омега ловко выпутывается из чужих рук и плавной походкой направляется в сторону замка, попутно поправляя растрёпанные волосы, так и оставляя альфу стоять посреди сада с глупой улыбкой на лице, прислонившись лбом к дереву, чтобы восстановить сбывшееся после небольшой прелюдии дыхание.

***

      Даже несмотря на произошедший инцидент и поиски отравителя, Субин чувствует себя просто прекрасно. Орландия процветает и народ любит своего короля, Ёнджун наконец-то понемногу начинает открываться ему, позволяя сопровождать себя во время утренних и вечерних прогулок, и иногда даже разрешает альфе оставаться на ночь в своей комнате.       Они много говорят, кажется, ни о чём и обо всём одновременно, приправляя свои беседы игривыми издёвками и иногда ласковыми аккуратными поцелуями, но стоит Субину как-то намекнуть на физическую близость, Ёнджун всегда лишь игриво отталкивает его от себя, аргументируя лишь одним: «Не заслужил ещё», сопровождаемым обязательно звонким смехом и хитрым взглядом, но король не торопит его. Сдерживая внутренние порывы наконец-то сблизиться со своим избранником во всех смыслах и лишь закатывая глаза, позволяя в очередной раз обводить себя вокруг пальца.       Субин счастлив и, кажется, ничего не может вывести его из состояния этой перманентной эйфории, наказывающей каждый раз, стоит носу уловить сладкий запах кардамоном. Даже лорд Кан и Бомгю не раздражают своими вечными опозданиями на королевское совещание, но, чтобы поддерживать строгий образ, король всё-таки делает им небольшие выговоры.       — Как проходят поиски чужестранного лекаря? — интересуется Субин скучающим взглядом, обводя просторный зал совета. За окном сегодня пасмурно и нет солнца. В такую погоду лёгкая сонливость одолевает всех вокруг, заставляя время течь намного медленнее, а движения и слова растягиваться в ленивую вязкую патоку.       — Пока что никак… от него будто след простыл, — докладывает лорд Пак.       — Это плохо. Чем больше проходит времени, тем меньше шанс вообще его найти, — качает головой правитель. — Лорд Ли, прикажите своим людям тщательнее проверять торговцев, везущих товар из Тархистана и расспросить, не привозили ли они никого лишнего с собой в прошлый раз. Но не слишком агрессивно, потому что мы всё ещё в дружеских отношениях с южной странной.       — Но мой Король… — растерянно начинает Хисын. — Все поставки из Тархистана были отменены, разве нет?       — Я не понимаю, о чём речь, — удивлённо изгибает бровь Субин, обращая всё своё внимание на лорда. Сонливость, как по волшебству, проходит от таких новостей, сменяясь настороженность и тревогой. — Почему?       — Это приказ, поступивший из дворца, — поясняет альфа. — Вы разве об этом не знали? На нём подпись вашего мужа, и мы подумали…       — Какого чёрта? — удивление отходит на второй план, сменяясь раздражением и непониманием. — Мой муж не имеет никаких прав, чтобы вмешиваться в дела Орландии. Его подпись не является указом, разве вы как один из верховных лордов не знали об этом?       — Да…       Но правитель лишь нервно взмахивает рукой обрывая ненужные оправдания. Радостная эйфория сменяется непонятной злостью, которая жалит в самое сердце своей ядовитой иглой второй раз. Южный лекарь… Отмена торгового пути между странами… Может ли это быть взаимосвязано и так ли на самом деле откровенен с ним Ёнджун, как старается казаться? Мысли, словно рой пчёл, начинают атаковать мозг альфы, не давая холодному разуму осознать происходящее, заставляя поддаваться нахлынувшим эмоциям. Ему нужна правда, какой бы горькой она ни была. Сладкой лжи достаточно, и она, как приторная патока, заполняет весь рот, карамелизуя его и перекрывая дыхания. Неужели он так глуп, что не заметил саботаж прямо у себя под носом? Ему нужно срочно поговорить со своим мужем и спросить, что происходит и в какие игры тот играет.       