Панорамные окна

Она начала привыкать. За дней пять буквально у них сложился мало-мальский, очень своеобразный быт. На второй день Сергей очень быстро организовал переезд из старой съёмной квартиры: нанял локеров, уже к вечеру их с Левой вещи приехали в его квартиру, аккуратно запакованные в подписанные коробки. «Игрушки». «Кухня». «Одежда». Семь лет жизни уместились в несколько аккуратных картонных коробов. На третий день мужчина сам встретился с хозяйкой, уладил вопрос с оплатой, Алена подозревала, что «залог», который якобы ему вернула арендодательница — чистая фикция и очередная попытка всунуть ей лишних денег. Но спорить не стала, почему-то уже не хотелось. Было немного грустно, что сама не смогла попрощаться с тем местом, которое долгое время считала своим домом. А может, и к лучшему это — никаких нервов со сборами и никаких лишних сомнений. Из мебели решили забрать только Левину кровать и шведскую стенку, которые заняли своё место в бывшем «кабинете». Теперь это была «детская». Вещи пока теснились в кладовке, их некуда было разбирать, но уже на следующей неделе Сергей и Алена собирались переделывать это помещение в гардеробную, заказали туда систему хранения и огромное зеркало, а еще новые полочки и даже детский письменный стол с креслом в комнату сына. «В школу же скоро», — заметил Сергей, «Да и рисовать, раскрашивать будет удобно». Алена пропустила эту претензию на будущее мимо ушей и позволила ему потратиться на мебель. Все выглядело так, словно они решились обосноваться здесь насовсем, хотя Алена со свойственным ей упрямством каждый день просматривала объявления о сдаче жилья и рассылала портфолио на вакансии журналиста или копирайтера. Ей было спокойнее думать, что скоро найдётся и работа, и другая квартира, хотя, с каждым днем, уезжать хотелось все меньше. Усталость брала свое. И за это она на себя страшно злилась. Казалось, жизнь скоро даст ей пиздюлей за такое наплевательское отношение к будущему. Алена привыкла к этому порядку еще в детстве: если сегодня тебе очень спокойно и хорошо, то завтра стоит ожидать настоящего пиздеца. Обычно, правда, пиздец приходил со стороны мамы. Той как будто претило чужое счастье, особенно, если счастливой чувствовала себя дочь. Если Алена приходила в хорошем настроении с тренировки — дома ее ждала гневная выволочка за бардак в комнате или в шкафу. Если отдыхала дома — ей тыкали в неудачи на тренировке. И так во всем. Отпуск мама портила напоминаниями о потерянной форме и набранном весе. Удачные выступления — ворчанием «не зазнавайся, впереди еще много работы». Дружбу с Аней комментировала: «Нельзя дружить с соперницей по льду». Ее хвалили редко, а наказывали часто, требовали много, а вознаграждали скупо и неохотно. Это очень крепко засело внутри: ей нельзя быть слишком счастливой. А сейчас она чувствовала себя неприлично счастливой. На столе благоухал вчерашний букет — лиловые гортензии. Лева вручил их вечером, когда отец привёл его домой с тренировки. Сказал: — Серёжа купил тебе букет, мама, но он боится, что ты выбросишь его на помойку. Он сказал сказать, что это тебе от нас от всех! От твоих мальчиков! — Лева, ну зачем рассказывать-то было! — Серёжа смеялся, но уши у него зарделись от смущения. Аленка хихикала тоже. Только сын беспокоился: — Ты только не выбрасывай, мам, цветы капец какие дорогие! — Сыночек, ну кто ж подарки выбрасывает! — поспешила успокоить ребенка она, — Сейчас найдем вазу, поставим красиво… — А мы и вазу купили! — радостно объявил ей Лев. — Вот, — сконфуженно улыбнулся Сергей, протягивая коробку в подарочной упаковке. Алена приняла и вазу. А потом этот козел вручил ей третий по счету презент. — Ты сейчас просто охренеешь, мам! — Лева от нетерпения разве что из штанов не выпрыгивал. Она