Никогда не одиноки

О любви никогда не шло и речи в доме сэра Реджинальда Харгривза. Своих детей он прозвал цифрами, сердце закрыл на замок своего кабинета. Та щепотка тёплых чувств, все же достигнувшая ростков юного поколения Харгривзов, исходила от существа, вовсе обделённого сердцем. Вместо жил — провода, вместо мыслей — алгоритмы. Но именно её, именно Грейс дети, жаждущие любви, величали своей матерью. Она хранила в своей базе данных секреты каждого, под каждого и подстраивалась её программа. Вряд ли роботы могут любить, как не раз с пренебрежением говорил Пятый, и Бен во многих отношениях был согласен с ним. Но кого в данной ситуацией можно считать бездушной машиной: отца, не способного уделить своим детям и секунды времени, или чудо-технологию, главная задача которой — обеспечить их физическое и психологическое благополучие. А психологическое благополучие у Бена в дефиците. Гнетущие мысли, тучей заслонившие все хорошее, терзали остатки этого благополучия на маленькие клочки. Надо поговорить с Клаусом — вот она простая истина, но претворение её в жизнь так же трудно, как и она видимо легка. На кону стоит слишком многое: нескончаемая болтовня, глупые шуточки и безумные затеи Клауса, присутствие которых в жизни Бена давно стало её неотделимой частью. Эти впечатления изводят его настолько, что Бен и сам не замечает, как проваливается в сон. В тревожный, волнующий душу сон, который в этот раз оказывается хуже всех прежних. Его особенность — в необычайности. Ощущения совсем не похожи на все, что Бену доводилось испытывать ранее. Будучи одновременно везде и одновременно нигде в этой бесконечной тьме, образуясь и растворяясь в ней, он слышит зарождающийся в себе ужас, в десятки раз превышающий тот, с которым Бен привык сталкиваться. Назойливый шёпот не стремится проникнуть под кожу Бена. Он уже… нет, не просто впитался в неё… он стал ей. Тихое послание от голосов, тысячами мурашек пробегающих по затылку Бена, становится четким и ясным. Раз за разом, барабанной дробью, они отбивают три буквы. Его имя. И это чертовски страшно. — Клаус, — первое, что говорит Бен, испуганно оглядываясь по сторонам после спонтанного пробуждения. Вместо ожидаемого тепла его встречает прохладное прикосновение воздуха. Погрязнув в болоте кошмара, Бен позабыл о приоткрытом окне. Но до этого ему и сейчас нет никакого дела. Значение имеют только цифры на часах, утверждающие одно. Клаус должен был вернуться и находиться бок о бок с Беном. Но его нет, и это факт — удар, попадающий в самую цель, чтобы растереть в пыль оставшиеся крупицы самообладания. Точка невозврата пройдена, и Бен, как ни пытается, не в силах унять трясущиеся руки, в одиночестве комнаты яснее различая звучный бег своего сердцебиения. На ватных ногах поднимается с кровати и тут же оседает на пол. Отчаянная попытка втянуть в лёгкие воздух подводит его к осознанию, что он задыхается. Слишком стремительно проносятся в голове мысли, чтобы Бен мог зацепиться хотя бы за одну из них. За считанные секунды его кошмар становится реальностью с той разницей, что нет ни шёпота, ни смертельного исхода. Только ощущение зверя, загнанного в ловушку и находящегося в страшном предвкушении своей кончины. — Снова, — надломленно, срывающимся голосом шепчет он, вновь обретя способность говорить. Снова началось. Эти слова отпечатываются в голове Бена как страшный приговор. Множественные психотерапевтические сеансы, и все, по словам отца, ради того, чтобы «Номер Шесть перестал подрывать душевное равновесие своих братьев и сестёр». Тогда это исчезло: Бен почти позабыл об этой пучине ужаса, сковывающей каждое его движение. Напомнила она о себе после того случая, произошедшего полгода назад, но о том знал только Пятый, славившийся своим выдающимся умением хранить секреты. Преимущественно свои, но и о тайнах остальных он помалкивал не меньше. Бегающий взгляд захватывает дневник и лежащую рядом с ним ручку. Цепляясь за привычку, хоть и совсем новую, Бен надеется достигнуть успокоения… совсем маленького. Номер Два Из-за того, что рука трясётся, кривые буквы уходят в скок и пляс. Одно резкое — и тетрадь захлопнута. Звук, сопровождающий это действо, заставляет Бена вздрогнуть. Нет, так продолжаться не может. Ему срочно нужно… стакана воды для начала. Бен поднимается с пола, припомнив взять с собой дневник, но совершенно позабыв об окне, которое все же стоило бы закрыть. В коридоре он пересекается с мамой, и первые несколько секунд их встречи она попросту разглядывает его. «Анализ данных», — вспоминает Бен словосочетание, задействованное Пятым в одном из их разговоров об устройстве Грейс. Эта мысль заставляет его усмехнуться: да уж, должно быть, сейчас он представляет из себя то ещё зрелище. Взмокший от пота, с раскрасневшимся глазами и закусанной до крови губой, руками, все ещё дрожащими. — Ох, милый, — вздыхает она, легким прикосновениям проводя по его волосам. Её голос полон сочувствия и понимания, искренних и настоящих. Бен отчетливо помнит каждое обсуждение, которого касалось темы Грейс, и чью сторону он принимал в них. Но, стоя здесь, совсем один и в шаге от того, чтобы в очередной раз распасться, он готов поверить во все невозможное. В то, что андроид, сотворённый их бесчувственным и бескомпромиссным отцом способен к проникновенной чувственности и независимому мышлению. — Можно… воды? — тихо просит Бен. — Конечно, идём. Расскажешь мне, что с тобой приключилось? — Грейс улыбается, и Бен обнимает её так, словно он по-прежнему наивный ребёнок, которым с лёгкостью можно манипулировать. — Очередной кошмар, — закусывая губу в месте свежей раны, делится частью правды Бен, — и на этот раз я понимаю все эти голоса, все это время звали меня… Бен не может закончить свою мысль, захлёбываясь от ужаса, вновь подступившего к горлу. — Все в порядке, милый. Это закончилось, — она гладит его по спине. — Нет нужды говорить об этом сейчас. Бен робко кивает, выпутываясь из её объятий. Как раз вовремя, ведь раскрывается дверь ещё одной комнаты и из неё высовывается лохматая голова Диего. Его хмурые черты размягчаются, когда он замечает Грейс. Заодно