not broken anymore

      Рико Морияма смотрит на себя в зеркало и не узнаёт.       Татуировку свели неделю назад. На коже остался только след после сведения, который должен потом сойти, и чуть выше, около левого глаза — небольшая родинка. По японским поверьям такая родинка — знак, что человеку придется много плакать. Рико не плачет.       Его слезы остались в далёком детстве, когда он понял, что нельзя проявлять слабость, и в душе после того злосчастного матча, после которого его жизни пришёл конец, и он стоял под струями воды, запрокинув голову и часто моргая, чтобы никто не видел, что он плачет — за подобную слабость его, тогда ещё Короля, заклевала бы собственная свита, и тогда это ещё его волновало. Тогда ему казалось, что у него есть будущее.       А сейчас Рико не плачет. Плачут живые, а Рико Морияма умер несколько недель назад, даже если Ичиро выстрелил в голову не ему, а Тетсудзи. Экси и Гнездо были всем в жизни Рико, а он теперь никогда не вернётся к этому. Ичиро приводил своего мастера, чтобы свести Рико татуировку. Рико ненавидит своё лицо без неё. — Если я даю тебе шанс на новую жизнь, значит, тебе надо перестать цепляться за прошлое. Я не хотел бы решить, что ошибся, — сказал Ичиро после ухода мастера, держа при этом Рико за подбородок, заставляя смотреть в глаза.       У Рико и Ичиро довольно похожие лица, но впечатление производят совершенно разное.       Ичиро восхитительно спокоен и холоден, его королевская стать будто запечатлена во льду, а Рико… Раньше был то вспыльчивым и агрессивным, то — перед камерами — улыбчивым и вежливым, но всегда уверенно смотрел на всех свысока. А теперь Рико видит в зеркале потерянный и несчастный взгляд тёмных глаз, так похожих на властные серьёзные глаза его брата.       Рико хочет ненавидеть Ичиро, но не может — так было с самого детства. Он старался взрастить в себе ненависть к брату за то, что тот родился раньше, получив всё и сразу, а Рико с детства приходилось впахивать на поле чуть ли не до потери сознания в надежде хоть на крупицу внимания со стороны отца, которого он так и не получил, но которое всегда было у Ичиро. Рико ненавидел отца за то, насколько тот не замечал его исключительности и таланта. Рико завидовал Ичиро, Рико злился на Ичиро. Рико никогда не мог ненавидеть Ичиро.       Зато Рико ненавидит Кевина. Рико ненавидит Натаниэля. Рико ненавидит чокнутого Эндрю Миньярда. Эти люди сломали ему жизнь. И Рико ненавидит себя сейчас — за то, что он сломан.       Он смотрит яростно в зеркало, видит в этом взгляде тень прежнего себя и не выдерживает, здоровой рукой бьёт, бьёт и бьёт стекло, не обращая внимания на кровь и боль, на слёзы, застилающие глаза, на то, что у него перехватило дыхание. Рико падает на колени, осколки впиваются в кожу, он продолжает кулаком крошить куски зеркала на полу, размазывая собственную кровь, капая на царапины солёными слезами, всё ещё будучи неспособным вдохнуть. Мир как-то быстро гаснет перед глазами.       Когда Ичиро заходит в комнату и видит Рико, лежащего в осколках и крови, его сердце пропускает удар, хотя слабонервным он никогда не был — слабонервные не становятся главами якудза, да и в целом в таких кругах долго не живут.       Просто Рико — единственный, о ком он решил позаботиться за всю жизнь, с кем захотел сблизиться, поэтому и дал ему шанс и не стал стрелять, хотя это было бы вполне рационально, а теперь…       Ичиро наклоняется к неподвижному брату. Дыхание есть, пульс тоже. Он переносит Рико на кровать, снимает с него штаны и футболку, достает аптечку с полки в ванной и внимательно осматривает повреждения — в основном левая рука, та, что не в гипсе, и колени, немного лицо, глубоких порезов, кажется, нет, зашивать не понадобится, но есть осколки. Начинает с лица, достает кусочки зеркала, промывает и заклеивает раны, осторожно берет руку брата — там много стекла в ребре ладони, царапины и осколки в запястье и предплечье, но вены не задеты. Ичиро ловко орудует щипцами и смоченной в растворе ватой, он полностью сосредоточен на процессе, когда слышит тихое болезненное шипение и поднимает глаза на брата. — Ичиро… Почему?.. — Это я у тебя хотел бы спросить, — отвечает Ичиро, вытаскивая из руки брата ещё один осколок. — Ты мой, а я не люблю, когда что-то моё ломают и портят.       