Этюды для клавесина

Фредди Лаундс выходит из ванной комнаты в облачке пара. Короткого полотенца хватает ровно для того, чтобы прикрыть её наготу, но это скорее кокетство, чем необходимость. Так, условно одетой, она выглядит гораздо более вызывающе, чем голой. Загадка всегда интереснее ответа. Впрочем, в комнате нет никого, кроме неё, и на мгновение Фредди замирает посреди гостиничного номера, поражённая предательским ударом одиночества. Почему сейчас? На белоснежной постели лежит чёрный прямоугольник телефона, мигающего световым сигналом очередных оповещений, а надёжно запароленный ноутбук давно ушёл в спящий режим. Путаница проводов на одеяле похожа на картину суми-э, где на фоне снегопада тянутся к небу ломкие ветки замёрзшей вишни. Она преодолевает мгновение неподвижности. Пол холодит босые ступни, и Фредди буквально ныряет в постель, где спать ей одну ночь — и то, если повезёт. Вереница гостиничных номеров стала привычным делом. Фредди всегда в пути, всегда в движении. Ей нравится думать о себе как об ищейке, выслеживающей дичь. Так легко представить породистую подтянутую суку, ноздри которой чутко раздуваются от предвкушения охоты. Но редко когда то, что нам нравится, соответствует реальности, и мисс Лаундс отдаёт себе отчёт в том, что она скорее акула. Она чует кровь и стремится туда, где ей пахнет. А ещё она никогда не останавливается. Фредди засыпает мгновенно, словно выключает лампочку. Её блог алеет новым заголовком, счётчик наматывает просмотры от таких же падких на кровь акул и рыбёшек поменьше… Фредди Лаундс видит во сне залитую тёплым солнцем кухню, где пахнет сладко и уютно. Вместе с бабушкой Фредерика готовит яблочный пирог, потому что станет поваром, когда вырастет.

***

Абель Гидеон вытягивается на своей койке за несколько минут до того, как гасят свет. В камере рядом бормочет себе что-то под нос новый сосед — кажется, он боится темноты. Может быть, не стоило намекать на то, что темнота не только снаружи, но и внутри, под веками? На ужин была телячья котлета. Абель съел её со спокойствием человека, привыкшего и к худшему, но сейчас её привкус всё ещё обретается где-то на спинке языка. Вскоре в темноте начинают проступать очертания немногочисленных деталей интерьера, зрачок приспосабливается к скудному освещению, и Абель вертит в голове одну мысль, что его никак не оставит в покое. Да или нет? Он помнит, как уверенно перехватывал скальпель, чтобы с хирургической точностью удалить внутренние органы. Рука помнит. Это как кататься на велосипеде — не забудешь. Что было дальше? Фредерик, этот холёный обладатель дорогого парфюма и не менее дорогих галстуков, а ещё ужасно безвкусного перстня, подал пищу к размышлению. И пища эта, пожалуй, повкуснее будет, чем остывшая телячья котлета. Абель Гидеон со сном проблем не имеет. Он засыпает с мыслями о блеске скальпеля, но во сне использует не его, чтобы разрезать индейку на День Благодарения. Жена хотела, чтобы эту честь он уступил своему тестю, но она много чего хотела — и посмотрите, куда её это привело.

***

Холёный обладатель дорогого парфюма, дорогих галстуков и множества дипломов и сертификатов в солидно-сдержанных рамочках, ворочается в постели. Думает о том, как же это, всё-таки, хорошо, что он спит один. Никто не толкает его во сне, не отбирает одеяло, не дышит с раздражающим присвистом… Фредерик Чилтон поворачивается на бок и думает, что слышит, как тикают часы в гостиной. Он любит повторять, что разделять работу и личную жизнь не просто желательно, а жизненно важно. Личной жизни у него не очень много. Ровно столько, сколько он сам хочет. В театр он всегда покупает только один билет. А ужинать в ресторане предпочитает в гордом одиночестве потому, что ему нравится сидеть за столом столько, сколько хочется именно ему. Нужно разделять работу и личную жизнь, и сейчас, в его спальне, как раз не рабочий момент, а вполне личный — лёгкая бессонница. Ничего серьёзного, ведь у Фредерика всё под контролем. Но в этот личный момент лёгкой бессонницы просачиваются вновь мысли о работе. Джек Кроуфорд может искать Чесапикского Потрошителя сколько угодно, но именно Чилтон знает, где его можно найти… потому что именно доктор Фредерик Чилтон ведёт с ним долгие беседы. Абель Гидеон, может, и был неуловим, но… Но и он попался. Когда Фредерик, наконец, засыпает, ему снится что-то постыдное. Что-то такое, отчего он проснётся на смятых простынях и с приятным томлением по всему телу. Он не вспомнит своих снов, но в душе проведёт больше времени, чем обычно.

***

Уилл Грэм во сне ловит рыбу. Только почему-то ловит её не в реке, хотя и оделся именно для этого, а в море. Соль оседает на губах, и он машинально проводит несколько раз по ним языком. — Хорошо, что ты не используешь сети, — говорит ему русалка-Алана, сидящая на живописной скале рядом. — Это очень жестоко. — Мне столько рыбы не надо, — поясняет Уилл, стараясь не коситься на Алану. Волосы у неё развеваются на морском ветру, открывая грудь. — Я столько не съем. Ему запоздало приходит в голову, что это могло прозвучать неприятно для доктора Блум. В конце концов, она тоже наполовину рыба — по крайней мере, ниже пояса. Но, похоже, её это не сильно беспокоит. Возможно, она и сама не против полакомиться рыбёшкой-другой. — Если не есть пойманную рыбу, то это просто убийство, — наставительно произносит Алана, и это почему-то его пугает. Её голос меняется, становится шелестящим, почти бессильным… словно она сейчас выдохнет «Видишь…», превращаясь в… — Уилл. Никогда не извиняйся за то, что пришёл ко мне, — Ганнибал протягивает ему стакан со свежим кофе, и Уилл облегчённо вздыхает, понимая, что это всего лишь сон. Потому что доктор Лектер никак не мог оказаться с ним в одной лодке. Ещё и в своём тёмно-зелёном халате. — … моя кухня всегда открыта для друзей. — Щупальца почти как рога, а ты должен сказать Джеку… — перебивает Ганнибала Алана, и говорит серьёзно, словно это не бессмысленный набор слов. Уилл улыбается и делает глоток кофе. Ну и компания.

***

Ганнибал Лектер не спит. Он увлечённо готовит.