он умудряется стрельнуть в Бена взглядом, но, приглядевшись, теряет всю свою жёсткость перед лицом замешательства. И оно усиливается, когда в конце коридора появляется сгорбленная фигура их семейного дворецкого. Будучи разумным шимпанзе, Пого, как и Грейс, был способен на большую человечность, чем их отец. По правде говоря, он был гораздо человечнее многих людей, знакомых Бену. Сейчас же Пого кажется чем-то озадаченным, а его деликатный кашель становится знаком. Нечто важное, связанное с указами отца и недопустимое для обсуждения в присутствии детей. — Диего, милый, можешь пока побыть с Беном? — вежливо просит мама, и, конечно же, Диего не смеет ей отказать, потому что… Он привязан к маме сильнее, чем кто-либо в нашей семье. Их связь настолько сильна, что её трудно не заметить. Только попробуйте сказать Диего, что она всего лишь машина, и он выйдет из себя. Проверено на личном опыте. — Ты всегда соглашался с Пятым, а теперь… — не сдерживает рвущийся наружу упрёк Диего. Бен поднимает на него измученный взгляд, откладывая тетрадь в сторону. В комнате полный беспорядок, но неряшливый, не тот, который оставляет Клаус, а хаотичный, тот, который остаётся после жуткого погрома. Только сейчас Бен видит костяшки пальцев, разбитые в кровь. — Выглядишь хреново, — переводит Диего тему, видя, что Бен успел сложить два и два. — Спасибо, — усмехается Бен. — Настолько все плохо? — интересуется Диего, пристальнее вглядываясь в лицо брата, который предпочитает промолчать. — Где чертов Клаус? — Без понятия, — пожимает плечами Бен, переводя своё внимание на потолок. Диего молчит, но затем оборачивается на Бена и в только ему свойственной прямолинейной манере говорит: — Это на вас не похоже, вы всегда таскаетесь вместе. — Да, не похоже, — подтверждает Бен. Почему-то ему кажется, что все летит к чертям. Хотя объяснение отсутствия Клауса может быть проще некуда. Вполне возможно, что по дороге от Лютера он наткнулся на кого-то ещё и разговорился, позабыв о времени. По той же неведомой причине, которая заставляет Бена предчувствовать грядущую катастрофу, ему становится так спокойно на душе, как не было очень долгое время. Словно он закинулся чем-нибудь из заначки Клауса, местоположение которой — главная тайна дома сэра Реджинальда Харгривза. — А ты… — Бен не знает, что именно ему стоит спросить. Диего ядовито ухмыляется, погружаясь в воспоминание, заставившее его потерять самообладание: — Отец сказал, что в последнее время мои результаты ухудшились, и посоветовал мне брать пример с Лютера. — Козел, — приглушенно замечает Бен. Диего с жаром соглашается: — Мудак. Отца же он терпеть не может, ненавидя его всем своим естеством. В своё время и Диего изо всех сил пытался заслужить его одобрение, но, что бы он ни делал, этого всегда было недостаточно. Как бы он ни старался, отец не переставал ставить ему в недостижимый пример Лютера. В какой-то момент, к которому Диего шёл шаг за шагом, он понял, что никогда не сможет вписаться в отцовские стандарты. Чувство злости стало его спасением от участи, настигшей Лютера. — Че это ты там пишешь? — спрашивает Диего по прошествии очередного периода неловкого молчания. — Дневник, по совету мамы, — честно признаётся Бен, уже не имея сил лгать, да и не видя в этом особого смысла. — Скажешь ей, что я в порядке? — Непременно, — обещает Диего и упрямо молчит до тех пор, пока Бен не касается дверной ручки. — Но ты что-то нихрена не в порядке. Бен оборачивается и вымученно улыбается: — Я справлюсь. — Только попробуй не справиться, — то ли угрожает, то ли поддерживает Диего. На самом деле Диего и вправду ничем не хуже Лютера. Так же, как и Номер Один, он стремится помочь всем, кому только может. Воспитание отца оказало на него большее влияние, чем тот готов признать. Бен отвлекается от своих записей, когда замирает с ручкой в руке, заслышав чужие шаги. На пороге их комнаты появляется Клаус, который мог бы выглядеть совершенно естественно, если бы не одно «но». Он совсем не смотрит на Бена, пока делится своими новостями: — Эх-эх, разговор с братцем Лютера пошёл не по плану, — Клаус разводит руками, присаживаясь на свою кровать, — но самое отстойное, что я толком ничего и не узнал! А вообще, прикинь, ты знал- — Что случилось, Клаус? — пресекает его попытку перепрыгнуть с темы Бен, ни капли не обманутый этим притворством. — Спокойствие только спокойствие, Бенерино, ничего не случилось, — отмахивается Клаус, глядя куда-то в стену. Бен не намерен отступать. Меньше всего на свете он желает потерять ту связь, которая присутствует между ним и Клаусом. Опять же, сам не зная почему, он уверен, что она находится под угрозой. — Я вижу, что случилось. — А я вижу, что тебе просто не стоит лезть не в своё дело, — неожиданно грубо отзывается Клаус. Бен все крепче сжимает тетрадку по мере того, как к его горлу подступает ком. Он продолжает хранить молчание, даже когда Клаус с известной им обоим целью ныряет под свою кровать. А это не в его характере, что, по всей видимости, и поднимает в душе Клауса бунт совести. Этот «бунт» и вынуждает его поднять взгляд на Бена, пока рука перебирает парочку косячков. — Тебе машина переехала, Бенни? — усмехается Клаус, но без особой радости. — Вроде того, — устало вздохнув, соглашается Бен. Клаус прислоняется спиной к стене, внимательно оглядывая Бена с ног до головы. — Почему тебе не попробовать мой метод борьбы с проблемами? — предлагает он, головой указывая на содержимое своих рук. — Клаус, — осекает его Бен. — Ну же, Бенерино, хоть раз не будь занудой, — не унимается Клаус, теперь смотря прямо в упор. — Сбежим из дома, нажремся до блевотины на какой-нибудь вписке, а утром превратимся в зомби, восставших из ада, и с похмельем будет совсем не до проблем. — Я не… — начинает Бен, но затем его настигает неприятное озарение: — Ты же пойдёшь в любом случае? — Так что же? — делая первую затяжку, спрашивает Клаус. Иллюзия выбора. В спину толкают все сложившиеся не в его пользу обстоятельства. Даже если бы Бен постарался сделать шаг назад, то этой попытки не хватило бы, чтобы побороть ту силу, что влекла его сказать предательское «да». Ужас, оставшийся как послевкусие жуткого сновидения, соединился со страхом вновь остаться наедине со своими кошмарами и безотчетной боязнью потерять Клауса. Единственное, на что хватает Бена, — нещадно тянуть с ответом первые несколько минут. Но долго он так продержаться не может: — Я с тобой. Клаус растерянно моргает глазами, словно он не ожидал, что Бен и вправду согласится. — Но не смей предлагать мне свою дрянь, — все же настаивает Бен, спрыгивая с кровати. — Неисправимый зануда, — бросает в его сторону Клаус, закатывая глаза, и также поднимается с места. Бен колеблется, размышляя, брать или не брать с собой дневник. К тому моменту, как он все же убеждается, что это плохая идея, Клаус стоит одной ногой в коридоре. А вторая нога очень быстро присоединяется к первой. Вслед за этим раздаётся голос, который Бен сегодня уже слышал: — Снова обдолбался? — бесцеремонно спрашивает Диего. — А что, тоже хочешь, братишка? — шутит Клаус и, судя по движению его руки, предлагает косяк и своему другому брату. Бен вылезает из комнаты как раз вовремя, чтобы перевести все внимание на себя. Диего тут же пробегается по нему взглядом и удовлетворенно вздыхает. В этот раз побитые запястья его самого скрыты бинтами. Бен улыбается своим мыслям, догадываясь, что дело не обошлось без помощи Грейс. — Куда собрались? — прямо спрашивает Диего. — Да так, мы с Бенджи решили прогуляться как в старые-добрые, — пожимает плечами Клаус. — Ты хочешь сказать, что ты идёшь нажираться, а Бен вынужден мириться с твоим дерьмом? — скептично уточняет Диего. — Именно это он и имеет в виду, — усмехнувшись, подтверждает Бен. — Эй! Клаус возмущённо ойкает. — Вы затеяли заговор против меня?! Не ожидал такого от собственных братьев… — театрально вздохнув, он качает головой. — Ничего личного, — Бен кладёт ему руку на плечо, и Клаус, собиравшийся что-то сказать, замолкает. Бен неловко убирает ладонь в карман черной толстовки. Он задумывается, закусывая губу в том же месте, что и раньше. С момента своего возвращения Клаус ведёт себя так, словно его подменили. Это кто-то совсем другой настойчиво прятал свой взгляд, бросал те злые слова в их комнате и сейчас дергался от любых прикосновений как обожженный. Может ли быть, что все дело в обиде? Но разве у Клауса есть причины обижаться? Впервые за долгое время Бен чувствует, что совсем не понимает своего брата. В открытую завести речь о своих беспокойствах он не может. Присутствие третьего лица вряд ли поспособствует откровенному разговору. — Я с вами, парни, — с того ни сего объявляет Диего. — Пусть отец идёт к черту с его чушью. — А вот это настрой! — говорит Клаус, одним прыжком оказываясь рядом с Диего и обнимая его за плечи. Бен пробует убедить себя в том, что все так же, как и раньше, но все бессмысленно. Как справедливо заметил Пятый, можно и дальше притворяться, что все в порядке, но это не так. Встретившись с отвратительной, мерзкой правдой лицом к лицу, трудно позабыть её облик. То, что произошло полгода назад… картинка всплывает в голове, и Бену становится не по себе. После этого случая как он только мог согласиться на эту авантюру?… Вопреки всем ожиданиям, имевшимся у Бена, уличный воздух только сильнее сжимает его лёгкие. За всю дорогу он обменивается с Клаусом только парой словечек, и те насквозь пропитаны фальшью. Судьба сыграла злую шутку. В этой вылазке Бен, не желавший быть брошенным в одиночестве, все же остаётся наедине со своими мыслями. Они полны вины, измывающейся над всем его нутром. Он должен был не идти на поводу у Клауса, он должен был… — Боже, лучше бы я остался домой и слушал всхлипы Лютера через стенку, чем это, — бесцеремонно прерывает его самобичевание Диего. — А дальше произошёл полный… — эмоционально продолжает Клаус свой рассказ. — Замолчи уже, — настаивает Диего. — Что за хрень с вами обоими? — Ничего, — спешит уверить Бен. Диего совсем выходит из себя. Он останавливается посреди дороги, и другие двое вынуждены последовать его примеру. — Именно поэтому ты всю дорогу молчишь и делаешь исследовательскую работу асфальта, что слишком даже для тебя. А Клаус жужжит мне в ухо без перерыва, что слишком даже для него, — скрестив руки, выговаривает Диего все, что копилось в нем с тех пор, как они покинули пределы Академии. — Но от чего я сдохнуть хочу… от того, что пока вы не видите, вы сверлите друг друга взглядами побитых щеночков. Бен косится на Клауса ровно тогда, когда тот решает сделать то же самое. Глаза говорят больше, чем слова. Слишком много того, что оба держат в себе и желают выпустить наружу. Но слишком много и того, что мешает им сделать это. Первым зрительный контакт разрывает Клаус, и тогда Диего, все это время пытающийся отдышаться, снова не сдерживает свои эмоции: — Скажите уже хоть что-нибудь! — Клаус, — зовёт Бен, — разве это не то место, о котором ты говорил? — О, да, — охотно подхватывает Клаус, — помнится, что вот прямо на этом месте, где мы стоим, однажды я блевал целые полчаса, а затем… Диего молча заходит в дом, вновь вынуждая Клауса и Бена перестать отрицать присутствие друг друга. Их новоиспеченная, но преданная спутница — напряжённая тишина — тоже тут как тут. Давит на них со всей силы, и они не выдерживают практически одновременно. — Я просто… — Не стоять же нам здесь вечно, Бенерино, — Клаус осторожно подталкивает его в спину. В этот миг связь, которая, казалось, испарилась и развеялась по ветру, напоминает о себе. Все это время ее частицы витали в воздухе, и им ничего не стоило её собрать. Одного небольшого усилия было бы достаточно. Бен готов приложить его, и он уверен о наличии аналогичного намерения и в мыслях Клауса. А затем, сделав по одному шагу внутрь помещения, в шуме музыке, беспорядочной толпе и меняющемся свете они снова теряют друг друга. И тогда Бену не хочется ничего больше, чем выскочить на улицу и побежать в Академию. Сплошь и рядом незнакомые лица людей, безразличных и похожих один на другого. В попытке убраться от них подальше Бен забредает в угол, откуда, засунув руки в карманы, тщетно пытается отыскать глазами в клубке тел своих братьев. Время от времени