Субин еле заставляет себя подняться с трона и, словно смотря на мир через призму сна, отпускает лордов, а сам направляется на поиски Ёнджуна, тщательно стараясь контролировать рвущиеся наружу злость и обиду.       Сад, покои, библиотека — везде пусто и нет даже лёгкого намёка на аромат кардамона, но он вспыхивает в лёгких, стоит альфе направиться в сторону своей спальни и кабинета.       Цитрус жжётся в лёгких, стекает по стенкам бурлящей кислой жидкостью, заставляя злость только усиливаться. Ёнджун стоит, склонившись над столом короля, и что-то аккуратно выводит на листе бумаги с гербом Орландии, осторожно прикусив язык от напряжения.       — Что ты тут делаешь, малыш? — шипит Субин в одно мгновение, подлетая к мужу и вырывая лист из чужих рук. Уродливая клякса от перевёрнутых чернил расплывается по столу, пропитывая его поверхность, а острее пера разрывает тонкую текстуру. Ёнджун испуганно вздрагивает, замирая на месте, и открывает рот, чтобы возразить, но альфа не даёт ему такой возможности. — Какого чёрта ты подписал приказ о прекращении торговых поставок из Тархистана? Разве ты имеешь на это право?       — Я… — начинает растерянно омега, немного оседая под напором правителя и тем, что его поймали с поличным, но, быстро собравшись, задирает голову вверх, всем видом показывая, что ему не страшно. — Люди в моей стране голодают и им эти продукты нужнее. Это всего лишь пара поставок, и они не изменят ход вещей в Орландии, но спасут много жизней на юге.       — Да что ты говоришь, — изгибает бровь Субин, разрывая на мелкие клочки написанное ранее письмо. — Мы платим им за это. Они могут получать оплату своего труда и покупать еду.       — Этого недостаточно, Субин, — вскрикивает Ёнджун, сжимая кулаки. — Казна Ташбаана остаётся пустой и денег на всех не хватает.       — Разве это не проблема Тисрока? — альфа сверлит мужа яростным взглядом в ожидании объяснений.       — Да, но Кай слишком гордый, чтобы опять просить помощи, как ты не поймёшь? — крылья носа омеги раздуваются от злости.       — Значит, он плохой правитель, раз не может переступить собственную гордость ради блага своего народа, — рычит король, вспоминая о времени, когда сам восстанавливал страну после смерти отца.       — Не смей так говорить о моём брате, ублюдок, — рычит Ёнджун, делая шаг в сторону альфы. Он, как дикий ощетинившейся кот, настороженно замирает на месте, готовясь в любой момент прыгнуть на своего обидчика. — Ты ничего о нём не знаешь.       — А что я должен такого знать, чтобы проявлять своё королевское милосердие и благосклонность? — произносит Субин. — И к нему, и к южному народу, а? Мне пришлось практически в одиночку поднимать свою страну и сейчас я не готов больше жертвовать счастьем своего народа ради других.       — Не сравнивай ваши истории, Субин, это глупо, — омега от злости скидывает на пол стопку бумаг. — Ситуации разные. Ваши пути разные. Вы два абсолютно разных человека. Орландия не Тархистан! На юге правила всегда были грубее и строже. Кая растили наследником, а затем бросили умирать посреди пустыни.       — И что дальше? — клокочущая ярость затмевает разум альфы. Почему этот омега так предан своей семье, когда та предавала его там много раз? Почему вспоминает с таким теплом и заботой народ, который принёс столько боли?       — Он с раннего возраста обучался быть воином и терпеть боль, — от нахлынувших воспоминаний в глазах омеги появляется тоска. — Его волосы светлые, потому что он поседел от того, через что проходил его жизненный путь. Он рос в изгнании. Сам по себе. Собирал армию, чтобы свергнуть родного отца и подарить мне… — омега на секунду замолкает, сглатывая образовавшийся в горле ком, — …свободу… Но тут появился ты, решивший играть в героя! Так будь им и помоги моему народу сейчас, Субин. Это всё чего я хочу.       — Почему я должен выполнять твои просьбы, когда ты так нагло врёшь мне, Ёнджун? — шипит альфа. — То, что ты сделал, вполне можно счесть за измену и отправить тебя на виселицу, понимаешь?       — Так отправляй, чего ты ждёшь? — надменно отвечает южанин, сдувая со лба прядь волос. — Если я стою нескольких спасённых жизней, то я готов умереть хоть сейчас.       — Не смей так говорить, — Субин делает шаг вперёд, заставляя омегу отступить назад и упереться задней частью бёдер в массивный письменный стол. Их разговор заходит в тупик, где каждый не желает признавать вину и сдавать отстаиваемую позицию. Перемирие, кажется, практически невозможным, пока в крови обоих смешивается ярость с непониманием.       — А то что, альфа? — даже будучи загнанным в угол, Ёнджун не перестаёт дерзить и настаивать на своём. — Что ты мне сделаешь, ублюдок?       — Не дерзи мне сейчас, — Субин протягивает руку, поддевая пальцами чужой подбородок и заставляя мужа смотреть в глаза. В них нет страха или испуга. В них нет привычной игривости. Только чистая злость и вызов, которые словно яд проникают в организм альфы, отравляя и выжигая всё внутри.       Субин зажимает Ёнджуна между столом и своим телом, но омега стойко продолжает сверлить короля взглядом, даже несмотря на то, что его тело начинает бить мелкая дрожь.       — Почему ты дрожишь? — тихо порыкивая, произносит Субин, внимательно следя за каждым движением напротив. Его омега испуган? Или разъярён?       — Потому что ты раздражаешь меня, — ядовито выплёвывает каждое слово Ёнджун. — У тебя вообще есть сердце? Или просто кусок угля в груди?       — Да? — хмыкает альфа, аккуратно заправляя за чужое ухо выбившуюся прядь волос. — Что тогда будет, если я тебе поцелую сейчас?       — Только попробуй, — хищный взгляд южанина впивается в губы напротив, но он игнорирует любой посыл своего тела приблизиться к ним. Напряжение в воздухе становится почти осязаемым, тонким слоем оседая на коже обоих, как самая тончайшая ткань. От каждого прикосновения друг к другу будто летят искры, а внутри тел начинает разгораться самый настоящий пожар накопившихся эмоций. Злость, обида, раздражение, предвкушение, тоска, радость — смешиваются в единое целое красно-чёрное месиво, бурлящее и пенящееся, рвущиеся наружу и обжигающее пылом. Ссора отступает на второй план, отдавая своё место возгорающейся внутри страсти. Одна искра — и они сожгут всё вокруг, чтобы испепелить друг друга своими ласками.       Субин хмыкает и сдаётся первым в один резкий рывок соединяет их рты, сразу же проникая языком в чужой. Они стукаются зубами в агрессивном поцелуе, и каждый пытается одновременно забрать контроль в свои руки и отдаться сладкому моменту долгожданного искушения. Ёнджун сильнее отклоняется назад на стол, утаскивая за собой тело альфы и обвивая ногами чужую талию. Руки короля мгновенно проникают под тонкую блузу, яростно стараясь сдернуть её и открыть себе больше доступа к нежной коже. Холодный шелк трещит по швам и испорченная вещь летит на пол, когда пухлые губы спускаются вниз горячей дорожкой из поцелуев и укусов к чувствительным соскам. Омега стонет сильнее, выгибаясь вверх и давая любовнику немного поиграться оттягивает от себя за волосы, вновь впивается в истерзанный рот, приводя внешний и внутренний мир альфы в полнейший хаос и беспорядок.       — Давай же, — хрипло смеётся он, подначивая чужое самолюбие. — Сделай меня своим полностью. Ты же так давно хотел этого, альфа.       — Замолчи, — рычит Субин и быстро стягивает с ног омеги льняные брюки, отправляя следом за блузой на холодный пол.       Крепкие ладони сильнее разводят бёдра в стороны, практически прижимая их к столу. Ёнджун открывается перед своим мужем, заполняя вокруг всё пространство свежим сладким ароматом, который приторным туманом оседает на внутренних стенках лёгких, стекая вниз толстыми каплями. Два длинных пальца скользят во влажное нутро, собирая выступающую смазку и размазывая её по чувствительным стенкам для растяжки. Пухлые губы омеги вытягиваются в немом стоне, а голова бьётся о поверхность стола из красного дерева.       