Рико хмурится то ли от боли, то ли от этой знакомой формулировки превращения человека в собственность. Ичиро обрабатывает последние царапины на его руке и накладывает бинт. — Я и так сломан, если ты вдруг не заметил, — он смотрит на руку в гипсе. — Это срастётся, — отмахивается Ичиро. — Ты слышал доктора, через месяц можно снимать гипс. А сегодня ты реально мог умереть, если бы осколок, который я только что из тебя достал, прошел чуть левее и глубже. Или остаться без глаза.       Рико отводит взгляд. — Я… Это не была попытка суицида, — он говорит тихо, а потом срывается на крик. — И зачем ты вообще спрашиваешь?! Ты просто решил, что я теперь твоя вещь! Тебе всю жизнь было плевать на меня! — Рико дёргается, но Ичиро прижимает его за плечо к кровати. — Успокойся. Мы поговорим, как только я закончу разбираться с этим, — он показывает на раны на ногах. — И я надеюсь, что твои объяснения не заставят меня привязывать тебя к кровати, потому что так ты скорее всего умрёшь — у меня нет времени, чтобы успевать за тобой ухаживать.       «А доверить тебя кому-то другому, даже тем, кому я доверяю важные дела, я не могу,» — Ичиро не проговаривает этого вслух, потому что не знает, как объяснить, почему Рико дорог ему не как инвестиция, вещь, дело. Он никогда не говорил никому о какой-то личной привязанности.       А у Рико взгляд становится какой-то обращенный в себя, будто вспомнил что-то. — Тебя что, привязывали к кровати? — вздергивает бровь Ичиро, склоняясь в коленям младшего брата и снова вооружаясь пинцетом. — Нет. Я привязывал.       Они говорят об этом будничным тоном, как о погоде. — Чувствуешь себя плохо по этому поводу? — Нет, — Рико явно не испытывает чего-то вроде угрызений совести. — Тогда мне всё равно, — Ичиро далёк от моральных вопросов и не нуждается в подробностях происходившего в Гнезде при Тетсудзи и Рико — он знает всё, что ему нужно. Пытки, телесные наказания, строгие правила, воспитание экси-роботов из игроков — для Ичиро всё это не более чем то, что может создать проблемы, если всплывёт наружу, так что надо просто по-возможности тихо поменять порядки Эвермора и дать знающим понять, что молчать полезнее.       Убрать Тетсудзи было лучшим решением — Рико ещё юн, Ичиро хочется дать ему шанс на нормальное будущее. От Рико требуется лишь этот шанс не упустить, что он пытается сделать уже второй раз. — Тебе было бы всё равно, даже будь мне плохо. Тебе же всё равно, что мне плохо сейчас. — Было бы всё равно — не возился бы с тобой, — отвечает Ичиро, обклеивая колено брата пластырями и отстранённо думая, что у Рико красивые ноги и тело в целом. — Осталось немного, но тут, кажется, осколок глубоко.       Ичиро подцепляет его пинцетом и едва не получает коленом в лицо — Рико от боли шипит и рефлекторно дёргается, сгибает ногу, а потом пугается, осознав, кому чуть не заехал коленом по лицу.       Но в пинцете у Ичиро теперь длинный кусок стекла, а второй рукой он сжимает лодыжку Рико.       Ичиро тихо усмехается, откладывает пинцет — это был последний осколок — и промывает раны, заклеивает их. — Всё, я закончил, теперь жду объяснений, — он смотрит на Рико строго и внимательно, но пытается проявить во взгляде какую-то теплоту. Он не знает, как это делать.       