ему подмигивают подвыпившие девчонки, но Бен лишь отворачивается, отчаянно надеясь исчезнуть и оказаться в своей постели. Единственная причина, по которой он остаётся здесь, скорее всего, сейчас хлещет коньяк и собирается сделать целую кучу того, о чем впоследствии будет жалеть. Это становится невыносимо. Бен вылезает из своего укромного местечка, напоследок ещё раз предприняв попытку найти своих братьев. Он движется, куда глаза глядят, в поисках комнаты, где сможет расслабиться и которая ещё не была использована какой-то пьяной парочкой для своих утех. Хоть в этот раз обстоятельства играют ему на руку, и он находит подобное место. Постойте-ка, нет, и здесь тоже кто-то зажимается… — Извините, — смущенно шепчет Бен, пятясь к выходу. — Ну уж нет, Бенни, оставайся, — подаёт голос Клаус, разрывая поцелуй с каким-то парнем. — Снова я тебя не потеряю. Бен, неуверенный как ему поступить, застывает на пороге. Парень, которым был поглощён Клаус, явно недоволен тем, что их прервали. Он, бормоча себе под нос невнятные ругательства, жестко отталкивает оцепеневшего Бена, чтобы выйти из комнаты. — Тебе не помешало бы выпить, — советует Клаус. — Твое лицо слишком трезвое, это некрасиво, Бенни. — Мы договаривались, — вздыхает Бен и, ещё немного потоптавшись в дверном проеме, проходит внутрь. Он облокачивается на стену. Ухо режет пьяная усмешка, которая сопровождается взмахом руки. С безразличием Бен наблюдает за тем, как пару каплей взметают вверх и пачкают молочный ковёр. Он не понимает, что делает на этой вечеринке, что происходит сейчас и ключевое — что творится в голове Клауса. Не имеет ни малейшей зацепки, и это начинает раздражать. — Ну или выпью я, — весело замечает Клаус. А он и так чертовски пьян. Одно событие чересчур легко сменяет другое, и Бену кажется, что из них двоих, связь с реальностью больше ослаблена у него. Всего двадцать минут назад они разминулись, и этого времени Клаусу хватило, чтобы подцепить какого-то придурка и ужраться вусмерть. Отчаяние в чистом виде, только так можно описать его поведение. Последний раз с этим отчаянием Бен сталкивался полгода назад. Тогда его брат страдал от тяжёлого разрыва, но теперь… что, черт возьми, происходило теперь? И почему Клаус предпочитал молчание разговору по душам? — Трезвым ты нравишься мне больше, — хмуро замечает Бен, выхватывая одноразовый стаканчик из рук Клауса и выпивает остатки жидкости в нем. — Я нравлюсь тебе, — смеется Клаус, устраивая свою голову на плече Бена. — Трезвым, — подчёркивает Бен. — И это проблема, не мог бы ты стать менее трезвым ради меня? — печально вздыхает Клаус, продолжая череду неправильно интерпретированных слов. — Я уже… — Это ты называешь «пьянеть»? Пф-ф, гляди туда! Клаус указывает рукой куда-то в угол комнаты, и Бен, прищурившись, замечает там блеск нескольких бутылок. Он не сдерживает удивленного возгласа и не сразу может сформулировать вопрос из-за слегка путающихся мыслей: — Это вы вдвоём? — Это все добро того мачо, и… я нихрена не соображаю, додумай сам, — «исчерпывающее» объяснение заканчивается триумфальным зевком. — Он хотел напоить тебя, чтобы… — Бен не договаривает, зато румянец на его щеках выступает более чем красноречивый. — Бенехина понимает меня с полуслова, — восхищенно выдыхает Клаус. — То-то он был так зол, — смеётся Бен. В их маленьком убежище слышны начальные нотки любовной песни Тейлор Свифт, которые слегка опьяневшему мозгу Бена кажутся проникновенными. Он прикрывает глаза и выдыхает все те переживания, что копились беспрестанно весь вечер. Прислушивается к размеренному дыханию Клауса, согласовывая с ним каждый свой вдох и выдох. Необъяснимая ценность этого момента заставляет забыть о всех недомолвках и разногласиях. Как будто их и нет. Тогда Бен наконец понимает. Они никогда не делали вид, что все в порядке, они просто растворялись в таких моментах, как этот. Как просмотр мыльной оперы после кошмаров и бесконечная болтовня Клауса об очередной безумной истории, успевшей приключиться с ним неважно когда. — Знаешь, Бен, — подаёт голос Клаус, видимо, больше не в силах молчать. Его не исковерканное имя из уст Клауса звучит как что-то сокровенное. Оно и заставляет Бена затаить дыхание. Что бы Клаус не сказал дальше, его слова будут важны. — Только не обижайся, но когда ты грустишь, ты похож на побитого котёнка, облитого водой из шланга. Или нет. — И я люблю тебя, — просто говорит Клаус. Бен также просто отвечает ему: — Я тебя тоже. С плеча исчезает груз в виде чужой головы, и Бен догадывается: Клаус намерен что-то сказать. Но что именно нет никакой возможности узнать, ведь как раз в этот момент дверь с громким хлопком ударяется об стену. Перед собой они видят девчонку, запыхавшуюся и взлохмаченную. Каждый её шаг отчётливо слышится в комнате, и властным движением она выхватывает из руки Бена стаканчик. Надеется на то же, что и любой другой человек на этой вечеринки, — на хорошую выпивку. А потому разочарованно вздыхает, встретившись с пустым дном. Но стоит ей только поднять голову, как в ее глазах загораются шальные искорки. Те самые, которые были в них ровно в тот момент, как она переступила порог комнаты. — Вы случаем не братья Диего? — с вызовом спрашивает она, будто бы зная их не первый день. — А ты случаем не его девушка? — не отступает Клаус, вновь кладя голову на плечо Бена. Она ухмыляется, явно заинтересованная этой маленькой беседой. Но видно, что она взволнована: бросает секундный взгляд на дверь, а затем замолкает, прислушиваясь к звукам. Подрывается и делает несколько стремительных шагов по направлению к раскрытому окну. Сначала ловко переставляет через него одну ногу, затем — другую, а напоследок через плечо кидает неясный ответ: — Может быть, и да, а, возможно, что и нет. — Что это было? — растерянно смотря на то место, где минуту назад была незнакомка, подаёт голос Бен. — А, так ты тоже видел это, Бенерино? — с искренним удивлением отзывается Клаус. Едва ли хватает времени, чтобы уложить сумбурную встречу в голове, как происходит новая. Совсем не такая, как предыдущая. В этот раз гость — их близкий знакомый, который выглядят ещё