Этюды для клавесина

Говорят, семь — счастливое число. За семь дней Бог сотворил землю, в неделе — семь дней, и семь архангелов порхают где-то в горнем мире. Джек Кроуфорд стоял перед картой штата Миннесота, и булавок с красными головками, щедро рассыпанными по ней, тоже было семь. Но удачей здесь и не пахло. Эта семёрка пахла разложением, и отчаянием, и безнадёжностью. Потому что от каждой булавки к пробковой доске, на которой была закреплена карта, тянулась красная нитка. И эта нитка крепилась на удерживающей фотографию кнопке. Фотографий тоже было семь. Семь юных девушек смотрели на них, улыбаясь. И Джек знал, что они будут улыбаться так вечно — с пакетов молока, с объявлений «Вы меня видели?», из подшивок газет, постепенно блекнущих… Нет, семь не казалось ему счастливым числом. Потому что Джек был уверен в том, что на семёрке дело не закончится. Уилл Грэм не смотрел ему в глаза. Он очень умело избегал даже такого простого социального взаимодействия, и чутьё подсказало Джеку, что нужно брать быка за рога. Рогов у мистера Грэма не было, зато были очки, дужку которых поправил агент Кроуфорд, нарушая все мыслимые понятия о персональном пространстве. Уилл Грэм не просто не смотрел ему в глаза, он избегал его взгляда, словно заранее знал, что ничего хорошего из визита Джека не выйдет. Ничего хорошего для самого Уилла, разумеется. — Могу я позаимствовать ваше воображение? Джеку отступать было некуда. Потому что за три минуты до того, как он вошёл в аудиторию, где читал лекцию Уилл Грэм, волшебное и счастливое число семь превратилось в восьмёрку… урони её на бок — и будет знак бесконечности. Карта в бюро тоже была. Правда, на ней были налеплены маленькие голубые стикеры, нитки были толстыми и белыми, но тоже вели к фотографиям девушек, которые будут улыбаться теперь вечно. Их родители знали уже, что шансы — минимальны, но все, кто видел эту карту, знали, что шансов уже нет. Восемь жертв за восемь месяцев. «Ненасытная мразь», — думал Джек. Этот ублюдок жалости к своим жертвам не ведал, значит, и они, ищейки, тоже не должны были ведать никакой жалости — ни к нему, ни к себе. Они могли бы путешествовать на машине, это было бы гораздо удобнее. Закинул чемоданы в багажник — и всё. Вместо этого — билеты на поезда, электрички, автобусы … Вместо этого — комнаты в мотелях. — Я устаю, когда приходится долго вести, — сказал он в первый раз. — А ты ещё не достаточно уверенно чувствуешь себя за рулём. Родители целуют детей в ушибленное место, уговаривая, что этот поцелуй снимет боль, и со временем дети в это начинают верить. Сами прибегают с разбитой коленкой. А у них получалось наоборот. Сперва поцелуй — а потом… потом больно. Но это стало своеобразным ритуалом, торжественным, мрачным, но важным. Потому что дорога помогала настроиться. Когда Эбигейл позволяла себе думать, то представляла карту родного штата. Вспоминала, что, говорят, Миннесота значит «небесно-голубая вода» на языке индейцев. Но для неё ничего небесного в этом штате уже не было. Только сетка железных дорог и шоссе, переплетённая кровавыми артериями. Эбигейл мечтала уехать из Миннесоты. И никогда не возвращаться. Сперва Джек старался не приносить работу домой, но она ядовитой змеёй проскальзывала туда раз за разом. И, понимая, что ничего с этим не поделать, Джек сам устроил для этой гадины логово — в своём личном кабинете, куда Белла не заходила. Это была небольшая комната с вечно занавешенным плотными шторами окном. Над письменным столом висела пробковая доска, на которой он размещал материалы самого актуального на текущий момент дела. На противоположной стене висела другая карта. С пробковой доски Джек снимал материалы, потом добавлял их туда. А та, другая, карта оставалась неизменной. Туда материалы он добавлял очень редко, потому что знал их все наизусть. Иногда Джек садился в кресло перед той, неизменной картой, и подолгу рассматривал её. Иногда даже с выпивкой, и в такие моменты даже самый лучший и дорогой алкоголь горчил и отдавал кровью и гнилью. Если бы Чесапикский Потрошитель знал, что Джек Кроуфорд воздвиг ему у себя дома алтарь ненависти, то, безусловно, был бы приятно удивлён.