Рико смотрит в ответ тревожно. — Мне было плохо. Я злился. — На кого? — На всех. На Натаниэля, на его ручного психа, на Кевина, на тебя, на… — он хочет добавить что-то, но давится воздухом, замолкает. — Ты опять не можешь дышать? — Могу, — тихо говорит Рико. — Тогда дыши, — Ичиро смотрит на брата изучающе, тот правда начинает дышать глубже, ёжится, хочет обнять себя руками за голые плечи, но одна рука в гипсе, другая в бинтах, постепенно пропитывающихся кровью. — Продолжай. — У меня было всё, кроме внимания. Твоего и отца. А теперь у меня нет ничего вообще. — Совсем ничего? — Да, совсем, — Рико огрызается. — У меня нет будущего, нет дома, нет экси, нет… — он запрокидывает голову и хрипит, пытаясь дышать.       Ичиро пересаживается к нему на кровать, одну руку кладёт на плечо, другой берет за лицо, снова заставляет смотреть на себя, и видит в глазах Рико слёзы, которые тот старается сморгнуть. Боится, что, заплакав, покажется слабым, как будто Ичиро не видит все его слабости насквозь. — У тебя есть будущее. Я так решил. Не было бы — я бы просто застрелил тебя тогда. О ужас, самоубийство, так жаль, а был такой молодой и талантливый! — он передразнил интонации телеведущих, а потом вернулся к своей обычной холодности. — Дом у тебя тоже есть — ты в нём находишься. — Это твой дом, а не мой. Я даже не знаю, где нахожусь. — Полагаю, с недавних пор он… наш. Мы в пригороде Нью-Йорка, — Ичиро взглянул внимательно в удивлённые глаза Рико и продолжил. — Нет экси — в экси ты создавал слишком много проблем, чтобы позволить тебе снова играть. — Проблем? — Конечно. Ты крупно наследил, пытаясь отомстить Дэю и Веснински. Если бы ты продолжил в таком духе, от тебя бы пришлось избавиться, а я решил дать тебе шанс. Ты должен быть счастлив.       Рико смотрит зло и затравленно. — Счастлив? Потеряв всё? — Ты сам только что сказал, что хотел моего внимания, теперь оно есть у тебя, — по губам Ичиро скользнула легкая усмешка, когда он увидел, как в глазах Рико наконец мелькнуло что-то живое и удивлённое, какое-то нехарактерно невинное. И не скажешь, какой ад может устроить. — Кстати об этом, чтобы я уделил тебе свободное время, тебе не обязательно было вынуждать меня менять все стеклянные предметы в доме на противоударные, а не только окна. — У тебя… У нас противоударные окна? — Рико склоняет голову набок. — Ещё и пуленепробиваемые. Ты хоть представляешь, сколько человек хочет меня убить? — Они пытались? — Да, было дело, — Ичиро отвечает равнодушно. — Больше не попытаются. Мёртвые не способны кого-то убить.       Рико кивает. Его не пугают убийства. — Расскажи мне больше. — О покушениях? — О тебе. Я же не в курсе, как ты вообще жил.       И Ичиро рассказывает. И у них на самом деле есть что-то общее — как минимум то, что оба никогда не ходили в обычную школу, потому что это отвлекало бы от предназначения, и обоих воспитывали в тотальном контроле. Они оба просто адаптировались к своей среде по-своему. Рико поддерживал себя жаждой признания от главной ветви, Ичиро анализировал происходящее, чтобы, став главой, сразу пресечь то, что потенциально несет проблемы и убытки — подчистить следы, убрать и заменить людей. — То есть, мои первые длительные социальные взаимодействия с ровесниками произошли только когда я поступил в университет, — сообщил Ичиро. — Ммм, — кивает Рико, внимательно и жадно рассматривая старшего брата, изучая его. — На кого ты учился? — Получение специальности в моем случае было чистой формальностью, но экономика и управление. Но вообще на период моего поступления у меня выпал своего рода переходный возраст… Подростковый бунт и всё такое. — И… Как? — Я хотел поступать в университет Эдгара Аллана.       Рико посмотрел на Ичиро недоверчиво. Не будь его брат таким серьёзным, младший Морияма точно бы принял это за шутку. — Зачем? — Хотел познакомиться с тобой. — Ты не серьёзно, — в это он уже не мог поверить. Это звучало одновременно как мечта и как жестокий розыгрыш. Рико иногда говорил что-то такое Воронам, чтобы морально сломать и сделать более управляемыми. А тут ощутил это на себе, только вот… — Совершенно серьёзно. — Всё равно бы ничего не вышло. Ни отец, ни Хозяин… — Рико замолчал, стоило пальцам Ичиро коснуться его губ. — Не зови его так. Тетсудзи, дядя, тренер. Не хозяин. Ты ему не принадлежишь.       