более сбитым с толку, нежели они. Диего старается отдышаться, бессильно сжимает кулаки, в непонимании скользя по комнате взглядом. Красный след на его шее наводит на определённые мысли, которые озвучивает Клаус: — А мы видели здесь твою amore, братишка. — Куда она делась?! — восклицает Диего, заглядывая первым делом под кровать. — Вылезла в окно, — совершенно спокойно констатирует Бен. Отборные ругательства, которые бормочет Диего себе под нос, сливаются в один неразборчивый поток. Оттого он и выглядит комично, сидя на коленях около незастеленной постели и напоминая собой молящегося перед алтарём. Странное сравнение, пришедшее в голову, заставляет Бена тихо прыснуть. Волна веселья затрагивает и Клауса, чей звонкий хохот выводит из себя Диего. — Да пошли вы, — выплевывает он, встав на ноги. А между тем колебания смеха распространяются дальше и приводят в движение процесс крайне неприятный. Клаус сгибается пополам, по инерции прикладывая к животу руку, и прямо на белизну ковра сбрасывает всю мерзость, копившуюся в нем. В этот раз Бен не так равнодушен к порче чужого имущества: он морщится, легонько прикасаясь ко спине Клауса. — Ты в порядке? — Цвету и пахну, разве не видишь? — огрызается Клаусу, содрогаемый новым позывом. А запашок от Клауса и вправду исходит, но вовсе не тот, который может быть пахнуть. Здесь применимей будет слово «вонять». Но об этом Бен умалчивает, лихорадочно осматривая комнату и упираясь взглядом в Диего. — Воды бы, — почти умоляет он, и Диего без лишних слов, как будто он на миссии, вылетает из комнаты. — Водки бы, — запоздало комментирует Клаус в моменте, когда его маленькую долю секунду не выворачивает наизнанку. Бен закатывает глаза, беспомощно проводя руками по своим джинсам. Все их братья и сестры уверены, что иметь дело с Клаусом и его вредными привычками трудно. В одних отношениях это гораздо сложнее, чем они могут себе вообразить. И в то же время в других — все не так уж и плохо, не будет преувеличением сказать, что даже легко. Иногда Клаус кажется неисправимым и порой разговаривать с ним — все равно, что биться головой об стенку, но Бен научился находить в его поведении закономерности, лёгкие для понимания. Если с того ни сего Клаус срывается и мчится на вечеринку, если он мучается от необходимости затеряться в жидкости, сжигающей его внутренности, однозначно случилось некое происшествие х. К нему прибавляется ещё одна неизвестная переменная y, скрывающая за собой причину, заставляющей Клауса хранить молчание. Путём выражения y через x получается, что некое происшествие имеет непосредственное отношение к Бену. Или же — что ещё хуже — в ходе этого происшествия Клаус потерял своё доверие к Бену, а это считай начало конца… впрочем, разве Лютер и Эллисон проходят не через то же самое? Не самый подходящий пример, но в данный момент сознание Бена на лучшее и не способно. — Ты не обязан проходить через это в одиночку, — не сдерживается Бен, говоря неправильные слова в неправильный момент. — Я не обязан бл… Клаус не договаривает, никак не прекращая портить несчастный элемент интерьера. — …блевать на ковёр в одиночку? — Да ты и так прекрасно справляешься, — поспешно уверяет Бен. Клаус оседает на пол и — даже не вдыхает — жадно поглощает воздух. Благодаря подружке Диего и окну, через которое она выбралась наружу, в комнате просто обилие пищи для изголодавшихся легких Клауса. Хотя вряд ли его сейчас волнует именно это, о чем Бен догадывается по бровям, сведённым на переносице. — Вот черт, как мне теперь спокойно блевать, когда ты сказал такую вещь? — Клаус поднимает на него покрасневшие глаза. — Я серьезно, ты всегда можешь- — Я не могу, Бен, — настаивает Клаус, совсем невесело усмехаясь, — и в том нет твоей вины. Как и в том, что… я протрезвел… — Ты всегда отшучиваешься, в особенности когда я пытаюсь поговорить о- Диего с разбитым носом и бутылкой воды врывается в комнату. Он делает первый неосторожный шажочек на ковёр. Бен, самоотверженно жертвуя своей обувью, подбирается к брату, чтобы предостеречь его от ошибки и принять в руки бутылку воды. В его голове крутится продолжение фразы, которое он не успел произнести: «…о том, что произошло полгода назад». — Бросай, Бенерино, — озвучивает своё предложение Клаус, и Бен относится к нему с большим сомнением. — Ставлю двадцатку на то, что я поймаю. — Двадцатку нам обоим, если не поймаешь, — меняет условия Диего. — Да без базара, — самоуверенно принимает их Клаус. Уже зная, что будет дальше, Бен не без усмешки кидает бутылку нуждающемуся, и тот даже подпрыгивает с вытянутой рукой, чтобы поймать её. Но все же путь бутылки заканчивается на несколько сантиметров правее того места, где Клаус надеялся её поймать. Итог таков, что в каком-то смысле он и ловит её, но своим лбом. От его лба вода и отлетает, чтобы рухнуть в лужу того, о чем Бен старается не думать. — Сговор! — возмущённо шипит Клаус. — Мы не сговаривались в том, что ты дебил, — даже не пытается сдерживать смех Диего. Бен не отстаёт и тоже оказывается замечен в хохоте, вызванном и самой ситуацией, и колким замечанием брата. — Это предательство, Бенни! — Клаус прикладывает руку к сердцу, драматично вздыхая. — Двадцатка, Клаус, — напоминает Бен ключевой аспект их пари. — Ну уж нет, мы должны двадцатку, — он делает особый акцент на личном местоимении. — Как ты сказал, я не обязан быть в одиночку. — Прощу вам обоим долг, — встревает Диего, не давая Бену возможности возмутиться наглости Клауса, — если мы прямо сейчас попремся домой без глупой болтовни. Он сверкает глазами туда, где Клаус, не стесняясь испачкать свои руки, поднимает бутылку воды и делает пару глотков. Бен морщится, сдерживая поднявшееся в нем отвращение, иначе на ковре точно не останется белого места. Диего с просто неописуемым выражением лица отворачивается, и как раз тогда Клаус решает заговорить: — Херня вопрос, — он слишком легко подчиняется, поэтому наличие подвоха более чем очевидно, — но только если ты расскажешь об этом красном пятнышке на своей шее. — Не твоё дело, — красный как рак выплевывает Диего, в спешке покидая комнату. — Ну если не ради