хотела было отругать сына за плохое слово, но и правда — охренела. Под бумагой с розовым бантиком оказалась коробка с новехоньким макбуком. — Я не приму, — сразу заявила Алена, протягивая подарок обратно, — Верни, откуда взял. — Нельзя вернуть, — с невозмутимым видом возразил Сергей, — Исправный технически сложный товар возврату не подлежит. — Мам, ну чего ты… — расстроился сын. Мать не обратила на нытье ни малейшего внимания. — Что ты лепишь мне! Коробка даже не вскрыта! — А без разницы, деньги все равно не вернут. Максимум — обмен. Так что если тебе цвет не нравится, ну, или модель, можем поменять… Разумеется, на ту же сумму или с доплатой, — Розанов так противно ухмыльнулся, что захотелось его чем-нибудь треснуть, — Что ты бесишься, я не понимаю, у тебя ноут после потопа проще выбросить, чем починить! Я вообще, как лучше хотел… — Спасибо, — она силой всучила мужчине коробку, — Делай с ним, что хочешь, а мне — не надо! С этими словами Алена развернулась и ушла в спальню. Из коридора доносились тихие ругательства Сергея и звуки хлюпающего носа — это Левуш, видимо, принял все произошедшее слишком близко к сердцу. «Ничего, я ему потом все объясню!» — решила она. В конце концов, ребенок должен когда-нибудь понять, какие подарки принимать уместно, а какие — нет. Она вышла из комнаты спустя несколько минут. В коридоре уже было тихо. Злополучная коробка лежала на обувной полке в разорванной бумаге. Сверху вяли гортензии. Алена их пожалела — ну, не пропадать же цветам! Распечатала подаренную вазу, наполнила водой и поставила букет на обеденный стол. В гостиной тоже было пусто. Сергей, наверное, успокаивал Леву в его комнате. — Вы ужинать будете? — громко спросила она. Ответом было молчание. — Есть будете или нет? — еще громче повторила Алена. В ответ — ни звука. Теперь все это походило на целенаправленный игнор. Спустя минуту из комнаты сына выглянул Сергей и сообщил: — Он есть отказывается. — Что за фокусы? — возмутилась девушка. — Говорит, что не хочет. Обиделся, наверное. — Ну, не хочет — так не хочет, — махнула рукой Алена и, повысив голос, так, чтобы Левушу было слышно, добавила, — Между прочим, там его любимая картошечка с сыром и куриными котлетками. Судя по тому, что Лева так и не подал признаков жизни, он действительно всерьез обиделся. Зато Розанов на отсутствие аппетита явно не жаловался, как миленький уселся за стол. Накладывая еду в его тарелку, она очень сожалела, что не запаслась для такого дивного вечера цианистым калием или, на худой конец, слабительным. — Блин, язык откусить можно, как вкусно! — похвалил он, едва попробовав первый кусочек. — Не для тебя старалась! — мрачно отрезала Алена. Она была в легком замешательстве, раздумывая, как бы ей поговорить с сыном, какие слова для него подобрать, чтобы он смирился с тем, что нового ноутбука у мамы не будет. — Вообще не понимаю, с чего он так обиделся? — она невольно выразила свое недоумение вслух. — Он, между прочим, свою копилку раздербанил, — Сергей сообщил об этом таким тоном, словно этот факт вообще ничего не значил, — Очень хотел купить тебе новый ноутбук, переживал, что мама не сможет работать. Я, конечно, добавил от себя… — Сколько ты добавил?! — возмутилась девушка, — Тысяч сто? Много ль там у него было? Почему вообще сразу не сказал? — Да ты слова вставить не даешь! Сразу — не возьму, верни… В общем, ноутбук пришлось оставить, извиниться перед сыном… В конце концов, она знала, что Лева очень дорожил своими маленькими накоплениями. Что-то ему дарили на день рождения, что-то он даже сам зарабатывал, когда выступал в шоу в массовых детских номерах. Он очень вдумчиво выбирал, куда пристроить свои денежки, а тут — все отдал. Для мамы. Как бы сильно ей ни хотелось отвергнуть чрезмерно дорогой и