Дождливая весна в Крате

Около ста пятидесяти лет спустя. - Мы совершили посадку в аэропорту Дублина. Уверены, что не хотите, чтобы я вызвал вам машину? - Возьму такси. Не беспокойся. - Карло поднялся с кресла, но, передумав, сел. Самолет еще доруливал, маленький частный борт огибал своих больших пассажирских собратьев. - Останься здесь. - Я бы хотел пойти с вами. Мастер Карло, ваше состояние вызывает у меня обеспокоенность. Последний год мы только и делаем, что мотаемся по миру. Вы видели расходы за два последних финансовых квартала? - Разве мы не можем себе это позволить? Терпим убытки? - Конечно, нет, но все же мне было бы проще быть вашим дворецким, если бы я знал, что вы хотите этим всем добиться. Вы всегда молчите, а я не спрашиваю. Но знайте, что со мной можно поделиться. - Я... ищу Джанджо. - Карло посмотрел в темное стекло иллюминатора. - Если не ошибаюсь, господин Парацельс сказал, что не желает вас видеть до истечения срока? - Да, но вдруг он не имел это в виду настолько буквально. - Не понимаю. - Он мог преувеличить. - На мой взгляд, звучало весьма убедительно. - В этом и есть смысл лжи. Уверен, что тебе обещали, что никогда не выкинут. И вспомни, где я тебя нашел, Пульчинелла. - Увы, потомки господина Вениньи оказались не столь благородными людьми, как он сам. Но вы с госпожой Монад успели вовремя. Я глубоко признателен. И все же. Почему вы думаете, что господин Парацельс в Дублине? - Я изначально совершил ошибку. Искал его там, где, как думал, он может быть, но нужно было действовать от противного. Он наверняка там, где никто не ожидает, и делает то, что никто не ожидает. - Например? - Пьёт вино в одном из баров? - По моим подсчетам в Дублине их 251, я так понимаю, в ближайшие дни вас не ждать? - Если он в городе, я найду его. - Мимо них прошел второй пилот, кивнул Карло, открыл дверь. Можно было отправляться. - София дала мне некоторые наводки. С тех пор как залежи эрго иссякли, ее силы тоже почти ушли, но она все еще чувствует таких как мы, перерожденных с помощью эрго. - Но что, если... он не лгал? Карло останавливается у трапа, натягивает на голову капюшон ветровки - в Дублине холодно несмотря на лето. Слова Пульчинеллы неприятно отдаются в груди. - Значит, полетим домой. ** Они расстались около пятидесяти лет назад, Карло тогда не понял, почему. Однажды Филипп посадил его перед собой, взял за руки и сказал, что им нужно сделать перерыв. И это не показалось вначале чем-то страшным, они и так могли не видеться по полгода и дольше из-за своих дел. Но, когда прозвучал срок в полвека, Карло совершенно растерялся. Совсем недавно отгремела ещё одна мировая война и только-только все начало налаживаться, словно рассвет после самой черной ночи. И вдруг Джанджо говорит, что Карло придется идти дальше без него и нет никаких доводов, чтобы переубедить его. В то время они жили в Соединённых штатах, как и многие, кому повезло сбежать от войны, Филипп почти сразу уехал, а Карло остался. Он занялся тем, чем только мог любой другой на его месте - саморазрушением. Благо, в Штатах были самые благодатные время и обстановка для этого, и он пустился во все тяжкие в тщетной надежде выпустить из себя всю ярость. Вечеринки, наркотики, беспорядочные половые связи не так плохо работали, если не делать между ними перерывы. Так пронеслось десять лет, а потом его нашла София. Как она узнала, он так и не выяснил, просто однажды открыл дверь номера в отеле, а там она, словно они никогда и не расставались: высокий свитер, ботиночки, перчатки - ей в теле марионетки было сложнее быть вечной, чем им с Джанджо. Она помогла ему пережить еще несколько лет и, наконец, понять, почему его оставили одного. Одиночество должно быть частью каждого вечного, плата за их долгую жизнь, а еще, но это думает София, Филипп ужасно боится, что сам не сможет потом без него. Они вместе вернулись обратно в Европу, отправились в Крат, который уже был мало похож на себя, но скоро Карло уехал и больше не задерживался нигде дольше полугода. До конца их перерыва оставалось еще тридцать лет. Сейчас он шёл по Дублину, зная, что срок еще не вышел, но оставшиеся месяцы это просто цифры. Он усвоил все уроки, он уверен во всем, и если только Джанджо тоже уверен, то пора прекратить этот перерыв. Он шел по центральным улицам, открывал двери баров и тут же