меня, то ради Бенни, — не унимается Клаус, — я же знаю, что он тоже заметил, но постеснялся спросить. Правда же? — Не втягивай в это меня, Клаус. Бен качает головой, тихо смеясь, и выступает в коридор вслед за Диего. За своей спиной он слышит шаги, и рядом с ним вырастает фигура Клауса. Такая непринуждённая и расслабленная, что остаётся только дивиться, как же быстро растаял лёд между ними. Помог ли тому льющийся алкоголь или что-то особенное, произошедшее между ними на вечеринке, — загадка. Слишком трудная, чтобы можно было побороть её, несмотря на испытываемые Беном головную боль и желание спать. — Не делай вид, что тебе неинтересно, — вешается на него Клаус, — ты зануда, но не настолько. — Он же все равно не расскажет, — отвечает ему Бен так тихо, чтобы сказанное им было упущено другим слушателем. — Но попытаться же стоило! — восклицает Клаус и тем самым привлекает всеобщее внимание к их движущейся к выходу процессии из трёх человек. На обратной дороге они поменялись ролями. Пока Бен и Клаус не затыкаются ни на секунду, обсуждая чуть ли не каждую пылинку на улице, хмурый Диего с силой отбивает по нему каждый свой шаг. Должно быть, это связано с той чудачкой, но убедиться в том наверняка — нельзя. Не здесь и не сейчас. Диего не из тех, кто много болтает о себе или своих проблемах. Он позиционирует себя как одиночку, не нуждающегося ни в ком и ни в чем. Но я не думаю, что ему идёт на пользу держать столько всего внутри себя. Бен лениво набрасывает эти предложения, опасаясь, что забудет их утром, и падает лицом в подушку. Всего пару секунд — и он засыпает. Вечер был так насыщен событиями, что, закрутившись в них, стало легко позабыть о кошмарах. Но кошмары не считаются с обстоятельствами и потому напоминают о себе самым худшим образом, о котором Бен только мог помыслить. Во второй раз все не так, как обычно. В этот раз он и есть этот назойливый шёпот, со всех сторон подбирающийся к своей сжавшейся от касания леденящего ужаса жертве. Он зовёт сам себя и бесится, злится, рвёт и мечет от того, что вместо ответа слышит жалкие всхлипы. Злое недоумение. Почему этот мальчишка не слышит и не хочет слышать? Он должен прислушаться, должен обратить внимание и должен выйти поиграть. Должен, поэтому… Рывок вперёд, и Бен видит, как застывают в воздухе его собственные внутренности. И с мерзким хлюпаньем они шлепаются в море крови, из ниоткуда разверзнувшееся внизу. Этот мир иной, неправильный, нездоровый. В нем искореженные законы правят бесчеловечным балом. Отвратительно. Впервые пробуждение начинается не с оглушительного вопля или безостановочных рыданий, а рвотного позыва, который Бен удерживает из последних сил. — Да ты выглядишь хуже, чем я, — присвистывает Клаус, тут же оказывавшийся рядом. Одетый и собранный. Бен подскакивает как ужаленный и первым делом смотрит на часы, время на которых ясно дает ему понять одну истину. Он проспал завтрак, и это значит, что его ждёт очень продолжительный разговор с отцом. И кто знает… — Видел бы ты своё лицо, — Клаус даже достаёт свой телефон, чтобы его сфоткать, — не парься, отец в курсе. Пару раз Бен недоуменно моргает, и в один из этих моментов камера издает свой щелчок. Клаус с удовлетворённым видом прячет своё «добро» обратно в карман. И только тогда становится видно упущенное из виду ранее. Красные глаза и сжатые губы. Немного дрогнувший голос, когда он принимается за запоздалые объяснения: — Я пытался разбудить тебя, но… — Что случилось? — обеспокоено спрашивает Бен, когда в комнате устанавливается тишина, заставляющая Клауса выглядеть как никогда серьёзным. — …ты не дышал, и холодным был, и пульс отсутствовал. Как трупак, — нервно, на одном дыхании тараторит он. Клаус выдавливает из себя усмешку, но она слишком вымученная, чтобы в неё можно было поверить. Звучит она больной и неправильной, и этим идеально соответствует звучащей истории. Это правда, вот, что заставляет не лёгкий холодок, а полноценную ледяную глыбу проскользнуть по спине Бена. На секунду он впадает в бездну ужаса, подобной той, что не раз разверзалась в его снах. Ничего ему не хочется больше, чем забиться в угол и начать истошно рыдать, хоть это и не то, что стоит делать взрослым мальчикам его возраста. Единственное, что заставляет Бена всплывать и тянуться к берегу, — дрожащий Клаус, старающийся изо всех сил продолжить свой рассказ. — Ты позвал Грейс? — помогает Бен, сглатывая ком в горле. Клаус кивает, хватаясь за протянутую руку помощи: — В общем, приперся наш обожаемый папаня, они, ну, в смысле Пого, старик и робомама, стали осматривать тебя со всех сторон как экспонат в музее, — говорит он, едва ли делая перерывы между словами, и не зная куда деть свои руки. — Продолжай, Клаус, — Бен находит его ладонь и сжимает её в своей, — всё в порядке, я здесь. — А потом взяли и с очень хмурыми, серьёзными лицами стали выходить, но Пого шепнул мне, что это временная фигня и что ты будешь в норме, — почти не дыша, заканчивает Клауса и неожиданно оживляется. — И ты освобожден от занятий! Ну крутяк же, правда? — Я пойду, — мгновенно решает Бен, тут же начиная собираться, и на своём пути сталкивается с вопросительным взглядом. — Думаешь, я горю желанием после стремного сна оставаться дома с нашим стремным отцом? Клаус смеётся и вполне искренне, и его смех — цепная реакция, зажигающая на лице Бена улыбку. Только вот ненадолго. Осознание того, что Клаус счёл его мертвым, сбивает его с небес и размазывает по земле. Бен может представить себе, каковы были первые несколько минут. Не понимать что происходит и трясти брата за плечи, лихорадочно проверять пульс и прислушиваться к дыханию. Не самая лучшая часть его души злорадствует, что Клаусу довелось испытать все то, через то прошёл Бен полгода тому назад. — Возмутительно так отзываться о достопочтенном сэре Реджинальде Харгривзе! — на этот раз Клаус пародирует их школьного учителя. Всего пару минут требуется, чтобы Бен собрался: настолько он рвётся подальше от этого места, боясь как бы его не заставили все же остаться дома. Внизу их уже ждут остальные, готовые отправляться в школу. Выражение лиц всех как одного: бледные и растерянные, когда они замечают Бена. Деталь, которую непреднамеренно упустил Клаус и о которой Бен мог бы догадаться и сам, становится явной. Поднялся шум, и абсолютно все в курсе того, что случилось с ним. Разве что самому Бену до сих пор трудно осмыслить произошедшее. Неужели это связано с его кошмарами?