Рико кивает. — В любом случае, они бы не дали этому случиться. Даже если бы тренер не сделал ничего тебе, ты ведь выше по статусу, то я… — он поморщился, вспоминая о побоях за провинности. — Да, это меня и остановило. В итоге я поступил в университет, который выбрал отец, но половину первого курса вёл себя как ребёнок, которого спустили с короткого поводка. Хотя, по сути, так и было. — Но почему ты хотел познакомиться со мной? — этот вопрос волновал Рико.       В конце концов, его воспитали в том числе на мыслях, что пока он не добьётся чего-то, то будет пустым местом для главной семьи, и всех его достижений всегда быдо недостаточно. — Из-за экси? — Мне не нравится экси, Рико. Это просто выгодно.       Рико посмотрел на брата вопросительно. Экси было его причиной существования долгие годы. Точка зрения Ичиро была ему непонятна. — Я не хочу рассказывать сентиментальные истории сейчас. — А сейчас я тебе зачем? Тоже выгода? — Нет, сплошные расходы, — Ичиро растрепал Рико волосы.       Рико дёрнулся. Такого рода маленькие прикосновения ему непривычны. — Тогда?.. — Потом расскажу. Не выкладывать же сразу перед тобой все карты. Теперь я слушаю тебя. Что-то же в твоей жизни было, кроме экси? Про экси я и так знаю.       Рико перебрал несколько тем, но…       Ни одной подходящей. Учёба — предметы выбирали вместе с Кевином, с ним же играли в экси. Это был единственный раз, когда Рико пошел на уступки Дэю, и то лишь потому что у него самого не было любимого предмета или интересной специальности. Они оба выбрали историю. — В наш первый учебный день после утренней тренировки я сказал ему не отвлекаться от экси, чтобы не отставать. А потом… — Рико снова давится воздухом. — Дыши, — повелительно говорит Ичиро, хватая подбородок младшего брата. — Говори и думай о чём-то, кроме экси. — Экси — вся моя жизнь!!! Ты не понимаешь!       Пальцы Ичиро чуть сжимаются на щеках Рико. Кожа младшего Мориямы мягкая, из-под пластыря чуть выше на щеке выступает кровь, и Ичиро убирает руку, переместив её на загривок Рико. — Думай, на кого кричишь, — Ичиро говорит мягко и вкрадчиво, кончиками пальцев водя по шейным позвонкам младшего брата, и Рико достаточно умён, чтобы понять, что за этой мягкостью может последовать что угодно, и что обычно в такой интонации Ичиро слышится мягкая поступь смерти.       Рико в который раз смотрит на Ичиро испуганно, кажется, он боится брата больше, чем когда-то кого-то вообще боялся, Ичиро чувствует мурашки на его коже и видит, как часто Рико дышит.       Он не планировал запугивать брата, но тот сам пугался, когда старший Морияма просто вел себя как обычно и даже мягче. Рико не извиняется и лишь задает новый вопрос. — Ты чем-то занимаешься, кроме дел клана? — Иногда дела клана оставляют мне время на сон и на тебя.       Ичиро не говорит прямо, что не спал нормально с момента, как бразды правления перешли в его руки. Он уделял Рико не так много времени, появляясь в основном когда младший брат с привычкой к режиму уже спал, но отдыхал ещё меньше. — Пока что это всё, на что хватает часов в сутках.       Ичиро справляется с этой ответственностью и не теряет хватки от переутомления, но это явно будет иметь последствия в перспективе. А Рико, усмотрев следы усталости, нахмурился. — Ты похож на отца чем-то… — Ичиро говорит задумчиво, а Рико смотрит на него внимательно и жадно. — Правда? — Да. Тем, что темперамент у тебя пошел впереди разума, и мне пришлось решать эти проблемы. А внешне ты больше похож на мать. Да и я тоже. — Расскажешь ещё? И о себе, и о родителях, — интонации Рико необычно мягкие и вежливые, но взгляд выдаёт его с потрохами.       