обязывающий подарок Сергея, а пренебречь даже копейкой, которую сын оторвал от сердца и вложил в благородном душевном порыве, она не могла. «Ну и пусть дарит!» — рассуждала она про себя на следующий день. Лиловые гортензии согласно кивали. «Я хотя бы чувствую себя женщиной!» Никогда раньше ей не было так свободно и так хорошо. В какой-то момент она даже перестала тревожиться за Лёву, проверять телефон каждые пять минут, вздрагивать от звонков. Сын вел себя вполне прилично, Сергей усвоил урок и больше не кормил его сладким, в целом, эти двое прекрасно ладили друг с другом и на тренировках, и между ними. Алёну беспокоило только то, что Лева с каждым днем привязывался к отцу все сильнее, обожал его всей своей детской душой, ходил за ним, как хвостик, все чаще отказывался спать в своей постели, то к ней просился, то к Сергею, выдумывал какие-то нелепые ночные страхи… Ребенок казался одновременно счастливым и встревоженным, нервно перегруженным, наверное, сказывался переезд, новая обстановка, новый человек в близком окружении — все вместе давало вот такой эффект. Конечно, ему нужно было ко всему адаптироваться, привыкнуть. Пока он до сих пор писался кипятком от папиной машины и перед каждой поездкой просился в ней порулить. И новая комната его приводила в неописуемый восторг, и вид из окна, и множество лифтов в подъезде — он каждый раз, по словам отца, оббегал всю площадку и нажимал все кнопки вызова. А уж когда в холле первого этажа, возле стойки консьержа, появилась огромная елка… — Давай уже украсим дом, а? — предложил Сергей, — Он залипает там каждый раз, мне уже неудобно перед консьержкой… Как будто мой ребенок в жизни ни одной елки не видел! Алена от вопроса немного подвисла. Согласиться — значит, подтвердить свое намерение провести праздники здесь. Почему-то это ее смущало, странно, если учесть, что на дворе стояло 20 декабря. Не рассчитывала же она, что за пару недель до Нового года сумеет найти и квартиру, и работу, и повод съехать отсюда? — Я завтра могу с вами поехать на тренировки, — попробовала перевести тему она, — Чувствую себя лучше. — Как хочешь, — пожал плечами мужчина, — Можешь и к обеду приехать, днем его свозишь по делам, и домой. Остальное меня уже не особо напрягает. С елкой-то что? Лучше с ним поехать выбирать или сюрприз сделаем? — Не знаю… — съехать с темы не получилось, пришлось пустить в ход неопределенность, — Не рано ли вообще? Давай потом, на выходных, может… — Да почему рано-то? — не отступался мужчина, — Толку покупать эту елку, если она стоять будет неделю праздников? Только возня. — Ну, может, тогда и не надо, — пожала плечами Алена. — А атмосфера? А праздник? Он же ребенок! Сказать бы ему, что никогда в жизни она ничего дома для сына не украшала! Сил не хватало. Ну, не из тех она мамаш, которые и костюмчик на утренник смастерят, и адвент-календарь своими руками сляпают, и в Снегурочкой оденутся, и весь дом мишурой завесят? Новый год они с Левой обычно проводили у Щербаковых на даче, с Аней, Даней и родителями и сестрами Ани. Потом начинались шоу — Лева отправлялся, опять же, в гости, или торчал с ней в подтрибунках. Но Алене всегда было стыдно признаваться в таком. Это все равно, что оставить под распиской «Я плохая мать» свой автограф. — Ладно, — нехотя согласилась она, — Пускай будет сюрприз. И этот долбанный мужчина, который восемь лет назад уверял ее, что он «не такой», до часу ночи показывал ей совершенно одинаковые на вид елки из всяких гипермаркетов для дома. Аргумент «да закажи уже какую-нибудь, и давай пойдем спать» во внимание не принимался. А потом он заснул. На ее (формально на своей, конечно) кровати. Поверх покрывала, в одежде и с телефоном в руке. Будить его было жалко. Недолго думая, Аленка пристроилась рядом, осторожно