… — Похвальная тяга к знаниям, Номер Шесть, — замечает отец, стоит только им поравняться с ним. Бен не верит своим ушам, сам не зная чему стоит дивиться больше. Тому, что отец впервые за несколько лет похвалил его, или тому, что он звучит довольным. Удовлетворённым полученным результатом… чего? Сам Бен не имеет ни единого понятия, что произошло с ним. Один единственный человек способен дать ответы на все вопросы, имея возможность смотреть на картину целиком, а не на отдельный её фрагмент. Достопочтенный сэр Реджинальд Харгривз, с хитрым прищуром и загадочной полуулыбкой. Но станет ли он ими делиться? Навряд ли. — Бен, что произошло? — появляется перед ним Лютер, кладя на его плечо руку в жесте поддержки. — Что ты лезешь к нему с вопросами? — возникает Диего, якобы случайно толкая Лютера. — Дай ему собраться с мыслями, он только пришёл в себя. — Бен способен сам говорить за себя, — настаивает Лютер. — А ты спросил бы у него для начала, хочет ли он разговаривать с тобой и видеть твою идиотскую рожу. Диего воспринимает Лютера как своего соперника, и тот тоже недалеко от него ушёл. Их попытки доказать друг друг своё первенство доходят до абсурда даже там, где это, казалось бы, неуместно. А баскетбол… — Увидимся на игре, — прощается Пятый, заканчивая со своим обедом, — эти придурки снова будут собачиться. — Ты всё? — уточняет Бен, ковыряя свою порцию. Ответом становятся красноречивые действия. Пятый встаёт изо стола, ни на мгновение не теряя своё показное хладнокровие. Только на секунду он задерживается рядом с Беном, чтобы сказать ему: — Рад, что ты в порядке. Что-то понадобится — ты знаешь, где меня найти. Клаус присвистывает и с завистливым восхищением восклицает: — Да ты сегодня знаменитость, Бенерино. — Отец что-то скрывает, — озвучивает Бен то, что давно держал в голове. Клаус бесстыдно ржёт, хватаясь за живот и чуть не падая на пол. — Твоя дедукция меня поражает. Всего-то шестнадцать лет! И ты задумался… — Да ты не понял, — Бен слегка ударяет его локтем, чтобы возвратить в реальность своего слушателя. — Он точно знает, что произошло со мной. И ты заметил? Он был доволен. — Ну все сходится, — пожимает плечами Клаус, — старик нас всех ненавидит, ты чуть не откинулся, вот он и обрадовался. Тут уж и Бен поддаётся его веселью. Только когда они оба отсмеялись как следует, Клаус издает ойканье, словно вспомнил что-то важное. Он оглядывается на Бена и с предвкушением обещает: — А вот это тебе точно понравится! — Клаус понижает голос хоть как раз-таки сейчас в этом и нет особой нужды. — Со всем этим я крепко-накрепко позабыл, что по пути назад в комнату… после разговора с нашим Номером Один, помнишь?… я наткнулся на шушукающихся Пого и Грейс. Все сходится. Две идеально совместимые детальки пазла находят друг друга. Вчера вечером, испытав паническую атаку, Бен пересекся с Грейс, которая правда хотела помочь ему и непременно сделала бы это. Если бы не одно «но» — появление Пого, желавшего поговорить с ней о чем-то важном. Что бы не рассказал Клаус, это является прямым продолжением сцены, увиденной Беном вчера. — Они так прям замолкли, когда заметили меня, но кое-что я успел расслышать. — Ну? — Бену не терпится узнать. — Имя сестренки Элли, — разводя руками, развеивает туман таинственности Клаус. — Бенни-Бенни, не значит ли это, что все взаимосвязано? Ссора единички и тройки и… — Ты хочешь сказать, что отец… — издалека начинает Бен, но Клаус сразу же перебивает его: — А почему нет? Он же мудила тот ещё. — Ему никогда не нравилась близость Лютера и Эллисон, — задумчиво констатирует Бен. — Вот тут-то и оно, — живо подхватывает Клаус, — ему это не нравилось, и он чёт сказал или предложил Элли, а она не смогла поделиться этим с Лютером, и все из-за того, что это связано со стариком. Вне сомнений, озвученная версия звучит убедительно, но чутьё подсказывает Бену, что, поверив в неё, он станет жертвой заблуждения. Есть мелкие звоночки, которые его подсознание распознаёт как опровержения этой теории. Но какие именно — с ходу сказать трудно. Может быть, это то, что в неё совсем не вписывается произошедшее с Беном. Хотя нет ничего что бы указывало на связь его «неудавшейся смерти» и проблемы в отношениях Эллисон и Лютера. Это даже и звучит глупо: ничего общего эти события не имеют. Разве что… ну, конечно же, все дороги ведут к их отцу. Только из-за него Грейс и Пого могли так скрытно вести себя, только он имеет хотя бы смутное понимание того, что произошло с Беном этим утром. Эти мысли не покидают светлую головушку Бена даже в шуме толпы, собравшейся на трибунах. Из-за того, что прямо перед матчем Клаус возжелал сходить на свидание с белым другом, к моменту, когда они явились, зал был заполнен битком. Выбора особого не было: только свободные места, никем не занятые. Оттуда обзор на площадку открывался не самый широкий. Большая её часть была заслонена чужими силуэтами, и приходилось напрягать свою шею, выглядывать с разных сторон, чтобы хоть что-то разглядеть. — Мне наплевать на этот цирк, — слышит Бен слева и поднимает голову, чтобы столкнуться взглядом с Пятым. — А у вас какое оправдание? — Догадайся с четырёх раз, кого мне стоит за это благодарить. Сидящий по правую сторону от него, Клаус надувает губы в попытке показать всю степень своей обиды. Но пробивающаяся на лице усмешка выдаёт его с потрохами. Едва ли его чувства были задеты… — Почему я не удивлён? — вздыхает Пятый, усаживаясь рядом с ними. — Не понимаю, зачем нас заставляют таскаться на эту хрень. — Как ты не понимаешь? — всплескивает руками Клаус. — Здоровый образ жизни! — И это говоришь ты, — поднимает брови Пятый и переводит взгляд на Бена. — А ты что думаешь по этому поводу? — Ну… им нужно создавать видимость большой аудитории, — отвечает он, немного подумав, — а отец поддерживает