закрывал, уверенный, что почувствовал бы. И почувствовал. Здесь, здесь, среди толкачеи и острого запаха снеков. Карло видит его сразу, сидит у стойки, затылок открытый, нежный, небрежно собранные волосы заколоты крабом. Он ищет Джанджо по всему миру, а он здесь, пьет свое красное полусухое, которое Карло терпеть не может. Карло стоит позади него долго, его толкают, а у него нет никаких сил извиняться, Филипп явно чувствует его, эрго в его сердце, но не поворачивается. Но в конце концов это происходит, и Джанджо отталкивается от стойки, теперь они лицом к лицу. - Здравствуй. Тебе нечего здесь делать. Я сказал пятьдесят лет, они еще не истекли. - Да, там еще где-то три месяца, они обязательны? Можно чуть пойти навстречу, за хорошее поведение? - Ты год меня преследовал, думаешь я не знаю? Так о каком хорошем поведении идет речь? Может, продлить еще лет на десять? Карло скрипит зубами, отступает на шаг назад и тут же снова подходит, подталкиваемый локтями. Пожалуйста, пожалуйста, можно он уже просто подойдет, обопрется ладонями о колени Филлипа и поцелует его. Можно? Можно? - Это на что-то повлияет? Ну давай я приду сюда еще через десять лет, я же все равно буду приходить, никуда не денусь. Что ты думал, что отпускаешь меня? И дальше я буду свободен? А с тобой разве не был? - Это не навсегда. Ты должен был понять именно это. - Да, ты говорил мне это же, когда мы уезжали из Крата в первый раз, и ещё через двадцать лет, и еще через сорок. А вдруг ты ошибся, и навсегда? - Ты все еще ужасно наивный, чуть менее наивный, чем марионетка, которую я встретил у собора, но все же. - Джанджо уже сдался, причина, по которой он сбегал, была не в Карло. А в нем самом. Они были вместе так долго и он стал так пугающе зависим, что отгородился этим перерывом. Только он не ожидал, что прошедшие пятьдесят лет будут так тяжелы. - Хочешь, чтобы мы снова были вместе? - Каждый чертов день, - Карло наконец чувствует, что может, и сжимает пальцами тонкие колени Филиппа, цепко, больно, он искренне надеется, что это больно. - Я этого хотел, просыпался, а тебя нет, и ничего нельзя сделать. Жить. Терпеть. Скажи, что все закончилось. - Скажу, но. Ты должен понимать, что теперь все серьезно. - Для меня и раньше так было. - Карло шепчет в губы. Кто-то на них косится, много людей. Как же плевать. - Станешь моим. - Всегда был. - Теперь всерьез. Хочу, чтобы каждый проклятый кварц в твоем сердце был моим, каждая мысль в голове, каждая дрожь в теле. Карло улыбается так широко, что это почти уродливо, кажется он ждал этого все эти сто пятьдесят лет. Ждал, когда Джанджо перестанет относиться к их отношениям как к случайному мимолетному стечению обстоятельств. Еще через двести он точно скажет, что любит его, наверняка. - Договорились. Но тогда ты тоже мой. Карло тащит Джанджо за ворот рубашки, поднимает со стула, смотрит в глаза, читает в них ответ. И у него даже находится пять секунд, чтобы вытащить купюру и кинуть куда-то в сторону стойки. Дальше они уже на улице, дверь еще не закрылась, а Карло целует его, жестко, как никогда раньше. Рядом кто-то бормочет и, кажется, сверкает вспышка на телефоне, если, конечно, это не молнии под веками. Но тем не менее Карло чуть отстраняется, сжав пальцами затылок Джанджо, он прячет его лицо у себя в плече и оглядывается. Никому вроде бы нет до них дела, и это к лучшему, на камеры и фото лучше не попадать. Давно усвоено. - Живешь где-то рядом? - Снимаю пару комнат под крышей, у одной почтенной леди, кажется, она думает что я студент. - у Филиппа голос дрожит, он тянет за шнурки на капюшоне, стягивает его у Карло с головы. Он так скучал по этим жестким белым волосам. - Показать? - Да. Веди. И они идут полквартала просто рядом, цепляясь разве что локтями, и даже от этого ток по позвонкам - как по проводам. Две комнаты наверху - это огромный пустой лофт, лифт-клетка, кодовый замок на двери, код - год их встречи, год, когда Карло стал человеком. Внутри сумрачно, окна во всю стену, и только уличный свет дает все рассмотреть. Ох уж эти кресла мешки, дизайнерские столики причудливых форм и кровать из деревянных поддонов и матраса за чудовищные деньги. Филипп наливает воды на кухне, делает глоток и ставит на столешницу, не видя, но зная, что Карло подходит ближе, пока не останавливается у него за спиной. Он опускает руки, когда с его плеч