поднырнув под одеяло с другой стороны. Утром ее, конечно, никто не разбудил. То ли Сергей вообще не услышал о ее намерении вернуться к рутинным задачам после болезни, то ли решил, что они уже договорились, что она будет забирать сына в обед. В любом случае, она собралась и поехала в Хрустальный. Приехала где-то к середине первой ледовой тренировки — рановато, конечно, для обеда, но… Оно того стоило! Как же на нее смотрели теперь матери Маш, Саш, Ян, Милан и кто еще там был у них в группе… Просто сжирали глазами, полными чёрной зависти! Конечно же, они не могли не заметить, с кем ее ребенок теперь приезжает на тренировки. Если помножить это на то, что сын, по словам Сергея, был лучшим в группе… О, да. Раньше ее просто презирали, а теперь — люто ненавидели. Во-первых, Алена была уверена — все разведенки пускали слюни на Розанова, он, сволочь, красивый, на приличной машине, вежливый и немного высокомерный, секс, короче, ходячий. Счастливые жены, может, и не слюнявили на него, но присутствие в группе сына тренера явно никому не могло понравиться. Во-вторых, сам факт того, что Лева делал успехи в прыжках и катании, был вполне обоснованным поводом для общего недовольства мамочек. Алена прошла мимо шепчущихся мам ангелочков с гордо поднятой головой, еле сдерживаясь от того, чтобы не сложить на пальцах обеих рук неприличный жест. — Рассказывай давай! — откуда-то возникла Даша, и начала шептать ей прямо в ухо, — Ты не представляешь, что тут про тебя говорят, ядом захлебываются! — Я же писала, мы пока временно к нему переехали, — отмахнулась от подружки по скамейке Алена, одновременно пытаясь найти среди шныряющих по льду детей сына. — Не ищи, он его выгнал, мою тоже, — помогла Даша, — Во-о-н там, двойные скачут на скакалке, — она махнула рукой куда-то за каток, и, прищурившись, Аленка заметила темную головку Левуша. — За что это? — нахмурилась она. — Подрались опять, — подруга сказала это так беззаботно, точно это каждый день у них тут происходит. — В смысле — опять? — А, ты не в курсе? У нас тут каждый день война. — Мне ничего, видимо, не рассказывают, — ответила Алена. «Убью обоих!» — пронеслось в голове, — «Все хорошо у них! Без происшествий!» — Да ты не парься, просто нравятся друг другу, а дружить пока не умеют, — она могла только позавидовать такому легкому отношению. — Что ты употребляешь, а? — с подозрением спросила она, — Какие транквилизаторы? Даша рассмеялась: — Вейп курю тайком. Прибухиваю. Мужу на мозги капаю. Иногда бросаю на него дочь, и уезжаю на весь день. Еще насылаю поносные порчи на мам спокойных детей, которые учат меня, как воспитывать моего в жопу ужаленного ребенка. А ты, кстати, болела или на курорте отдыхала? Выглядишь хорошо. — Я реально болела… — Даша закивала ей в ответ очень усердно, настолько старательно и сочувственно закивала, что Алена сразу поняла — она ей не верит. — Ну, на самом деле, я дня три реально болела, — призналась она, — А потом на маникюр записалась. И на волосы. И к косметологу сходила. И спала, как кошка. Господи, почему нельзя всегда так жить! — Все, прекращай, я уже завидую! Так и хочется сесть во-он на ту скамейку, держу пари, они тебя там просто проклинают. — Да ради бога, че. Я в следующий раз надену что-нибудь более откровенное. — Не надо. Твоему и так грозит кривошея. Розанов и правда то и дело на нее оборачивался. Алена каждый раз кокетливо ему улыбалась, даже помахала немного — очень уж ей нравилось думать, что у остальных мамаш от этого только усиливается нервная изжога. В конце тренировки Сергей все-таки позволил Лёве вернуться на лед, чтобы прогнать программу. Ну и тут уже самой Алене пришлось пережить приступ нервной изжоги: сын заметил ее, явно обрадовался, но, как и любая эмоция, радость его была