эту идею из-за наших братьев. — Наших идиотов, — поправляет Пятый и раздраженно вздыхает, — и ради всего святого, Клаус, прекрати прожигать меня взглядом из-за того, что я просто разговариваю со своим братом. Клаус упирается взглядом в свои ботинки, услышав акцент, сделанный на последних словах. Бен думает, что ему попросту стало стыдно. Правда это совершенно не в духе Клауса, о чем Бен непременно подумал бы дальше, если бы не голос в динамиках, объявляющий о начале игры. Во время своего выхода на поле что Диего, что Лютер выглядят мрачнее тучи. — А, уже пособачились, — с пренебрежением замечает Пятый. С первых же минут становится ясен итог игры: их команде суждено победить. Чего ещё ожидать от престижной школы с талантливыми игроками и именитыми тренерами? Однако, зоркий глаз Бена не упускает странного паренька, ведущего себя чересчур нагло и развязно. Он с нескрываемой злобой отталкивает от себя других, швыряет мяч так, что он впечатывается в паркет с громким грохотом. Он не пытается победить, он ведёт свою отдельную ото всех игру. — Вы видите это? — спрашивает Бен, обращаясь к обоим своим братьям. — Кучу потных горячих парней? Или этих красоток в мини-юбках? — первым отвечает Клаус, тем самым вызывая у Пятого и Бена тяжёлые вздохи. — Я не понимаю, Бен, — качает головой Пятый, — из всех возможных людей… именно он. — Не завидуй, — Клаус высовывает язык. Пятый самодовольно усмехается и, скрестив руки на груди, бросается едким замечанием: — Такую удачу и врагу не пожелаешь. — Помолчите. Бен не выдерживает, чем вызывает удивленные взгляды от обоих, не привыкших к такой манере обращения с его стороны. А между тем Бен имеет все права вести себя подобным образом. Для начала перепалка его братьев настолько глупа, что больше походит на петушиные бои. Но важнее этого то, что происходит на поле. Диего выглядит готовым рвать и метать. Он молчаливо переглядывается с нахмурившимся Лютером, и это небольшое взаимодействие между ними явно приводит обоих к некому соглашению. С этого момента они работают сообща. — Упс, мы разозлили Бенни, — виновато разводит руками Клаус. — Говори за себя. Бен устало вздыхает и задаёт интересующий его вопрос, особо не надеясь получить ответ: — Кто этот парень? — Какой-то злюка, — отзывается Клаус, — недотрах на лицо прямо как у нашего Пятого, впрочем да и… Его ухмылочка без слов говорит о «гениальной» идее, влетевшей в голову Клауса. Как правило, подобные озарения Клауса не сулят ничего хорошего и лучше бы придержать их при себе. Но кем же будет Клаус, если начнёт учиться на своих ошибках? — Может быть, вам с Диего помочь друг другу? — обращается он к Пятому. — В отличие от тебя!… — начинает Пятый, но останавливает себя и бормочет: — Прости. Его спутанное извинение звучит как гром среди ясного неба, и Бен, особо не вникающий в их разговор, вдруг обращает все своё внимание на братьев. Их лица выглядят одно сокрушённее другого, что озадачивает его только сильнее. Он растерянно моргает и спрашивает: — О чём вы? — Не бери в голову, Бен, — серьезно произносит Пятый. — Да, Бенерино, ты же не хочешь пропустить ни секунду матча? — хлопает его по плечу Клаус. — Эй, что мистер злюка творит… События на поле развиваются стремительно. Девчонка из их команды подпрыгивает, чтобы поймать мяч, но всего секунда — и из ниоткуда появляется тот сомнительный парень, который грубо толкает её. И она летит через половину зала под обеспокоенное перешептывание притихшей публике. Ударяется об пол и даже со своего места Бен видит, что её рука искривляется под неестественным углом. Напряжение в воздухе только накаляется, когда становится ясно: мяч, застывший в воздухе, влетит прямо в неё. И тогда Диего делает рывок вперёд — все захватывают дыхание — и виртуозно меняет траекторию мяча, забивая его прямо в кольцо. Зал разражается оглушительным воплем. Победа. Виновник все получает замечание от судьи, но продолжает улыбаться шире некуда. Выглядит так, словно чего-то такого он и добивался. Диего, не очень проникнувшийся всеобщим торжеством, видит это. Только Лютер, указавший пальцем на пострадавшую девчонку, удерживает его от жестокой расправы над ублюдком. — Ну и ну! — восклицает Клаус, в числе прочих затаивший дыхание. Бен возвращает свой взгляд на поле, издав протяжный вздох. Среди команды нет ни единого радостного лица, несмотря на благоприятный исход игры. Он разделяет их настроение, испытывая сочувствие к девчонке, ставшей «жертвой» этого придурка. Над ней хлопочет Диего, и ему всеми подручными средствами помогает Лютер. Эта картина вызывает у Бена добрую усмешку: его братья совсем не ругаются. Перед угрозой опасности их команде они оставили разногласия в стороне и сосредоточились на том, что по-настоящему важно. Чтобы кто ни думал, Диего не ненавидит Лютера. Вряд ли я хорошо разбираюсь в людях, но мне кажется, что их соревнование друг с другом больше привычка, нежели нечто серьёзное. Я уверен, что если кто-то из них окажется в беде, то другой, немедля, кинется на помощь. — Не против, если я подсяду? Заслышав звук шагом, Бен был почти уверен, что это Клаус — человек, ставший причиной его одиноких посиделок на лавочке в школьном дворе. Но перед собой он видит свою сверстницу — с неловкой улыбкой, рукой, оттягивающей юбку, и книжкой, крепко сжатой в её ладонях. Бен подвигается, оставляя незнакомке больше свободного пространства. — Ты же Бен, да? — осторожно уточняет она, устраиваясь рядом с ним. Он осторожно кивает. Носить фамилию одного из самых влиятельных людей в мире, в особенности если этот человек — сэр Реджинальд Харгривз, есть самое настоящее проклятье. В школе не переставали шептаться о каждом их вздохе, на улице тыкали пальцем, а дома относились как к неудавшимся экспериментам. Очень редко, когда кто проявлял к ним искренний интерес, продиктованный не выгодой. Почему-то Бен верит, что незнакомка относится к этому меньшинству. Может быть, дело в её схожести с… впрочем, неважно. — Дженифер, — представляется она, приветливо улыбаясь. Потому что мы семья. Делает Бен последнюю запись, прежде чем закрыть свой дневник и сложить его в рюкзак.