Тёмные глаза младшего Мориямы сияют, и Ичиро это нравится — после того матча, не считая истерики в лесу, Рико всё время был апатичным и погасшим, смотрел так, будто бы всё же получил пулю в голову, а сейчас он снова выглядит живым. — Я правда не знаю ничего. Хотя… — пальцы Ичиро сжимают загривок Рико, и тот осекается, вспомнив, что старшему брату не нравится, когда он зовет Тетсудзи Хозяином. — Тренер ничего мне не рассказывал, потому что я не был достаточно хорош, он говорил, что я не заслуживаю не то что вашего внимания, но даже знания о вас, если не стану играть лучше, если не буду самым лучшим… — Рико давится словами, и Ичиро думает, что надо проконтролировать, чтобы не было ещё одной панической атаки, а ещё думает о том, сколько таких приступов Рико перенёс в одиночестве даже за эти несколько недель. Ичиро не нравится чувствовать вину, привязанность, желание быть рядом — эти чувства просто не вписываются в его картину мира. Но кожа Рико под подушечками пальцев ощущается приятно и правильно, а его оживший взгляд вселяет надежду. — Как видишь, он был неправ, — Ичиро выглядит и говорит спокойно. — Ты больше не будешь никаким игроком в экси — ни лучшим, ни худшим, но вне зависимости от этого я здесь и сейчас с тобой. Даже если наш отец и твой тренер нас обоих бы за это убили. Это не важно, они оба мертвы. — Нии-сан… — на выдохе говорит Рико и смотрит на Ичиро как на ожившую мечту. И это обращение, как и такой взгляд, в картину мира старшего Мориямы не вписывается совсем. Они говорили между собой в основном на японском, но такое обращение… Нечто новое. — Называешь меня так? Серьёзно? Мне всю жизнь казалось, что ты должен меня ненавидеть. Тем более, когда ты перечислил меня в списке тех, кого винишь в том, что решил разбить зеркало. — Нет, — качает головой Рико и признаётся. — Я хотел ненавидеть тебя, но никогда не мог. Злился — да, и я до сих пор злюсь, но… Возненавидеть тебя по-настоящему у меня так и не получилось, — Рико смотрит на него с обидой, будто это Ичиро виноват. Глаза у него тёмные, почти чёрные, как и у Ичиро, но в эмоциональном плане кажутся старшему брату совсем прозрачными. — Тебе не на что обижаться, нам обоим несказанно повезло, что я старше. Может, ты и мог обманывать прессу или запугивать и контролировать других игроков, но у тебя слишком честные глаза, чтобы быть якудза. — Нии-сан! — Кто вообще разрешал тебе так меня называть?       Это обращение удивляет, беспокоит, выводит Ичиро из равновесия, пусть он и не показывает. Так обращаются к братьям, которые всю жизнь были рядом и заботились, а не к братьям, с которыми познакомились в двадцать лет и от которых едва не получили пулю в голову при первой встрече. — Ох, недостаточно уважительно… Нии-сама, — у Рико приподнимается уголок губ, его интонация и выражение лица на грани дерзости, за которой он явно пытается скрыть страх и волнение, возможно, злость, он будто искрит эмоциями, и Ичиро просто не выдерживает.       Не выдерживает и притягивает младшего брата к себе, впивается в его губы, сначала удерживая за шею и за подбородок, ожидая встретить сопротивление, но Рико не сопротивляется, а наоборот спустя пару секунд отвечает — поразительно робко и мягко, совсем не претендуя на контроль. Ичиро не думал, что его провозгласивший себя Королём брат так умеет. Руками он ведёт по голой коже Рико, одну ладонь оставив на поясе младшего брата, а вторую на бедре, пока тот прогибается в спине, подставляясь под прикосновения. Пальцы левой руки Рико, замотанной бинтами, но подвижной, сжимают ткань черной рубашки Ичиро. А ещё этот поцелуй со временем становится солёным и мокрым.       Лёд между ними тронулся, а в Рико что-то сломалось, но когда Ичиро спрашивает, он только шепчет, что ему хорошо.       Рико засыпает у брата на плече, сквозь полудрёму почувствовав лёгкое касание губ чуть выше пластыря на скуле, туда, где ещё не высохла дорожка от первых за долгое время не подавленных слёз, и где под глазом была небольшая родинка.       Ичиро впервые ложится спать рядом.