безразмерна, всепоглощающа, захватила собой все его сознание — поэтому половину своих связок Левуш благополучно забыл, прыжки завалил, музыку, кажется, вообще не услышал, закончил не в такт, да еще и грохнулся на задницу из финальной позиции. Ну, и расплакался, конечно, потому что понял, что сейчас получит пиздюлей от тренера. Алене одновременно хотелось провалиться сквозь землю от стыда, еще ее распирало любопытство — как себя поведет Розанов, потому что лет эдак двенадцать назад он бы покрыл за такой прокат трехэтажными выражениями, ну, и, конечно, все ее материнское нутро жалело сына до слез и требовало срочно увести его со льда, по дороге убив каждого, кто осмелился бы повысить на Лёву голос. — Куда ты смотрел?! — разносился над ледовой ареной голос Сергея. Дети уже разбегались со льда кто куда, тренировка закончилась. Сын хлюпал носом, обуваясь на скамейке у катка. Аленка спешила к нему с другой стороны арены, с любопытством вслушиваясь в разговор. — Мама пришла, ну и что? Все? Амнезия? Ноги не держат, голова в отключке! Самому обидно! Конечно! — выдал очередную гневную тираду тренер. «Смотри-ка, выражения выбирает!» — подумала мать. Она все-таки убедила себя не бросаться грудью на амбразуру, защищая ребенка. В конце концов, накосячил — получи, а как иначе? Все, Лев, я даже разбирать твои ошибки не буду. Вечером перекатаешь, сделаешь нормально, — мужчина ободряюще похлопал Левуша по плечу, — Умойся, посморкайся, попей водички. Как переоденешься, приходи в тренерскую. Поедим, отдохнем и поедем по делам. Ладно? — А мама? — жалко всхлипнув, спросил сын. — Тебе помочь, Левуш? — тут же вклинилась она. — Я сам, я большой уже, — нахмурился тот, — И оденусь сам. Раньше бы ее порадовало проявление самостоятельности, а сейчас… Алена почувствовала себя лишней. Даже ощутила внутри прилив то ли злости, то ли ревности, как будто Розанов встал между ней и сыном и что-то поломал в их отношениях. Раньше она знала о Леве все, а теперь, оказывается, он научился сам одеваться, дерется с какой-то девочкой, а она, его мама — ни сном об этом, ни духом. — Давай хотя бы коньки расшурую… — Я сам, ну мам, я же не маленький! — запротестовал Левуш. Алена проводила его в раздевалку растерянным взглядом. А Сергей принялся ее отчитывать: — Ну, что вот ты пришла без предупреждения? Знаешь же его! — возмутился он, — Пойдем, подождём там. Она еле поспевала за мужчиной — он, по обыкновению, шагал размашисто, еще бы, с такими-то огромными ножищами! — А ты не хочешь мне рассказать, что он тут каждый день какие-то драки затевает? Алена чувствовала себя как-то несуразно рядом с ним: чуть ли не бежит, понимаете ли, вопросы задаёт, задрав голову… — А что тут рассказывать? — Сергей остановился, снисходительно посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся, — Ему нравится девочка, он хочет с ней дружить, а она все время задирается. Никого не напоминает? — Я тебе не девочка! — оскорбилась она. — Ну, разумеется! — расхохотался он, и снова зашагал, а ей снова пришлось почти бежать, — Ты заноза в жопе, Косторная! Больше всего на свете Алене хотелось подпрыгнуть и огреть его по голове чем-нибудь тяжёлым. Она несла в себе эту идею до самой тренерской, даже собиралась ее осуществить — найти у Дани папку потяжелее, и… Но, войдя в помещение, сразу отвлеклась. — А ты что здесь делаешь? — вместо приветствия, удивилась она. За столом сидела Аня и с самым счастливым выражением на лице перебирала какие-то бумажки. — Нервы мне мотает… — печально отозвался сидящий на диване Даня, — Выписалась, клялась доктору, что будет соблюдать домашний режим… — Я соблюдаю! — бодро возразила Щербакова, — Ем, сплю, принимаю таблетки! — А снижение уровня стресса? — возмутился хореограф, но как-то не очень активно, так, словно