тянут длинный кардиган, позволяет сбросить его на пол. Карло оттягивает воротник рубашки чуть назад, ловит новый запах, пытается разложить его парфюм на ноты. Он никогда в этом не был силен, и выхватывает только черную смородину, недоспелую, кислую, забивающую нос. Ему нравится. Он разжимает краб, волосы рассыпаются по плечам, они пахнут слаще, на ум приходят отчего-то маки, целое поле алых цветов, разбитых прошедшим дождём. По очереди Карло берет запястья Филиппа, ловко, привычно расстегивает запонки, он столько сотен раз это делал, кладет их на столешницу. Сжав плечи Джанджо, он подхватывает его второй рукой под колени и поднимает, как всегда без усилий несет на кровать. Укладывает на нее, сам утопает коленями в матрасе, берет руки Филиппа в свои, целует ладони, каждую линию, кончики пальцев. - Ты не против, если ты сегодня просто полежишь? Я так долго тебя не касался, мне очень нужно. - И что думаешь делать? - Филипп сладко потягивается под ним и закидывает руки за голову, полностью открываясь. - Дышать тобой, любить тебя, - Карло потянулся скинуть с него мокасины, бросил их на пол, обхватил пальцами щиколотки. - Взять тебя. Не против? - Ну ты же сказал, что я теперь твой. Бери. Джанджо прикрывает глаза, но сквозь ресницы видит, как Карло тяжело сглатывает. Раньше он ему тоже многое позволял, многое, но не все, а сегодня отдастся подчистую. От этой мысли у Филиппа сладкой судорогой свело поясницу, позвоночник выгнуло и Карло положил ему на живот ладонь, словно хотел поймать ее отголосок. Очень быстро Джанджо пожалел, что обещал сегодня просто лежать. Как это вообще можно спокойно выносить, не проехав при этом головой? Карло расцеловывал его кожу, а затем кусал, сжимал зубы так, чтобы вот-вот стало больно, но отпускал за секунду до боли. Раньше Филипп попросил бы так не делать, сейчас еле держится, чтобы не попросить сжать сильнее, чтоб пронзило и можно было утром провести по красным, может, даже с кровоподтеками следам, соединяя их, как соединяют звезды на небе в созвездия. Карло переворачивает его, мягкое белье с почти стершимся запахом вишневого кондиционера приняло его влажное от пота лицо. Он даже подумал, что матрац заглушил бы, если бы Филипп застонал. Но не если, а когда, и ни черта не заглушает, как выяснится совсем скоро. Пальцы внутри выбивают первый, он такой, очень удивленный. Сначала кажется, что больно, но потом он понимает, что это не боль, а напряжение, которое скручивает его поясницу. Он ничего не контролирует, смотрит перед собой в серую стену и не видит ее. А когда Карло наконец входит, его размазывает по кровати как сливочный сыр по тосту, он еле удерживается на дрожащих коленях и это скорее благодаря чужим рукам, крепко сжавшим его бока. Джанджо ловит себя на маленьких достижениях. Что он стонет не каждый толчок, а только на самых глубоких и сладких. Что Карло лихорадит так же, как его. Что он до сих пор не кончил, хотя находится уже на такой грани, чтобы переступить через которую нужен даже не шаг, крошечное движение. И это движение делает Карло. Жестко сжав бедра Филиппа, он натягивает его так глубоко, что тот хрипит, и ловит первый взрыв внутри. Каждая судорога для него реально как взрывы петард, он уверен, что воет, но на деле ему на это не хватает воздуха. Джанджо просто лежит, глаза широко открыты, но он почти ничего не видит, кроме кромки верхнего века, так сильно они закатились. Карло медленно выскальзывает из него, дает осесть всем телом на постель, и спустя минуту Филипп чувствует влажные капли на пояснице. Он даже хочет сказать что это крайне мило с его стороны, но язык не шевелится, а потом становится слишком лениво. - Эй, - Карло приподнимается рядом на локте, отводит свободной рукой волосы с лица Джанджо, тот с трудом фукусирует на нем взгляд. - Нормально все? - в ответ даже не кивок, только ресницы чуть опускаются. - В душ пойдем? - Ни на какие подходы я сейчас не способен. - Голос хрипит, сорвал, похоже. - Могу отнести. - Я бы сказал, что ты обязан. Карло смеется, поднимается с кровати и, обойдя ее, подхватывает Филиппа на руки. Синие глаза такие влюбленные, Джанджо раньше пугало это, но больше нет. - Я готов носить тебя хоть вечность. Филипп не знает, но он так же влюбленно улыбается в ответ. И говорит то, что Карло отныне будет считать признанием. - Меня это устраивает. Конец.