Субин не тратит много времени на подготовку и спустя ещё пару движений заменяет свои пальцы членом, плавным и глубоким толчком скользя в чужое нутро, наваливаясь сверху на стройное тело. Темп почти сразу становится быстрым, а накопившееся желание вырывается из их тел переплетаясь руками и впиваясь острыми зубами в нежную мягкую плоть, разрывая её и оставляя на коже красно-лиловые отметины от подушечек пальцев. Ёнджун трясётся и закатывает глаза, когда король делает очередное точное движение и замирает, крутя бёдрами. Метка вспыхивает огненной болью, вызывающей раскатывающееся наслаждение по загорелой коже, которое лёгкими щекотящими мурашками бежит вниз от самой шеи к кончикам пальцев ног, заставляя их поджаться.       Дёсны Ёнджуна начинают чесаться от желания вцепиться клыками в шею альфы и оставить там свой след, а горная лаванда кружит разум, затягивая взгляд лиловой пеленой. Каждый толчок внутри тела вызывает всплески эйфории заставляя крепче прижимать к себе мускулистое влажное от пота тело и раздирать ногтями гладкую кожу на спине, но этого недостаточно. Ему сейчас недостаточно Субина, и он хочет большего.       Хочет слиться с ним полностью. Забрать душу и сердце альфы, и в ответ отдать всего себя.       Ёнджуну нужна кровь на губах с привкусом мёда и горных цветов, ему нужно полное соединение, ему нужно оставить метку на шее своего избранника. Омега тянется, скользит губами по надувшейся на шее вене и слегка оцарапывает её клыками, предвкушая наслаждение, но широкая рука резко закрывает влажный рот давя назад и впечатывая затылком в деревянную поверхность. Резкая боль отдает звоном в ушах, но эйфория все равно заглушает все последствия удара, не давая возбуждению спадать.       — Не заслужил, — надменно шипит Субин, зеркаля слова, которые слышал практически каждый день, ускоряя темп толчков и будто бы отыгрываясь за все капризы на теле омеги.       Ёнджун на это лишь скулит, но послушно прикрывает рот, поддаваясь властному тону альфы. Толчки становятся более сбивчивыми, и король устало прижимается лбом к чужой обнажённой груди, тихо постанывая, но продолжая гладить ладонью болезненно-возбуждённый член омеги. Пара движений, и южанин кончает, выгибаясь вверх так сильно, что хрустят позвонки, а затем плавно оседает назад, на нагревшуюся от пыла их любви шершавую поверхность стола.       Субин отстраняется назад, вытаскивая член из тёплого нутра, и, быстро огладив его ладонью, кончает на плоский живот разнеженного от грубой ласки Ёнджуна.       — Я отменю поставки из Тархистана на три месяца, но мы продолжим отправлять плату за продукты, — загнанно дыша, произносит альфа, мягко сжимая раскрасневшиеся щеки возлюбленного чистой рукой. — Это всё, что я могу сделать.       — Спасибо, — прикрывая глаза, шепчет южанин.       — Я не бесчувственное животное, Ёнджун, — произносит Субин, оставляя влажный поцелуй на вспотевшем лбу. — Ты мог просто поговорить со мной об этом, а не действовать за спиной. И я прекрасно понимаю, что такое восстанавливать разбитую страну. Надеюсь, больше между нами не будет секретов и недопониманий?       Омега лишь слабо кивает, пытаясь собрать всё ещё разбросанные в разные стороны крупицы своего сознания, и сдвигает подрагивающее бедра вместе, как только альфа отстраняется назад.       — Но не надейся, что между нами будет ещё хоть что-то, — прежний сварливый характер вновь приходит на замену мягко-блаженному, как только чувствительность после оргазма начинает спадать. — Я просто поддался мимолётной слабости.       — Ох, — скалится альфа, — надеюсь, это будет последний раз, когда ты мне врёшь, милый.