этот спор длится у них не первый день и все свои и ее аргументы он уже давно выучил наизусть. — У меня стресс от больничной палаты! — парировала Аня, — А здесь — никакого стресса, только любимая работа! — На Чемпионате России тоже никакого стресса, да? Ты поэтому тайком от собственного мужа купила билет на поезд? — Даня бросил на Алену вызывающе-умоляющий взгляд. Он означал что-то между: «Ну смотри, какова засранка!» и «Помоги мне, встань на мою сторону, ну пожалуйста!». — Ань, ну туда ехать и правда как-то чересчур… — заметила Алена. Щербакова аж задохнулась от возмущения: — Ты моя подружка или его?! — Она за тебя переживает! И я переживаю! — Глейхенгауз чуть оживился, чувствуя поддержку. Но Аня не была бы Аней, если бы не держала в рукаве козырный аргумент: — Знаешь, самый большой стресс у меня от того, что ты разбил машину! Хуже этого уже ничего не будет! — О, ты все-таки сказал ей, — хихикнула Алена. — Мне пришлось, — вздохнул Даня, — Она вчера выписалась, машина еще в автосервисе, ну, что я должен был сказать? — Поцарапали на стоянке, а ты не хотел, чтобы она расстраивалась, отвёз сразу в сервис, — встрял в разговор Сергей, — С фантазией совсем беда, я смотрю. — И еще неделю там будут какой-то царапиной заниматься, да? — с сарказмом уточнила Аня, — Я ж не дура совсем! Алена не упустила возможности подколоть мужчину: — Зато Сережа у нас эксперт, по тому, как правильно фантазировать и врать женщинам! — Ложь во благо не считается, — возразил тот. — Считается-считается! — почти в один голос сказали Алена и Аня. Даня развел руками: — Женщины! Ты о них заботишься, оберегаешь, а они… — А они хотят, чтобы ты правильно заполнял документы на спортсменов! — в несчастного Глейхенгауза полетела бумажка от преисполненной праведного гнева жены, — Сколько раз говорить: у Аксеновой фамилия через ё с точками! И тут, тут не Софья, а София! А говоришь, не надо тебя контролировать, и это я еще на тренировку не вышла! Ой! — Аня резко остановилась в своем бурном проявлении эмоций и схватилась одной рукой за живот. — Что такое, Анечка? — вскочил на ноги Даня. — Да колика просто! — успокоила его она, — У меня от твоего ребенка все время живот вздувается. — Шла бы ты домой, в самом деле, Ань, — сказала Алена, — Сейчас пока есть возможность отдохнуть, поспать нормально. С животом большим уже херня, а не сон, а с ребенком — вообще треш. Твой сын два года не спал вообще! — упрекнула она Розанова, словно он один был в этом виноват. — Чей сын не спал? — полюбопытствовал Левуш, который вошел незаметно для всех, — Привет, тетя Аня. Как твой животик? Не болит больше? — Не болит, Лев, привет. Только растет, — улыбнулась она. — Кушай поменьше, — посоветовал тот с видом знатока. Взрослые дружно рассмеялись, Лева начал возмущаться — он не видел в своих словах ничего смешного. Алене пришлось объяснять ему, что тете Ане диета не поможет, что живот у нее все равно вырастет, потому что в нем поселился малыш и совсем скоро он станет очень большим. Лева недоверчиво пощупал тетю Аню, потом пытался просветить фонариком на телефоне ее живот, потом прислонялся к нему ухом… В общем, они все прекрасно и весело провели время до начала тренировки старшей группы. Потом Аня и Даня ушли, Розанов смылся по каким-то «своим делам» — Алена предполагала, что он был просто счастлив отвязаться от Левы, а она осталась с сыном и еще полчаса пыталась его убедить, что он тоже когда-то проживал в ее животе. Каким-то образом ребенок умудрился обнулить в своей голове все ее предыдущие рассказы на тему «откуда берутся дети» и все фотографии, на которых она была беременна, хотя их он, разумеется, видел тысячи раз. — Нет, мам, не может этого быть! Я в тебе бы просто не поместился! — в конце концов, заключил Левуш.